9. ПРОДОЛЖЕНИЕ...
Продолжение ждёте? Не будет.
Чшш... Чшш...
Забываем....
Забываем...
Забыли.
Со своим будущим, в смысле карьеры, я определилась рано. Уже в седьмом классе мои одноклассники и учителя отметили мою тягу к разборам казусов и к поиску справедливых решений. Результат моих разоблачений бывал, в лучшем случае, нулевой. О худшем говорить не будем. Но таки нельзя отрицать, что то была практика.
На общешкольном комсомольском собрании, где решался вопрос об исключении из комсомола нерадивого члена - легко так решался, радостно единогласно, – я храбро выступила против. Одна. Все сидели, заткнув свои мнения за панцирь равнодушия, и изнывали от скуки. А я люблю бросать вызовы. Так интересней жить. Да и понять в испытании, что ты есть на самом деле, оооочччень полезно бывает. «Выкинуть человека из нашей организации - это как в древности, изгнать из племени. Это было самым страшным наказанием. Он что, настолько виноват? - горячилась я в набрякшей тишине. – Что делать, вы спрашиваете? Перевоспитывать! Увлечь, помочь! Мы же комсомол!» Пацана исключили.
Однажды спор по поводу того, человек делает свою судьбу или судьба предначертана человеку, дошел до директора школы. Он нас послушал. И вынес вердикт: «Истина, дети, рождается в споре».
На письменном экзамене в десятом классе я перешла грань. Чуйка была, что лучше промолчать. Но истина дороже, «тигру же в зоопарке не додают мяса»! Учительнице, которая ходила между рядами парт и кое-кому шепотом подсказывала, я громко заметила: «А почему вы подсказываете нам? Это неправильно». Всё бы ничего, если бы она была одна. Возможно, да и скорее всего, расправилась бы со мной, как с нашкодившим щенком, "обласкав" при всех обидными словами. Но экзамен принимали двое учителей. Она растерялась в присутствии коллеги и ничего не ответила. Цель достигнута, виновница пристыжена, торжествуй, Катька! Но в ее глазах я увидела слезы. Как это? Я же правду сказала! Если бы все всегда говорили только правду, в мире не было бы слез. А тут слезы!
Можно списать эти выбрыки на юношеский максимализм, но, на мой таки вкус, случай с учительницей - обыкновенная быдловатая тупость.
Точку в выборе профессии поставили индийские фильмы с прокурорскими сынками на скамьях подсудимых. Насмотревшись их, я утвердилась окончательно: буду адвокатом. Буду вступать в диссонанс с кривым правосудием, защищая честь и даже жизнь моих клиентов.
Я начала загодя готовиться к карьере правоведа. Подписалась на журнал «Человек и закон», штудировала добросовестно. Мне было интересно узнавать все новое и новое о моем блестящем будущем.
Однако, на юридический факультет поступила не скоро. Я вообще очень долго запрягаю. Сначала, как в тумане, прорисовывается нечто, что я сама еще плохо воспринимаю. Если в мыслях вновь и вновь возвращаюсь к неясному образу, просто нутром ощущая, что над этим надо подумать, тогда только начинается процесс отщепления лишних деталей и формирование идеи и цели. В лотке с проявителем сначала проступают очертания черно-белого снимка, снятого фотоаппаратом «Смена». Но потом картинка начинает наливаться живыми красками, заполняет собой мозг и сидит там, как заноза, пока не воплотится в реальность. На что-то уходят минуты, на что-то – дни, а есть такое, что лепится годами.
Были моменты, когда я сомневалась, смогу ли вообще потянуть этот почетный груз – быть защитником угнетенных. И даже снизила планку, попробовав поступить в пединститут - там тоже есть где развернуться благородству. Провал по недобору баллов укрепил меня в том, что юрфак и подавно недосягаем. Неужели художественное училище, куда я попала легко, но совершенно случайно, - это мой удел?
Я над этим размышляла, взвешивала шансы, подсчитывала мои плюсы и минусы, а время шло. Успела выйти замуж, родить сына и даже уже приближалась к разводу. Но идея-фикс, что я - юрист, не покидала меня, а наоборот, крепла.
Итог моих раздумий вышел такой. Адвокат - это хорошо. Но перед глазами встает картинка: выступаю с защитной речью в суде. Излагаю красиво, но суетливо, потому что пучок деловых бумаг в руке все время рассыпается. Все, кто в зале, наблюдают за тем, как я неуклюже собираю в кучу доказательства невиновности моего клиента. Защитная речь идет к черту так же, как и расчет на выигрыш дела. Плюс побочный эффект - унижение и стыд. Какая уж тут успешная карьера!
Следователь? Прокурор? Тоже в печь! А вот судья... Этта пажалуй падашло ба.
Решаюсь провести разведку боем.
Сдала документы на заочное, пошла на первый экзамен и поняла, что с наскока эту альма-матер не взять. Пришлось на следующий год подзапастись знаниями. Освежила в памяти вложенное в меня школой и пошла на новый приступ. Маяковский - не мой любимый поэт, но за день до экзамена прочитала именно о нем - мало ли. Вот тут-то и посмеялась надо мной судьба-проказница.
За экзаменационным столом сидели две солидные тёти. Одна поправляла билеты на столе, другая поверх очков изучала мое слишком короткое платье. Я взяла билет, назвала номер и села за стол в конце аудитории. На всякий случай - вдруг придётся заглянуть в шпаргалки. Читаю вопросы. Первый: Герой нашего времени. Лишний человек. Второй: Революционное творчество Маяковского. С Печориным пришлось попыхтеть, зато Маяковский проскользил, как салазки с горки. Все, что отложилось в голове от прочитанного вчера, было свеженькое, тепленькое, как только что испеченный хлебушек. Оставалось лишь брать с полки нужный параграф и, как он был описан в учебнике, так в первозданном виде и переносить на бумагу.
- Ковалева, вы готовы отвечать?
А как же, родненькие! Еще как готова! Душа ликует - за самый трудный экзамен минимум четверка у меня, считай, в кармане. Английский и русский уже сданы, останется история, и я - студентка.
- Можно начать со второго вопроса?
Я положила перед собой исписанный творчеством Маяковского лист и начала бойко читать. Экзаменаторы слушали внимательно, но вдруг на середине очкастая остановила меня, протянув руку:
- Позвольте?
Видя, что я несколько в ступоре от неожиданности, она сама забрала у меня листок с ответом.
Я молчала, ожидая, когда она закончит читать и вернет мне мою работу.
- Продолжайте, продолжайте, мы вас слушаем.
Я открыла рот и... поняла, что не могу произнести ни звука.
Я сбита с толку, я что-то сделала не так. Я пытаюсь понять, что происходит, зачем они забрали мой лист? И в голове единственно это, а никакой не Маяковский.
Она передала листок коллеге, та тоже углубилась в чтение.
- Это вы писали?
- Да.
- Ну, отвечайте.
- А вы не отдадите мне?..
Они удивленно переглянулись.
- Если это вы писали, то сможете ответить без листа.
- Но я волнуюсь...
- Ничего. Рассказывайте.
Я напрягла мозг, но не смогла вспомнить ни одной фразы ни из учебника, который только вчера прочитала, ни из написанного на листе. Ни одной! Вместо этого в голове вертелось: зачем они так делают?
Мы буравили друг друга взглядами. Наконец очкастая огласила вердикт:
- Вы это списали. И даже не потрудились изложить своими словами - тут даже построение предложений, как в учебнике.
- Я не списывала.
- Тогда отвечайте.
Что ж вы, преподы, творите?! Вы про психологию что-нибудь слыхали? Разве можно такими приемчиками? Вы меня поймали на списывании? А может, я - вундеркинд! Может, у меня сверхспособности, память фотографическая! А вы по ней тесаком...
- Вы будете отвечать?
- Нет!
Я шла по коридору, как пьяная, глухая и слепая. Сознания не хватало даже для слёз. Но теперь я твердо знала, железобетонно знала, что на следующий год я буду студенткой юрфака. Или умру.
Мдэ...
На втором курсе на экзамене по теориии государства и права история повторилась, только с эфектом наоборот. Я пела, как птичка. Пока не удостоилась похвалы:
- Очень хорошо. Видно, что вы не просто прочитали материал, но и понимаете, о чем говорите. Продолжайте.
Но шлюзы в мозгу закрылись, оттуда больше не проистекала ни одна продуктивная мысль. Зачем меня похвалили? Если уж так невтерпеж, подождали бы, когда закончу петь. А теперь в моей голове нет места теории госправа, там одна похвала, и мне с ней неуютно, потому что она влечёт за собой обязательство соответствовать. А это обременяет.
Очень уважаемый мной препод Аарон Моисеевич протянул мне зачетку с тройкой:
- Держите. Начали за здравие, но кончили, увы, за упокой.