Обстановка в России накануне Февраля 1917 г.
(Продолжение. Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2020/02/29/632)
Теперь поговорим о том, какая ситуация была в России в середине и конце 1916 года и об отношении к монархии и царствующей семье Николая Второго в обществе и армии.
Стараниями современных нью-монархистов, в представлении многих россиян создана картина чуть ли не благоденствия в Российской империи и полной готовности царской армии к разгрому супостата весной 1917 года, чему-де помешали: либо коварные «жидомасоны», либо англичане, либо большевики, либо «промасоненные генералы», (кому что больше нравится) подло обманувшие царя-батюшку и чуть ли не принудившие его подписать злосчастное отречение от престола.
Давайте посмотрим, что же вспоминали об условиях жизни и настроениях людей того времени в Москве и других тыловых областях современники.
Обратимся для этого к дневниковым записям очень интересного человека, Льва Александровича Тихомирова.
Он родился в 1852 году, в семье военного врача Александра Александровича Тихомирова. В 1864 Лев поступил в Александровскую гимназию в Керчи, где увлекся революционными идеями, стал одним из активных участников народнического движения.
Летом 1873 переехал в Петербург, где продолжал заниматься революционно-пропагандистской деятельностью. 11 ноября 1873 был арестован. Более 4-х лет провел в Петропавловской крепости и Доме предварительного заключения.
В октябре 1877 проходил по "процессу 193-х" народников-пропагандистов. Освобожден в январе 1878, так как годы тюрьмы компенсировали срок наказания, и отдан под административный надзор полиции с определением обязательного места проживания, затем перешел на нелегальное положение.
После раскола "Земли и воли" на "Черный передел" и "Народную волю" Лев Тихомиров примкнул к последней, став членом Исполнительного комитета, Распорядительной комиссии и редакции "Народной воли".
После убийства Александра II и разгрома партии, в 1882 он уехал за границу. В Париже, вместе с П. Л. Лавровым, редактировал "Вестник Народной воли" (1883-1886).
В эмиграции во взглядах Л.А. Тихомирова произошел переворот, и в 1888 в Париже увидела свет его брошюра "Почему я перестал быть революционером?". 12 сентября 1888 он подал Александру III прошение с просьбой о помиловании.
Тихомиров был амнистирован, и смог вернуться на родину, но должен был в течение пяти лет состоять под гласным надзором.
Впоследствии было принято решение освободить Тихомирова от гласного надзора и разрешить ему "повсеместное в империи жительство".
В 1890 он перебрался в Москву. В 1895 был избран членом Общества любителей духовного просвещения, а в 1896 - действительным членом Общества ревнителей русского исторического просвещения в память императора Александра III.
С сентября 1890 - штатный сотрудник, а с 1909 по 1913 редактор "Московских ведомостей".
Иначе говоря, к началу мировой войны Л.А. Тихомиров был убежденным монархистом, известным и обеспеченным (он имел «недвижимость» в Москве и Сергиевом Посаде) человеком.
Долгие годы он вел дневник, выдержки из которого теперь опубликованы и стали доступны исследователям.
Попробуем их проанализировать.
Начнем с его дневниковых записей весны 1915 года.
« 18 марта.
В Москве становится очень трудно жить. Все страшно дорого, или даже совсем нет. У нас дров нет. Осталось на несколько дней, а на дровяных складах не дают, говорят - нет. Не знаю, что из этого выйдет, и не придется ли уезжать в Посад за невозможностью топить.
Правда, что и в Посаде плохо с дровами.
Эти дурацкие губернаторские запрещения вывоза заморозят Россию, хуже чем немцы. Мы в Посаде на границе Владимирской губернии и живем ее продуктами. [...]
У нас создается внутренней блокадой то, что в Германии внешней, и может быть мы себя заморим успешнее, чем Германию.
19 марта.
Невообразимая чепуха со снабжением населения предметами первой необходимости. Правительство наделало столько зла, сколько не сделал бы и умный неприятель…
Каждый думает о себе: интендантство об армии, частные торговцы о рынке, внутренние - о внутреннем, экспортеры - о заграничном. Производители сбыли бы свои продукты, покупатели имели бы, что кому нужно, экономический организм функционировал бы; была бы снабжена и армия.
Но бестолковая власть, губернаторы воспрещает вывоз и провоз. Никто ничего не может продать, никто ничего не может купить, нечем кормить людей, нечем кормить лошадей, а сено, овес, хлеб - гниют и пожираются крысами. Это какие-то неисправимые глупцы, не способные понять - где нужна власть, и что она не должна мешаться.
Теперь - дров нет. А живем около лесной области, где каждое лето горит лесу больше, чем нам нужно на отопление. Насколько нужно быть гениально глупым, что бы умудриться замораживать население Москвы?
Но вот - додумали.
Теперь - к Праздникам все караул кричат, нет яиц, нет масла, нет сыра, нет ветчины…
Стон стоит, приказчики одурели, покупательницы орут и ревут, а яиц нет. Дают по пятку, по десятку. И даже не эксплуатируют, дают по 40 коп[еек] десять (в прочих местах по 45 копеек, в Посаде - 50 копеек), но яиц нет, нельзя давать одним и отказывать другим, поэтому дают понемножку…
Теперь Четверг Страстной Недели. Яйца нужны сейчас, до Праздника. После Праздника половина их гнить будет у торговцев.
Это маленький образчик ерунды, создаваемой властями. Прямо ужасные люди, и зачем только они суют свой нос?
Теперь забирают в военное ведомство и воспретили продавать почти все дезинфекционные вещества.
А администрация под страхом штрафов и тюрьмы, велит дезинфицировать дворы. Да и вправду: ведь эпидемии угрожали и будут. Чем же нам защищаться от заразы?
Сам Вильгельм не мог бы лучше дезорганизовать, замучить и обессилить врага. Очень возможно, что наперекор стихиям - Россия будет заморена раньше, чем Германия».
Итак, что же мы видим?! Весной 1915 года, задолго до революционной неразберихи февраля 1917-го, в Москве (!!!) уже было плохо с дровами (!) которые либо «страшно дОроги» (для «не бедного» Л.А. Тихомирова) , или их «совсем нет».
И это – в одной из столиц империи! О дурацких распоряжениях губернатора (запрет вывоза за пределы его губернии тех или иных товаров (вплоть до яиц, которых в Москве к Пасхе (!) тогда было «не достать») и речи нет.
Действительно, «сам Вильгельм не мог бы лучше дезорганизовать, замучить и обессилить» население столицы.
Вся эта поразительная бестолковщина продолжалась и далее.
Вот несколько записей Тихомирова, сделанные летом и осенью 1915 года:
« 7 июля
[...] У нас - борьба за существование. Нет в продаже ржаной муки. Бегали, покупали пшеничную. Купили 4 пуда.
Уже не дают керосин. Бегаем, чтобы как-нибудь запастись.
Совсем нет сахара.
Кажется, хуже, чем в Германии. Там есть порядок и власть, пресекающие бестолочь и беспощадную спекуляцию. У нас же - создают голод при обилии в стране продуктов.
Торговцы - бессовестно наживаются на общем бедствии, и создают искусственный недостаток продуктов, что бы брать дороже. У нас, например, сегодня достали ржаной муки, но за тот сорт, который стоил 9 руб. торговец взял 11 р. И что же делать? Не брать? И вот, из-за этого мошенничества, приходится делать запасы и переплачивать.
А возможно, что завтра наш дом займут солдаты, и вот эти запасы, во первых и спрятать будет некуда, во вторых же - раскрадут солдаты. Соединение бессовестности личной и анархии правительственной.
В результате положение, которое может стать тяжелей, чем в Германии.
Правду сказать, я теперь уже не имею никакого сомнения в победе Германии. Вопросы могут быть лишь частные: возьмут ли немцы Москву? Возьмут ли они Петербург? Но они, конечно, победят, и наши союзники сами на мир согласятся.
Немцы умны, патриотичны, имеют превосходное государство.
А у нас - все скверно, и подданные и правительство, нет ни ума, ни знаний, ни порядка, ни даже совести. Из всех же зол - самое ужасное - это власть, которая, вероятно, погубила бы нас даже и в том случае, если бы мы были порядочным народом.[...]
7 октября
…Всех обуяла спекуляция и дух живодерства. Лавочник вместо 6 фунтов керосину дает 5 (не довесил) и - еще в виде благодеяния. Сахару нет. Мужик, выгружавший уголь - сегодня взял 1 р. 20 к. за мешок, вместо 90 к., и объявил, что потом будет брать по 1 р. 50 к. "Уголь нынче дороже"...
Почему дороже? Какое отношение к войне? Никакого, но все дерут, вот торговцы говорят, что все дороже. Почему же и мужику не драть дороже?
Всех обуял дух обирания ближнего. Каждый старается набить карман. "Все для войны!" Собственно говоря - прескверный народ наш…
1 апреля 1916 г.
….теперь мы в руках рыцарей "военной прибыли", считая в том числе массу деятелей, кричащих "все для войны" и наживающих на "служении родине" громадные жалования, суточные и..., может быть, что-либо прямо воровское.
Да, пора бы войне кончиться. Боюсь, что Россия в конец измошенничается за это время "священной войны", как выражаются еврейчики печати».
18 июня 1916 г.
Дело не в том, чтобы не хватало, а в обуявшем всех хищничестве. Мужики еще хуже других. Огромные деньги, на глазах у всех загребаемые по всей стране на войне и по поводу войны, разожгли вкусы. Все только и думают, как бы с кого "слупить".
Везде одно. Извозчики здесь наживают по 20 рублей в день. Крестьянки продают яйца по 60 к. десяток, тогда как в Москве цена 40 коп.
Всех обуяла одна мысль - драть с живого и с мертвого.
На беду, та же война создала массу людей, прямо сорящих деньгами, так что есть с кого драть. Все что состоит "при войне", нахватывает кучи шалых денег...
Все это из тех десятков миллиардов, которые государство заняло по всему свету в счет будущих поколений.
Это превращается в какую-то вакханалию, и чем это кончится - представить невозможно.
После войны, когда не с кого будет "драть" легально, начнутся, вероятно, отчаянные грабежи насильственные. Кажется, придется куда-нибудь уехать из России, в какую-нибудь "честную" страну... если таковые еще окажутся на свете.
17 сентября.
[...] Налоги растут страшно, хотя все же не так, как дороговизна. Вследствие этой дороговизны и налогов, мы сделались приблизительно вдвое беднее, чем были, и никаким сокращением расходов невозможно парализовать этого процесса обеднения. Увеличивать доход - нет способов….
17 октября.
Деревенские жители рассказывают, что у них, по деревням, очень "большое баловство", т. е. другими словами - грабежи. Очень плохой признак. Бабы говорят, что жить стало страшно. У меня большая тревога в этом отношении и за наш безлюдный дом…»
Стало быть, по наблюдениям Л.А. Тихомирова, еще весной 1915 года «всех обуяла спекуляция и дух живодерства», в столице шла - «борьба за существование», и имелось правительство, которое «создает голод при обилии в стране продуктов». Ну, а потом, все становилось хуже и хуже…
И это все записывает не какой-то революционный агитатор, а убежденный монархист, с большой симпатией относившийся к Николаю Второму!
Очень характерна и его оценка результатов «священной войны», как, по его мнению, выражались «еврейчики печати».
Теперь посмотрим, что, Л.А. Тихомиров записал, еще летом 1915 года об отношении людей к Николаю Второму:
« 21 июля.
Открылась Государственная Дума. В общем - настроение весьма патриотичное, и выражается твердая решимость вести войну до победы. Вместе с тем - положение власти очень печально.
Обвинений против нее масса, и, к сожалению, справедливых. Власть берется под надзор и опеку, и конечно - для спасения России это необходимо. Горе только в том, что фактически это относится и к Царю. Против его личности никто, кажется, искренне ничего не имеет.
Но как правитель, как Царь, - его авторитет исчез.
В 1612 тяжкая война привела к воскресению Монархии; здесь, по видимому, война приведет к падению Самодержавия.
Ни в Думе, ни в России, о Царе, как личности, даже не говорят. Слова Государь, Император, произносят как символ. Но власть ищут и стараются видеть не в нем, а в разных других лицах, в Великом Князе, в министрах, в Думе.
Ну а чем кончится война? Все говорят твердо, все утверждают, что будут драться до победы.
Но будет ли когда-нибудь победа? Не знаю. Мы отступаем систематически, и с потерею областей уменьшаются наши силы и средства. Германия, без сомнения, также ослабевает, но в завоевываемых областях все же значительно пополняет свои средства материальные, и - заставляя покоренных работать на себя, - заглаживает в значительной степени убыль людей. Ход войны очень плох, ослабляет нас больше, чем немцев…
Я молюсь Богу спасти нас от наших могущественных врагов, и правду сказать - моя единственная надежда на Бога. Сама по себе Россия не представляет сколько-нибудь достаточных умственных сил.
Все средне, ординарны, ни единого исключения ни в правительстве, ни в "парламентском" мире, ни в общественных кругах, ни, увы, даже в армии…»
Не самые радужные впечатления, не правда ли?!
Обратите внимание и на, поистине пророческие, слова Л.А. Тихомирова о том что «В 1612 тяжкая война привела к воскресению Монархии; здесь, по видимому, война приведет к падению Самодержавия».
Печальна (для убежденного монархиста) и его оценка личности Николая Второго: «как правитель, как Царь, - его авторитет исчез»!
А это – еще только лето 1915 года…
В народных массах уже тогда в отношении царя и царицы господствовало разочарование и недоверие к ним, ходили самые вздорные слухи, которым, увы, очень многие крестьяне ВЕРИЛИ!
Вот какие впечатления об этом записывает Л.А. Тихомиров:
«9 августа 1915 г. Воскресение.
[...] Меня гнетет тоска.
…Страшную тоску нагоняет невообразимое народное разочарование во власти, при котором борьба с неприятелем усложняется до крайности, а в конце концов может стать невозможной.
Правительство не слышит народного голоса, властям никто не сказал того, что в народе толкуют промеж себя.
Вот например болтают бабы, крестьянки, привезшие на продажу разные продукты. Она громко говорит, что везде во власти изменники.
На возражение, что не нужно верить этому вздору, - она говорит: "какой там вздор, царица чуть не каждый день посылает в Германию поезда с припасами; немцы и кормятся на наш счет, и побеждают нас".
Напрасны возражения, что это нелепость, и что физически невозможно посылать поезда... Баба отвечает: "Ну уж там они найдут, как посылать"...
Ей говорят, неужто она, дура, не понимает, что Государь ничего подобного не допустит?
Она отвечает: "Что говорить о Царе, его уже давно нет в России".
- "Да куда же он девался?"
- "Известно, в Германию уехал".
- "Да, глупая баба, разве Царь может отдать свое царство немцам?".
- Она с апломбом отвечает: "Да ведь он уехал на время - только переждать войну"...
Кто распространяет такие чудовищные бессмыслицы? Это вопрос не важный. Могут распространять не только наши революционеры, но даже сами немцы.
Но дело не в этом, что распространяют, а в том, что верят. Вот ужас. Конечно - баба дура, и, вероятно, даже перевирает то, что в менее бессмысленных формах толкуют мужики.
Мужик и более молчалив, он осторожен, а баба - что на уме, то и на языке. И вот наибольший ужас, что в народе верят басням такого характера…
В результате - недоверие к власти - укрепилось в народе как-то необоримо. Говорить против этого - почти бесполезно и возбуждает только подозрения против говорящего.
Если у нас не будет в скором времени успехов военных, - то Россия придет к немыслимой деморализации…»
13 августа 1915 г.
[...] Катя возвратилась из Москвы. Там мало видела людей, но достаточно, чтобы чувствовать общее мерзкое настроение…
На улицах часто какие-то личности ругают не только правительство, а неприлично поносят самого Государя.
Всюду толки об измене, выходит, будто чуть не все начальство - изменники…»
Никаких, сколь-нибудь значимых, военных успехов на германских участках фронта не было ни в 1914, ни в 1915, ни в 1916 годах.
Единственным, действительно крупным, успехом был знаменитый Луцкий («брусиловский») прорыв в мае – июне 1916 года.
Однако он был достигнут на Юго-Западном фронте, где русским войскам противостояла армия Австро-Венгрии, славянские части которой «славились» крайне низкой боеспособностью и порой сдавались в плен целыми полками под командой собственных командиров!
Надо сказать, что в армии и обществе России тогда прекрасно понимали невысокую цену побед над австрийцами.
Вот что на этот счет отмечал Л.А. Тихомиров:
«26 мая 1916 г.
Продолжаются благоприятные известия от Брусилова. Уже 40 000 пленных…
…Замечательно, что победа Брусилова совершенно не производит в публике никакого особенного впечатления. Прежде каждый успех вызывал восторги, энтузиазм, возбуждал подарки на победу.
Теперь, хотя в газетах описываются беспримерность атак и успехов Брусилова, но публика просто не решается радоваться. У нас радовались бы признакам окончательной победы, но частным успехам, не влекущим за собой победы над Германией и Австрией, явно не радуются, т. е. не очень радуются, не считают таких частных побед заслуживающими серьезной Русской радости.
Сверх того - победы над австрийцами не возбуждают и сознания нашей мощи. Если бы мы разбили немецкие армии, хотя бы с половинным успехом, - это, конечно, возбудило бы восторг, т. е. сознание нашей воскресшей мощи. Но бить австрийцев, бить турок - это ничего не значит.
У нас страх и сознание бессилия существует только в отношении немцев. В головы народа проникло тяжкое мнение, что мы не способны разбить немцев. Это подавляющее чувство может быть уничтожено только победами над немцами.
А нас угощают поражениями турок да австрийцев. Это недостаточно для поднятия духа страны.
17 июня. Пятница.
Для победы нам нужна не Галиция и не Сандвичевы острова, а освобождение своих провинций и угроза нашествия в Германию.
Но, вероятно, силы у нас нет, и потому мы пробавляемся бесплодными "успехами" по линиям наименьшего сопротивления. Никакого толка из этого не будет.
И все-таки сдается мне, что наши генералы в стратегическом отношении очень плохи.
Сдается мне, что крупный стратег собрал бы все силы и, оставив в покое второстепенные пункты, вроде Буковины, бил бы во что бы то ни стало в центр.
По-моему, нужно было бы бить на Курляндию и на Восточную Пруссию. У нас делают принципиально наоборот, принципиально, потому что поставили на Рижском фронте человека, который никогда, ни при каких благоприятных условиях не способен к наступлению.
Впрочем, Куропаткин одинаково негоден и как стратег, и как тактик. Его назначение в Главнокомандующие уже само по себе доказывает, что о серьезном наступлении у нас не смогли и думать...»
Достаточно прозорливо Л.А. Тихомиров смотрел и на возможные результаты мировой войны:
«11 апреля 1916 г.
… К несчастью, впечатления и глазомер не обманули меня.
Война кончится если не позорно, то бесславно, и с потерями территорий, м[ожет] б[ыть], с получением ни на что не нужной Армении и кусочка вредной антирусской Галиции, проливов не получим. Сербию отдадим Австрии. Германия получит новые территории России и Австрии. Польшу восстановим самостоятельной державой не мы.
В общей сложности обнаружим наше бессилие даже себя отстоять, а значит - начнется внутренняя российская резня. Это положение - не худшее, а лучшее. Но может выйти и хуже.
16 апреля.
[...] Конечно, война чувствуется: множество (несколько сот) лазаретов, множество раненых на улицах, всюду мелькают военные, ходят патрули. Но в настроении обывателей - прямо ничего.
И не только война идет, а вообще ни у кого нет уже мысли или надежды "разгромить" неприятеля. Сверх того - отчаянная дороговизна, а то время от времени отсутствие необходимых продуктов. Воровство и грабежи. Слухи о погромах, и даже вероятность погромов. Словом, кажется все скверно, и ничего хорошего ни теперь, ни в будущем».
Как видим, никаких «крестов над Святой Софией в Царьграде» по окончании мировой войны ему не грезилось!
А вот ее печальные результаты он предсказал на удивление верно: проливов мы не получили, Польшу восстановила не Россия, а Германия (что на долгие годы обеспечило русофобский вектор польской политики), даже «вредная антирусская Галиция», полученная, правда, после Второй мировой войны, сыграла затем свою зловещую роль и полностью оправдала это предвидение Л.А. Тихомирова…
Интересны и его впечатления от бесед с - уполномоченным Земского союза Михаилом Гавриловичем Киселевым о его поездке по войскам Северо-Западного фронта:
«1 февраля 1916 г.
Рассказы, как об армии, так и о деятельности Земского союза, - сплошь одна грусть. Внутренняя не солидарность частей иногда превосходит все допустимое. Образчик.
В кавалерийском корпусе возникает холера такой силы, что за пять дней умерло три тысячи человек, в том числе и генерал. Киселев, приехавший для осмотра своего личного отряда, застал начальство корпуса растерявшимся, п[отому] ч[то] у него не было средств бороться с эпидемией.
Выделив кое-какой персонал из своего отряда, Киселев обратился в соседний пехотный корпус, у которого был избыток врачей. Но главный врач сказал: "Кавалеристам? Ничего не дам!".
Военное начальство проявило такую же антипатию к "кавалерии", и Киселев ничего не добился.
Рассказывал он также о дряннейшем поведении последних призывов. Сдавались бессовестно. Дисциплины никакой. Последние призывы прапорщиков запаса тоже крайне плохи.
О сдачах рассказывал ему один полковой командир, что у него прямо из окопов поднялись две роты и в полном составе ушли к неприятелю.
"Почему же их не расстреляли вдогонку", - спрашиваю я. "В другом случае роту и расстреляли сзади из пулеметов"...
Нижние чины распропагандированы революцией, но, конечно, мудреных программ не понимают, а думают о бунте и грабеже.
Между прочим, Царский престиж страшно подорван широчайше распространенными рассказами и легендами о Распутине.
Киселев считает страшной ошибкой удаление Вел. Кн. Николая Николаевича. Это был единственный вождь, которого любили и которому верили даже после всех неудач. В армии была значительная часть, которая ожидала, что Великий Князь откажется уйти, проявив более заботливости о России, нежели о Царской фамилии.
И все таковые не одобряют Великого Князя за то, что он подчинился Воле Государя. Вот каковы настроения!
…О Земском Союзе рассказывает также нехорошие вещи. Хищения невероятные, от больших до малых людей. Вся эта масса интеллигентов нахватывает денег, где только попадутся.
Один, ехавший для раздачи подарков, выговорил себе 25 рублей суточных, так что даже князь Львов не выдержал и протестовал…
Все деятели кутят и шикарят, останавливаются в лучших гостиницах, расхаживают и расшвыривают деньги возмутительным образом…»
Тут очень любопытен рассказ М.Г. Киселева о расстреле одной из добровольно сдававшихся в плен рот «сзади из пулеметов»!
А нам-то «перестройщики» рассказывали, что это только «сталинские кровавые заградотряды» расстреливали своих солдат за попытки добровольно сдаться в плен!!!
Обратите внимание, что, в отличие от современных «прекраснодушных интеллигентов», Л.А. Тихомиров полностью одобряет этот расстрел сдававшихся в плен.
(Ну а о том, что огромная масса «земгусар» и прочей «благородной» братии из «высшего общества», во время тяжелейшей войны окопавшихся в тылу, где занималась самым беспардонным воровством, пьянством и «кутежами» и говорить не приходится).
Еще строже, по мнению Тихомирова, следовало поступать с теми, кто сдался в плен и активно трудился на немцев, копая для них окопы и строя укрепления:
Посмотрите на его гневную запись, сделанную в мае 1916 года:
«В Русском Слове (1916 г. 18 мая, No 114) читаю следующую мерзость (В дневник Л.А. Тихомирова тут была вклеена вырезка из этой газеты):
«Под Икскюлем.
ДЕЙСТВУЮЩАЯ АРМИЯ, 14, V. На днях около полудня на передовых германских линиях под Икскюлем появились толпы рабочих, пытавшихся производить саперные работы.
По ним тотчас же был открыт огонь, заставивший рабочих поспешно уйти в окопы.
Непосредственно за тем из окопов раздалось хоровое пение на чистом русском языке, причем исполнялись исключительно солдатские и просто-народные песни.
Как выяснилось позже, немцы согнали для работ под нашим огнем большую партию наших же пленных, специально доставленную из Германии».
Итак, эта сволочь не только воздвигает окопы против своих, но еще поет песни.
Немцы приказали строить укрепления против русских, а эти мерзкие рабы - строят; приказали петь - поют.
И со стороны русского командного состава нет даже объявления о смертной казни всем изменникам во время войны или по заключении мира!
Прямо охватывает чувство позора за то, что принадлежишь к такой нации. И что тут воображать о победе? Ведь немцы честно стоят за Отечество, они ему нигде не изменяют.
Как же могут их победить такие люди, которые сдаются сотнями тысяч и миллионами, и потом, за пищу, худшую, чем у свиней, не только обрабатывают немецкие поля, но помогают немцам истреблять русских на фронте.
По правде сказать, я обвиняю больше всего не самую эту сволочь, а русскую власть и русскую интеллигенцию, которые не способны чувствовать негодование против негодяев и проявлять его соответствующими действиями.
Если бы у немцев был такой же дряблый высший класс, как у нас, масса их народа и армии точно так же оподлилась бы, как у нас».
Не правда ли, суровые оценки и горькие размышления?!
К еще более печальным выводам Л.А. Тихомиров приходит при анализе военной ситуации и послевоенным прогнозам:
«Нет сил примириться с гибелью родины, а между тем перед всеми умами стоят самые грозные предвидения.
Во-первых - исход войны.
Теперь, кажется, уже нет ни единого человека, верующего в возможность победы. Наше положение на войне решительно всем кажется безнадежным. Совершенно ясно бессилие армии. Отсутствие военных дарований видно ясно.
Невозможно не видеть бесталанности генералов, скверного качества офицеров и, наконец, даже солдат.
Хотя солдаты при хороших офицерах могли бы быть хороши, но при таких начальниках - плохи.
Масса сдающихся в плен поражает всех.
Итак, даже полная военная катастрофа не удивила бы, а успех возможен только при какой-нибудь не от нас зависящей и непредвиденной случайности.
Еще хуже дело внутри. Неуменье устроиться грозит голодом и истощением сил не Германии, а нам. Наглая спекуляция, общее мошенничество, какие-то непонятные скупки всего - от хлеба до железа, - проводимые евреями, наполняют тревогой. Черви и бактерии разъедают все тело России.
Но что будет, когда кончится война, со средним благополучием, без разгрома России?
Тогда, по общему ожиданию, произойдет внутренний разгром в форме некоторой пугачевщины. Настроение солдат в этом отношении тревожное. Они после войны будут "бить господ", как они выражаются, забирать землю и имущество.
Крайне распространено мнение…, будто бы Россия объявила войну, а не Германия, и что война нужна собственно "господам", которые теперь и наживаются...
Вот, после войны, с ними-то и будет расправа. А усмирять пугачевщину нечем, солдаты - это сами же "мужики", своих стрелять не станут. Это - разговоры солдат в больницах.
Весь наш верхний класс, дворянский и промышленный, - ловкий на всякое хищничество - лишен идеи, самосознания, идеалов. Энергии нигде нет. Бороться энергично не может ни с кем.
При опасности каждый будет спасаться сам, не заботясь о гибели других, а потому все составляют легкую добычу каждого свирепого и энергичного врага.
Авторитета не существует. Духовный провален и опозорен, и все больше падает в глазах народа.
Авторитет Царский, конечно, все-таки еще крепче, но подорван и он. Особенно помрачен он Гришкой.
Говорят, Государя непосредственно предостерегали, что Распутин губит Династию. Он отвечает: "Ах, это такие глупости; его значение страшно преувеличивают". Совершенно непонятная точка зрения. Ведь от того и гибель, что преувеличивают.
Ведь дело не в том, каково влияние Гришки у Государя, а в том, каким его весь народ считает. Авторитет Царя и Династии подрывается именно этим».
Не правда ли, у Тихомирова довольно яркая иллюстрация знаменитого ленинского определения революционной ситуации в стране, когда «низы не хотят, а верхи не могут» жить по-старому?!
Ни о какой «победе» в войне над Германией миллионы жителей России тогда и не помышляли, а вот о грядущей революции, «пугачевщине», намерении после окончания войны «бить господ», «забирать землю и имущество» говорили ОЧЕНЬ многие…
Вот, что Л.А. Тихомиров записал о настроениях в солдатской среде:
« 26 октября.
Между солдатами (ранеными) - как слышишь от всех - ужасное раздражение против начальства и властей. Они возвращаются с фронта только с разговорами об "измене".
Не приходилось слышать о войсках, не бывших на фронте: лучше ли их настроение.
В народе и вообще - раздражение страшное. О Москве слышал от нескольких, будто полиция вооружена пулеметами на случай волнений, которые, вероятно, очень возможны. Вообще положение самое тревожное.
Беда в том, что у нас все распоряжения крайне глупы. Особенно ужасны меры по "продовольственному" делу. Я уверен, что мы никогда бы не дошли до такого тяжкого положения, если бы правительство не принимало никаких мер, а предоставило все естественному течению…
Может быть, самое лучшее, за неимением ничего другого, было бы снова отдать Командование Николаю Николаевичу... Не блестящий исход, а всё-таки... Но это безусловно невозможно. А пока военные дела стоят так скверно, - внутри ничего путного нельзя сделать.
Удивительно, что такая война не могла выдвинуть ни одного крупного человека среди генералов. Неужто же в России действительно нет ни одного человека?»
Говоря об отношении тогдашних солдат к личности царя можно вспомнить и дневниковую запись другого ярого монархиста, депутата Государственной Думы В.М. Пуришкевича, сделанную им 9 декабря 1916 года:
«Александра Федоровна распоряжается Россией, как своим будуаром, но назначаемые на министерские посты, благодаря ей и Распутину, люди чувствуют себя настолько не прочно, что даже не переезжают на казенные квартиры, а остаются на своих частных…
Я не в состоянии без боли видеть все это и мысленно задаю себе вопрос: «Неужели Государь не в силах заточить в монастырь женщину, которая губит Его и Россию, являясь злым гением русского народа и династии Романовых.
Неужели Государь не видит, куда она толкает нас?
Как дискредитирует она монархический принцип и позорит самое себя, будучи, в чем я уверен, чистой в отношениях своих к Распутину, который сумел околдовать ее лишь на религиозной почве».
А что говорят!
«Царь с Егорием, а Царица с Григорием»— вот что собственными ушами я слышал вчера в группе молодых солдат, проезжая по Загородному, мимо казарм Семеновского полка».
Особо подчеркнем, что эту фразу, порочащую царицу, жену «самого» императора, громко, вслух, не боясь, что их командиры это услышат и накажут за нее, говорили молодые солдаты лейб-гвардии Семеновского полка (!!!), некогда именовавшегося «первым полком империи»…
В январе 1917 года положение (прежде всего продовольственное) в столицах империи значительно ухудшилось.
Нынешние «промонархические» публицисты обычно утверждают, что «временные трудности» с хлебом, якобы, были тогда только в Петрограде, и то вызваны они были исключительно небывалыми «мятелями» (по словам Солженицына в его «Красном Колесе»).
Посмотрите, что по свидетельству Л.А. Тихомирова, в это время творилось в Москве:
«10 января 1917 г.
…Но около булочных хвосты очень длинные. С хлебом творится что-то неладное. Мука должна, по статистике (?), быть, а между тем ее, кажется, нет, и говорят, что хлеба не будет.
Когда министры меняются чуть не каждый месяц - какой может быть порядок?
Рассказывают (вероятно - враки, но рисует настроение), будто Государыня просит, чтобы Государь предоставил ей все внутреннее управление, а сам был при армии...
Это выдумано, вероятно, для возбуждения народа, потому что к Государыне относятся ужасно нехорошо, и такое про нее рассказывают, что страх берет. Обвиняют ее даже в сношениях с Вильгельмом….
Какое мерзкое время переживает Россия! Оставляя всякие преувеличения, - едва ли кто поручится, чтобы какая бы то ни было смута, была невозможна в любой день.
Народ вообще находится в последней степени нервности и отчаяния в чем-либо хорошем. О победе пишут в газетах, но в нее, право, никто не верит.
К Правительству нет ни искры доверия, не говоря уже об уважении.
Наконец не верят и друг в друга, каждый считая всех других мошенниками. Конечно, масса людей загребают деньги, но вряд ли многие доверяют прочности своих приобретений. Крайне гнусное время…
Брусилов говорил какому-то корреспонденту: "Я не пророк, но могу сказать, что в 1917 г. мы победим немцев"... Откуда такая зрящая болтовня у генерала, без сомнения, умного? Для чего они врут?
Ведь все равно никто не верит, да и как можно верить, когда доказано фактами, что наша армия неспособна побеждать немцев. И разве можно победить жалкими разрозненными ударами, каждый раз давая немцам возможность концентрировать свои силы? Командование никуда не годится. Какая же может быть победа?
28 января
…Анархия полная. Наша нынешняя голодовка - возмутительна. Распоряжения глупые. Полная неспособность обуздать спекуляторов {Так в тексте.}.
Цены поднялись до невозможности жить…
Что ни взять - вчетверо и впятеро дороже. Хлеб величиной в прежний 3-копеечный теперь 7 копеек, грибы 8 р. фунт, И это все так. Не говорю уже, что нынче Маша ходила покупать мясо к Дорогомиловской заставе. Все мясные кругом - не продают.
В городской лавке на Арбате хвост покупателей тянулся minimum на полверсты. Прямо мучение.
В Сибири же на железной дороге лежат миллионы пудов мяса, которые не позволяли нагружать, и наконец на днях разрешили, как раз перед тем, как жестокие морозы готовы перейти в оттепель (сегодня у нас было всего 2® мороза). Просто как будто сам черт или Вильгельм сговорился с нашим непостижимым начальством. …
Об измене трубит весь народ, буквально весь. Может быть, в частностях фантазируют.
Так, сейчас по поводу прибытия иноземных военных делегатов в публике говорят, что специальная цель их прибытия состоит в расследовании дела об утоплении лорда Киченера, выданного немцам будто бы Штюрмером.
Говорят, будто бы один только Штюрмер знал точно маршрут Киченера...
Но ведь если это знал Штюрмер, то, понятно, не один. Не могли не знать и его покровители. Понятно, что мысль публики идет со Штюрмера дальше,... выше.
Никто не подвергается таким обвинениям сильнее Императрицы.
Против нее говорят ну буквально всё.
Но этим подрывается доверие и к самому Государю, хотя тут уже полное неверие принимает иную форму, а именно - что он окружен изменой и не умеет этого рассмотреть…
... Одним словом страна полна слухов, которые показывают полное падение доверия к управительным способностям Государя и какое-то прямо желание переворота.
В перевороте видят единственный способ уничтожить измену. Ничего подобного не было в мире со времен Людовика XVI1.
Знает ли это положение Государь? Что он думает делать в таком опаснейшем положении? Говорят, будто бы он сказал: "Против меня интеллигенция, но за меня народ и армия: мне нечего бояться".
Но если действительно таково его мнение, то оно несколько ошибочно. Пожалуй - и народ и армия в общем за него, но очень условно, а именно не веря его способности управлять и даже вырваться из сетей "измены".
Ну при таком настроении весьма возможна мысль - вырвать его силой из рук "измены" и дать ему других "помощников". Этого вполне достаточно для государственного переворота.
О деталях, крайне интересного, (и малоизвестного у нас) визита союзных делегаций, в январе-феврале 1917 года, в Россию и результатах их встреч с царем и Петроградской союзнической конференции, мы подробно поговорим в следующей главе.
Пока же обратим внимание на господствующие настроения в Действующей армии.
Очень характерные подробности встреч депутатов Думы, членов Государственного Совета и членов Особого Совещания с известным (и популярным) в войсках кавалерийским генералом Крымовым, в своих мемуарах «Крушение империи» приводит Председатель Думы Михаил Владимирович Родзянко:
«С начала января приехал с фронта генерал Крымов и просил дать ему возможность неофициальным образом осветить членам Думы катастрофическое положение армии и ее настроения.
У меня собрались многие из депутатов, членов Гос. Совета и членов Особого Совещания.
С волнением слушали доклад боевого генерала.
Грустной и жуткой была его исповедь.
Крымов говорил, что, пока не прояснится и не очистится политический горизонт, пока правительство не примет другого курса, пока не будет другого правительства, которому бы там, в армии, поверили, — не может быть надежд на победу.
Войне определенно мешают в тылу, и временные успехи сводятся к нулю.
Закончил Крымов приблизительно такими словами:
— Настроение в армии такое, что все с радостью будут приветствовать известие о перевороте. Переворот неизбежен, и на фронте это чувствуют.
Если вы решитесь на эту крайнюю меру, то мы вас поддержим. Очевидно, других средств нет.
Все было испробовано как вами, так и многими другими, но вредное влияние жены сильнее честных слов, сказанных царю. Времени терять нельзя.
Крымов замолк, и несколько минут все сидели смущенные и удрученные.
Первым прервал молчание Шингарев:
— Генерал прав — переворот необходим… Но кто на него решится?
Шидловский с озлоблением сказал:
— Щадить и жалеть его нечего, когда он губит Россию.
Многие из членов Думы соглашались с Шингаревым и Шидловским; поднялись шумные споры.
Тут же были приведены слова Брусилова:
«Если придется выбирать между царем и Россией — я пойду за Россией».
Буквально накануне Февральской революции Л.А. Тихомиров записывает:
«22 февраля 1917 г.
К Маше приходил солдат Выборгского полка, из того же обоза, где Лаврентий.
Передал ей его поклоны, а также сообщение, что жить скверно, что кормят плохо, что зря гоняют с места на место, что во всем беспорядок, и что все начальники - немцы.
Это все означает, конечно, что настроение у нас нехорошее. Впрочем, командир полка был действительно с немецкой фамилией, и, по-видимому, не любил давать льготы солдатам. Полк находится в Бессарабии.
Лаврентий и этот солдат жалуются даже на то, что не зависит от начальства, а от климата юга. Днем солнце печет, а ночью мороз!.. Видимо, им опротивела эта бессмысленная война, без цели, без надежды и они в таком настроении, что на все злятся. Не доброе сулит это на весну...
И это в армии Брусилова...
Что же у Эверта?
Слышно было давно, что "железная дивизия" отказывалась ходить в атаку... Не знаю, какими чудесными судьбами можем мы быть не разбиты весной? Немцы тоже устали, и м[ожет] б[ыть] не очень изобильно едят, но у них снаряды, прекрасная артиллерия, - и полная вера в начальников.
А у нас все хуже и вдобавок полное неверие в начальников, уверенность в их негодности и изменничестве».
Вырисовывается довольно печальная картина, согласитесь.
Но, может быть, гражданский «шпак» Л.А. Тихомиров просто ничего не понимал в армейских настроениях того времени и «сгустил краски»?!
Для примера посмотрите, что вспоминал о предреволюционных настроениях в армии и обществе известный русский эмигрант, писатель и критик Георгий Викторович Адамович.
В 1965 году, в Париже он записал большой цикл радиопередач о событиях 1917 года, который предназначался для эфиров «Радио Свобода»:
«Мой старший брат во время войны был командиром лейб-гвардии Кексгольмского полка.
Помню его приезд с фронта в шестнадцатом году, приблизительно за восемь месяцев до революции.
Я спрашивал, чем, по его мнению, кончится война. Он был убежденный монархист, ни о какой революции не думал, а если и думал, то со страхом.
И меня поразил его ответ: «Кончится тем, что всех нас будут вешать».
Очевидно, у него остались такие впечатления от солдатских настроений на фронте.
Еще я помню предреволюционные месяцы, крайнюю тревогу в обществе. Война затягивалась, чувствовалось, что Россия может эту войну не выдержать, потому что Германия оказалась гораздо сильнее, чем думали.
Но я помню хорошо 1 ноября шестнадцатого года, когда Милюков в Думе произнес знаменитую речь, где в первый раз упомянул об императрице Александре Федоровне в не совсем доброжелательном тоне.
По тогдашним русским порядкам, о представителях царской фамилии нельзя было говорить в общественных местах ничего критического.
А Милюков в своей речи, где он несколько раз вопрошал «Это глупость или измена?», сказал: «Россией правит пышно титулованная истеричка».
Нас абсолютно поразила эта фраза.
В печать она не попала, но, как и все, что делалось в Думе, моментально стала известной».
Стало быть, командир (!) прославленного лейб-гвардии Кексгольмского полка и убежденный монархист, еще осенью 1916 года сказал своему младшему брату о настроениях в солдатской среде: «Кончится тем, что всех нас будут вешать»!!!!
Думаю, что он знал и чувствовал эти солдатские настроения намного лучше современных псевдо монархических сочинителей, рассказывающих «дорогим россиянам» сказки о том, что царская армия-де в феврале 1917 года «была накануне победы».
А вот что Л.А. Тихомиров записывал о положении в Москве уже в самый канун Февральской революции:
«4 февраля
Завтра начнется Масленица. А ничего нет. Едва добыли молока. Мяса - один раз совсем не добилась Маша. Потом послали Марфушу, и после долгого стояния - она получила 4 фунта (с костями). Ни печь блины не из чего, ни есть не с чем. Мне то, лично, все равно, не чем. Но прочим? "Широкая масленица"…
Я уверен, что у немцев меньше лишений, по крайней мере, более равномерно. У нас есть класс, имеющий доступ к военным и административным запасам, и он - излишествует. У офицеров - что угодно!
А солдат кормят скверно.
[...]
17 февраля
Положение продовольствия наводит какой-то ужас. Ничего нет.
В Москву доставляется 1/3 нормального количества муки. Едим - ужасный хлеб, даже затхлый, количество - ничтожное. Наш бедный кот, голодный, мучит своими просьбами пищи. Но и сами в таком же роде.
Вдобавок - неумолимый мороз, не прекращающийся. Мы прямо раздавлены испытаниями. Сегодня в булочной выдали два хлебца (нас 8 человек) и сказали, что 19 ф[евраля] совсем не дадут…
Получил поздравительное письмо от Тихона (это сын Л.А. Тихомирова, иеромонах – примечание).
Оно шло 5 суток из Новгорода. Но это еще ничего.
А вот тоже письмо от Клевезаля из Рязанской губернии (ст. Тума [?], на железной дороге): так это шло 15 суток! У них ветка железной дороги уж не большая, думаю, верст 60. Так поезд на одной этой ветке запаздывает на семь дней! Значит он идет в день верст 8... Вот подвози продовольствие по таким дорогам.
Закончим эту главу, и разговор о состоянии российских железных дорог, рассказом английского посла Джорджа Бьюкенена о его последней встрече с Николаем Вторым.
В январе 1917 года Николай Второй дал аудиенцию Д. Бьюкенену, в ходе которой английский посол попытался посоветовать царю прислушаться к «общественному мнению»:
«В Англии …чтобы обеспечить сотрудничество рабочего класса, мистер Ллойд Джордж включил представителя партии труда в наш малый военный кабинет.
В России ситуация обстоит по-другому, и, боюсь, его величество не видит, как важно, чтобы мы выступали единым фронтом не только как союзники, но и каждая страна как народ в целом.
«Но я и мой народ, – перебил император, – едины в своем стремлении выиграть войну».
– «Да, – ответил я, – но не в оценке компетентности людей, которым ваше величество доверяет ведение войны. Желает ли ваше величество, – спросил я, – чтобы я говорил, как обычно, откровенно?»
Император выразил свое согласие, и я завел речь о том, что между ним и его народом возник барьер, и если Россия по-прежнему едина, то она едина в неприятии его теперешней политики.
Народ, который столь чудесным образом сплотился вокруг своего монарха в начале войны, теперь увидел, как сотни тысяч жизней принесены в жертву из-за нехватки оружия и снарядов; как некомпетентность администрации привела к повсеместной нехватке продовольствия
– «и к почти полной остановке железных дорог», добавил, к моему удивлению, сам император.
Все, чего они хотят, продолжил я, это правительство, которое смогло бы довести войну до победного конца. По моим сведениям, Дума была бы удовлетворена, если бы его величество назначил председателем Совета министров человека, который будет пользоваться доверием народа и которому будет позволено выбирать своих коллег.
Император обошел это предложение молчанием, сославшись при этом в свое оправдание на некоторые изменения, которые он недавно произвел в кабинете.
На что я осмелился заметить, что в последнее время его величество так часто менял своих министров, что послы зачастую не знают, останутся ли те министры, с которыми они имеют дело сегодня, на своих постах завтра.
«Ваше величество, позвольте сказать, что у вас есть лишь один выход: разбить стену, возникшую между вами и вашим народом, и вернуть доверие людей». Император выпрямился и, сурово глядя на меня, произнес: «Так, по-вашему, это я должен вернуть доверие моего народа, или это он должен вернуть мое доверие?»
– «И то и другое, сэр, – ответил я, – поскольку без взаимного доверия Россия никогда не выиграет эту войну».
(«Моя миссия в России. Воспоминания английского дипломата». Джордж Бьюкенен).
Как видим, и сам Николай Второй отлично понимал, что на железных дорогах России – катастрофа («почти полная остановка», по его словам).
А без слаженно работающих железных дорог ни успешно воевать, ни снабжать население продовольствием было невозможно.
В следующей главе речь пойдет о петроградской союзнической конференции и положении в Петрограде накануне Февральской революции.
На фото: 1915 год. Солдаты Духовщинского пехотного полка на привале борются со вшами.
Продолжение: http://www.proza.ru/2020/03/19/444