Глава X.
ГОВОРИТ ЕГО ЛЮБОВЬ.
В течение нескольких дней Даниил испытывал сильную боль, но с таким прекрасным
мир и радость в его сердце, что казалось, что он едва ли мог
осознать или почувствовать его телесные страдания. Джессика была с ним постоянно;
и когда он освободился от боли, она читала ему вслух или говорила с
его небес, к которым он шел, и которые, казалось, были открыты
к его взгляду уже, когда кто-то мельком видит
прекрасная страна, греющаяся во славе полуденного солнца.
Часовня пришла повидаться с ним, некоторые из них в вагонах, которые
из давних давал ему размышления о своих богатствах; и они оставили его, поражаясь
что они так мало знали о религиозности человека, который
привел их к их скамьям воскресенье после воскресенья. Но пока что
Министр не посетил его, хотя он послал ему слово, что как только
как это было возможно, он приходил к нему.
Последний день наступил; и Даниэль, и Джессика знали, что это было
последний день, и она не шевельнулась с его стороны с утра;
и до сих пор министр не пришел - не смог прийти к
смертельная ложь его старого друга. Потому что они были старыми друзьями, встретив много
раз в неделю по дюжине лет в одной и той же часовне; и так как Джессика
сблизил их вместе ученый и красноречивый проповедник
заботился о неграмотной душе Даниила, и часовня научилась
поднять крошки пищи с великого праздника, который
министр готовил неделю за неделей для своего интеллектуального собрания. Он
не был, но Даниил был невозмутим, и поэтому, терпеливым и мирным,
с улыбкой на губах, когда он встретил задумчивые глаза Джессики, он
ждал последний час и последний момент.
И все же, пока не стало слишком поздно, и прежде чем его глаза потемнели, и его язык
ошеломленный холодом смерти, прибыл министр с бледным лицом,
и поклонился от слабости и дрожащего голоса, который дрогнул
часто, как он говорил. Они сжали руки друг друга и посмотрели в
лицо друг друга со странным узнаванием, как будто оба видели
дальше в другой мир, чем когда-либо прежде, а затем
министр слабо опустился на стул рядом с подушкой Даниила.
«Я отдохну здесь и останусь с вами на час», - сказал он.
«Это последний час», - ответил Даниил.
«Да будет так», - ответил министр. «Я тоже посмотрел смерть в лицо».
Некоторое время они молчали, пока министр собирал свои силы,
а потом он склонил голову, только голову, потому что он был слишком слаб, чтобы
встать на колени рядом с умирающим, и он излил молитву к Богу в его
внутреннее сердце, но с колеблющимися губами, которые больше не произносятся
готовые речи мысли, которые заполнили его мозг. Аминь с
который он закончил, был почти стоном.
«Моя сила забрана у меня», - сказал он. «Всевышний ударил меня
гордость моего сердца. Я никогда не буду больше говорить, как раньше, о его
слава и величие и величие спасения его ».
«Вы можете говорить о его любви», пробормотал Даниэль.
«Да, - ответил он уныло, - но только когда ребенок говорит. мне нужно
никогда больше не будоражит сердца собрания. Моя речь будет
презренный.
«Джессика, скажи ему, о чем мы с тобой говорили», - сказал Даниэль.
Джессика подняла лицо от подушки и повернула к
министр, улыбка борется с ее слезами; и хотя ее голос
не было уверенности, чтобы начать это стало спокойным и ясным, прежде чем она говорила много слов.
«Мы говорили о том, что он никогда не будет хранителем часовни, и
на кафедру, чтобы нести книги перед вами; а потом мы подумали
это правда, может быть, то, что доктор говорит, что ты никогда не будешь здоров
достаточно снова проповедовать в такой большой часовне; и поэтому мы продолжали говорить
о времени, когда мы все будем на небесах. Мы сказали, что, возможно, Бог
даст вам больше прекрасных мыслей, более грандиозных слов и
ты все равно будешь нашим министром; и все ангелы придут
в толпе все о вас и нас, чтобы внимать тому, что вы думали о
Иисус Христос и о Боге; и снова будет великое собрание.
Только когда вы молчали минуту, мы могли посмотреть вверх и увидеть
Сам Спаситель слушает нас всех ».
Затем министр склонил свое бледное лицо на руки; но он не сделал
ответь на слово.
«Я хочу сказать еще одну вещь, - сказал Даниэль. «Я сделал мой
будет, и оставил все, что у меня было Джессике; но я не знаю где она найдет
дом. Если бы ты присматривал за ней ...
«Джессика придет ко мне домой», прервал министр, кладя
положи руку на нее и Даниэля и крепко сжав их обоих.
«Я христианин», прошептал Даниэль. «Я знаю, что люблю Бога, и
что он сделал меня чем-то похожим на себя. Есть стих об этом в
Библия."
«Возлюбленные», сказал министр, «теперь мы сыны Божьи, и это
пока не появится, кем мы будем, но мы знаем, что когда
появись, мы будем похожи на него; ибо мы увидим его таким, какой он есть ».
В речи министра не было заикания, когда он произносил эти слова.
слова, и его лицо стало ярким, как и лицо умирающего.
Мысли Даниэля немного блуждали, и он ощупывал, как в темноте,
для Библии, которая лежит на кровати; и он бормотал,
«Пришло время взять книги, потому что собрание ждет, и
министр готов. Я возьму их на небеса.
Он больше не говорил; но Библия через некоторое время выпала из его рук, и
Джессика и служитель, глядя на его лицо, увидели, что на небесах он
смотрел на лицо Отца.
Было доказано, что служитель никогда больше не сможет проповедовать такую ;;проповедь
как и в прежние времена, когда люди слушали с напряженным вниманием,
и он был для них как очень милая песня, которая имеет приятный
голос и хорошо играет на инструменте; но они слышали его слова
и сделал их нет. И все же он был человеком более спокойного счастья, чем раньше;
и в своем тихом загородном доме, где иногда в воскресенье он садился
ступени кафедры маленькой часовни, и учил простое собрание
простые истины, он день ото дня приближался в духе к великому
конгрегация, которая ждала его, и перед которым его губы должны
никогда больше не молчать.
***