Лев Львович показал Анечке одну из спален с «фонарём» и сказал, что она может здесь располагаться. Золотистая спальня в «фонаре», отделанная деревом, имела одну сторону овальную и выдающуюся, с маленьким балкончиком, другую – в шкафах-купе и третью – смежную с ванной и туалетом. Её окна выходили на реку и обширную луговину по другую сторону капризницы Голубичины, всю в крохотных извилистых лощинках, перелесках и рощицах – и небогатыми хибарками истинных, фанатичных дачников.
Аня первым делом с облегчением сбросила босоножки. Полюбовалась на виды, приняла душ, сменила джинсы и рубашку на летний сарафан, покопалась в загодя доставленном багаже, извлекла носки, примерила услужливо принесенные Севой новенькие тапки. Пойдёт, здесь такая чистота, можно даже и в носках. И ещё раз придирчиво себя оглядела: нет, и всё-таки не модель! Так что и платья с кринолином не надо: оно помешает ощущать себя легко и раскованно. Ей больше по нраву удобная спортивная одежда, приноровившаяся к телу; тёплые, уютные деревенские домики с «человеческим лицом», а не Церетелиевским монструозным ликом. Домики, за которыми – память поколений и живая история…
Будет ли ей обидно и досадно, если Лев найдёт себе другую кралю? Не может быть, что это у него первый заход «налево». Или – первый? Седина в голову, так сказать, Анечка – в ребро…
Вздохнув, Анечка вприпрыжку спустилась на первый этаж, в столовую. Сева и Вова уже накрыли стол – они были привычны к причудам начальника и давно научились этим нехитрым премудростям, а заодно и наиболее сложному и оплачиваемому делу – молчанию. На великом «монастырском» столе продуктов было явно больше необходимого. Становилось ясно, что львиная доля достанется трём вечно голодным парням: Севе, Вове и Глебу, торчащему где-то на задворках, в «облаке». Да ещё и отставному садовнику останется, что на хлеб намазать.
Лев Львович уже расхаживал по столовой, напоминающей по объёму и убранству трапезную небольшого дворца. Он подал Ане руку, помог сойти с последней ступеньки, явно воображая её в длинном бальном платье, и галантно препроводил к столу.
- Лев Львович, вы будете париться? Топить баню? – деликатно осведомился Сева, напрочь разрушив гармонию фантастической мечты.
- Аня, как ты?
- Не очень. Боюсь. Сунулась как-то давно, у мамы – не понравилось. Голова закружилась. Сбежала.
- Ага. Тогда чуть-чуть, несильно, на первый раз, для пробы. Чтобы не сбежала. Сева, потом для себя подтопишь. После нас.
- Хорошо, спасибо, - флегматично ответил Сева, уходя в кухню мыть фрукты.
«Ему не терпится продемонстрировать все прелести своей дачи», - подумалось Ане. – «Хочется быть крутым, как во всех этих дурацких сериалах».
- Скажи, а где ты такого Севу раскопал? Он всегда этакий – малословный и услужливый? И со всеми согласный?
- Всегда, Аня, - не то посетовал, не то похвалился Лев. – У него на иждивении мать и сестра-инвалид. Что ж ему не соглашаться? Работа не пыльная.
- А опасная?
Лев Львович туманно усмехнулся, но ответить не успел.
- И веничек возьму, ладно, Лев Львович? – сказал возвратившийся Сева, укладывая помытые фрукты на блюдо. На них росой блестела влага.
- Жаль только, девочек нет, - упрямо продолжал он. – Вы бы и для нас с Вовиком кого прихватили. А Глеб совсем, поди, скрючился без девочки.
- Ты с Вовиком на работе, - одёрнул Лев, не зная, то ли извиняться за нежданную бестактность, а то ли самому сгореть со стыда. – Частная жизнь – в свободное от работы время.
- Сева, у тебя есть частная жизнь в свободное от работы время? – тут же полюбопытствовала Аня.
- Частная жизнь, - глубокомысленно, но несколько натянуто, сказал Сева. – Должна быть мимолётна. У депутата нет частной жизни. Он должен жить общественной. В частной жизни, Лев Львович, легче подловить. Спрятался в кустах или в подъезде у любовницы, нажал спуск – и готово.
Лев глянул на него дикими глазами, и Сева печально умолк. Анечка не сдержала смешок. А у Льва холодок пробежал по спине. Слишком не понаслышке приходилось ему по роду деятельности сталкиваться с этой мимолётностью. Да и сам он тоже хорош, связался с отморозками, с Сычёвской кодлой. А кто бы мог подумать, что Сыч, который учился у Льва и был вполне нормальным средним студентом, нынче станет контролировать его и учить жить не по чести и не по правде?
Нет, не так. Кто бы мог представить, что препод позволит студентику развести себя как распоследнего лоха? Лев помотал головой, отгоняя обойму назойливых мыслей. Анечка! Она рядом, всё остальное… как у них там? – параллельно или по барабану. По пистолету. Пистолету…. Стоп, стоп, опять гадость лезет. Тучи свинцовые. Кстати, сычовцы неплохо вооружены, сам постарался…
- Лев Львович, вы меня слышите? – Анечка тронула его за рукав и улыбнулась так, словно проглянуло солнышко.
- Простите, Анна Васильевна, - глухо сказал Лев и попросил тихо сквозь сжатые зубы: - Сева, сгинь! Я с тобой после поговорю.
Сева насупился, развернулся и зашагал прочь.
- Лёва, не надо у меня просить прощения. Сева прав. Я – любовница. Ну и что ж? Я ведь не становлюсь от этого хуже, да? Тем более что любовниц любят.
- Он ведёт себя отвратительно. Не знаю, какая муха его укусила.
- Ты сердишься, Юпитер? Сева очень мил. Смотри, как он для нас старается.
- А ты что, никогда не сердишься?
- У меня заповедь, - засмеялась Анечка. – Не кусаться, не ругаться, только нежно целоваться. Поцелуй меня, Юпитер. Вот так!
После ужина они вышли в сад. Сад был мокр от нечаянного недавнего дождика и прохладен. Газоны поблёскивали под фонарями, асфальтовые дорожки чернели исполинской паутиной. Лев набросил на Анечку свой джемпер. Они не спеша шли по направлению к новёхонькому, бревенчатому банному комплексу, окружённому почему-то стеной из туй и молоденьких липок. Баня тоже смотрелась дворцом, но всё же поменьше размером.
Окна бани светились, и янтарно-жёлтые и розовые дорожки ложились на фигурные бордюры, траву и кусты роз.
- Комары кусаются, – озабоченно сказал Лев. – Эк их сколько после дождя повылазило! Болота ведь кругом. Вот почему я не люблю в этот лес ходить.
- «Кому не нравится сосна – дорога в лес запрещена!» - продекламировала Анечка. – Это из старой-престарой детской книжки Джанни Родари.
- Как же, как же, помню, - заулыбался Лев. – У него ещё дивная повесть «Джельсомино в стране лжецов». Как всё было просто в детстве! И какие истины открывал Родари своей страной лжецов. Знаешь, я в детстве – не помню книгу - впервые встретился со страшным ругательством. «Идиоты!» - так заорал предводитель банды. Я был в шоке, и с этого момента «идиот» сделался моим любимым ругательством, я швырял его налево и направо, пока отец не вразумил.
- И что, с тех пор ты совсем не ругался? – удивилась Анечка.
- Ругался, конечно. Но нехорошими словами – только про себя. У нас в Думе некоторые грешат ненормативной лексикой, я не присоединяюсь.
- Я тоже не присоединяюсь, не люблю этого дела. В моей практике был такой случай, - поделилась Анечка. – Один парень ко мне лип, почти три дня. Заика. Очень сильно заикался. Но это бы ничего – он простой был, не злой и даже симпатичный. Но мне не до него было. Я в лесу зарядкой занималась, на скамейке и на турнике. Он любовался, восхищался и стал выкадрючивать, чтобы меня поразить: вот, мол, а я умею на голове стоять! Начал пытаться делать стойку, не вышло, упал и здорово стукнулся головой об утрамбованную площадку. Крепко стукнулся, я представляю – наверное, искры из глаз посыпались. И он в сердцах громко так ляпнул: «Ёхан Палыч твою мать!» На весь лес. Понимаешь, да? И тут же перестал для меня существовать. Я замкнулась, отвернулась, рожу скривила. Он, видимо, понял, что сглупил безвозвратно, устыдился и больше не приближался ко мне. Как ты думаешь, это смешно?
Лев подумал: - Наверное, не очень. Ему можно посочувствовать. Бедняга, и так ушибленный, да ещё и такой девушки лишился. Тебе не прохладно, рыжик?
Он обнял Анечку за плечи и шепнул в ушко: - Скоро греться пойдём.
Порыв не пропал втуне: Анечка прикрыла глаза, и их губы встретились.
- Лев Львович! Баня готова! – крикнул Сева, появившись в жёлтом проёме банной двери.
- Анечка, мы идём в баню! – торжественно возвестил Лев Львович Танк.
- Ты прямо как мафиози из сериалов – там ни один без бани не обходится, – засмеялась Анечка. Лев поморщился от неудачного сравнения.
- Это ты зря. Я обычный труженик…
- Слуга народа?
- Слуга народа. А дачу, кстати, пополам с женою строили – она тоже не последний человек. Потом сыну достанется.
«Хотя на кой она ему – ведь Ирина всё равно за границу ушлёт…» - добавил он мысленно.
Анечка вошла в баню боязливо, памятуя, как у неё поплыла голова от жара – так ведь они тогда самогону хлопнули...
Она приоткрыла дверь из прихожей – и её обдало душной, пряной, жгучей волной.
- Ух ты, красота какая! А запах! Обожаю запах смолы – вон слёзки на стенах свеженькие. А жарко, жарко, ты меня обманул, жарко-то как!
Анечка разделась и осторожно зашла в янтарные хоромы. Лев шмыгнул следом и плотно прикрыл дверь в парную.
- Какая же баня без «жарко»! Я у себя в Кадино парился, будь здоров как. Не выходил, а выползал. Для меня это заведение здесь самое главное. Дома не надо – шалаша хватит, а вот без бани никак нельзя. Я Ирине сразу ультиматум поставил: можешь себе сауну отдельно ставить, а мне - только русскую парную, и никак иначе. Ложись на полочку. Я тебя веничком попотчую!
Аня завизжала и кубарем скатилась со ступеньки: - Нет, Лёвочка, никаких веников, только ручками, ручками… и мочалкой. И жару поменьше!
- Да я легонечко, не бойся. И не моются в бане, ну никак нельзя. Только парятся. Веник – он все выгоняет из пор тела и души, всю гадость.
- Тогда я лучше в душ пошла.
- А я для тебя исключение сделаю, попру против правил, а? Помою тут… На что не пойдёшь ради красивой девушки! А потом – и веничек пригодится.
Но увещевания были безуспешны. Тогда Лев улёгся рядом: - Тебе хорошо?
- Ну, хорошо, но скучно. Лежишь, лежишь… а дальше что? Так и уснуть недолго.
- А дальше я тебя помою. Против правил. И в душ. Спать на полке нельзя!
Он плеснул в ладонь капельку банного шампуня и начал взбивать пену на её спине, приговаривая: - Сейчас мы смоем пот и грязь… пот и грязь…
- Да я вроде чистая. Откуда грязь? И не потела… - лениво возразила она, но Лев уже увлёкся процессом помывки.
- Грязь – она всегда есть. Иногда и не подозреваешь об этом, так въелась.
- Ты прямо профессиональный банщик...
- Надо же хоть в чём-то профессионалом быть. Вот какая ты у меня гладенькая, нежная… Ты когда-нибудь была в бане с мужчиной?
- Кажется, ты уже задавал похожий вопрос. Ты мне не веришь?
- Прости, не хотел обидеть.
- Лёва, я сейчас усну, – Аня и впрямь зевнула по-кошачьи. – Так принежилась...
- А мы разбудим!
Лев щедро полил из ковша, смывая мыльную пену, и бросил на лужицу простыню. Потом, крадучись, отошёл к печи и взял распаренный веник. Анечка взвизгнула, заметив его манёвр, но было поздно.
- Ой, какой кошмар! Какой ужас этот веник, – приговаривал Лев, легонечко охаживая Анечку по спине, рукам, ногам, постепенно наращивая нажим и ускоряя ритм. – Как нам противно, больно, страшно… Теперь повернись на спину…
Анечка послушно повернулась на спину, не открывая глаз, и вытянулась, прикрыв соски. Она вся отдалась непривычной истоме, вошла в ритм его взмахов. А потом замедленно перелезла ниже: - Мне хватит… пусти!
- Теперь – смотри, как я себя постегаю! – и Лев доставил себе удовольствие, залез на верхнюю полку, пшикнул березовым настоем на камни – прыснул пар. Лев крякнул и принялся нагонять к себе жар. Анечка только охала и умоляла пощадить себя, не «заваривать слишком крепко». А потом кубарем скатилась на пол.
- Там сквозняки, - обеспокоился Лев.
- Ничего, к сквознякам я привычнее.
- Гляди-гляди, как я попарюсь! Еще захочешь вернуться! Ух, хорошо!
– Садо-мазо какое-то… - пискнула Анечка и на четвереньках поползла прочь из парилки. Через 5 минут оттуда опрометью выскочил встревоженный Лев: - Ты как?
- Уже ничего… - замогильным голосом отозвалась она. – В глазах сумеречно…
И тут, удивляясь собственной молодецкой удали, Лев подхватил разомлевшую Анечку на руки и отнёс в душ. Прохладный душ привёл её в чувство. Анечка глянула на себя в зеркало и ужаснулась: - И эта варёная свёкла – я?
- А ты мне и варёная по вкусу, – и Лев завладел горячими, румяными губами. – Ууу, как вкусно. Обожаю варёную свёклу! Ну, как, хорошо? Готова к новым подвигам?
- Ты тоже не лучше вареной свеклы, отдохни, Лёвушка… я за тебя боюсь.
- Да я привычный, - расхохотался Лев. – Деревенский, как-никак.
Льву было удивительно легко и свободно с нею – словно они знакомы лет сто. По- хорошему, по-простому, без задних и обременяющих мыслей. В Анечке не было ничего искусственного, невсамделишного. Она была такая непосредственная и живая, и при том рассудительная. Настоящая.
Он удивлялся сам себе – как он мог так запросто поддаваться чарам продажных красоток, мять тяжёлые, гиреобразные груди, слышать тупой смех всей компании и трахать этих задастых у всех на виду, просто повинуясь стадному инстинкту, или ещё хуже и гнуснее - брать девку после Сыча…
Льва передёрнуло от гадливости. Прости меня, Господь Всемогущий, осквернился, запачкался, затмение нашло – видимо, разум спал, если чудовища облепили. Нет, смыть грязь и воспоминания! Анечка – она поможет очиститься, её хрупкость и незащищённость рождали не оголтелую похоть, а в первую очередь – давно утраченную нежность…
...
…Проснувшись утром, Анечка, свежая и весёлая, долго прислушивалась, и не обнаружила оглушительного рёва машин и нудного бормотанья радио на кухне, тщетно пытающегося их перекричать. Благостная тишина, вся в птичьих переговорах и шепоте листвы.
- Как хорошо… Как тихо! Лёва – ты вот думаешь, я вертихвостка легкопопая, мне бы на дискотеку, в рёв, в топот и стукотню. Знаешь, Лёва, мне иногда так не хватает тишины и уединённости, чтобы писать. Порой думаешь: хочу в келью – ловить информацию из Космоса, и чтобы никого вокруг, и только кипа бумаги и ручка. А лучше – ноутбук, с ним работать быстрее и легче. Я бы даже к маме укатила, в творческий отпуск, но и там сейчас неспокойно, алкаши у магазина тусуются, всю ночь вопят и матерятся. И всё равно там лучше – сам воздух другой энергетикой напоён, чистой, певучей. А здесь у тебя – просто супер! Нормальное местечко. Получше кельи. Рай. Кажется, здесь бы я горы своротила.
Лёву на миг кольнули угрызения совести, но всё, что он мог – прижать её к себе крепче.
- А у тебя есть комп? – перевёл он разговор.
- Почти. Ребята скомплектовать помогают. Монитора ещё нет. Вот накоплю…
- Так я тебе помогу! – схватился Лев. – Скажу своим ребятам – они в этом разбираются. Вот сегодня же и поговорим.
- Это было бы здорово – да неудобно.
- Брось. Чепуха. Не думай! – нахмурился Лев. – Мне так хорошо с тобой, что всё остальное – мелочи. «Хорошо» – оно дорогого стоит. За «хорошо», если по-хорошему, ничем не откупишься.
- Но мне тоже хорошо с тобой. Удивительно, но это так. Значит, мы в расчёте.
- Почему – удивительно?
- Не ожидала, что первый раз получится так. В постели с убийцей.
Они посмеялись.
- Я тоже не ожидал, что у нас получится так, синхронно. Парный взлёт. Встаём?
Завтрак оказался чуть скромнее вчерашнего ужина, и это даже порадовало Анечку: нечего привыкать к деликатесам. А вот кашка утром - ей в самый раз.
- Не устроить ли нам шашлык в саду – на обед? – предложил Лев. – Сева в этом деле ас.
- Ой, Лёва! А за грибами? За грибами-то? Ты же обещал!
Лев вздохнул.
- Давненько не «грибалил». С детства. Забыл уже, что к чему, мухомор от красного не отличу.
- Увиливаешь? Зато я отличу. Грибная охота – моя страсть. У меня стаж. Каждое лето у мамы по грибы хожу.
Анечка вскочила, точно подброшенная пружиной: - Смотри, сегодня не жарко, погодка прямо грибная, и очередная волна должна пойти, а при теперешней сырости – непременно пойдёт. Полило, прогрело, опять полило – им, родимым, больше ничего и не требуется для полного счастья произрастания в родной среде.
- Лучше бы погодка была для купания, – проворчал Лев. – Надо же когда-то испробовать и обмыть свой пляж.
- Успеется, – утешила Анечка. – Лето ещё впереди. Искупаешься, испробуешь, позагораешь…
«Да, только без тебя не в кайф будет это купание с загоранием!» - подумалось одновременно обоим.
Проблема встала с одеждой. Анечка напялила огромные Севины сапоги с портянками в несколько слоёв, и еле тащила ноги, спотыкаясь. Получилось ужасно, зато напомнило Льву послевоенное детство...
…Танк мучился. Грибы не попадались, комары жрали нещадно. Анечка его не замечала, и вся ушла в поиск, напряжённая и азартная, точно охотник, идущий по следу дичи. Она его забыла, зато с увлечением обсуждала с Севой все нюансы грибного сезона. Ещё не хватало Танку возревновать! Он, со своим деревенским детством, нынче полностью отрешился от села, отваживаемый Ириной и гордо несущий звание «горожанина». Собственно, и дача строилась больше для того, что так надо, положено, статусно.
Чего же Анечке не хватает? Или соскучилась по деревне? А он считал, что она – чисто городское дитя. Что хорошего в этих беспорядочных буреломах, болотцах, канавах с тёмной жижей, сыром, плесневелом запахе замшелых деревьев и земли? Неужели с ним в ухоженном, культурном, чистеньком саду – хуже?
Послышалось смачное чавканье и сдавленное ругательство – это Сева «слегка утонул» в бочажке в своих фирменных кедах.
Они отшагали так с километр по дороге с лужами-глазами, окаймлённой высокими берёзами, и вот востроглазый Сева углядел на самой обочине первый подберёзовик. И началась потеха: Анечка и Сева соревновались, кто больше найдёт, радовались и веселились от души. Даже сапоги не по размеру уже не мешали.
Лев оказался не у дел. Ему ничего не попадалось, да и не было желания сгибаться в три погибели и рыскать глазами по низу – как-то несолидно. Он боялся глупо выглядеть. Мало того, у него вдруг разболелась голова, и отчаянно засвербело в носу. И комары, казалось, слетелись отсюда со всей округи, и вели вокруг него немолчные обморочные хороводы, а про репеллент все дружно забыли!
Корзинки, однако, уже почти наполнились.
- Ух ты! Ой-ёй! Лёва, гляди, какая прелесть – молоденький красненький, точно флажок! Ну и лесище тут у тебя под боком! Аж завидно!
«Даче не завидно, а лесу – завидно?»
- Аня, может довольно? – гундосо крикнул Лев в глубину леса и закашлялся.
- Ой, Лёва, я сто лет не была в лесу! – сияющая Анечка вылезла из-под куста. – Ну, давай ещё. Я в это время обычно у мамы… Ой-ёй-ёй-ёй! Ты чуть не наступил на моховичок!
Лев ощутил укол ревности: какие ещё «ой-ёй-ёй»?
«Моховичок – ой-ёй-ёй», и с ним в постели – тоже «ой-ёй-ёй»? И он густо покраснел от этой мысли.
А потом Лев начал чихать, нос заложило окончательно, он беспрерывно сморкался и задыхался. Промучившись так с полчаса, он издал протяжный стон.
Анечка не могла не услышать его мучений, прибежала издалека и наконец-то заметила «неформатное» выражение лица депутата.
- Лёвочка, что стряслось? На тебе лица нет. Комары заели? Ай-яй-яй! У тебя красный нос! А мазилки с собой нет? Очень беспечно.
- Ничего-ничего, гадуйся жизни. Всего-навсего аллеггия.
Анечка бросилась к нему на шею, чмокнула в откляченные губы: - Прости, прости, я не имею права радоваться, если тебе плохо. Сию минуту назад. Сева, ямщик, поворачивай к чёрту!* – прокричала она. – Поехали домой! Аллергия – это серьёзно.
Она взяла Льва под руку. От неё пахло хвоей, землёй, грибами, потом и ещё чёрт-те чем, от чего хотелось чихать ещё сильнее, но всё равно этот порыв и умилил и умиротворил Танка, он растаял, и раздражительная ревность исчезла без следа.
Анечка отдала Севе корзинку, чтобы двигаться быстрее, и больше не шарила жадными глазами у себя под ногами. «Все, все, ничего не вижу, вас для меня не существует!» - твердила она и корчила гримаски лесу.
Обратно, несмотря на аллергию, возвращались счастливые, бок о бок, и лишь Сева в промокших кедах не выказывал признаков удовольствия.
«Козлы», - думал Сева в сердцах. – «Жаль, я эту девчонку раньше не забил с этой долбанной работой. Чем ниточкой виться и кузнечиком скакать, лучше бы в лес по грибы ходили вместе!»
На опушке вдруг проглянуло солнышко, свежеумытый мир засиял, заулыбался, заискрился, и Льву полегчало. На подходе к крепостной стене Сева с двумя корзинами поспешил их обойти на крутом вираже и споткнулся. «… твою мать!» - явственно услышали они, и Анечка, не выдержав, захихикала.
В доме Лев срочно заглотнул таблетку супрастина и закапал в нос, приступ аллергии потихоньку отпускал.
Пока Аня и Сева чистили грибы, бурно обсуждая их качества и степень червивости, Лев ревниво ходил кругами, пока Вова не принёс с кухни обед.
- Ну-ка, что он тут сварганил? Ого, борщ. Лёва, ну, у тебя и помощники – супер. Мастера на все руки. Можешь с ними ресторан открывать – может, вам всем, ребята, и впрямь переквалифицироваться? Спокойнее, чем с депутатом заколачивать!
После обеда с грибами Лев не на шутку расчесался.
- Лёва, у тебя опять выражение мученика.
- Очень зудит, – вынуждено признался он.
- Покажи, что там? Вдруг паук укусил, или клещ. – Аня склонилась ближе к закатанной штанине и увидела на бедре расплывшиеся розовые волдыри, бегущие к животу.
- Ох, Лёва, это тебя так искусали? Почему же у меня нет?
- Наверное, депутаты жирнее и вкуснее. Да нет, это опять аллергия, достаточно одного укуса – и пошло-поехало. А может, гриб попался ядовитый, ха-ха! Ерунда, смажу «Спасателем», а таблетка рано или поздно уберёт отёк.
- Давай я тебя смажу!
- Ладно, само пройдёт.
- Ближнему помогать нужно – вот я и выполняю свой ближний долг. Ты мне тоже помог – на руках нёс.
Лев охотно подчинился. Он разделся и лёг на живот. В доме тихонько зазвучал Стинг, под которого так хорошо было отдыхать, опустив голову на плечо партнёра. Аня, выдавив мазь, начала щекотно водить пальчиком.
- Лёва, всё у тебя замечательно, а вот с музыкой – отстой.
- Тебе же нравилось? – удивился Лев.
- Не хотела огорчать. Ну, подумай, зачем тебе, русскому депутату с белорусскими корнями, иностранная музыка?
- А что, Стинг плох? Не моден? – обеспокоился Лев. – А мне Сева сказал…
- Сева правильно сказал. Стинг – высший класс. Но в России есть не хуже. Придётся заняться твоим образованием. В Москве будем слушать русский рок. Договорились?
- Договорились, - покорно согласился Лев: сейчас ему лень было возражать.
Анечка, не выдержав, стала целовать его спину, плечи, мальчишеские ягодицы.
- Ну, надо же, у меня свой собственный депутат! И я могу надрать ему задницу. А могу и чмокнуть. И он никуда не сбежит. Лёвушка, я, кажется, хочу тебя. Это со мною впервые в жизни. В этом стыдно признаваться первой, да?
Лев перевернулся на спину, подумал.
- Если стыдно, то я готов сутками наблюдать, как ты краснеешь от стыда. Я хочу… я хочу побыть чемоданом – иди сюда…
Анечка бархатно засмеялась. Возможность ощутить себя неотразимой куртизанкой, командующей поклонниками, возбуждала и тревожила куда больше дурацкого фильма. Ну, сейчас она поработает! Для себя, любимой. Она больше не стеснялась и не смущалась делать то, что ей хотелось. И Лев готов был ей в этом содействовать.
…
Откинувшись, раскинув руки, Лев то ли задремал с открытыми глазами, то ли задумался, глядя в потолок. Прижавшись к его бедру, Анечка тоже расслабилась и даже начала задрёмывать.
- Эх, как хорошо! – вздохнул вдруг Лев, не отводя глаз от люстры-ока. Аня мгновенно очнулась: - Что?
- Хорошо, что ты не мучаешь меня вопросами о стипендиях и зарплатах, прожиточных минимумах, ценовой политике и законах экономики, курсе рубля и доллара, холодной войне и акулах бизнеса. Хорошо, что с тобой можно молчать, или говорить о любви. Согласна? Понимаешь?
- Понимаю. Мне нравится говорить с тобой о любви, - с готовностью согласилась Анечка. – Так я слушаю, Лёва.
Она подпёрла подбородок ладошкой и уставилась на него требовательно и серьёзно.
- Аня, - голос Льва вдруг сорвался. – Аня. Ты можешь не поверить. Я с тобой словно заново родился. Мне вдруг стало плевать на всё. На съезды и липовые законы, которые никто не соблюдает, на широкую страну мою родную, состоящую из жуликов и халявщиков, как и много лет назад.
- Интересно, себя ты относишь к кому – жуликам или халявщикам?
- Увы, и к тем, и к другим.
- Да ну? – изумилась Анечка. – Тогда я и подавно.
- Это ещё почему? – ещё больше изумился Лев.
- Жулик потому, что краду тебя. У семьи и страны. Халявщик – потому… потому что пользуюсь тобой. Как хочу… - и она надвинулась на него, и со стоном захватила губами его губы, не позволяя возразить, терзая и милуя, вкусно и жадно.
- Лёвушка, а мне нравится, что над тобою можно издеваться. Вот так! И вот так!
Её неожиданный пыл сграбастал и его. Он не предполагал, что будет так легко отзываться на желание молодой девушки. Профессионалки Сыча не вызывали такой полноты восторга и трепета, хотя отрабатывали по полной программе и были во многом совершенны – разумеется, телом, души здесь в расчёт не принимались. Ибо истинного тепла в них не было, и они продолжали бесконечную игру в девушек, развлекающих бой-френда.
Льву было чудно сознавать, что он нравится молодой девушке, что она тянется к нему сама и не требует поминутно денег, вина, развлечений, поездки в клуб или казино…
Конечно, девушки нынче пошли испорченные, можно даже сказать, порочные. Но он не ожидал того, что сможет вызвать у такого юного создания искреннее желание – а Анечка была искренна во всех проявлениях. И он молодел рядом с ней, и ощущал свою собственную привлекательность. И даже сексуальность, о которой давно позабыл в суете и серьёзных общественных помыслах. Тешило самолюбие и то, что она разделяет с ним оргазм. Вот и теперь – прошло совсем немного времени, а он снова готов повторить свой подвиг.
- Скажи, ты поехала со мной из-за моего положения? Из страха? Из любопытства? Из-за денег?
- И даже не из-за твоих величественных седин, о, старец! Я не извращенка.
- Тогда – почему?
- Знаешь, этот вопрос подобен другому – сколько тебе лет? Такой же непристойный и неэтичный. Сама не знаю, почему. Сначала из-за любопытства, потом – стало весело, потом…
- Что, что потом?
- Любопытной Варваре… Много будешь знать – попадёшь как кур. – Она чмокнула его в щёку. – А я люблю петушков с пёрышками.
.........................
* Бригада С, «Эй, ямщик, поворачивай к чёрту!»