Татка с Алёнкой давно планировали совместное посещение оперы, но то у одной времени не находилось, то у второй не получалось. А тут Татке перепали два пригласительных на оперу «Евгений Онегин». Сфотографировав билеты, Тата отправила сообщение по вайберу с вопросом: «Пойдешь?». Ответ был: «Конечно!». Да и как отказываться, когда последние спектакли в Театре оперы и балета перед реконструкцией?.. Такое событие пропустить было невозможно!
В назначенный день Тата отпросилась у начальства на своевременный уход. Да-да, иногда, чтобы вовремя уйти с работы надо испросить разрешения у начальства. Чтобы добраться до Театра оставалось каких-то полчаса. Благо автобус будто ждал на остановке. Смущала "пробка" из автомобилей впереди. Но настрой девушки был боевой – успею. Алёна ждала тем временем на крыльце Театра, о чём постоянно напоминала подруге. В результате по дороге Тата успела купить лишь две сладких булочки, на остальное времени не оставалось. На ходу было отправлено сообщение с текстом: «Бегу!» В голове пронеслось: «Хоть перекусим после работы».
Буквально влетев на крыльцо Театра, Тата стала искать глазами подругу. Алёна нашла её сама. В это момент гостеприимно распахнулись двери, и девушек увлёк внутрь ручеёк потянувшихся зрителей.
Оставив верхнюю одежду в гардеробе, подруги поднялись в партер. Но двери зала оказались закрыты. И оставались таковыми еще долгое время, хотя на билетах было обозначено время начала спектакля- 18.00. Люди толпились в ожидании. Наконец-то стало возможным попасть в зал и занять свои места. Третий ряд и места наших героинь находились не слишком близко к оркестровой яме, обзор сцены был великолепен. Предвкушение действа захватило их. Наконец прозвучал третий звонок, свет потух, оркестровая яма ожила, извергая музыку Петра Чайковского.
На сцене красовались четыре колонны. На заднем плане стоял искусно собранный стог сена, посередине сцены - кушетка и деревянный одноногий столик, украшенный чернильницей с пером. Спектакль начался с закулисной песни крестьян, работающих в поле. Затем сцена начала заполняться главными героями: вот мать героинь, следом – няня, егоза Ольга и …
- Кто это? – тихо спрашивала Алёнка Тату, подразумевая очередную героиню, появившуюся на сцене. – Кто?
Тата предположила, что это, вероятно, та самая Татьяна, потому что других вариантов не было. Прийти к подобному заключению было сложно: героиня выглядела на свои пятьдесят. Ни пластика, ни грим, ни костюм исправить возраст не могли – пятьдесят. Даже в движениях актрисы не было ни намека на юность. Тёмный загар только усугублял картину. Да, Татьяна по сюжету в деревне, но не крестьянка же она. А в сравнении с бледнолицами исполнителями других ролей Татьяна выделялась значительно. Загар же не придавал ей молодости. Алёна отказывалась верить в достоверность предположения и переспрашивала: «Татьяна? Это? Ты уверена? Не может быть…»
И тут Татьяна запела... Подруги замерли и переглянулись. Пение ещё больше усомнило Алёнку, что перед ними главная героиня. Но утвердительный кивок Таты назидательно рекомендовал смириться и принять действительность. О чём пела Татьяна, было, мягко говоря, непонятно. В лучшем случае отчётливо долетали отдельные слова. Тата прошептала подруге:
- А что у неё со ртом? Смотри, как перекосило.
Рот, действительно, был перекошен. Смотрелось это пугающе. Создавалось впечатление, что звукоизвлечение даётся с огромным трудом.
Появившиеся на сцене Ленский и Онегин немного сгладили впечатление от происходящего, подарив зрителю чудесный вокал и прекрасную игру, которая полностью отражала характер героев. Но после их ухода последовала сцена бессонницы Татьяны написания ею известного всем письма. Кушетка, стоявшая на сцене, превратилась в кровать, на которой возлегла Татьяна и начала лёжа петь. Лёжа! Её стоя поющую не понять! Но лёжа, то на кровати, то на полу – это часть ночного бреда Татьяны. Половину своего монолога она пропела, отвернувшись от зрителей, то есть, стоя задом. Наконец, зрители дождались утра, кривляния и судороги героини закончились. Занавес. Конец первого акта.
Сначала Алёнка и Татка молчали. Потом одновременно заговорили. И снова замолчали. Татка без слов предложила булочку. В раздумьях пожевали. Алёна прервала молчание тирадой возмущения. Главный вопрос, повисший в воздухе, - не нашлось Татьяны моложе и талантливее?
-Может, и есть, но они не спят с режиссёром, - предположила Тата.
И тут внимание подруг привлекло обсуждение действа соседками справа. Недовольство объединило, завязалась беседа. Женщины, сидевшие рядом, были завсегдателями театральных постановок. И сценическую Татьяну они знали с её юных времён. И да, она спала с режиссёром, а как не спать, коли жена?.. А потому на протяжении двадцати лет и играет главные роли. Ну, да, не дотягивает, берёт ноты в прыжке, как насмешливо высказалась соседка, не это главное сейчас в искусстве…
- А почему рот так перекошен при пении? – спросила Тата.
- Так она губы недавно себе сделала, - ответила всезнающая соседка, - накачала, вот их и разводит по разным полюсам. Я второй акт досмотрю: там её не будет, а потом уйду. Посмотрим, сколько после первого акта зрителей останется.
После первого акта количество зрителей уменьшилось наполовину. Вторым актом прошёл бал в честь дня рождения Татьяны, где Онегин поссорился с другом и был вызван на дуэль, сама дуэль с печальным финалом и красивым белым снежком, присыпавшемся сверху финальную сцену в свете прожектора. Действо сие было преисполнено печали, сожаления и сигналом к занавесу. Соседки после второго акта ушли. Зал опустел ещё наполовину. Подруги решили досмотреть спектакль до конца.
Вот скучающий Онегин на очередном балу. Да, актёр тоже староват, далеко не 26 лет, но в его игру верится. Зритель чувствует его опустошенность, изнывание от скуки и безделья, его одиночество в людской массе. Шампанское из его бокалов то и дело выплескивается то от скуки, то от злости в зал. И зрители замирают в надежде, что до них содержимое не долетит. С каждым разом размах Онегина всё шире. Татка шепчет Алёне: «Если что, пригибайся, а то уж близко к краю сцены с бокалом встал…»
Вот герой видит Татьяну. Она, как и предсказывали уже ушедшие соседки, в платье со шлейфом – у актрисы на них бзик. Татьяну сопровождает муж, толстый и старый. О своей любви к ней он поёт великолепно, слеза наворачивается на глаза зрителей. Перепевка Онегина и Татьяны. Подруги ждали коронную фразу: «Но я другому отдана и буду век ему верна». Так и не услышали. Наверное, её услышала стена, а может оркестровая яма, но не зрители.
-Браво! – раздавалось со всех сторон. Наверное, в зале остались ярые поклонники главной героини. Может быть, им действительно понравилось, и долгие аплодисменты были тому доказательством. Алёна с Татой аплодировали Онегину, Ленскому, Ольге, генералу N, но не Татьяне.
«Всему своё время, - гласит народная мудрость, - время нельзя обмануть». Оно позволяет нам обманываться, но и это до поры, до времени…