Серая мгла распласталась над долиной. Вдалеке, за синеющими отрогами гор, подпирающими своими вершинами светлеющий небосвод, всходило солнце. Ещё не упали на землю его первые лучи, не пропели петухи своим гортанным кличем очередную земную побудку, и коровы не собрались в стадо, чтобы завести свою ежеутреннюю какофонию, густо замешанную на сиплом треньканье бо;тал и нестройном хоровом мычании.
Стояла предрассветная тишина. Терпкий запах сирени разлился удушливой волной, вползая украдкой в открытые окна домов, в загоны, баньки и сараи, нависая пахучим маревом над ро;сными огородами. Природа замерла в ожидании грозы. Где-то за таёжной глухоманью вспыхивали редкие зарницы, то – отдаляясь, то – приближаясь к деревне.
Вовка спал, мирно посапывая носом и неловко раскинув руки. Подушка свалилась на пол, стёганое ватное одеяло сбилось и лежало в ногах бесформенной кучей. Капельки пота выступили на лбу и щеках паренька, будто прошёл слепой летний дождик и застыл мелкими блёстками на загоревшем мальчишеском лице. Мерное сопение, слившись в единый ритм с тиканьем настенных часов-ходиков, создавало единую музыкальную композицию, название которой – Детство.
– Вовка! Вов! – раздался тихий вкрадчивый голос и, спустя мгновение, в окошке показалась большая белобрысая голова соседского мальчугана Васьки.
Ловко запрыгнув в комнату, мальчишка присел на край кровати и легонько пошлёпал друга по щеке:
– Вставай, засоня! Проспишь всё на свете, – пролепетал он вкрадчивым голосом и, пересев на подоконник, потряс жестяной консервной банкой, наполненной жирными дождевыми червями, дожидающимися с вечера своей известной участи.
Вовка приоткрыл заспанные глаза, глянул на друга и, отвернувшись к стенке, засопел с ещё большим усердием.
– Да вставай же ты, ирод! Весь утренний клёв провороним.
Васька привстал и наотмашь шлёпнул друга по спине. Вовка соскочил с кровати, испуганно размахивая руками. Через мгновение, вконец проснувшись и сообразив в чём дело, он стал суматошно засовывать ноги в старые латаные штаны, выданные бабушкой для походов на рыбалку. Достав из-под кровати незатейливые рыболовные снасти, он, вслед за Васькой, ловко выпрыгнул в палисадник. Притворив окошко, друзья выскочили через калитку на улицу и, смешно переваливаясь с боку на бок, побежали напрямик в сторону речки, перелазя через изгороди соседских огородов, попутно набивая карманы сорванными с чужих грядок огурцами.
Речка была быстрой, но неполноводной. В узких местах и ребёнок смог бы перебросить камень на противоположный берег, густо заросший тальником и красноталом.
В это утро клёв был отменным. Нет, не каждое предгрозье сопровождается хорошей поклёвкой, но в это утро на каменистых перекатах рыба, как будто предчувствуя свою неотвратимую кончину, казалось, сама «насаживалась» на крючок. Прошло чуть более часа, а на куканах у мальчишек уже плескалось не менее двух десятков толстоспинных хариусов.
– Вась, а что ты будешь делать со своей рыбой – солить или жарить? – окликнул Вовка приятеля.
– Не-а! Бабульке скажу, чтобы в сметане потомила. Больше всего люблю в сметане. У нас в городе так не запечёшь, как в русской печке. Вот и дед всегда ворчит, когда я приезжаю к ним в деревню и еду; привожу из нашего супермаркета. Так и говорит: «Не вози ты эту отраву, ешь то, что природа дарит». Хариус в сметане – это класс, скажу я тебе. Это не наш городской минтай из Макдоналдса.
Завершив словесную тираду, Васька, сглотнул обильную слюну в предвкушении добротного обеда, вынул из рюкзачка бутерброды с домашней колбасой, завёрнутые в пищевую фольгу.
– Будешь бутер? Бабулька с вечера наладила, всё меня откармливает, боится, что похудею за лето на её харчах, – продолжил Васька.
– Не откажусь, – откликнулся Вовка, – хотя пора и удочки сматывать, всю рыбу не выловишь. Видишь, гроза идёт. Через час-полтора и до нас доберётся.
Вдоль речки повеяло предгрозовым холодком. Вначале ветерок лёгко пронёсся над красноталом, шелестя листьями, затем, усилившись, начал трепать верхушки деревьев и раскачивать их гибкие стволы. Мальчишки быстро собрали удочки, рассовали по рюкзачкам свой нехитрый рыбацкий скарб и, вытащив из воды куканы с рыбой, спешно пошагали в сторону деревни. Из-за леса надвигалась чёрная, как смоль, грозовая туча. Неожиданно сверкнула молния, и раздался оглушительный гром, канонадой прокатившись вдоль речки.
Васька испуганно пригнулся и, не прощаясь, вприпрыжку помчался к своему дому.
Вовка шёл медленно. Грома мальчик не боялся. С раннего детства любил он носиться с соседскими ребятишками по городским улочкам, подставляя свои разгорячённые от бега тела под прохладные дождевые струи. Через несколько минут ветер рванул с неистовой силой, и небо пролилось на землю сплошным ливневым потоком. Все выбоины и придорожные канавы мгновенно заполнились водой, пенящейся лёгкими, невесомыми воздушными пузырьками.
– А промок-то весь насквозь, – запричитала Вовкина бабушка, отворяя дверь. Она, увидав приближение грозы, несколько раз выбегала на улицу, выглядывая маленького рыболова.
– Ничего, не сахарный, не растает, – сделал вывод дед, вставая из-за стола. Он достал из верхнего ящика комода сухую рубашку и, одобрительно похлопав по плечу внука, продолжил, – переодевайся, добытчик. Вот ведь, мать, какой внучок у нас, совсем большой. Кормилец! Глянь, сколь рыбы надёргал, на уху, да и на жарёху хватит.
– А Ваське бабушка в русской печке запекает… со сметаной, – чуть слышно, с еле уловимой укоризной в голосе пробубнил Вовка.
– Ну, что ж, можем и мы со сметаной, раз такое дело,– откликнулась бабушка, развешивая на верёвке мокрую Вовкину одёжку.
Гроза закончилась так же внезапно, как и началась. Дожидаясь обеда, Вовка полез на сеновал. Здесь, на прошлогоднем, пахнущем травяной прелью сене, было расстелено широкое брезентовое полотнище, вырезанное когда-то из старой армейской палатки. Вовка упал на него, широко раскинув руки, и закрыл глаза. Во дворе мирно поквохтывали куры, разросшийся куст молодой сирени поскрипывал, раскачиваемый лёгким ветерком, время от времени пошаркивая ветками по дощатой стенке сеновала.
Дрёма накатилась лёгкой волной, в голове поплыли воспоминания, навеянные детскими мечтами и образами из прочитанных книжек. Снилась ему мама, идущая по узкой тропинке, теряющейся в густом кустарнике. Вовка догнал её и взял за руку. Вместе они вышли на широкую поляну, освещённую ярким полуденным солнцем. Неподалёку, пасся небольшой табун мустангов, за которыми, в тени раскидистых красных дубов стояли индейские вигвамы. Мягко стелющийся по поляне дымок от костров доносил еле уловимый запах готовящейся пищи.
Ещё учась в четвёртом классе, мальчуган увлёкся романами Фенимора Купера и телевизионными фильмами-вестернами. Приехав в деревню к бабушке, Вовка часами пропадал в лесу. Соседские ребятишки недоумевали: где же скрывается их закадычный дружок? Каждое утро Вовка бегал в сельмаг за свежим хлебом и после исчезал в неизвестном направлении. В густом перелеске, расположенном сразу за огородами, мальчишка соорудил небольшой шалаш, с виду напоминающий жилище североамериканских индейцев, а на стоящем рядом высоком дереве оборудовал наблюдательный пост. Ближе к обеду он взбирался на него и, усевшись удобно на толстую ветку, подолгу с любопытством наблюдал в дедушкин бинокль за всем происходящим в деревне.
Вовка представлял себя воином индейского племени навахо. Мальчишка всерьёз уверовал в своё всевышнее предназначение, и перестал сомневаться, что появился на свет не от своих родителей, а был переселён на Землю из другого мира. С того времени прошло два года, паренёк подрос, но воспоминания из прочитанных книжек и неуёмная мальчишеская фантазия хоть и изредка, но всё ещё переносили его в знакомые сновидения. Вот и сегодня снилась ему небольшая индейская деревушка, мирно пасущиеся лошади и дети, играющие в свою, только им известную игру.
Вовка, отпустил руку мамы и побежал навстречу вышедшему из вигвама старику. Вождь сел на землю, подогнув под себя ноги, поправил на голове убор, сплетённый из хвостовых перьев чёрного орла, и закурил трубку. Лицо старика было настолько знакомым, что, казалось, Вовкин дедушка вышел во двор, нарочно нарядившись в индейское облачение. Вслед за ним показалась женщина. Подойдя к костру, она налила в деревянную миску варева из висящего над огнём котелка и, помахав рукой играющим ребятишкам, громко прокричала: «Вовка, иди обедать!»
– Вовка, ты куда запропастился, сорванец! Иди обедать, дедушка ждёт! – более явственно услышал мальчишка бабушкин голос и, проснувшись, приподнял голову: – Сейчас, ба, иду!
Наскоро всполоснув лицо из железной бочки, наполненной прохладной дождевой водой, Вовка вбежал в дом. Возле стола сидели дед и бабушка, они заулыбались, увидев заспанное лицо внука.
На столе стояла, источая необычайный аромат, большая сковорода, наполненная рыбой.
– Садись, добытчик! Вот по твоему заказу, – ласково проговорил дед и, хитро подмигнув, протянул внуку деревянную ложку.
Вовка заулыбался и, приняв из бабушкиных рук тарелку с большой рыбиной, с восхищением в голосе, будто читая книгу о вкусной и здоровой пище, торжественно произнёс:
– Хариус в сметане, запечённый в русской печке.