Хильда очнулась в небольшом, светлом кабинете, в котором до тошноты пахло лекарствами и хлоркой. Полноватая женщина в белом халате возилась возле неё, поднося к носу вату с нашатырным спиртом. Хильда вспомнила, как обомлела в развалинах теплицы, как её подхватил Руслан, а потом смутно вспоминала, как физрук нёс её на руках сюда, в школьный медпункт.
— Ну, как, рыба моя, — абсолютно безразличным голосом сказала медсестра, — пришла в себя?
Хильда лишь молча кивнула.
— Какие дети, нынче, слабые пошли, — продолжала медсестра. — Как жить дальше думаем, ума не приложу, если молодёжь такая хилая.
Хильда медленно поднялась с кушетки и покачиваясь сделала несколько шагов.
— Идти можешь? – спросила медсестра, что-то записав в большой, белой тетради.
— Вроде да, — ответила девочка.
— Так вроде, или да? – спрашивала медсестра, даже не поднимая глаз на пациентку.
— Можно, я пойду? – Хильде захотелось поскорей покинуть этот дурно-пахнущее помещение, и эту неприятную тётку в белом халате.
— Всего хорошего, — также равнодушно попрощалась хозяйка кабинета.
У самого классного кабинета, её встретил Орешкин. Звонок на урок давно прозвенел, но учитель, до сих пор, не пришёл в их класс, равно как и в соседний. Приехала полиция, прокуратура, и многие учителя находились возле места происшествия.
— Ты как? — участливо спросил Валерка, глядя как Хильда шатаясь, еле плетётся по коридору.
— Мутит и спать хочется, — проговорила девочка.
— Я слышал, что уроков больше не будет. Скоро по домам пойдём.
— Хорошо бы.
В это время из класса вышел Руслан. Увидев Хильду, он также справился про её самочувствие, затем осторожно взял под локоть и стал уводить к окну. Его лицо выражало таинственность и тревогу. Валерка хотел было пойти с ними, но Руслан остановил его жестом руки, и попросил оставить их одних.
— Подумаешь, — обиделся парень и тут же скрылся за дверями класса.
— Ты чего? — насторожилась Хильда.
Руслан порылся в кармане и протянул к ней руку с раскрытой ладонью. На ней лежали два крупных шарика ярко-красных бус.
— И что это? – Хильда, по-прежнему, пребывала в недоумении.
— Ничего не напоминает? – спросил Руслан, пристально вглядываясь в бледное лицо девочки.
Хильда взяла одну бусину, повертела её в пальцах и положив обратно, на ладонь Руслана, отрицательно помотав головой, ответила:
— Я тебя не понимаю.
— Ну, помнишь, «мамины бусы»?
Хильда сморщила лоб, снова взяла одну из бусин и проговорила:
— А с чего ты решил, что это те самые бусы той пьянчужки? И вообще, где ты их взял?
— Ты когда в обморок упала, я рядом стоял и успел тебя подхватить. Все заохали, засуетились. Физкультурник шустро взял тебя на руки и бегом в медпункт. А я когда пригнулся, в обломках кирпичей заметил нечто. Когда подобрал, оказалась бусина, затем вторую нашёл, в самом углу, у входа. Те самые, или нет, но подумал, это может оказаться интересно.
— Кому интересно, Руслан? Мало ли откуда там могли взяться эти бусы. Подбираешь всякую гадость…
— Я вдруг подумал, а если это улика? Давай покажем бусы Светке Роговой. Представь, что будет, когда она их опознает! Станет ясно, бусы, вернее всё что осталось от ожерелья, не спроста оказались у места преступления. Мы можем вычислить убийцу. Вот здорово будет.
— Нет, ты совсем дурной. Если бусы улика, то их следовало отдать полиции. Я в кино видела, это могут расценить, как сокрытие улик, или нечто такое. А ещё я больше никуда не хочу впутываться. И так неприятностей хватает!
Хильда хотела уже было уйти, но Руслан остановил её, преградив путь:
— Постой, постой, давай просто покажем их Светке. Если это они, тогда скажем полиции.
— Ты думаешь, эта Светка убила старшеклассницу?
— Или тот, кто стащил у неё эти бусы.
— А стащить их мог…
— Скажем, её квартиранты. Вова-заика, например.
— Вовка, конечно, неприятный тип, но зачем ему убивать бедную девочку?
—Вот и узнаем!
Хильда задумалась. Так не хотелось впутываться в очередные переделки, и они словно сами её впутывали в себя.
Валерка оказался прав, скоро пришла классный руководитель с оперативником, который задавал вопросы ребятам: может, кто что видел или, по крайней мере, слышал, в связи с убийством девочки.
Хильда повернулась к Руслану, но тот сделал вид, что ничего не знает. Ей вдруг захотелось рассказать оперативнику и о Светке Роговой, и о ее бусах, но она решила все-таки промолчать.
У школьных ворот их уже ждал автомобиль Ауксе. Хильда, Маринка и Валерка пребывали в каком-то подавленном состоянии. Происшествие произвело на них удручающее впечатление. Не хотелось ни о чем говорить, обсуждать. Редкие шутки, выдаваемые Валеркой, казались совершенно не смешными.
— Ну что, ушастые? – взглянув на угрюмые лица ребят, сказала Ауксе. – А давайте-ка съездим в кафе к Шоколадке? Не против?
Ребята лишь улыбнулись, а Маринка, согласно кивнув, ответила:
— Это папа тебе сказал отвезти нас?
— Ты, Маринка, проницательна, как всегда, - непонятно, сделала Ауксе комплимент или это просто сарказм.
В кафе людей находилось немного. В углу скучала печальная женщина в черной косынке, а посредине зала гуляла шумная компания изрядно выпивших мужчин. Те громко разговаривали, хохотали, пили водку, практически не закусывая.
— Чего с настроением? – спросил Шоколадка, подойдя к столику, за которым устроилась Ауксе с детьми.
— Та… - девушка скривилась.
— В нашей школе произошло убийство, - тихонько проговорила Маринка. – Убили старшеклассницу.
— Как убили? – большие круглые глаза Шоколадки стали ещё более круглыми.
— Краем уха слышала, - продолжала Маринка, - что её закололи тонким острым предметом.
— Ужас какой-то… - помотал головой Шоколадка. – С каждым днём становится страшнее жить. Ладно. Что есть будете?
— Каждому по 150 виски, одной баночке колы и сигарет принеси, — Ауксе, наверное, шутила, но говорила вполне серьёзным тоном.
Шоколадка недоуменно уставился на неё, не зная, как реагировать.
— Ну, что застыл? – продолжала Ауксе. – У детей стресс. Нужно его снять.
— Очень остроумно, - буркнул Шоколадка и ушёл на кухню.
Ребята все переглянулись, а Маринка тихонечко хихикнула.
Через некоторое время подошла та самая миловидная официантка, которая нравилась Ромке Шоколадке. На подносе у неё стояли несколько стаканчиков с томатным соком, тарелка со слоёными пирожными и овощной салат для Ауксе.
— Виски отменяется, - тихонько прошептал Валерка, и девочки молча заулыбались.
Поставив всё на стол, девушка-официант подошла к шумной компании и спросила хотят ли они обновить графинчик, и, может, принести им что-либо ещё. Один из мужиков с длинными усами, бритой головой и с чем-то наподобие косы, как у казаков в древности, уставившись на официантку захмелевшим взглядом, проговорил:
— А ты, деточка, в какой стране живёшь?
Официантка, не поняв вопрос, продолжала молча стоять.
— Ты знаешь, что вышел закон, где в общественных местах следует говорить на родном языке?
— Но я… Я плохо говорю на украинском.
— А это не имеет значения, - поддержал друга второй, высокий жилистый мужчина с протезом вместо второго глаза. – Раз живёшь в этой стране – обязана говорить на мови. И обслуживать должна нас, как полагается.
Потом встрял в разговор третий – коротышка с очень длинным носом. Каждое его слово сопровождалось гнусным матом. Ни с того ни с сего он принялся оскорблять девушку, обзывая её всякими словами, вспоминая её родителей и ту землю, по которой она ходит в не очень лестном виде.
Хильда вдруг дернулась. Её так возмутило происходящее, что она готова была уже сделать замечание взрослым мужикам. Она даже поднялась с места, но её остепенило негромкое замечание Ауксе:
— Села на место, закрыла рот на замок и ешь своё пирожное.
Хильду словно окатило ведром холодной воды. Душа её бурлила от негодования, но испепеляющий взгляд Ауксе буквально парализовал её.
— Сядь. Сейчас же, — прошипела Ауксе.
После того как Хильда медленно опустилась на стул, девушка продолжила очень тихим голосом:
— Храбрая, да? И что бы ты сделала? Ты посмотри на них. Это здоровые, быдловатые, изрядно выпившие мужчины. Думаешь, они тебя пожалеют, потому что ты ребёнок? Отнюдь. В любом случае, отгребать придётся мне. Потому что ты – храбрая лишь оттого, что находишься рядом со взрослым, и живешь той иллюзией, где ребенка тронуть не посмеют. Здесь другой мир, дорогая. Здесь идёт война. Они сами разберутся. А так мы подставим кафе, людей, работающих в нём, самих себя, в конце концов!
В это время хамство мужиков, по отношению к официантке, уже переходило все границы. Осыпав девушку всевозможными оскорблениями, пьяная компания стала требовать администратора, возмущаясь ненадлежащим обслуживанием. Им мешал враждебный язык, видеоклип, мелькавший на экране телевизора, в исполнении русского артиста, да и вообще, еда им не понравилась. Девушка-официант стояла, буквально дрожа как осиновый листок. Лицо ее побледнело и покрылось мелкими красными пятнами. Хильда было подумала, что она вот-вот упадёт, как она сегодня в разрушенной теплице.
На помощь подруге подоспел Шоколадка. Он очень вежливо пытался урезонить распоясавшихся хулиганов. Те же, в свою очередь, переключились на него. Сначала они начали насмехаться, обзывая парнишку мерзкими словами, цепляясь к цвету кожи, его вежливости и одежде. Но Ромка вел себя весьма достойно. Он не отвечал на хамство и, хотя его так же переполняли эмоции, держал себя в руках, тем самым выручив девушку-официантку, которую оттолкнул назад и показал кивком головы, чтобы она поскорее уходила.
Пришла администратор. Начались выяснения отношений. В такой ситуации, наверняка, следовало бы вызвать полицию, но все прекрасно знали: если полиция узнает кто эти люди, то либо совсем не приедет, либо приедет для того, чтобы обвинить администрацию кафе. В конце концов, конфликт был исчерпан. Администратор попросила извинения и, чтоб замять инцидент, предложила оплату ужина за счет заведения. Хулиганы уходили довольны собой. Скорей всего, они и затеяли скандал, не желая платить за обед. Ведь они герои, а таких нужно ценить.
Шоколадка вошел на кухню, где отыскал девушку, сидящую в углу и плачущую навзрыд. Её всю трясло, она лихорадочно терла глаза, размазывая тушь.
— Ну, что ты, Аленка… Не плачь. Они не стоят твоих слез.
— Да оставь ты меня в покое, - всхлипывая, говорила девушка. – Что ты таскаешься за мной везде? Тебя кто-то просил встревать? Как же ты мне надоел!
— Это нервы, я понимаю. Всё уже прошло.
— Не нужно играть в доктора. Достало всё. Завтра же уволюсь. Меня никто так никогда не оскорблял.
— Говорю же, не стоит обращать внимания. Посмотри на них: они и на людей-то не похожи.
— Как же ты можешь так говорить? – Аленка даже улыбнулась сквозь слезы. – Ты же типа верующий.
Ромка, тяжело вздохнув, ответил:
— У каждого человека есть чувства. И у верующих есть свой праведный гнев.
— Тоже мне… - с этими словами девушка резко поднялась и, открыв двери в коридор, быстро зашагала, сказав напоследок, - не ходи за мной. Я пойду приведу себя в порядок.
После посещения кафе у всех остался неприятный осадок. Направляясь домой, сидя в машине, Ауксе вдруг сказала, глядя на угрюмые лица ребят в зеркало заднего вида:
— Подняла настроение, называется… Как-то с утра день не задался. Нужно было отвезти вас домой, да и всё.
Никто ничего не ответил.
Приехав домой, Хильда заперлась у себя в комнате. Столько всего пережито за этот день… Ей нужно было побыть наедине, отдохнуть. Я пытался несколько раз говорить с ней, но она лишь вежливо отшучивалась и уверяла, что завтра утром всё будет хорошо.
— А ты знал эту девочку? – спросила у меня Хильда, когда мы вечером ужинали за столом.
— Да не особо. Она здесь жила, в Сыче, на другом краю села. Мама её, вроде, на станции работает. Больше ничего о них не знаю.
— Помнишь, я тебе рассказывала про Лилю? Она нарисовала рисунок. Странный такой рисунок… С девочкой, за которой летит пчела. Лиля сказала, что это трудолюбивая пчёлка укусит девочку, и она умрёт. Откуда она знала?
— Мы же с тобой разговаривали на данную тему. Это сложно для понимания. Может, угадала. А, может, и правда, предчувствовала или предвидела. Бесноватые люди обладают порой странными способностями, объяснить такое весьма трудно.
Потом позвонила Неринга. Хильда обрадовалась ей. Наверное, это было самое радостное событие за прошедший день.
Неринга выглядела совершенно измученной, уставшей, можно сказать, изможденной. Она ещё больше исхудала, под глазами появились синяки, а на лице отображалась невыносимая тоска.
— Как ты там? – очень тихим голосом спросила она у дочери.
— Мамма… Ман сликти. (Мама… Мама, мне плохо).
— Ес зину… Ман ари сликти без тевис. (Я знаю… Мне тоже плохо без тебя).
— Тад айзведи мани но шеенс. (Тогда забери меня отсюда).
— Невару. Тагад не. (Не могу. Сейчас не могу).
— Тад ес пати атбраукшту пие тевис. Ес вайрс та невару. (Тогда я сама к тебе приеду. Я здесь больше не могу).
— Есму гандарита. Бет… Бет вай вару паклусет. Паклусет лай нераудату… Ту еси стипра! Ту вареси! (Мне приятно. Но… Но можно я промолчу. Промолчу, чтобы не заплакать… Ты сильная! Ты сможешь!).
Неринга выключила камеру. Наверное, затем, чтобы дочь не увидела, как она роняет слёзы. Но тут же включила её снова, сказав:
— Позови мне папу на пять минут.
Я убирал со стола, когда Хильда попросила подойти к компьютеру.
Неринга долго молчала, глядя на меня с экрана монитора. Наконец, выдавила из себя:
— Привет. Почему такие грустные? И ты, и Хильда.
— Добрый вечер. День тяжелый выдался. Как там у тебя? Гляжу, не очень.
— Вот не можешь ты без своих этих уколов!
— Ты позвала меня ругаться?
— Та нет, что ты… Просто у всех нервы на пределе.
— Как у тебя вообще? Хильда переживает… Ей очень трудно. Я не знаю, как ей объяснить, что ты её бросила.
— Прекрати. Я запуталась… Уже не знаю как… Как мне быть. Посоветуй?
— Вот как? Странно это слышать от тебя.
— Но ты же священник.
— Могу лишь сказать: возьми волю в кулак и приезжай.
— И ты вот так вот сможешь меня принять?
Я на миг задумался, а потом ответил, вернее, фраза вылетела сама собой:
— Скорей всего. Это лучше, чем ты будешь болтаться непонятно где и непонятно с кем.
Неринга опустила голову, и я мельком смог увидеть на её лице легкую улыбку.
— Ладно, — сказала она. – Будем жить – будем видеть.
Продолжение следует...