По заметкам Вадима Гордеева, http://www.proza.ru/avtor/muzeinik
Дни шагали вслед за белым снегом,
Здесь он исключителен и бел.
Под прозрачным в просинь цвета небом
На ура в столовке шел обед.
Трубы макарон и сухофрукты
Из компота, вечером – вискарь,
Был баланс нарушен очень хрупкий,
И стучало что-то по вискам
Изнутри. Похоже, были мысли:
Об уездной, в охре, красоте,
Что она во времени зависла,
В том числе в музее, на холсте.
Дни шагали, вслед за ними люди,
Спал художник, а писатель – нет.
Он писал промеж коротких: будем!
Истина, как водится, в вине.
Под гудок завода церкви пели,
Благость сея под колокола.
Под окном шеренгой синей – ели,
Где-то вдалеке – собачий лай.
Два омлета в фирменной столовой,
Дзен-этюд на двадцать три мазка.
Всё по плану, всё неспешно. Словом,
День в цветной палитре. Не Москва.
**
Птица в небе превращалась в точку,
На картине плыл в сирени май.
Жили огурцы в дубовой бочке,
А хрусталь развесила зима.
У окна писатель вел беседу
С тенью. Чудотворец Николай
На иконе был похож на деда.
Пели вразнобой колокола.
Ел капусту с очень кислой клюквой
За столом художник. Пили тож.
- А зима-то, слышь-ко, нынче злюка.
- Это правда, ишь, ядрёна вошь.
По-чилийски терпкая мадера
В серый день добавила бордо.
- Не привыкли наши к полумерам.
- Я б здесь жил, лохматый, с бородой, -
Так мечтал писатель. Было тихо.
Шёл снежок. Писался не-роман.
Пёс брехал. Но редко. Звали Тихон.
На картине был всё тот же май.
Город Р расталкивал сугробы.
Шёл писатель. И художник шёл.
К церкви, что стояла небоскрёбом.
- Жить, - сказал писатель, - хорошо!