Операция на Исталиф закончилась, мы благополучно вернулись в полк. И сразу же новая задача. Наш третий горнострелковый батальон выдвигается на боевое дежурство по охране перевала Саланг. Где этот Саланг и что это такое, я не знал.
После операции на Исталиф, у меня начались проблемы с самочувствием - потерял аппетит, появились боли в животе. Решил, что это последствия операции: молодой, первая операция, стресс, ночевки на земле, кровь, трупы. В общем ничего никому не сказал, чтобы не показать свою слабость. И даже когда уже мочиться начал красным, подумал, наверное, когда падал, возможно повредил что-нибудь и это кровь. Но опять-таки, раз не умер до сих пор, значит заживет. В общем из кожи вон лез, чтобы быть настоящим мужиком, бойцом. Но в один прекрасный момент я даже есть не смог. Ложку с супом поднес ко рту, меня вывернуло наизнанку. Кто-то из "дедов" осмотрел меня, в глаза заглянул и сказал: - «Да ты, парниша "созрел", гепатит у тебя или еще какая-то хрень». Батальон сидел на "чемоданах", сборы были в полном разгаре и за этой военной суетой никому до меня дела не было, да и сам я не сильно горел желанием расставаться с боевыми товарищами.
Отвоевали на Исталифе, боевую задачу выполнили, стало понятно кто по чем, определенное уважение-статус обретен. Батальон уходит в неизвестность, на боевую задачу, а я что, болеть что ли буду, в санчастях прохлаждаться? Нет, ни в коем случае, вперед с мужиками, а там видно будет.
Батальон рассредоточили по всему маршруту от Джабаля до северного Саланга, по точкам-заставам. Это был все еще октябрь месяц. В Джабале можно сказать лето, а вот перевал, всего то через несколько часов следования, встретил нас снегом и морозами.
Задача нашей минометной батареи - сменить роту пехоты на северном Саланге в Душаке. Здесь тоже стояла зимняя погода. Оборудование позиции, обустройство, размещение и прочие армейские хлопоты. Вот тут уж я заметил, что меня даже от порыва ветра начинает покачивать. Обратился к комбату. Ослаб, говорю, товарищ капитан, не притворяюсь. не могу больше. Через несколько часов с колонной приехала «таблетка». Меня отправили в полк, с ночевкой на самом перевале Саланг.
Ночевали мы прямо в «таблетке» вдвоем с Олегом, еще один боец из батальона, нас даже не выпустили из машины, так и ночевали под замком.
У меня нету угрызений совести по поводу что я собирался откосить, попав в инфекционку. Я был желтый как лимон, на пайку уже даже смотреть не мог. Да и казалось, как будто у меня все внутренние органы ноют, кто-то изнутри их крутит, щиплет, колет. Так что это была на самом деле вынужденная мера. А сколько в Кызыл Арвате крови сдал на анализы за "героев -дембелей", которые свой срок досиживали. Была такая категория бойцов в госпитплях, да медсанбатах - "долгожители". А у меня билирубин зашкаливал. С правой руки сдам за себя, а через некоторое время с левой за того парня.
Порядки в госпитале меня шокировали. Я был в недоумении. Что происходит, почему? Где я оказался, что за очередное испытание, для чего еще и это мне? Сразу по приезду в Баграмский госпиталь, я уяснил, что лучше никому лишних вопросов не задавать, раз уж тебе "свезло" загреметь в статусе "душары". Попали мы вместе с Олегом. Нас отправили в душ и вручили бритвенные приборы с указанием сбрить всю растительность на теле. Я молча взял станок и занялся делом, а Олег стал задавать вопросы — зачем, да почему. Ну и сразу же вместо ответов нарвался на пару оплеух. В принципе зачем нарываться, отрастут эти волосы со временем. Это даже и не унижение, понятно, что в целях гигиены. Мы с Олегом две ночи спали на одной кровати на втором ярусе, валетом. Второй раз он нарвался на неприятности сразу же на следующий день. Были голодные очень, а он с собой припер большую луковицу (хрен его знает где он взял ее). Предложил мне ее съесть вдвоем, но я отказался, я уже был слегка информирован об успехе лечения желтухи при строгом соблюдении диеты. И он тоже это знал, но все равно сгрыз ее как яблоко, укрывшись с головой одеялом. Но запах лука не скроешь, опять он получил, типа от заботящихся о его здоровье "дедулек". Хотя в этом случае они отчасти были правы (вот только не пинать же они должны были). Да и я ему говорил: - "Олег, ты хоть башкой своей думай иногда, ты же сам нарываешься постоянно, ну есть какие-то правила, ведь меня не трогают, да и не унижают нас".
Потом нас с ним расселили на разные кровати и в разные "кубрики". В нашем "кубрике" старшим был кто-то из старослужащих. Я выслушал от его о местных порядках и уяснил, что он здесь "царь и бог". Практически сразу же представился случай проверить этот факт. Мне выдали новый халат, теплый такой, фланелевый, но именно новый. И какая то медсестра (нехороший человек) отправила меня в тифозное отделение, отнести баночки под анализы Там у меня попытались отнять халат, обменять на старый. Халат я не отдал, легкая потасовка и я сбежал. И вот еще так сказать в пылу "боя," я прибежал в свое отделение и по борзому выпалил все своему старшему, мол наших бьют, давай показывай, каков ты орел на самом деле. Да..., он пошел и еще пару человек и я с ними. Разборки были только словесные. Мне было сказано: - "Молодец, носи с достоинством этот халат, заслужил". Ну и я уже недолго был в этом госпитале, меня не трогали, не чмырили, хотя в отделении была нездоровая обстановка, "деды" наглели, "духи" летали.
Не знаю, исходя из каких соображений, но какое-то количество больных в том числе и меня, отправили в Союз, в город Кызыл Арват. Как мы радовались в полете. Все-таки. Союз, даже казалось, болезнь слегка отпустила, сил больше стало.
Вечером самолет, кстати грузовой АН, приземлился среди гор, как будто в яму какую. Нас побыструхе распихали по машинам и доставили до госпиталя. Ого! Вот тебе и Союз, на территории несколько корпусов и множество обычных армейских палаток. Трындец, к вечеру заселили меня в палатку, в которой почему-то оказалось человек сорок старослужащих и нас четверо молодых, не знакомых друг с другом. Меня сразу же отправили за сигаретой с фильтром. Вышел на улицу, увидел какого-то бойца с метлой, понял, что тоже душара, спросил у него, где можно найти сигарету, да еще и с фильтром. Получил ответ, нигде, разве что в офицерской палатке, но туда лучше не суйся. Пошел я за нашу палатку, посидел с полчаса в раздумьях: - «Бля, где мой автомат? Где МОИ борзые дедушки? Что делать? Откуда здесь весь этот сброд?» и решил, да ну его все на хер, пойду или убью кого, или сам лягу, все, это край!!!. Зашел, сказал: — "Нету сигареты и не будет". Последовала команда, "грудь к осмотру", я добросовестно и с каким-то отчаянием успел махнуть несколько раз и даже вроде попал кому-то... По лицу не били, но вырубили, по-моему, довольно быстро.
Очнулся я от холодной воды, которой из чайника кто-то поливал мне лицо. Когда открыл глаза, сказал: - "Все равно не пойду за сигаретой, хоть убейте". Один из дембелей, он был из вдв, меня не избивал, (наверное, единственный из этой своры шакалов кто вообще воевал до этого в Афгане) он просто присутствовал при этом. На следующий день он мне "предложил" сделать ему сапоги на дембель. Я не раздумывая взялся за это. Хоть и не имел никакого представления о сапожном деле.
Хрена его знает, за мой категорический отказ искать сигарету с фильтром, за мое согласие сделать сапоги, или вообще фортуна, но я был освобожден от участи "ОДИН" в палатке. Кстати это слово я услышал только в госпитале. Я сидел за палаткой и "ваял" эти сапоги.
Я не был "ОДИН", но испытывал жуткое одиночество, я видел, как шуршали молодые, я видел, как пили и развлекались старики. А я не был ни теми и ни другими. Я понимал, что так продолжаться не может и одному мне будет очень тяжело противостоять этим дебильным порядкам, но и смириться я не собирался. Мне нужен был союзник, друг, такой же непокорный и не глупый «душара».
Сапоги кстати я сделал на отлично. Да и жизнь моя с рядом последующих событий резко пошла вверх. После моего отказа искать сигарету и дембельских сапог, меня практически не трогали и к тому же в палатке обнаружили "духа", который скрыл свой срок службы. Вот он, бедолага, отдувался за нас четверых, это было наказание для него, и оно было довольно циничным, показным, нам поблажки оказывались, специально на его фоне. Жалко его было, но с другой стороны и не очень, первые дни он "дедом" был, а мы шуршали. Не знаю, заложил его кто, или каким другим способом это выяснилось.
Потом ко мне приехал отец, он поговорил с начальником госпиталя или с кем-то из руководства. Этот кто-то(сволочь) наговорил моему бате разных ужасов об Афганистане. Сказал, что нас там убивают пачками, шансов выжить практически нету и он просто обязан меня любым способом спасти, вытянуть из этого ада.
Отец высказал мне свои мысли, сказал, что попытается откупить, с собой у него достаточного количества денег нет, но он будет звонить родственникам и соберет сумму. Я воспринял это как оскорбление и ударил отца в грудь (никогда в жизни я ничего подобного себе не позволял). Он стоял передо мной в полном недоумении и только повторял: - «Сынок, что с тобой сделали за полгода? Ведь ты превратился в зверя! Как так? Ты же был очень добрый и воспитанный паренек». Мне стало очень больно на душе, я сам не понял своего поступка, на самом деле за этот промежуток времени со мной что-то произошло, я стал другим. Это была наша последняя встреча с отцом. Когда я провожал его на вокзале и посадил в поезд он заплакал и сказал: - «Сын, я больше никогда не увижу тебя, тебя там убьют, прости что не смог уберечь тебя, прости что таким воспитал». Я только ответил ему: - «Успокойся, все будет хорошо, я уже настоящий солдат и меня не просто убить, да и не верь ты этому вранью, кто то хотел с тебя просто деньги сорвать,». В следующем году отец умер.
Единственное, на что отцу удалось меня уговорить, это только что он похлопочет о моем более комфортном пребывании на время лечения. Меня из палатки перевели в корпус, всего шесть человек в палате и все какие-то блатные и старослужащие. Там меня не трогали и еще отец мне оставил денег. Тут уже из стариков нарисовалось много друзей, два раза я сходил в самоволку, меня снабдили гражданской одеждой. Именно два раза за свои деньги, я проставился по паре бутылок водки. Несколько раз сдавал за кого-то свою кровь, с очень высокими показателями болезни, с одной руки за себя, а с другой за "того парня".
Потом я ходил в самоход уже за их деньги, я ничего не боялся, терять мне было нечего, я просто не представлял даже как меня могут наказать. Единственное это то что я сам не бухал, только раз напился, а так я был уверен, что желтуха и бухло несовместимы. Больные бухали и сильно, не в открытую конечно, но довольно распространено это было у некоторой категории, в том числе и офицеры, хоть они и в отдельных палатках лежали. Там же я узнал еще один метод кайфа — вату, смоченную эфиром, зажимаешь в ладонях, пару тройку вдохов и улетаешь, тоже попробовал, но повторно не захотел больше. Я все-таки был упертый. Если я решил, что не буду что-то делать, я точно не буду, если я себе втемяшил в голову, меня уж никаким ни пряниками, ни кнутами не переубедить. А потом меня вообще каптером там назначили, вот здесь я развернулся, с формой и пуговицами, и кокардами, значками разными крутил, что хотел. Друзьями оброс моментально, за какие-то мелкие услуги со всем этим барахлом. Понимаю, что это повествование меня не характеризует с лучшей стороны, но я пытался выжить, и я выжил, и к тому же выздоровел.
Как лечили меня в инфекционках? Капельницы почему-то не помню, вот только таблетки горстями выдавали, да уколы внутримышечно. Ну и кровь из вены на анализ сдавали часто, раз в несколько дней. Как-то раз девчонки-практикантки брали анализы. Случай запомнился очень отчетливо, она мне всю руку истыкала, никак не могла попасть в вену. Я уже сидел и пыхтел, как паровоз, даже испарина на лбу выступила. Злился очень и хотел уж рявкнуть что-нибудь обидное, да как взглянул на ее лицо, а у нее то самой слезки в уголках глаз, да губки дрожат. Жалко стало уже ее, а не себя и я так спокойно сказал: - «Не мучай меня, отпусти уже, нету мочи терпеть и дальше твои манипуляции, поверь, я хоть и солдат, а все же больно и мне.» Пацаны сзади в очереди стояли, рассмеялись, шутить начали, да и девчонка улыбнулась. А кровь в тот раз у меня взял кто-то из своих, в очереди кто-то из санинструкторов-солдат был.
И еще помню одно лекарство очень вкусное. Сахар кусковой высыпали в бак с водой. Бак стоял на коридоре или в палатке и на крышке висел замок навесной. Ну и вот этой сахарной водой мы лечились. Правда была ограниченная порция этого напитка на человека. Я, как молодой, не один раз получал сахар и из мешков засыпал в эти баки. Ну и пару раз мне удавалось набить карманы сахаром. Лакомство вообще прекрасное, даже менял у кого-то на хлеб, печенье. Поверьте, было всякое, так сказать – хочешь жить, умей вертеться.
Я никогда не скрывал свой срок службы, не приписывал себе года. Все-таки иногда моя честность приносила мне свои выгоды. Мое лечение с реабилитацией—это не просто срок около двух месяцев, а целая цепь случайностей, совпадений, везения, кулаков и мозгов. Да и все-таки были человеки и среди духов, и дедов, и дембелей. Кстати осенью 1983 года в инфекционке Кызыл Арвата был судебный процесс, я его очень хорошо помню, дали срок тюрьмы двоим уродам, они выжигали на теле молодых узоры и надписи раскаленной кочергой, буржуйка в палатке.
Гораздо труднее приходилось выживать тем бойцам, которые скрывали по началу свой срок службы. Как правило, через некоторое время, правда все равно всплывала. Вот тогда, для таких хитрожопых, жизнь превращалась в ад.
Когда я в самоволке в городе был, мне надо было выполнить заказ "дедов" водку найти. Городок по моему небольшой, домики в основном невысокие и частных много. Я в гражданской форме, "деды" снабдили и коридор мне беспрепятственный обеспечили, и через забор перекинули. Красота — свобода, воля, ощущения прекрасные, никакой опасности, вообще ни о чем не думал, просто гулял по городу, по улицам. А вот с водкой оказалось все не так-то просто. Зашел в несколько продовольственных магазинов, ни в одном не было водки. Вот тут я уже оказался в некотором замешательстве. И в каком-то именно промтоварном небольшом магазинчике я спросил у единственного продавца, человека местной национальности: — "А где у вас в городе можно водки купить?" Он сидел на стуле за небольшим столом-прилавком, посмотрел на меня улыбнулся и сказал: — "Дорогой, так у меня и покупай". Я удивленно посмотрел на него, а он кивком головы указал мне под прилавок, я устремил свой взгляд туда, там стояла водка нескольких сортов. Вот до сих пор не знаю, или у них сухой закон там был или традиция какая, но водка была именно в промтоварных магазинах и из-под прилавка.
В Кызыл Арвате, я все-таки нашел себе друга, тоже из молодых. Он у меня попросил хорошую форму на отправку, я сделал ему, хоть и считал, что зря, себе я ничего не сделал, как прибыл в "стекляшке" так и убыл в "стекляшке". Но с Кызыл Арвата нас отправили не в Афган, а куда-то под Ташкент, на реабилитацию, должны были 45 суток реабилитироваться там. Может с неделю были там, может немногим больше, но почему-то резко и спешно отправили в Баграм дореабилитироваться . Под Ташкентом была армия, никакой дедовщины, строевая, песни и прочее. Устав, устав и еще раз устав.
А вот по прибытию в Баграм, резкая смена обстановки. В первый же день у моего знакомого в туалете забрали часы и обменяли х/б, которое я ему сделал в Кызыл Арвате, на старое. Правда расстроился он не сильно, как-то спокойно отнесся к этому, но мы договорились с ним даже на очко ходить только вместе, вдвоем. Это была мысль отличная, пару раз мы с ним отпор давали, я б даже не сказал, что мы сильно пи...ли кого то. Но мы реально были решительны и главное, у нас с ним всегда была готовность, хоть сдохнуть, но не сдаваться. В Баграме на реабилитации дедовщина открыто не использовалась Это было как-то по подлому, в туалете, который на отшибе находился, отобрать что то у молодых, или отп...ить, пайку в столовой располовинить. Ну и по ночам иногда устраивали что то типа боев гладиаторских. О нас говорили, что этих двоих придурков лучше не трогать (почему о нас такая слава сложилась, я даже не могу точно сказать).Еще вспомнил один забавный эпизод. Спали мы с моим товарищем на втором ярусе. Как-то ночью, нас решили поднять, для каких-то своих развлекательно-показательных целей. Разбудили, толкнули в бок со словами-Подъем душары-. Мой товарищ спрыгнул с кровати первый, я немножко замешкался, не совсем проснулся. Но похоже и мой друг не совсем проснулся на тот момент. Так как он с высоты второго яруса и весом своего не слишком упитанного тела, приземлился на одного из будивших нас бойцов, а именно деда. Не на всего деда, а на его ногу без обуви. И попал он, наверное, очень удачно (не для дедули конечно же). Дед вскрикнул, скорчился, затем присел, лицо перекосила болезненная гримаса. Возникла молчаливая пауза. Сотоварищи почему-то стояли в растерянности вокруг него. Потом кто-то произнес-Второго поднимать? - Пострадавший каким-то несчастным голосом прошипел- Да ну его на хер, еще шею сломает кому-нибудь, этот мне, наверное, ногу сломал, я же говорил, что это два придурка, даже с кровати спрыгнуть нормально не могут- И обращаясь к моему товарищу добавил- Идиот, ложись спать- Уговаривать его долго не пришлось, через секунду он уже лежал в кровати. А компания старослужащих, подхватив под руки своего незадачливого коллегу, куда-то быстренько ретировалась. Мы не обсуждали произошедшее, лежали молча, каждый в своих мыслях. Я думал- Придурки? Ну и ладно, хотя кто из нас БОльший придурок, мы или вы? Не знаю точно, что там у него было с ногой, да и не интересовался я, но какое-то время хромал он прилично. И главное, никаких разборок с нами не последовало. Почему? Объяснить не пытаюсь, потому что не знаю, а строить догадки не желаю. Случай один еще хорошо запомнился на реабилитации в Баграме. «Дед» или почти «дембель» уже, брелок себе делал из разрывной пули. Не помню из какой именно пули, не помню её калибр. Но, хорошо помню два его пальца на песке и кровь. Он держал тот боеприпас между ног и пилил напильником. Взрывом ему, вроде, и яйца "всмятку". Военврач тогда говорил: - "Как можно додуматься до такого? Солдат почти два года прослужил, отвоевал в Афгане. Как можно не усвоить, что боеприпасы—это не игрушки?"
Днем все-таки в расположении офицеры держали относительный порядок и даже, по-моему, именно замполит был там самый человечный и авторитетный. Когда было его дежурство ночью, было все спокойно, он мог всю ночь провести в казарме. Так вот, трогать нас с моим товарищем (к огромному сожалению никаких данных, даже имени его не помню) практически не трогали. Он был какой-то проныра, везде все и обо всем знал. Он был ведомым, а я уже как сила. Но вдвоем у нас был очень крепкий союз. То он где-то хлеба буханку достанет, и мы схомячим ее в укромном месте. То договорится с какими-то земляками в офицерской столовой на "подработку". Это, говорит, не в «падлу», там мои земляки деды из обслуживающей местной части служат. Ну мы мыли с ним там посуду, нам пайку шикарную давали, жирком начали обрастать. В общем мы уже и ходили по территории не как духи, а расправив плечи и с гордо поднятой головой, да уже и служба за полгода перевалила по сроку. И мы всегда были готовы порвать глотку, тому, кто посягнет на наш союз. А в целом, я считаю, что мне просто повезло, за всю эту лечебную эпопею, хотя насмотрелся всякого.
После Кызыл Арватского лечения и Баграмской реабилитации, я вернулся в свой минбат. Хотя и у нас были периодически "дедовские" выходки, но все же я считаю наш боевой коллектив вполне приличным (за некоторым исключением). И вот захожу я в родной минбат , подзывает меня "дедуля" и говорит: — Желтухой болел? печень значит больная?" Удар с ноги по печени и вопрос: — "Болит?"
Вот бля, опять дух, опять молодой, опять все по новой? Да нет уж хрен тебе. Ответил я ему с улыбкой на лице: "Нет, не болит». Я знал (после Арвата) все будет хорошо, я "дома", я со своими. Сейчас осмотрюсь, обживусь, а потом и разберусь кто чем дышит. И правда, все было хорошо, я довольно быстро вернулся, вжился в коллектив.
И еще "лирическое" отступление, когда я уже стал "черпаком" в один из прекрасных дней я с такой же улыбкой на лице сомкнул свои пальцы на шее, сидя сверху на том заботящемся когда-то о моей печени, старшем товарище. Стянули меня с него мои сослуживцы, вовремя, спасибо. Это не была месть, он сам дурак, напомнил мне ненароком, выпендриться решил. Ну и выпендрился. Меня кам-кам перемкнуло. Впоследствии он ко мне все в друзья набивался. Жить хотел, домой хотел. Возможно кто-то помнит это и кроме меня, а возможно для остальных это был рядовой эпизод, который промелькнул мимо.
Моя лечебная эпопея многому меня научила. Все выпендрежники, моральные уроды понимают только язык силы. Вот только с толпой не каждому дано справиться. Поэтому всегда держитесь вместе, занимайтесь спортом и никогда никого не унижайте.