Частая проблема сельских храмов- они мало кому нужны. Нет, если касается дело чего-либо посвятить, покрестить ребёнка, которых в сёлах, особенно на периферии, становится с каждым годом всё меньше, то тут да. А прийти просто так, помолиться, постоять незаметно в тихом уголке, такое и в голову не придёт. Сначала оббегают всех бабок в округе- шептух, предсказух, кликуш, и только опосля, и то не всегда, додумаются обратиться к Богу.
Как я писал выше, современному человеку не интересен Бог. Он ему, по сути, мешает. Мешает жить в своё удовольствие, воровать, гадить и оскорблять всё и всех вокруг. Даже те, кто якобы говорит о Боге, о Библии, и те обманывают праздных обывателей, всеми силами стараясь втянуть в какую-либо секточку.
Наш храм является «Памятником архитектуры», стоит на балансе в Минкульте, но государство не особо его опекает. В селе Сыч практически ничего не осталось того, что когда-то имело значение, где можно провести досуг. Библиотеку закрыли сразу после развала союза. Дом культуры открывают исключительно во время выборов, редких бракосочетаний, или раз в год выступает ансамбль местной самодеятельности, который и тот на ладан дышит, во всех смыслах этого слова. Росписи новобрачных стали редкостью не потому, что в селе абсолютно отсутствует молодёжь. Такие мероприятия сделались неподъёмно дорогими, для обычного человека. Сошлись молодые люди, да и живут себе, ни расписаны, ни венчаны. Не редко, после нескольких лет такой жизни, они расходятся, находят другую пару, или так и слоняются бобылями.
С самого утра я отправился в храм. Хильда, сославшись на плохое самочувствие, предпочла остаться дома, отказавшись идти в школу. Вообще, после вчерашних происшествий она сильно приуныла, замкнулась в себе, не ела. Все попытки поговорить не увенчались успехом.
— Ты не волнуйся, — говорила она, — я немножко полежу и всё пройдёт. Хочу малость отдохнуть.
— Мне нужно в храм, — говорю. — Великий пост на носу, следует прибраться, пыль погонять, посмотреть в каком состоянии великопостные покрывала, занавесы, облачения. Ещё над клиросом крыша прохудилась, когда дождь, капает. Ума не приложу, как сам туда доберусь.
— У тебя получится, — улыбнулась Хильда. — Я всё равно тебе, в таком деле, не помощник.
— Само-собой. Ладно, не скучай, побегу я, а то время так летит, ничего не успеваю. Бабушка Аня завтрак приготовила, попросил, чтоб присмотрела за тобой.
— Не нужно за мной присматривать! Что я маленькая.
— Так, не ворчи. Поесть не забудь, а то знаю тебя.
В храме прохладно. Пахнет цветами, их приносит каждую службу Мария Фёдоровна. Она развела во дворе огромный цветник, соорудила несколько теплиц, и теперь цветы у неё целый год. А ещё чувствуется еле уловимый аромат ладана, и тот уникальный запах, которыми пахнут храмы.
Столько работы, не знаешь, с чего начать. Помощников нет. Пономарей не было отродясь, а неизменный труженик Дмитрий Иванович- добрый, тихий староста, слёг в простуде. Подойдя к храмовой иконе, перекрестился, глядя на лик старого образа, изображённого на ветхой доске.
— Господи, помоги, — прошептали губы, и поклонившись до земли Всевышнему, иду к церковному сундуку.
Старые облачения совсем уже ни на что не похожи. Бархатные покрывала покрылись плешинами, ленточки поела моль, а катапетасма то и гляди, порвётся от неосторожного прикосновения. Всё требует средств, но взять их неоткуда, посему обходимся тем, что имеем.
Я уже почти как час драил единственный металлический подсвечник, покрытый рябью окислений. Мой труд являлся абсолютно бесполезным, так как добиться хоть какого-либо блеска от этого подсвечника уже не представлялось возможности. Вдруг двери храма тихонечко отворились, пустив на пол яркую струйку солнечного света. На пороге появилась молодая, худощавая женщина. Пугливо озираясь, она неспешно прошла на средину, перекрестилась на распятие и задрав голову, приковала взгляд к старым, практически выцветшим подкупольным фрескам, изображавшим Царя Славы, четырёх евангелистов, и восьми святителей.
— Добрый день, — бросив свой Сизифов труд, поздоровался я. — Может, вы что-то хотели спросить, или дело какое?
Женщина перевела взгляд на меня. Её чёрные, как ночь глаза, оценивающе окинули меня с ног до головы. Она подошла ближе, и только тогда произнесла:
— Вот, гостила здесь, в селе, увидела храм, решила зайти.
Голос у неё звучал мягко, завлекающе, невольно располагая к беседе.
— Да, храм у нас знатный. И революцию пережил, немецкую оккупацию и Хрущёвские времена. Столько помнят эти стены, — я невольно взглянул на желтоватую плешину в потолке, с облезшей краской, аккурат под самым клиросом.
— Вы, вижу, уборкой занимаетесь? — спросила женщина, покосившись на грязную тряпку в моей руке, изрядно испачканную всевозможными средствами для блеска.
— Та вот, безуспешно пытаюсь отчистить подсвечник, — развёл руками я. — Хотя, подозреваю, ему уже мало что поможет.
Незнакомка взглянула на остальные подсвечники. Они были выполнены из дерева и имели весьма жалкий вид: потёртые, во многих местах обгоревшие, слегка забрызганные воском.
— Я в одном храме видела, вместо подсвечников такие себе деревянные вазы, наполненные песком, либо гравием, — сказала женщина. — Конечно, такое менее эстетично, но более практично. После службы, верхний слой грунта собрали и насыпали свежий. И ничего драить не нужно, или скоблить. Так поняла, у вас некому такое делать.
— Увы, — развёл руками я. — Собираемся пару раз в год, перед пасхой, да Рождеством, ну или храмовым праздником. Прихожане, практически все пожилые старушки. Сами понимаете.
— Понимаю, — утвердительно кивнула незнакомка. — А давайте, я вам помогу.
— Вы? – удивился я. — А это удобно?
Женщина кивнула и её лицо на миг озарила обворожительная улыбка. Она ловко сбросила простенькую куртку и кинув её на скамейку, застыла в ожидании распоряжений.
— Ладно, — я также не смог сдержать радостной улыбки. — Как вас хоть зовут?
Женщина моментально посерьёзнела, показалось, даже напряглась. Чуть опустив голову, она произнесла еле слышным голосом:
—Инта.
— Инта?
Женщина подтвердила мой вопрос кивком головы.
— Знаю есть такой город. Это где-то в Коми.
Теперь незнакомка кинула на меня слегка удивлённый взгляд.
— Моя бабушка коми. Ещё при союзе, вышла замуж за офицера, его перевели в часть под Киев, так и остались здесь. Бабушка очень тосковала за родиной, и когда родилась я, вот так вот назвала, в честь родного города. Звучит, как фиалка, на финском. Вообще-то меня Лариса зовут. Такое имя батюшка при крещении дал… Ладно, мы работать будем? — женщина опять добродушно улыбалась.
Надо заметить, энергии Инте не занимать. Она словно заводная ухватилась за работу. Протёрла стёкла на иконах, обмела паутину, куда достала, навела порядок на панихидном столе, потрусила все половики, и пока я возился в алтаре, принялась мыть пол.
— Вы же простудитесь, — забеспокоился я, глядя как женщина полощется в ледяной воде.
— Ничего, мне не привыкать, — ответила она, поправляя запястьем руки, выпавшие из-под косынки смолянистые волосы.
Волосы выглядели тёмными, практически чёрными, но в них проглядывались тонкие крашенные полоски ярко-синего и светло-зелёного цвета, в правой стороне головы, что-то на подобие того, как красились эмо в середине нулевых. А ещё я только сейчас заметил крохотный пирсинг в левой части носа Инты. Краем глаза заметив, моё лёгкое удивление, женщина резко выпрямилась и тут же заправив волосы под косынку, наспех отряхнулась, после чего сказала:
— Совсем забыла, надо бежать. Ещё в аптеку зайти, лекарство для сестры купить. Сколько время, не подскажите.
— Пол второго, — ответил я.
— Ну, вот, говорю же, пора, — сказала Инты очень спешно одевая куртку.
— А я думал вас чаем угостить, — сказал я, чувствуя лёгкое недоумение. — Вы так славно потрудились, сам бы я до вечера валандался. Тем более, замёрзли вся, руки, вон красные.
— Ничего, согреюсь, — говорила женщина, учтиво кланяясь и пятясь назад, к выходу.
— Жаль, что так и не смог вас ничем отблагодарить.
— А вы не беспокойтесь. Я ещё, как-нибудь, приду. Я тут недалеко, в Рассветном живу. Мне у вас понравилось. Может на службу попаду, если Богу угодно будет.
Сказав это, Инта-Лариса, опрометью бросилась к выходу и выскочила за дверь, как угорелая.
— Хм, как удивительно, — проговорил я, перекрестившись на алтарь. — По истине, милость Твоя, Господи. Появилась ниоткуда, и сбежала в некуда. Остаётся надеется, что это не очередное искушение дьявольское, а Твоё благоволение ко мне, Боже.
Продолжение следует...