Директор опытно-производственного хозяйства научно-исследовательского ветеринарного института Салотопов и председатель институтского профкома Копчиков совершали обход подведомственной им территории. Был легкий бодрящий морозец, какой бывает в начале апреля по утрам. Под ногами на замерзших за ночь лужицах хрустел белый ледок, дышалось легко, и Салотопов благодушно щурил глаза на розовое весеннее солнце: он был рад, что ему, по крайней мере, до обеда, не придется принимать в своем душном кабинете надоедливых просителей, чаще всего научных сотрудников.
Когда Салотопов с Копчиковым медленно прохаживались вдоль двухэтажного лабораторного корпуса, они увидели уборщицу, которая несла к мусорному контейнеру две доверху наполненные пластиковые корзинки. Подул шаловливый ветерок – несколько скомканных бумажек унесло из корзинок и подкатило к стопам начальства.
– Ну-ка, Анисимовна, постой! – густым голосом сказал рослый представительный Салотопов и многозначительно переглянулся с председателем профкома.
Уборщица, заметно побледнев, поставила корзинки на асфальтовую площадку перед лабораторным корпусом. Маленький толстенький Копчиков, опередив директора, подкатился к уборщице и, как то, известное пернатое создание, сначала одним, потом другим глазом заглянул в корзинки.
– Вы понимаете, что несёте в мусорный ящик! – почти с отчаянием прошептал председатель профкома.
– Чего ж не понимать. Не первый год за учёными выношу! – обиделась Анисимовна и её лицо начало розоветь под стать утреннему весеннему солнцу. – А если в прошлый раз я по ошибке бросила в мусор какую-то учёную записку, то теперь стала читать все бумажки подряд, едва успеваю подмести полы. Нужные бумаги не буду выбрасывать, не бойтесь!
– Для тебя, Анисимовна, это мусор, а для нас с Валерием Герасимовичем это один из важных объектов! – мягко улыбнулся Салотопов, осторожно дотрагиваясь до одной из корзинок носком сапога. – Нельзя ли опрокинуть корзинки? Прямо здесь.
Ласковый тон директора опытно-производственного хозяйства вывел Анисимовну из себя, она чувствовала за этим тоном какой-то подвох.
– Да говорю же вам, ничего важного тут нет!
Уборщица побагровела от гнева и вытряхнула содержимое плетёных корзинок прямо на сапоги Салотопова.
– Вот видите: бумажки рваные, пустые пузырьки, разбитые пробирки и чашки Петри...
Копчиков удовлетворённо поправил шляпу и раскрыл большую кожаную папку с позолоченными застёжками.
– Так и отметим. Объект номер семь, девять человек.
– Ты, Анисимовна, не носи мусор в контейнер, оставляй здесь на асфальте, – проговорил директор с некоторой усталостью в голосе, вызванной тем, что уборщица не понимает его, а разъяснить ей всё это он пока не имеет права. – Тебе носить тяжело и вообще... мусор будет, кому убирать.
Председатель профкома долго возился со своей роскошной папкой. Надавливая короткими пальцами на непослушные застёжки, морщась от усилий, он сухо сказал:
– Постарайтесь побольше насыпать сюда всего. В общем, обеспечьте порядок!
И потеряв интерес к озадаченной их словами Анисимовне, Салотопов и Копчиков направили свои шаги к механической мастерской хозяйства.
Поблизости от мехмастерской Копчиков, семенивший впереди Салотопова с выставленным вперёд животом, вдруг споткнулся о ржавый моток проволоки. Он ударился бы головой в пустую помятую бочку из-под солидола, если бы его не подхватил сильной рукой Салотопов. Вдавливая своими сапожищами в начинающую оттаивать почву какие-то шестерни, погнутые трубы и куски жести, директор удовлетворенно потирал ладони:
– Как считаете, Валерий Герасимович, на сколько процентов в этом году мы перевыполним план соцобязательств по сдаче металлолома? В прошлом году нас взгрели в райкоме за срыв плана...
– Не знаю, – хмуро бросил Копчиков: злополучный моток проволоки охладил его пыл; он беспомощно балансировал на одной ноге, не зная, куда поставить другую. – Не знаю! – уже сердито повторил он. – Об этом моего заместителя по общественно-производственному сектору профкома надо спросить, ему поручено проконтролировать сдачу металлолома. Туда же хорошо бы отправить вот этот тяжёлый сверлильный станок, что он так визжит, как не смазанный?
– Станок, в самом деле, морально и физически устарел, – великодушно согласился Салотопов, – но весит полтонны. На днях попробую попросить своего главбуха списать его. Эх, прижимистый у нас человек, главный бухгалтер, говорит, что болеет за государственную собственность...
– Не просить, приказывать надо! – председатель профкома, наконец, преодолел последнее препятствие перед входом в мастерскую: связку металлических прутьев, и вновь приобрёл самоуверенный петушиный вид. – У вас, у директора хозяйства, такая компетентная внешность, а вы всё «просить» Не научились ещё должному обращению с подчиненным персоналом...
В механической мастерской долговязый ученик токаря в замасленном, коротком, не по его росту, комбинезоне вытирал ветошью пыль с оконного стекла.
– Вадик, ты что делаешь? – сокрушенно покачал головой директор. – Зачем раньше времени наводишь марафет, занимаешься благоустройством?
– Да ведь темно работать!
– Потерпишь пока! – назидательно сказал Копчиков. – Если темно, включи электрическое освещение.
– Сколько людей выделяете на этот важный объект? – почтительно взглянул Салотопов на председателя профкома.
– Помимо персонала мехмастерской, двадцать два человека. Но можно еще подбросить народу, фронт работ здесь большой. Одна погрузка металлолома чего стоит! Придётся здесь попотеть. Как говорят, глаза страшатся, а руки делают.
Копчиков и Салотопов пошли дальше. Согласно запланированной схеме их маршрута они должны были посетить скотный двор. У тамбура скотного двора дымилась на солнце внушительная куча навоза, лежало в зелёной жиже затоптанное сено. На всей территории хозяйства снег уже сошёл, но здесь, прикрытый местами сеном и навозом, он не собирался таять.
– М-да... – протянул председатель профкома, не решаясь ступить в своих лакированных полуботинках на узкую тропку, протоптанную в навозе.
– Я попросил повременить пока с вывозом органики на поля, – потупил взгляд директор.
– Так... объект номер тринадцать. У меня записано всего десять человек! – посмотрел в раскрытую папку Копчиков и, надвинув шляпу на лоб, почесал затылок.
– Да, хорошая гимнастика будет для научных работников... Вы ведь знаете, Валерий Герасимович, что получилось на подобном мероприятии год назад. – Салотопов ссутулил широкую спину и доверительно взял председателя профкома под руку. – Приехало на субботник из института сто девяносто два человека, а работ было наготовлено недостаточно, попросту говоря, с гулькин нос. Персоналу института всё сошло, а нам пришлось готовить для учёных мясной обед. Как говорится, пока зайца поймают, вола съедят! Люди погуляли возле хозяйства по лесу, песни попели, а нам с вами и директору института, академику, поставили на вид! За необеспеченность рабочими объектами в такой важный день!
– Не та забота, что много работы, а та забота, как её нет. Ну, уж в этом году эту прошлогоднюю оплошность мы ликвидируем. Фронт работ организуем на должном уровне! – напыжился Копчиков.
Из ворот тамбура навстречу им вразвалку вышел неказистый мужичок в телогрейке, надетой поверх синего халата. Это был бригадир молочно-товарной фермы.
– Всё ли приготовлено у вас, Гуськов, к важному мероприятию? – ласково спросил Салотопов у бригадира.
– Эге... я уже велел скотнику Эдику наточить нож. Зарежем выбракованную корову, наварим для учёных мяса. А за чем другим – так магазин рядом, сбегают... — Бригадир по-панибратски подмигнул Копчикову. – Тоже, небось, потребляете с устатку?
– Что-то вы, Гуськов, разговорились сегодня? – укоризненно заметил директор, взглянув на надутого, ушедшего в себя, председателя профкома. – Человек вот, доктор наук, руководитель объединенной с институтом нашей профсоюзной организации, из города приехал, от научных экспериментов оторвал себя, чтобы помочь нам, исправить наши огрехи в работе, а вы...
– Да, чья бы корова мычала, а ваша бы молчала, – очнувшись от своей минутной растерянности, сказал Копчиков бригадиру фермы.
Салотопов с нежным упрёком быстро взглянул на Копчикова (откуда, мол, у того неестественная для научного работника грубость) и отвернулся, покраснев
.
Гуськов приоткрыл рот и наморщил от весёлого удивления лоб. Ему показались занятными последние слова в устах институтского активиста.
Начальство направилось к складу хозяйства. Утомлённый Копчиков с тоской ожидал, что вот сейчас встретит кладовщика, знакомого ему по прошлому году, такого же неотёсанного субъекта, вроде бригадира фермы Гуськова, и... очень обрадовался, увидев у склада миловидную девушку.
– Уже с месяц, как приняли нового человека! – Салотопов, зажмурившись, подставил своё раздобревшее лицо солнечным лучам.
– Готов ли у вас инвентарь к работе? Рукавицы, лопаты, грабли... – деловито начал Копчиков, но как-то сразу осёкся: уж очень бесцеремонным насмешливым взглядом мерила кладовщица всю его фигуру, начиная от сдвинутой почти на глаза велюровой шляпы и кончая забрызганными грязью лакированными штиблетами. При этом она выразительно шевелила бровями и выставляла напоказ ровные блестящие зубки.
– Нашли о чем спрашивать, а как же? – забавлялась красавица неловкостью Копчикова. – Я уже с месяц не выдаю своим рабочим, ни лопат, ни рукавиц. Когда дадите команду, выдам всё новенькое, с иголочки, а то никакой торжественности не будет!
– Будем ходатайствовать от имени профсоюзного комитета о премировании вас за образцовую подготовку к работам! – сказал Копчиков таким тоном, каким обычно говорил за трибуной.
Салотопов рассеянно поинтересовался у председателя профкома:
– Склад у вас числится как объект номер двадцать?
– Да, семнадцать человек!
– Обеспечите работой? – с улыбкой повернулся директор к неунывающей молодухе.
– А как же. Еще спрашиваете! Мужчин бы надо, какие потушистее. Достанем рулоны полиэтиленовой плёнки из-под ящиков с гвоздями, да еще нужно вон тот угол разобрать: поищем запчасти от сеялки, вы как раз вчера сами о них спрашивали...
Салотопов и Копчиков добрались, наконец, до объекта номер двадцать два: строительство водонапорной башни.
– Сделали подготовительные работы? – в один голос спросили они у прораба.
– Безусловно! Уже две недели, как ничего не де... то есть я хотел пояснить, что мы ещё в прошлом месяце сумели рассредоточить кирпич, арматуру и доски по всей площади застройки, теперь планируем собрать весь стройматериал в штабели, кирпич отдельно, доски и арматуру отдельно...
– Молодец! – сказал директор и незаметно от председателя профкома зевнул.
– Пойдемте, что ли, дальше...
Солнце уже стояло высоко, белый ледок давно превратился в лужи, дорожки между объектами раскисли, и к обуви начальства налипала грязь. Утомлённый Копчиков начал частенько приподнимать свою ворсистую шляпу и вытирать носовым платком вспотевший лоб, он даже не заглядывал больше в свою папку. Мельком посмотрев остальные три объекта, Салотопов и Копчиков поспешили в контору хозяйства.
Как только они оказались за двойными дверями директорского кабинета, председатель профкома схватил телефонную трубку и короткими энергичными фразами доложил вышестоящему руководству о полном и досрочном завершении мероприятий по подготовке к предстоящему ленинскому субботнику.
— Ух, гора с плеч! – потёр большие ладони директор.
В кабинет вошла длиннорукая молоденькая секретарша. Рот ее был полуоткрыт в старательной улыбке. Она опустила на журнальный столик тонко посвистывающий никелированный чайник и подула на пальцы. Когда секретарша прикрыла за собой тяжелые створки дверей, Салотопов жестом радушного хозяина пригласил Копчикова сесть на диван, пододвинул к дивану журнальный столик ...
Но «чаепитие» пришлось отложить на некоторое время: в кабинет, несмотря на заслон секретарши ворвался Скворцов, нескладный сухопарый «монс», как именуется в научном просторечии Старший научный сотрудник. Скворцов был в коротком, с коричневыми пятнами йода халате и в высоком, как поварской колпак, чепчике.
Директор поспешно отвернулся к окну, чтобы скрыть страдальческую гримасу. Из всех «монсов», в общем, бойких и беспокойных людей, Скворцов был самым настырным. Он давно примелькался директору своими бесконечными просьбами и советами.
– Ну что вам ещё, – пересилив себя, с кроткой улыбкой посмотрел Салотопов на молодого человека, – Если насчет подопытных поросят, которых вам не дали на прошлой неделе, то давайте заявку, я подпишу...
– Я, собственно, к вам обоим пришел! – Скворцов откашлялся и стал разглаживать длинными пальцами морщины на лбу. – Вот мы, девятнадцать человек, записаны на уборку дорожек в хозяйстве, но нам бы хотелось разровнять пустырь, что за лабораторным корпусом, и оборудовать там волейбольную площадку.
– У вас планы, как у гоголевского Манилова, – поджал губы директор, но Копчиков сделал ему глазами чуть заметный предупреждающий знак, и тот замолчал.
– Хвалю вас за инициативу, ребята! – сказал весело Копчиков, поднимаясь с дивана. – Мы обязательно это учтём, но в следующий раз. В предстоящем субботнике ваша волейбольная площадка в утвержденном перечне работ не фигурирует...
– Так включите её в этот перечень! – упорствовал непонятливый «монс».
– Есть такая пословица, молодой человек: «Выше лба уши не растут» или приведу вам более понятное изречение: «Хвост голове не указ». План работ на всех объектах согласован и утвержден партбюро института и передан в райком. Только поймите, заработанные вами на субботнике деньги будут перечислены хозяйством в особый фонд, а согласится ли директор финансировать дополнительно волейбольную площадку?
Копчиков торжествующе взглянул в красивые, подёрнутые туманом глаза директора.
– Нет, конечно! – заставил себя встряхнуться Салотопов. – Для финансирования надо сначала составить проект, смету расходов, всё это согласовывать, включать в план на будущий год...
– Да нам бы дали только минут на десять бульдозер! – твердил своё Скворцов, а мы бы по окончании субботника...
– Нет уж! В субботник будете делать, что запланировано, а вашу площадку делайте хотя бы сегодня или в любой выходной день! – отрезал Копчиков и, давая понять, что разговор со Скворцовым окончен, с демонстрируемой важностью начал спрашивать директора хозяйства о ходе выполнения дополнительных социалистических обязательств по сдаче молока.
«Монс» ушёл, хлопнув по своей невоспитанности двумя дверями. Директор уже совал ключ в замочную скважину сейфа, где хранилась бутылка коньяка.