Получаемая информация определяла направление следующих поисков и помогала выбирать то, что было нужным в настоящее время.
Заинтересовавшись звериной социологией, Джон нашел еще ряд интересных статей. Его внимание привлекли данные по некоторым экспериментам, где подопытными были крысы. Это были очередные необычные опыты, имевшие неожиданные результаты.
Хотя данные были не новыми, он только сейчас счел их интересными и посчитал нужным изучить.
«Клаудиа Рутте (Claudia Rutte) и Михаэль Таборски (Michael Taborsky) из института зоологии университета Берна (Zoologisches Institut) в 2007г. установили, что крысы способны помогать совершенно незнакомым крысам, даже если те ранее не помогали им.
Ранее учёные не раз наблюдали у животных случаи взаимовыручки, которые были основаны на принципе «Ты помог мне — я помогу тебе», так что исследователи относили их к категории «прямой взаимопомощи».
В поставленных опытах крысы могли кормить своих соседей-крыс, нажимая на специальный рычаг.
Подопытных животных поделили на две группы.
Первой из них другие крысы выдавали пищу, второй группе не выдавали. То есть у первой группы опыт получения пищи от других крыс был, а у второй нет.
После этого у подопытных крыс появлялась возможность самим выдавать пищу другим животным.
В качестве одариваемых особей выступали уже другие крысы, а не те, что ранее были дарителями. Так исключался принцип «ты мне - я тебе».
Выяснилось, что крысы, которые на себе испытали помощь со стороны сородичей, на 20 с лишним процентов чаще сами также помогали получать пищу своим новым партнёрам.
При этом было установлено, что крысы способны помогать совершенно незнакомым крысам. Даже если те ранее не помогали им.
Крысы, которых ранее никто не одаривал, и сами реже проявляли альтруизм».
Последний факт сам Джон оценил как вероятное отсутствие практического опыта в данном способе получения пищи.
Вероятно, не все крысы вообще предполагали такую возможность. Поэтому им требовалось некоторое количество такого опыта для подобных действий. Он автоматически отметил это и перешел к чтению вывода.
«Авторы эксперимента предполагали вывод, что этот простой механизм может способствовать эволюции сотрудничества и у других животных, между особями, не являющимися знакомыми и не являющимися родственниками. Авторы считали, что такая взаимопомощь способствует выживанию вида».
Информация была опубликована в электронном журнале PLOS Biology. После прочтения этой статьи у него постепенно начали формироваться некоторые вопросы.
Когда позже он наткнулся на еще одну статью в Science, им были получены и некоторые ответы.
В статье описывались не столь давние исследования группы ученых. Жан Десети (Jean Decety), Инбаль Бен-Ами Барталь (Inbal Ben-Ami Bartal) и Пегги Мейсон (Peggy Mason) провели эти исследования в 2011г. Данные тоже были интересными.
«Ученые выяснили, что лабораторные грызуны неоднократно вызволяли своих товарищей из плена, не получая взамен никакой выгоды.
На тестовой площадке биологи помещали двух крыс. Одна из них пользовалась сравнительной свободой, а вторую запирали в узкий прозрачный цилиндр.
При этом дверцу цилиндра можно было открыть только снаружи. Свободные крысы выказывали больше волнения, когда их сородичи находились взаперти, по сравнению с ситуацией, когда в цилиндре никого не было.
Это уже было первым проявлением эмпатии. Но эмпатия этим не ограничивалась.
После нескольких таких сеансов крысы разобрались, как можно открыть крышку цилиндра. Сначала они возились подолгу, но как только зверьки нашли способ её сбросить – все стало быстрей. В последующих испытаниях крысы освобождали сородичей почти сразу же, то есть в считанные секунды после начала теста.
Один из авторов эксперимента, профессор психологии Жан Десети из Чикагского университета, утверждал: «Это первое доказательство того, что оказание помощи у крыс вызвано сопереживанием.
В литературе не раз высказывалась идея, что эмпатия не является уникальной для людей, и это положение было хорошо продемонстрировано на обезьянах, но в отношении грызунов оставалось не очень ясным.
Мы собрали в одной серии экспериментов свидетельства помощи, основанной на эмпатии у грызунов, и это действительно в первый раз было хорошо видно».
Вероятно, Десети забывал про похожий эксперимент швейцарцев, проведённый в 2007 году, о котором Джон недавно читал.
Там крысы могли кормить друг друга просто так, не получая ничего взамен. Чем не альтруизм и эмпатия?
Отметив это, он вернулся к статье. Еда как отвлекающий фактор также была использована в описываемом опыте американцев.
«В отдельной серии попыток на площадку со свободной крысой помещали два запертых прозрачных цилиндра – в одном был пленник, в другом – шоколадная стружка.
Крыса могла бы сначала открыть ёмкость с лакомством, съесть его и только потом освободить товарища.
Но она этого не делала. Грызуны, как правило, открывали пленника первым, а цилиндр с шоколадом – вторым и далее делились едой.
«Мы были в шоке», — говорила об этой части эксперимента исследовательница Пегги Мейсон. А Инбаль Барталь, третий автор работы, добавляла: «Мы не обучали этих крыс. Они обучались сами, потому что были мотивированы чем-то внутренним.
Мы не показывали им, как открыть дверцу, у них не было какого-либо предыдущего опыта по её открытию, и ведь сдвинуть эту крышку было трудно. Но они продолжали попытки и, в конечном счете, добивались желаемого».
Чтобы проверить, не было ли последующее общение крыс наградой для освободителей, учёные обставили опыт так, что при срабатывании крышки пленники выпускались в другой загон и не имели возможности взаимодействовать с первой крысой.
Но животные продолжали освобождать сородичей и в таком случае.
А вот обман не прошёл: когда вместо крысы в цилиндр помещалась похожая на неё игрушка, подопытное животное не открывало цилиндр.
Не все крысы в эксперименте одинаково наловчились освобождать пленников. Дальнейшие тесты показали, что крысы-самки с чуть большей вероятностью становятся благодетелями, чем самцы.
Возможно, это показывает глубинную связь эмпатии и материнства решили авторы эксперимента».
«Любопытно», – подумал Джон, закончив чтение – «Хотя насчет связи эмпатии и материнства конечно спорно».
Возможно, просто генетическая связь с полом, но это было не самое интересное из того, на что следовало обратить внимание.
Основное осталось незамеченным. Авторы не увидели очевидного вопроса.
Как все это может соотноситься с теорией эволюции?
Логически возникает очевидное противоречие. Ведь, как известно, к движущим силам эволюции среди прочих относится и борьба за существование, благодаря которой «выживает сильнейший».
Кроме того, согласно той же эволюционной теории самая жесткая борьба – внутривидовая, так как особи одного вида имеют примерно одинаковые потребности и соответственно являются прямыми конкурентами по отношению друг к другу.
В данном случае почему-то борьбы не было. Участвующие в опыте крысы явно нарушали эволюционную теорию и стремились помочь конкуренту, вместо того чтобы поесть шоколада и порадоваться за «сильнейшего» себя.
Джон представил себе толстую злорадствующую крысу с мордочкой, испачканной шоколадом, и непроизвольно хмыкнул.
Выглядело действительно смешно. Не без труда он отвлекся от этого образа и продолжил рассматривать пришедшую мысль.
Она была интересной и пока не противоречила имеющимся знаниям. Вполне вероятно, что на какой-то стадии развития данный вид формирует первичное общественное мышление и поведение.
Он создает (или при его участии создается?) некий примитивный социум со всеми соответствующими иерархиями.
Это приводит к определенным последствиям. В результате такой социум становится характерным свойством данного вида и влияет на внутренние и внешние факторы, действующие на каждую особь.
В том числе и на так называемые «эволюционные факторы».
Все логично и даже сочетается с теорией, но тогда получается, что биологическая «борьба за существование» идет уже между социумами, а не индивидуумами. Внутри социумов прямой борьбы нет, там роли распределены.
Внутри каждого социума идут какие-то другие процессы, обусловленные уже самим социумом.
Какие? Для ответа на этот вопрос требуется дополнительная информация. Пока такой информации нет, можно анализировать лишь то, что уже имеется.
В результате анализа, как минимум, следует вывод, что борьба за существование внутри вида в большей степени определяется видовым социумом и значительно отличается от межвидовой борьбы.
Вероятно так. Или в природе помимо «борьбы за существование есть» еще и противоположная ей «взаимопомощь», которую теория эволюции почему-то не учитывает.
И не только это. Теория не учитывала и не объясняла многое.
Из результатов экспериментов, о которых читал Джон, следовало, что крысы, когда их было мало, стремились помочь конкуренту, даже в ущерб себе.
Данное качество не было постоянным. Когда крыс собиралось некоторое количество, они почему-то начинали строить иерархии и конфликтовать с соплеменниками.
Непонятно. Зачем помогать незнакомым крысам, а у знакомых забирать еду?
Проще всего животным было самостоятельно добывать и есть пищу. Такой вариант объяснялся теорией эволюции. Не противоречили ей также варианты отбора и кражи пищи. Вариант с помощью был необъясним.
Подобные странности не могли быть объяснены в рамках имеющихся представлений. Теория не работала или работала не так, как предполагалось.
Возможно, эволюционистам нужно было признать не только биологический, но и социальный симбиоз?
Более того. Вероятно, также им, как минимум, следовало пересмотреть и уточнить понятия «борьбы за существование» и «естественного отбора» внутри вида.
Возникли и другие вопросы.
Эти вопросы не относились напрямую к теории эволюции, но могли иметь не меньшее значение. Они показались ему более интересными.
Помимо уже отмеченной авторами экспериментов «внутренней» природы действий крыс, было что-то еще, чего не увидели авторы экспериментов.
Не увидели или не захотели увидеть? Почему-то эти очевидные вопросы они не задали.
Откуда бралась загадочная внутренняя природа? С чем она связана? Почему отмеченная природа проявлялась не у всех крыс одинаково?
Возможно, это было как-то связано с социумом и иерархиями в других опытах. Ему захотелось получить ответы на эти вопросы.
Роль внутреннего фактора тоже имело смысл проанализировать подробней.
Интересная информация. Он обязательно займется всем этим, но не сейчас, а позже.
Сейчас его больше заинтересовало другое – действие извне.
Не он один предполагал и отмечал это. Авторы тоже упоминали некие внешние силы, но они даже не высказали предположения. Какие силы заставляли крыс в опытах вести себя так?
Он решил это выяснить. Сначала нужно было определить природу внешних сил.
Требовалась информация.
Поэтому дальше последовал ее поиск и обработка. Постепенно начали появляться первые результаты.
Чем больше информации находил и обрабатывал Джон, тем более интересной казалась ему идея, которая пришла извне.
Эта идея еще не имела конкретного определения. Пока она только принимала понятную форму. Для того чтобы она сформировалась полностью, ему требовалось найти, собрать и проанализировать информацию, интерес к которой он получил.
Именно такой процесс приводил к знанию. Так же происходило и с предыдущими приходящими мыслями.
Полного знания еще не было, но в какой-то форме оно уже было.
Сначала на уровне образов и ощущений. На уровне интуитивных и фантастических предположений.
Затем на уровне фактов.
Он уже неоднократно это проверял. Знание, которое он получал после поиска и анализа информации, было тем же самым.
Это не значило, что любая приходящая мысль являлась таковой и могла быть принята сразу. На всех этапах получения знания требовалась проверка.
Именно после нее появлялась обоснованная фактами и логически понятная форма. Цифры и факты проверок делали знание объективным, понятным и материальным.
Джон был ученым и не мог обойтись без научного критичного подхода. К тому же это было эффективно. Такая стратегия отлично работала.
Чтобы перевести новое, пока еще интуитивное, знание в понятную форму, нужно было найти, обработать и проверить необходимую информацию.
При этом ему уже не требовалось определять, какая именно информация необходима на данный момент. Выбор информации осуществляла сама жизнь.
Раньше Джон мало интересовался другими науками. Разумеется, он знал основные положения других естественных наук, таких как, например физика или химия.
Только теперь он понял, что знания, полученные им в прошлом, были минимальными.
Как правило они ограничивались рамками принятого образования. Законы и формулы. Общие теории. В основном дайджесты.
Непосредственно трудов ученых, работавших в данных областях, он не читал.
Про те труды, которые не считались научными, а были скорее философскими, он даже не знал. Поэтому был удивлен, когда узнал, что существует эссе “Наука и Религия” А. Эйнштейна, последняя версия которого вошла в книги «Мир каким я его вижу» и «Идеи и мнения». (A. Einstein, «Science and Religion», «The world as I see it», «Ideas and Opinions»).
Во время очередных поисков ему встретилось упоминание данного труда. Джон захотел его прочесть. То, что он прочел, его поразило.
Оказывается, подобные мысли приходили и другим ученым. И они их вполне понятно описывали. Но почему-то эти мысли так и остались неизвестными для многих. Общее образование о таких трудах предпочитало умалчивать.
Мысли Эйнштейна о науке были удивительно близки к тем вопросам, которые сейчас занимали Джона.
«Научный метод может научить нас только, как факты связаны друг с другом и обусловлены друг другом.
Стремление к такому объективному знанию является самым высшим, на которое человек способен, и вряд ли кто-нибудь заподозрит меня в желании преуменьшить героические достижения человечества в этой области. Но в то же время ясно, что знание того, что есть, не открывает дверь к открытию того что должно быть.
Можно иметь самое ясное и полное знание о том, что есть, и в то же время быть не в состоянии вывести из этого, что должно быть целью наших человеческих устремлений. Объективное знание предоставляет нам мощные средства для достижения конкретных целей, но конечная цель сама по себе и средства её достижения должны прийти из другого источника.
И вряд ли нужно доказывать, что наше существование и наша деятельность обретают смысл только после формулировки такой цели и соответствующих ценностей».
Интересно, что подразумевал этот известный физик, когда говорил о конечной цели и средствах ее достижения, которые должны прийти из другого источника?
А может, Эйнштейн тоже знал про приходящие откуда-то ответы? Что если он тоже получал подобную информацию извне?
Поразили Джона и его рассуждения о взаимосвязи науки и религии.
«Теперь, даже хотя сферы религии и науки сами по себе ясно разграничены, между ними существует сильная взаимосвязь и взаимозависимость.
Хотя религия может служить тем, что определяет цели, она, тем не менее, научилась у науки, в широком смысле, какие средства приведут к достижению целей, которые она наметила. Но наука может развиваться только теми, кто полностью впитал в себя стремление к истине и пониманию.
Это стремление, однако, проистекает из сферы религии.
К ней же принадлежит вера в возможность, что правила, пригодные для мира сущего, рациональны, то есть доступны разуму.
Я не могу представить себе подлинного учёного без этой глубокой веры. Эту ситуацию можно выразить афоризмом: наука без религии хрома, религия без науки слепа».
Вероятно, Эйнштейн тоже видел некие противоречия. И он тоже пытался связать религию и науку.