Гадкий я

Сергей Решетнев
Чего скрывать, я злорадный человек. Не, конечно, когда кому-то достается от судьбы каждый день и стопитсот раз за просто так, на пустом месте, жалко. Жалко старушек, жалко умирающих, сирых, убогих, больных, собак, кошек, даже куриц. Но когда, с…ка, у человека всё есть, чтобы быть счастливым, а он кочевряжится и всяко-разно хочет заползти в какую-нибудь задницу, причем неважно близкий мне это человек или далёкий, я не могу не улыбнуться. Считайте меня гадким.

Вот сын мой приемный, Богдан. Любит стучать. То ли в интернате ему привили эту привычку, толи в изначальных настройках что-то напутано. Пытаюсь его отучить, но жизнь лучший учитель, чем я. Нажуется Богдан, к примеру, снюса, а потом пуститься  в бега, поймает его полиция, а он людям в погонах поёт соловьем, как дома ему плохо, как его мучают пылесосом (то есть заставляют убирать свою комнату), не дают гулять до полуночи и пить пепси.

Или, накажу я сына за плохую учебу отлучением от тренировок по ориентированию и участия в соревнованиях лишу, и снова подастся Богдан в бега. Найду я его в каком-нибудь кафе, где бесплатная газировка, а он сидит там с «другом», с которым вчера только познакомился. Опустит Богдан глаза в пол, надуется, как воздушный шар и пыхтит: «Не пойду домой, хочу в интернат, никакой свободы мне у вас нет». И в полиции опять про тяжелую жизнь такое загонит, что страшно мне, самому хочется из дома уйти. Однако, всегда в итоге, сын принимает решение вернутся домой. А дома отоспится, отъесться, и ходит прямо ангел, а  не мальчик, ласковый, улыбчивый, обнимашки сплошные, клятвы-уверения, что это было в последний раз, что простите, сам не знаю, что на меня нашло.

А я разговоры с ним разговариваю, особенно про «друзей», которых он видит первый раз, но спокойно идет к ним ночевать, рассказывая про нас, родителей всякий бред, разговариваю про «друзей», которые подсовывают ему снюс, про «друзей», которые толкают его на воровство. А Богдан у меня в этом деле ведомый очень.


Это не я придумал, это психолог сказал, что психологический возраст Богдана меньше реального. Я, конечно, заколебался доказывать в полиции и опеке, что я не верблюд. И иногда дергается веко, и сердце заходится в тахикардии, но я практикую дыхательную гимнастику и медитирую.

А на днях Богдан рассказал страшную тайну, мол, тот новый друг из кафе с бесплатной газировкой, у которого он последний побег ночевал, и еще несколько таких же случайных «друзей» подтянули в спортмастере спортивные бинты. А наш «доблестный» Богдан рассказал об этом продовцам. Почему? Вот и я спросил: «Зачем ты это сделал?» «Ну как, это же не хорошо, воровать», - ответил сын, но меня этот ответ не устроил. Я думаю, мой мальчик был пойман за руку и просто заложил всю компанию.

Дальше была двухчасовая лекция о том, что брать чужое не хорошо, раз, о том, что стучать отвратительно, два. Объясняешь, объясняешь, и совершенно точно понимаешь – бесполезно, слова утекают куда-то в черные дыры, за горизонт событий. Но что же делать? Долг велит воспитывать, несмотря на кажущуюся бесполезность усилий. Хорошо, жизнь помогает. Как? А вот так.

Приходит Богдан после тренировке, припозднившись. Хотел я пошутить, но вижу сын красный как рак и без очков. А случилось вот что. Возле остановки встретила Богдана веселая компания «друзей», которых он заложил. Надавали сыну лещей, растоптали очки, порвали проездной. Проездной-то зачем! – возмутился я мысленно, но промолчал. За то, что сдал их продавцам. Так-то.

Я опять сказал много умных мыслей о стукачестве и воровстве, о мнимых друзьях и справедливом возмездии, которое приходит вот так неожиданно. Потом я посочувствовал, а сын пообещал, что больше, папа, никогда, никогда, честное-пречестное слово. И я, седлал вид, что поверил. Богдан пошел собираться в школу, а я в свою комнату. Там большое зеркало. Смотрю на себя и вижу большую злорадную улыбку. Гадкий я, что у ж скрывать.

© Сергей Решетнев