Хрупкая, нежная женщина. Она сильно хотела, чтобы христиане вышли “в открытое море” и “не топтались на мелководье”. Она мечтала, чтобы все верующие наконец-то доплыли до “глубин Иисуса”. Она сильно любила Христа. Окруженная невежественным формализмом и упадком церкви, она в сердце/внутри терзалась. Уединялась и писала, писала. Она с детства искала высот и глубин духовных. А когда выросла, "дерзнула" подвергнуть сомнению ритуалы/доктрины “древние”. Сознательно отказалась от молитв заученных, другими написанных. Решила молиться лично, и умом и духом, из глубины своего сердца женского. Писанием. Созерцанием. У нее все молитвы духовные, тихие. Непосредственно к Богу, без святых и церковных посредников. И учила других так молиться и жить. И писала для них поучения, не такие как все, а простые/особые. Она сильно хотела, чтобы христиане вышли “в открытое море” и “не топтались на мелководье”. Она мечтала, чтобы все верующие наконец-то доплыли до “глубин Иисуса”. Она сильно любила Христа.
Дописалась, враги шептались. Не враги-атеисты, а братья. Не язычники мира, священники. Обнаружили ересь, “ошибки”. Сказали, что очень опасна, теология “эта женская”. Осудили ее писания, слишком “мягкие”, “пацифистские”. Сказали, что это угроза трону. И политикам, и церковникам. Времена тогда были суровые, смутные. Заключили ее в монастырь. Далеко от людей изгнали. Красивую, умную женщину. Сам епископ издал указ, а точнее, архиепископ. А по сути, приказ был преступный. Ее обвинили в ереси, безбожно заклеветали. А она продолжала служить и верить. Кроткая молчаливая женщина. Аристократка Святого Духа. У нее все молитвы духовные, тихие. Она хотела, чтобы христиане вышли в открытое море и не топтались на мелководье. Она мечтала, чтобы все верующие наконец-то доплыли до “глубин Иисуса”.Она сильно любила Христа.
Овдовевшая рано женщина. Она с детства искала высот и глубин духовных. А когда выросла, "дерзнула" подвергнуть сомнению ритуалы/доктрины “древние”. Уединялась и писала, писала. Аристократка Святого Духа. У нее все молитвы духовные, тихие. Ее книги публично сжигали. Не враги-атеисты, а братья-священники. По домам самолично ходили, выискивали, насильно изымали, всесожжению предавали. Ее писания не вписались в каноны времени. Донесли на нее в трибунал, религиозный/церковный. Предьявили улики-книги, обьявили при всех еретичкой. Окрестили почти истеричкой. Времена тогда были суровые, смутные. Посадили ее в тюрьму, в бастион, в Бастилию. В неприступную крепость запрятали. Далеко от людей изгнали. Красивую, умную женщину. Чтоб никак/никуда не сбежала. Восемь лет провела в изоляции. Хрупкая, нежная женщина. За Христа, за прорыв, за веру. И писала, писала, писала. Она сильно хотела, чтобы христиане вышли “в открытое море” и “не топтались на мелководье”. Она мечтала, чтобы все верующие наконец-то доплыли до “глубин Иисуса”. Жанна-Мария Гюйон. Она сильно любила Христа.
Иван Лещук, из цикла “Записки на полях души”