АХ, ЖЕНЯ-ЖЕНЯ, ЖЕНЕЧКА!
В 1948 году моего отца перевели по службе в г. Уфу. Ему дали комнату в офицерском семейном общежитии, расположеннном на третьем этаже серого многоэтажного здания Башсоюза. Напротив, через дорогу, возвышался Главпочтамт. Так я оказался в Уфе.
Недалеко от здания Башсоюза находилась 11-я мужская средняя школа, в 6-ой "В" класс которой меня и зачислили.
Посадили на предпоследнюю парту во втором от двери ряду.
Я сразу же обратил внимание на сидящего за мной рослого широкоплечего и угловатого школьника - с крупной головой, стриженой "под ёжика", в круглых, как у меня, очках.
Вскоре услышал его имя: Женя, Женька и фамилию - Стрельцов.
Ребята из класса мельком взглянули на новенького (меня) и тут же вернулись к своим обычным делам на уроке.
А на переменах - гурьбой из кого-нибудь у стенки или в углу класса жали "сало", пытались с разбега допрыгнуть до лампочки, или играли в "лянгу" - "чеканку" (многократное подбрасывание кусочка волосатой заячьей или козьей шкуры с грузилом, выполняемое внутренней частью голеностопа) - коротко говоря, безобидно бесились, как и предписано природой шестиклассникам.
Сначала я сидел, как приклеенный: присматривался к явно дружному и очень живому классу.
У Жени в этот день была другая забота. Перед ним маячила чужая спина и явно надо было с ней что-то делать! На уроке, разумеется! Не тратить же драгоценные минуты перемены на новенького!
И он сообразил, "что делать?" намного быстрее, чем Чернышевский и Ленин, когда задумывали свои работы на ту же тему.
В классе мы сидели по-двое за партами - узкими столиками, наклонными в сторону учеников. Эти столики были жёстко связаны со скамейками. Спинка каждой скамейки представляла собой доску, прибитую так, что между ней и сиденьем оставался просвет в 20-25 сантиметров.
Женя на уроке залезал под парту так, что торчала поверх лишь одна его голова, и, повернув на 90° ступню, тихонечко просовывал свой огромный мужской валенок между спинкой и сидением моей парты. Выбрав подходящий момент, когда учитель повернётся к доске, он вдруг резко толкал валенком новенького в низ спины - ТЫК! ТЫК!! ТЫК!!! - от чего моя голова синхронно толчкам запрокидывалась назад.
Я вскакивал с места с книжкой или тетрадкой - что было под рукой - и, обернувшись к нападавшему, пытался шлёпнуть его по торчащей из-под парты голове, но руки у Жени были свободны и попадал я только по ним.
Те из ребят, кто вовремя заметил приготовления Жени к цирковому номеру, с огромным нетерпением ждали кульминации и, увидев её, мгновенно взрывались весёлым смехом.
Резко обернувшийся учитель и те кто прозевал видели торчавшую над партой большую женину голову с широко раскрытыми глазами и невозмутимым - как маска - выражением лица: без помощи рук выбраться наверх было невозможно, а руки его были заняты обороной.
Радостно грохотал уже весь класс, кроме троих - Жени, меня и, конечно же, возмущённого учителя. Но ни разу Женя не забавлялся так у любимых учителей - математики, русского языка и литературы, географии.
Длились эти и другие "тестовые" штучки первую неделю или полторы, но все придумки были совершенно безболезненными и явно необидными - это я и тогда чувствовал. А потом стало интереснее выяснять, как каждый из нас справился с решением отдельных олимпиадных задач по математике, физике - их нам часто давали, заранее готовя к высоким требованиям хороших институтов.
Мы сблизились: находилось множество тем, интересных обоим. Гораздо интереснее, чем толкание валенком. Принял меня и класс.
***
Окончили мы среднюю школу в немыслимо далёком от нынешнего дня 1953 году. Женя - с безусловно заслуженной золотой медалью.
Все были нацелены родителями и школой на получение высшего образования.
На следующий день после окончания школы, собрались мы впятером - Женя, я и ещё трое близких товарищей из нашего класса, чтобы обсудить свои дальнейшие шаги. Прогулялись по знакомым местам. Четверо из пяти определились: они уезжали из Уфы. Как будто прощались с городом, где выросли.
Солнышко грело всё сильнее и кто-то предложил сходить на речку Уфимку - приток реки Белой.
В разгар рабочего дня пологий берег реки был совершенно пуст. Здесь было прохладней, чем в городе. Наконец, мы вот-вот станем студентами - какое чудесное и желанное слово! Казалось, у каждого за спиной выросли невидимые крылья, которые вот-вот унесут нас в прекрасную, ещё неизведанную студенческую жизнь.
Женя был очень удивлён, что я вдруг поменял свои планы: вместо МФТИ или МГУ, куда собирался, вдруг решил поступить в Уфимский авиаинститут (УАИ). И он усиленно звал меня с собой в Московский геолого-разведочный институт - МГРИ. Но романтика геологов меня совершенно не манила.
(Не ведали ребята, что примерно за две недели до конца последней четверти учебного года, наш замечательный и незабвенный классный руководитель А.П.Семёнова пригласила в школу моих родителей.
Она сообщила им, что меня аттестуют на медаль и спросила о моих планах. Когда услышала про МФТИ и МГУ, то откровенно рассказала, что в последние годы ни один медалист нашей школы, имеющий "неправильную" фамилию, не был зачислен в эти институты, хотя выпускники и пытались поступить. На собеседовании их сознательно - и часто издевательски - проваливали. Очень тяжёлый был удар! И - по опыту наших выпускников - назвала московские вузы, где не фамилия, а только подготовка поступающего имела значение.
Отпереживав первое в жизни крушение планов, решил я не уезжать из Уфы: был полон гордыни и юношеского максимализма).
Вскоре и у реки стало жарко.
Кто-то предложил переплыть на другой берег - там под кручей разглядел место, где можно отдохнуть перед обратной дорогой. По зрительной моей памяти ширина реки была здесь метров 80-100.
Товарищи мои вошли в воду и долго шли по отмели, постепенно погружаясь. Мне показалось с берега, что они даже перешли за половину реки, когда поплыли к крутому берегу. Плавали они отлично!
Отставать от них было жгуче стыдно: так сложилось, что плавать я не умел, хотя и был неслабым юношей - футбол, волейбол, с девятого класса - ежедневная зарядка с 20-килограмовой гирей.
"Ну, уж как-нибудь последние 30 метров до берега преодолею-это же вроде просто, а то подумают, что испугался!" - и поспешил за ними. Шёл по воде, пока дно плавно снижалось, а когда оно стало круто опускаться вниз, резко оттолкнулся от дна и бешено замолотил по воде конечностями, испугав рыб на километры в обе стороны реки и удивив товарищей, которые давно сидели на небольших выступах обрывистого берега. Такое они видели, наверное, не часто.
Ребята были недалеко, и их взгляды просто тянули меня к берегу. "Доплыл" всё-таки! Никто из них не шутил и не смеялся надо мной.
Сидеть на выступающих неровностях берега было неудобно и вскоре товарищи бросились в воду и поплыли обратно. Все, кроме чуткого Жени.
Но я же видел, что сидеть ему неудобно и терпит он только из-за меня.
- Поплыли? - предложил я.
- Отдышись! - резонно предложил Женя.
Однако бес, сидевший внутри, спихнул меня в воду, где я стал молотить по воде всеми четырьмя конечностями, опять погнав волны по Уфимке-Белой-Каме-Волге прямо в Каспийское море!
Женя быстро плыл красивыми и экономными движениями к отлогому берегу, где на солнышке уже грели животы наши товарищи. Доплыв до отмели, встал на ноги и, мельком глянув на меня, медленно пошёл к берегу.
Чуть позже, дико устав молотить по воде, посмотрел я на далёкий-далёкий берег - и увидел мир как в перевёрнутый бинокль: крошечные фигурки на берегу, а сам берег - будто на горизонте!
Помня про отмель, попробовал встать на ноги - и ушёл глубоко вниз. Оттуда, сквозь толщу зеленоватой мутной воды над головой, солнце выглядело круглым жёлтым диском.
Тишина... Было странное чувство умиротворения и покоя. Испуга не было - я ещё не понял, что тону. Течение медленно волокло меня за собой.
Когда ступни коснулись чего-то твёрдого, я оттолкнулся вверх, вяло забарахтался, и коротко высунул из воды голову. Испуга по-прежнему не было, но и воли барахтаться - тоже. Я был в состоянии прострации. Снова ушёл под воду, успев заметить, что кто-то быстро плывёт ко мне.
Это Женя, услышав за спиной тишину вместо моей молотилки, бросился на помощь: заметил, где я вынырнул.
Ухватил меня за волосы, вытащил мою голову из воды, дал вдохнуть воздух.
Предупредил:
- Не хватайся за меня! Греби! - и, не отпуская мою голову, поплыл к берегу. Я, как мог, грёб воду ладонями и ему не мешал.
Быстро оказались на отмели и Женя поставил меня на на ноги. Ростом я был 180 сантиметров, но, несмотря на это, вода доходила мне до горла, а ему - до плеч. (Женя был выше меня на 10-15 см).
И мы вместе вышли по отмели из реки.
Так Женя подарил мне вторую жизнь. Но, главное: уберёг моих родителей от чудовищного горя!
Только потом, дома, я вполне осознал происходившее. Но до сих пор не могу понять свою пассивность, когда явно тонул, но не боролся за жизнь, хотя бы ради родителей. Голова была пустая, эмоций - ноль, как никогда в жизни - ни до, ни после этого события.
А ведь в жизни не был я непротивленцем!
Видели всё это лежавшие на берегу ребята, или нет - не знаю: на эту стыдную для меня тему никто, включая Женю, ни слова не произнёс. Я же был в полном смятении.
Пришла пора идти по домам. Настроение эйфории куда-то испарилось, а, может, мы предчувствовали, что в этой жизни больше никогда не увидимся. Женя уезжал в Москву, трое - в Свердловск/Екатеринбург, я - оставался в Уфе.
После этой встречи мы с Женей переписывались пять лет.
По окончании третьего курса я перевёлся в замечательный Казанский авиаинститут, где мне пришлось в течение одного семестра помимо учёбы сдавать новые и пересдавать некоторые старые дисциплины (из-за большой разницы учебных часов), где, в ожидании места в общежитии, дважды менял "койко-место" в частных углах - во всей этой суете наша переписка не оборвалась.
Последнее из сохранившихся его писем - от 28.12.58 года.
Никому не рассказывал я о происшествии на Уфимке. Но, вспоминая о Жене, было бы подлым сделать вид, что я об этом забыл.
* * *
Недавно перечитал письма Жени, где он красочно и эмоционально описывает свою московскую студенческую жизнь, в которой хочет с первого же курса успеть всё - музеи, книги, новое кино, записывается в секции: горно-лыжную, альпинистскую, конно-спортивную, стрелковую, осваивает фотографию.
Бывает и на институтских вечерах:
"...29-го (декабря 1955 г., 1-ый курс) у нас был институтский вечер, посвящённый встрече нового года. И сейчас без смеха не могу вспомнить кривляющихся стиляг, дрыгающихся под звуки барабана, вой трубы и саксофона, вокруг ёлки. Такого дичайшего джаза я никогда не слышал".
Но как только Женя впервые совершил горное восхождение - он буквально влюбился в горы и альпинизм стал его страстью на всю жизнь!
От письма к письму видно, как возрастала эта любовь, нарастала сложность восхождений и как мужал недавний школьник.
На четвёртом курсе Женя уже возглавляет альпинистскую секцию большого института, но какого! - геолого-разведочного, где каждый второй - альпинист!
Начиная со 2-го курса, он досрочно сдавал на "отлично" сессии, чтобы поскорее отправиться в горы!
"Знаешь, - писал мне Женя, - только теперь я почувствовал, чем для меня стал альпинизм: теперь в институте только и живёшь той мыслью, что сдашь одну из многих, уже осточертевших зачётных и экзаменационных сессий и поедешь в горы опять.
И вот я опять в горах!" (11.1.1958 г., 5-й курс)
Даже на распределение после института он записался "... в Среднюю Азию - на Тянь-Шань, или Памир, где можно заниматься альпинизмом без отрыва от работы, или наоборот." (11.1.1958)
Романтик! А вот - про альплагерь:
"Зимой там такая красота, такое яркое солнце и синее небо, каких я ещё нигде не видел... Народ подобрался замечательный - весёлый, студенты и было нас человек 40... Приехал коричневым, москвичи пялили на нас глаза на улицах, а одного моего товарища приняли даже за египтянина".
Женя был человеком коллектива, истинного товарищества. Тех, кто попал на его жизненную орбиту, он не мог забыть. В каждом письме - в течение пяти лет! - живо интересовался, что знаю я о судьбе наших школьных товарищей. Словно хотел собрать всех под свои распростёртые крылья.
А уж когда попал в особое альпинистское братство, где каждый полностью доверял свою жизнь товарищу по связке - это было то самое, что совпадало с его естественной готовностью без колебаний отдать собственную жизнь, но спасти другого, кто может погибнуть рядом.
Благородный Рыцарь и редкий Человек!
Чехарда текущих событий отодвинула школу. Но из памяти они не исчезли.
* * *
В последние мои годы всё чаще вспоминется прошлое. Примерно год назад написал эти заметки о Жене, но очень хотел дополнить их рассказом о его взрослой жизни.
Попытался узнать в Интернете, как сложилась дальнейшая жизнь Евгения.
Со скорбью обнаружил воспоминания о Жене - Евгении Александровиче Стрельцове - в Мемориале альпинистов: его жизнь оборвалась в 62 года (7.7.35-2.9.97).
* * *
Вот отрывки из волнующей, душевной статьи В.Александрова "Стрельцов Евгений Александрович", опубликованной в Мемориале альпинистов:
"Евгений Александрович – был личностью совершенно неординарной. Начиная с внешнего вида – под два метра ростом, мефистофельскя бородка, сердито блестящие профессорские очки. И все это великолепие венчала видавшая виды солдатская панама Среднеазиатского Военного Округа образца 1970 года в которой он ходил в горы.
А ходил он в них почти всю жизнь. Потому что по профессии был геолог, а по призанию - альпинист.
... в основном Евгений Александрович занимался высотными восхождениями. При его комплекции и природной неуклюжести трудно было представить Женю на скальных стенах.
А вот в среду снежных гигантов где – ни будь на Памирском фирновом плато он вписывался очень хорошо. Громадный человек – скала! Он был под стать окружающим его вершинам! А какие были горы!
Одним из самых почетных званий в Советском Альпинизме всегда считалось звание Снежного Барса. Этим званием награждался альпинист покоривший четыре высочайших вершины СССР.
... Евгений Александрович стал Снежным Барсом в 1972г и получил почетный знак Покорителю Высочайших Вершин СССР. Со свойственным ему грубоватым Стрельцовским юмором он называл его – «Гроб с Венком.» Действительно дизайн этого знака напоминал гроб а окружающая его веревка – венок. Но тем не менее — гордился этим званием.
За ним еще закрепилось прозвище -« Прямой — как Лом ». Относилось оно не к внешнему виду а к характеру. Резал правду – матку в глаза! Не взирая на лица и чины. Это конечно мало кому нравилось. Но такой он был и не собирался изменяться.
В 1984г. Памир. Со Спартаковской экспедицией второй раз взошел на пики Е. Корженевской и Коммунизма. Но при спуске по маршруту Бородкина почувствовал себя плохо. По леднику Вальтера мы тащили его уже на самодельных носилках.
Женю! Несокрушимую скалу! Человека, который спас в горах не один десяток жизней! В лагере врачи поставили диагноз – прободная язва. До утра может не дотянуть. Всю ночь радисты доставали в эфире Ош, Бишкек, Душанбе. Спасти мог только вертолет. И наутро прилетело сразу два! Душанбинский и наш, из под пика Ленина. Сомнений не было – скорей в родимый Ош! Командир вертолета – знаменитый Андреевич выжал из машины все. Шли напрямик, нарушая все летные правила и законы физики. На последних каплях керосина упали на ВПП Ошского порта. Спасибо врачам. Выкарабкался тогда Евгений Александрович
После этого еще были геологические экспедиции и первоклассные восхождения. Съемки Киргизского хребта, Пик Погребецкого и Чапаева, красавец Хан – Тенгри!
Никто не мог поверить известию, что Евгений Александрович тяжело болен. Этого просто не могло быть! Да он раздавит эту хворь в два счета!
Но в этот раз недуг оказался сильнее. Рак. За три месяца он сгорел словно свеча.
"Снежный барс", доктор геолого-минералогических наук, профессор МГРИ
Евгений Александрович Стрельцов
захоронен на Юго – Западном кладбище 99 квартал" (в Москве).
* * *
Два портрета Е.А. Стрельцова можно посмотреть, набрав в поисковике Google запрос:
Мемориал альпинистов Стрельцов Евгений Александрович
Вторую фотографию Вы можете увидеть, если кликнуть мышкой по стрелке под фоторядом.
Больше всего на себя-школьника Женя похож на фото в панаме, когда ещё не был изнурён болезнью.
* * *
Ах, Женя-Женя, Женечка! Оказывается, не одного меня ты вытащил с того света, а ещё и десяток альпинистов!
Такие редкие, как ты, люди должны бы по справедливости жить в добром здравии не 62 года, а лет до 120!
СВЕТЛАЯ ПАМЯТЬ
ЕВГЕНИЮ АЛЕКСАНДРОВИЧУ СТРЕЛЬЦОВУ -
- дорогому товарищу юности моей!
2019/3.2020