Однажды в октябре, когда моё расписание было заполнено до предела, по чьей-то рекомендации позвонила мама девятиклассника:
- У сына в этом году экзамен, а мне совершенно непонятно, как он будет готовиться и сдавать...
- А в чём дело? Как все готовятся и сдают, так и он. Девятый класс - это вам не одиннадцатый. Не так уж сложно экзамен сдать, - успокаиваю я.
- Ну, остальные - другое дело. У моего - особый случай, - твёрдо отвечает мама. - Он у нас не разговаривает.
- То есть как - не разговаривает? С кем не...? Он же в школу у вас ходит? - переспрашиваю я.
- В школу - ходит. Но не разговаривает, - настаивает мамаша.
"Ну и ну", - думаю я и уточняю:
- Совсем? Немой он, что ли?
- Он умеет. Но не разговаривает.
Я пытаюсь сообразить, как мне избежать новых трудностей, которые давно облюбовали мою макушку и регулярно на неё падают.
- Может быть, ребёнку психотерапевт нужен? В такой ситуации я вряд ли смогу быть полезной.
- Мы были у психотерапевта. С ним он тоже ни слова не сказал.
- А мальчик же не всегда не разговаривал? Должна же быть какая-то причина? - уточняю я.
Женщина вздыхает:
- Пять лет назад мы развелись с его отцом. Сын замкнулся, стал реже общаться со мной. А потом я вышла замуж второй раз, и он замолчал.
"Драма. Катастрофа. Бедный ребёнок. Но я-то что могу сделать?" - вот это всё проносится в моей голове.
- Видите ли, - вкрадчиво говорит здравый смысл моим голосом, - у меня уже в этом году всё расписано. Не смогу я его взять. Извините.
- Пожалуйста! - взмолилась женщина на том конце провода. - Пожалуйста, только попробуйте. От нас уже и так три репетитора отказались. А теперь у него снова двойка за четверть. Ну попробуйте. Тем более что живём мы рядом. Мы готовы даже вечером заниматься.
- А кто Вам дал мой номер телефона?
- Соседка. Вы её девочку готовили к экзамену.
- Ну, если соседка, тогда, конечно. Есть время в среду в семь вечера. Если вам удобно.
Она моментально откликается:
- Удобно. Нам удобно.
- Отлично. Диктуйте адрес.
***
В ожидании среды во мне звучат довольно забавные диалоги.
- Ничему тебя не учит жизнь. Ничему. Куда ты снова сунула свою буйну голову, а?
- И что? Уже и попробовать нельзя? И так пацана загнобили этими двойками. Не сдаст экзамен - всё лето насмарку. В августе пересдавать заставят.
- А тебе, собственно, не всё равно, кто кого когда заставит пересдавать? Ты его даже не видела ни разу!
- Оттого, что я его не видела, он же не перестал существовать!
- Пардон, да ты ещё три дня назад о нём знать не знала!
- А теперь знаю. Она вышла замуж, и он замолчал. Каково, а? Тысячи пар разводятся, дети переживают, естественно. А этот? Замолчал!
- Ой, ну опять! Делай как знаешь.
- Вот именно.
***
Дом у них пятиэтажный, без лифта. Этаж четвёртый. Ноябрь, на улице темно. Интересно было бы посмотреть в глаза тому гаду, что выкручивает в подъездах лампочки, и спросить: "Ну что? Разбогател? Лампочки теперь не покупаешь..." Я поднимаюсь по лестнице, светя на ступеньки мобильным телефоном. Под ногами шелестят обёртки от чипсов, обрывки газет, хрустят использованные одноразовые шприцы. На площадке между вторым и третьим этажами я останавливаюсь для передышки. Избаловали нас лифты, это точно. По этой лестнице каждый день ходит вниз-вверх мальчик, который ни с кем не разговаривает. И под его ногами точно так же шелестят бумажки, обёртки от чипсов и хрустят раздавленные шприцы. "Если разобраться, не слишком-то и страшно, что он просто не разговаривает", - думаю я, глядя на останки шприца на ступеньке. Ещё два шага - и я у двери. Открыла мама, миловидная брюнетка лет сорока.
Пока я снимаю пальто, узнаю, что имя ребёнка - Вилен. Необычно для нашего времени. Где-то в словаре имён читала я про это имя. Бум, когда им нарекали младенцев, пришёлся на год смерти В.И. Ленина, значит 1924-й. Несовременное имя.
В комнате со свежим ремонтом есть всё необходимое: и удобный письменный стол с компьютером, и кресло для ученика, и (слава богам) мягкий стул с высокой спинкой для репетитора. Последнее обстоятельство примиряет меня с мыслью о предстоящем занятии длиной в 90 минут. Вспомнилось, как у некоторых учеников мне вежливо предлагают кухонную табуретку, на которой я сижу навытяжку полтора часа, а потом не чувствую спины.
Итак, мальчик. Я оглядываю его: вполне симпатичный, шатен с серыми глазами. Если не знать про его особенность, можно подумать, что обычный подросток. Надо сказать, никакого плана действий заранее я не разработала. Решила общаться с ним так, как с остальными. В конце концов, он не глухой, только не разговаривает. На первом занятии было ощущение, что общаюсь со стенкой. На приветствие он не ответил и даже взглядом ничего не выразил, как будто находился в комнате один. Я уселась на стул и стала рассказывать об особенностях экзамена.
- Наверняка в школе вам об этом говорили?
Молчание.
- Хорошо. Сейчас я буду объяснять алгоритмы выполнения заданий, и мы каждое задание будем отрабатывать - решать несколько подобных.
Молчание.
Пробуем решать задания экзаменационного теста в пособии, которое я принесла с собой. Я кладу на стол раскрытую книгу и простой карандаш.
- Вилен, прочитай вопрос и отметь карандашом правильный ответ.
Молчит, но карандаш берёт.
Долго смотрит в книгу, зажав карандаш в руке. Потом быстро отмечает ответы и придвигает мне книгу с вложенным в неё карандашом.
Проверяю: половина ответов неверные.
- Вилен, это не самый плохой результат, который я видела. Но мне почему-то кажется, что ты смог бы ответить лучше.
Он слегка дёргает бровью и по-прежнему молчит.
90 минут я бьюсь как рыба об лёд, пытаясь выудить из него хоть какое-то подобие обратной связи.
- До свидания, Вилен. Мне всё-таки хотелось бы понять, насколько тебе ясно то, что я говорю. Я пришлю таблицы с теорией к заданиям маме на электронную почту. Она для тебя распечатает. Когда будешь делать домашнее задание, повторяй перед этим теорию. До среды!
Он не встаёт с кресла, чтобы меня проводить, и даже не кивает на прощание. Я уже у двери. Теперь он сидит спиной ко мне, устремив взгляд в потолок, и я вдруг вспоминаю каменных истуканов с острова Пасхи. Море, живое, трепетное, плещется рядом. А эти исполины равнодушно стоят к нему спиной, и глаза их подняты к небу.
Прощаюсь в прихожей с взволнованной мамой, которая, возможно, ожидала от меня чудес сразу на первом уроке. Дверь в комнату сына открыта, поэтому наше прощание с ней похоже на пантомиму. В ответ на её вопрошающий взгляд я развожу руками и исчезаю за дверью. Она придерживает дверь, стоя в проёме, и приложив к уху руку с воображаемым телефоном, тычет пальцем себе в грудь. Конечно, она мне потом позвонит. Я киваю и медленно спускаюсь по замусоренной лестнице.
Несколько последующих уроков ничем не отличались от первого. Обращение в пустоту - вот все мои ощущения. Правда, я заметила, что ошибок в тестах стало чуть меньше.
На шестой или седьмой раз в начале занятия Вилен положил передо мной раскрытый дневник. Я, в буквальном смысле остолбенев, увидела в графе "Русский язык" запись от руки "экз. тестирование" и в клетке рядом оценку 4.
Я торжествовала. Ага, значит, довольно сносно он всё понимает, запоминает и применяет на практике! А вслух сказала:
- Уже неплохо. Даже хорошо, я бы сказала.
Вилен скосил глаза в мою сторону, и губы его чуть дрогнули. Наверное, это была улыбка. Нестандартная, но всё же улыбка. Вдохновлённая этим крохотным достижением, я выпаливаю:
- Ты молодец! Я очень рада твоей четвёрке!
Он молча повернул голову в мою сторону и снова уставился в монитор компьютера.
Занятие за занятием мы решаем тесты, учимся сжимать текст для изложения...
Несмотря на незначительные подвижки, за четыре месяца занятий Вилен так и не заговорил. Но изложения и сочинения начал писать, тесты выполнял.
За неделю до Восьмого марта я его спросила после занятия:
- А ты уже придумал, как маму поздравишь Восьмого марта?
Он дёрнул плечом и посмотрел на меня с таким удивлением и опаской, как будто я предложила ему прогуляться по канату без страховки над бурной рекой, где кишат крокодилы.
- А что такого-то? - продолжила я. - Разве сложно открытку подписать? Мама тебя любит, переживает за тебя. Ей будет приятно. Никто же тебя не заставляет зачитывать поздравление вслух! Она и сама умеет читать, между прочим.
Вилен неопределённо хмыкнул.
Я стала собирать в пенал свои ручки, а в это время мальчик резко выдвинул ящик письменного стола. Краем глаза я увидела, что он вынул оттуда что-то и положил на стол. Это была поздравительная открытка, видимо с 8 марта. Очень нежная, с розовыми тюльпанами, хотя и без надписи.
- Ух ты, какая красота! - я взяла открытку, раскрыла её, чтобы посмотреть, есть ли там место для текста или всё заполнено шаблонными стихами.
- Смотри, Вилен, какая чудесная открытка! Полно места, можно много чего написать.
Он повернул голову и буркнул:
- Не знаю, что писать.
Силы небесные... Через четыре месяца я впервые услышала его голос. Я почувствовала, что у меня горят щёки и уши. Вот ещё. Надо успокоиться и закрепить результат. Это как на войне: когда взята одна маленькая высота, ещё далеко до победы. За одной высотой последует другая.
- Если хочешь, я могу тебе дать идею, как можно интересно оформить открытку внутри.
В его взгляде появилась заинтересованность. Я старалась не смотреть ему в лицо, чтобы не смущать.
- Смотри: можно сделать надпись обыкновенную - строчка за строчкой. Но это же скучно, да?
Мальчик кивнул.
- Ну вот. А можно так написать, что мама эту открытку надолго запомнит и будет хранить всегда. Правда, для этого надо хотя бы немного уметь рисовать. Если ты дашь мне листочек, я примерно нарисую, как можно сделать.
Он быстро вырывает из тетради листок, протягивает мне и смотрит на меня с любопытством, а я показываю, показываю...
Следующее занятие состоялось после 8 марта. Мне было ужасно любопытно, подписал ли Вилен открытку, и как именно оформил поздравление, и, главное, какие слова он нашёл для мамы, с которой не разговаривает. Несколько раз я боролась с желанием расспросить его об этом. Но каждый раз что-то останавливало меня. Не хотелось травмировать его ранимую душу вопросом. Ведь неизвестно, довёл ли он до конца задуманное. Если так и не написал поздравление, то ему будет неприятен вопрос об этом.
Когда я собралась уходить, уже вернулась с работы мама Вилена. Она вышла проводить меня на лестничную площадку и рассказала, что на родительском собрании учительница впервые не сказала, что Вилен не сдаст экзамен, а, наоборот, выразила надежду, что если он продолжит стараться, то справится.
Услышанное было для меня счастьем. А потом его мама сказала шёпотом:
- Если бы вы знали, какую интересную открытку подарил мне сын!
- Да что Вы! - просияла я.
- Правда, поздравление необыкновенное, - улыбнулась она. - Это ж надо было догадаться так сделать! Написал не строчками, а по линиям рисунка.
- Это как? - изобразила я удивление.
- Нарисовал внутри открытки те же тюльпаны, что и на лицевой стороне, только красные, а не розовые, и по контурам линий написал слова. Там, где листья, буквы зелёного цвета, а по контуру цветов - красного. Я Вам в следующий раз покажу. Всё-таки у него есть какие-то творческие задатки, - с гордостью произнесла она. - Мы его похвалили. Даже муж.
- Ого! Конечно, Вилен вообще интересный парень, - поддакнула я.
***
За семь месяцев занятий, когда мы встречались с Виленом раз в неделю, произошли определённые изменения в его уровне подготовки. Но всё-таки я ни в чём не была уверена. Ведь любой экзамен - стресс для ребёнка, и нельзя предугадать, как он себя поведёт. В общем-то, я была готова смириться с любым результатом. Совесть меня не мучила: в предложенных условиях я сделала всё, что было в моих силах.
Когда стали известны результаты, мама Вилена позвонила одна из первых:
- Доброе утро! Нам сказали результат. Спасибо Вам огромное! - и назвала число, которое соответствовало крепкой четвёрке.
Это был один из тех редких дней, когда я подумала, что ничего не бывает зря.
#из_записок_репетитора