Б. Мельник. Часть третья, раздел седьмой. Перевод с польского Т. Цыркуновой.
Постепенно угасала нестерпимая летняя жара, и ночи становились более прохладными. За какую-то неделю до прихода сентября у нас опять появился старый Горох со своим сыном Поликарпом. На следующий день он отвёз сына и моих кузенов Александра и Сергея в недалекую от нас деревню – Колонск. Этой тройке удалось избежать вывоза в Германию, поскольку ещё весной они получили статус учителя. Перед ними сейчас стояла задача – открыть школу в Колонске и проводить в ней занятия.
Мои родители и старый Горох беспокоились за их безопасность в отдалённой деревне, отданной на откуп партизан, немцев и всяких бандитов.
В начале сентября занятия начались также и в телеханской школе. Учителя остались те же, и ничего не изменилось в школьной программе. Только детей в школе стало намного меньше, чем в прошлом году.
В то время, когда в школе начались занятия, до Телехан дошло распоряжение, изданное по приказу главного предводителя СС – Генриха Гиммлера.
Возчик района Баргелл долго разъезжал на велосипеде по местечку, расклеивая листы этого распоряжения, переведённого на русский язык. В нём сообщалось, что в связи с появлением на территории, подчинённой Третьему Рейху вооружённых групп банди- тов, немецкие власти приняли решительные меры с целью их ликвидации.
Одновременно гражданское население предупреждалось о том, что лица, подозреваемые в содействии бандитам, или же выражающие малейшее неподчинение немецким властям будут расстреливаться наравне с бандитами и евреями.
Один из местных немецких подхалимов, участник пьянок с жандармами, в приливе алкогольной эйфории рассказал кому-то, что скоро будет проведена мощная вооружённая акция против партизан, имеющая странное название «Болотная лихорадка». Естественно, что эта новость мгновенно распространилась по местечку. В подтверждение этого телеханские железнодорожники с узкоколейки рассказывали, что в последние дни в Ивацевичи и Барановичи прибыло много поездов, которые привезли большое количество войска, принадлежащего к формации СС.
Первым предвестником запланированной акции против партизан стало появление самолётов. Было видно, как они летают низко над линией горизонта в северной части неба. Там на десятки километров тянулись заболоченные леса и непроходимые болота, бывшие прибежищем партизан. Каждый самолёт, выполнив несколько кругов, «нырял» вниз со страшным воем моторов, после чего мгновенно поднимался вверх. Через минуту доносились глухие взрывы. Это немцы бомбили урочища. Люди не знали, что немцы бомбят. А ведь среди лесов и болот находились полесские деревни!
Объяснение пришло через несколько дней. Принесли его околичные полешуки. Авиация сбрасывала бомбы исключительно на урочища, то есть на предполагаемые базы партизан. Затем эти места «прочёсывают» эсэсовские отряды, власовцы и полицейские. Происходят стычки с партизанами, но в основном, партизанам удаётся уходить из облавы, так как они досконально знают леса и болота.
Немецкая акция «Болотная лихорадка» уготовила страшную судьбу жителям бедной, затерянной в пуще деревни Красница. Она находилась на территории, подверженной акции. Эсэсовцы окружили деревню плотным кольцом и убили всех её жителей. Перед сожжением деревни они забрали всю сельскохозяйственную продукцию и скот. От деревни Красница остались только трупы её жителей и пепелища.
На фоне этих страшных новостей, которые приносили наступающие дни, слабым утешением была новость о ликвидации немецкого отряда партизанами при следующих обстоятельствах. Большая группировка эсэсовцев «прочёсывала» окружающие леса с целью обнаружения и ликвидации партизанских баз. Продравшись сквозь пущи и болота, отряд добрался до канала Огинского в том месте, где он впадает в озеро Выгоновское. Здесь, возле двенадцатого шлюза канала, эсэсовцы расположились на отдых.
Неожиданно их атаковал сильный партизанский отряд, одновременно сделав невозможным доступ до автомобилей, стоящих на дороге. Какой-либо иной маневр делали невозможным воды канала и озера. Это было полное поражение немцев. После продолжительной, длившейся несколько часов битвы, немцам удалось наконец-то вырваться из окружения и убегать от партизан пешком. Эсэсовцы во время битвы понесли огромные потери, а спасаясь, добивали своих тяжелораненых.
Партизаны получили много оружия, боеприпасов и живности. Добыли также хорошо укомплектованную аптечку. Оставленные немцами на лесной дороге автомобили сожгли.
Этот доклад о позорном поражении немцев в Телеханы принесли полешуки из Выгонощей и прилежащей территории. Среди них было много свидетелей того боя.
Однако жители соседних деревень заплатили за это наивысшую цену, цену своих жизней. Была середина сентября сорок второго года, когда немцы, раздражённые слабыми результатами усмирения и высокой активностью партизан, совершили следующие варварские действия. Войска СС сожгли три деревни, расположенные около Бобровичского озера и уничтожили всех их жителей. Эсэсовцы окружали деревни тесным кордоном, чтобы люди не могли убежать. Затем проводили их на берег озера. Там из пулемётов расстреливали мужчин, женщин и детей.
Деревни Вядо и Тупичицы навсегда исчезли вместе со своими жителями с поверхности земли. Из более чем шести сотен жителей де- ревни Бобровичи спаслось только несколько человек. Эсэсовцы, покидая места казни, приказывали чёрной полиции, которая участвовала в этих экзекуциях, забирать всю сельскохозяйственную продукцию, животных, зерно и всё остальное. Эсэсовцы, убив всех жителей этих деревень, с немецкой дотошностью сожгли и все постройки.
В Телеханах было видно, как над северным горизонтом, подчёркнутым чёрной линией леса, уносились в небо огромные клубы тёмно-бурого дыма. После наступления темноты ещё долго страшила людей кровавая луна, которая исчезла только в лучах восходящего солнца.
Прошло два или три дня после совершённого немцами злодейства и в Святой Воле на станции узкоколейки в вагоны стали загружать награбленное в сожжённых деревнях добро. Не было никаких сомнений в его происхождении. Чёрные полицейские, караулившие работников при загрузке вагонов, говорили об этом безо всякого стеснения. Из заполненных живностью и сельскохозяйственной продукцией вагонов железнодорожники составили несколько поездов, которые были отправлены в Ивацевичи и в Янов.
Вскоре после этих страшных происшествий, когда после возвращения с работы отца мы обедали, в наш дом почти бесшумно вошла какая-то незнакомая женщина. Она выглядела жалко. Была вся с головой завёрнута в большой клетчатый платок, из-под которого был виден кусок грязного, порванного фартука, ноги её были поцарапаны, множество мелких ранок было на них. С измученного лица на нас смотрели неспокойные, разбегающиеся глаза. В её руке был небольшой, частично чем-то наполненный мешочек.
Когда отец тихо и спокойно спросил женщину, надо ли ей помочь, она неожиданно громко заплакала и с глубоким поклоном перекрестилась.
–«Люди добренькие, я из Бобровичей, я спаслась…» Женщина отказалась сесть за стол. Сказала, что самой себе противна от грязи, но когда мама предложила ей вымыться, она отказалась.
–«Пани, большое спасибо, не хочу, чтобы на вас мои вши перешли…»
Вскоре женщина сидела на табуретке посредине кухни и ела кашу из миски, прижатой к груди с такой жадностью, которой я до сих пор не видел. По мере того, как убывала каша в миске, было видно, как женщина успокаивается. Руки и колени её перестали дрожать, и она закончила еду без спешки, разрумянившись. После еды женщина сняла с плеч платок, и из-под него показался большой, будто надутый живот.
–«Вы беременны?» – спросила мама.
–«Бог дал…»
Женщина опять расплакалась: «Зима идёт, как я этого малыша сохраню при жизни в землянке?»
Затем стала рассказывать о чудовищных происшествиях во время уничтожения деревни Бобровичи. Эсэсовцы застрелили её мужа и самого старшего сына, подростка. Уцелела тройка младших детей, самому маленькому два годика. С ними она пролежала в за- рослях возле старого деревянного колодца до поздней ночи. Незамеченные там немцами, они чудом не утратили свои жизни иным способом. От пылавшего поблизости здания шёл такой жар, что они чуть было, не изжарились там заживо. Их спасла грубая зимняя свитка, которой они прикрылись. Когда огонь угас, им удалось незамеченными немцами убежать в лес.
Без еды и воды двое суток пробиралась она вместе с детьми через болота до деревни Выгонощи, где проживала какая-то её дальняя родственница. Падающим от усталости детям она давала пить воду, выжатую из торфа. На болотах несколько раз они избежали смерти, спрятавшись в зарослях кустарника, когда там проходили цепью немцы и чёрные полицейские. Однажды встретили партизан. Те дали им вдоволь напиться и накормили. Дети даже получили по кусочку мяса.
Когда, наконец-то добрались до Выгонощей, то оказалось, что недавно немцы убили мужа её родственницы, и сожгли дом, подозревая его в содействии партизанам. Разместились в землянке, которую родственница выкопала недалеко от сожжённого дома. Родственница твердит ей, что всем им в землянке тесно. Женщина начала копать в земле свою землянку. Работа идёт медленно, не хватает силы…
Мы слушали рассказ чудом выжившей женщины. В это время мама и Мундзя, похлипывая носами, приготовили для неё какие-то запасы еды. Отсыпали из наших скромных запасов муку, фасоль, горох и крупы.
Благодарностям и слезам радости со стороны бобровичской женщины не было конца. Отец спросил её, что ещё ей надо сделать. Уже большая часть дня прошла, а до Выгонощей более десяти километров, вскоре наступит полицейский час.
– «Паночку, я не такое уже пережила. Мне бы только выйти за местечко, а леса я не боюсь!»
Прошло немного времени после того, как у нас побывала женщина из Бобровичей, и немцы приготовили для людей следующий ад. Неожиданно появилась Вера из Выгонощей. На её руках была пятилетняя дочь, а на плечах висел небольшой узелок с вещами.
Женщина сидела в кухне на лавке и держала на коленях ребёнка. Плача и причитая, она рассказывала о несчастии, которое свалилось на неё и на все Выгонощи.
Накануне неожиданно возле деревни появилось несколько грузовиков с солдатами-эсэсовцами, которые начали окружать деревню. Это не предвещало ничего хорошего. Среди жителей деревни возникла паника. Ведь они уже хорошо знали о сожжении сосед- них деревень и об уничтожении их населения.
Многие люди, особенно молодые, попытались убежать в лес. Окружавшие деревню эсэсовцы стреляли в них, как в диких зверей. Погибло немало молодых парней и девушек. Кое-кто прорвался через окружение и исчез в вековом лесу.
Эсэсовцы согнали всех жителей Выгонощей на площадь перед гминой. Перед толпой несколько слов сказал немецкий офицер. Сопровождавший его гражданский, который приехал вместе с эсэсовцами, переводил слова офицера. Жители Выгонощей за содействие партизанам будут сурово наказаны.
Затем эсэсовцы вытащили из сбившейся толпы два десятка случайно выбранных мужчин и расстреляли их на глазах перепуганных людей. Среди этих убитых был и муж Веры.
Перед отъездом немцы сожгли в деревне большинство построек. От хозяйства Веры осталась куча пепла. Ей удалось вынести из пылающего дома только несколько личных вещей для себя и ребёнка. С пятилетней девочкой и жалким имуществом в небольшом узелке беспомощная и растерянная Вера появилась в нашем доме. Трагически овдовевшая женщина стала жить со своим ребёнком в нашей кухне. Родители делились с ними едой, которую употребляла наша семья.
Однако Вера, молодая и энергичная женщина быстро восстановилась после страшного несчастья, которое с ней случилось. Она с раннего детства была приучена к тяжёлому труду и быстро нашла себе занятие. Ходила по околичным хуторам и приносила оттуда то лён для пряжи, то овечью шерсть. Потом целыми днями, исполь- зуя веретено моей мамы, пряла нескончаемую нить. Иногда она приносила уже готовую пряжу из овечьей шерсти и из неё на спицах вязала грубые свитера, шарфы, рукавицы. Вскоре вся кухня пропиталась острым запахом овечьей шерсти.
За выполненные работы Вера получала оплату в разном виде. Чаще всего это был кусок сала, реже – кусок мяса, мука, крупа или фасоль. Все эти продукты она отдавала маме. Первоначально мама категорически отказывалась принимать продукты, но что-то с этим надо было решать, в конце концов, Вера и её ребёнок питались совместно с нашей семьёй.
Дочь Веры пятилетняя Шурка, так мать уменьшительно называла свою маленькую Александру, была боязливым ребенком с большой копной светлых волос. Пока было тепло, она не отставала от своей матери, следуя за ней по пятам. Когда наступили холода, она была вынуждена оставаться дома из-за отсутствия тёплой одежды. Сначала Шурка плакала, когда Веры не было дома. Со временем настолько осмелела, что пыталась играть с нами. С моим братом, который был намного старше её, они не нашли общего языка. Для меня она тоже не была компаньоном для совместных игр, так как дошкольница была мне ни к чему. Наши редкие совместные игры часто заканчивались плачем малышки. Тогда к ней на помощь спешила мама, утешала и успокаивала ребенка.
Вскоре Шурка при отсутствии Веры стала сопровождать мою маму. А та часами рассказывала ей сказки, одновременно выполняя свою привычную кухонную работу. По моей оценке вместе им было настолько хорошо, что меня не один раз царапала ревность. А ведь тётка Маня была права, когда говорила, что во мне сидит какой-то подлец. Может быть и не большевистский, как это тётенька себе представляла, но всё-таки…
Т. Цыркунова «Наши Телеханы»
В этом разделе книги Богдана Мельника имеется несколько неточностей. Так, он пишет, что бой между карателями и партизанами состоялся на двенадцатом шлюзе, но такого шлюза на канале Огинского вообще нет, и никогда не было, как и невозможно добраться на этот шлюз по дороге на автомобилях в тёплое время года, а это означает, что никаких автомобилей там быть не могло. Добирались каратели до десятого шлюза на лодках. Только в холодные морозные зимы есть временные дороги, так называемые зимники, которые проходят по замёрзшим и покрытым прочным льдом болотам.
События, которые произошли в то время, подробно описаны в книге моего отца – «Пока мы живы…».
Одна глава из книги так и называется –
«Бой на десятом шлюзе». Привожу её полностью.
«И всё-таки на десятый шлюз 13 сентября 1942 года пришли те самые большевики, которых так хотели когда-то затопить белополяки, строившие этот шлюз. Пришли эти большевики в лице партизан отряда имени Н.А.Щорса под командованием Пронягина
Павла Васильевича. Правда, пришли они не с востока, как полагали некогда пилсудчики, а с запада, и пришли в то время, когда временными хозяевами здесь были уже новые оккупанты земли белорусской – немецкие фашисты.
Жители деревни Выгонощи ещё не знали, что с первых дней сентября фашистские каратели зверствуют на территории Брестской, Гродненской, Барановичской и Пинской областей, что они ведут активный поиск партизан. Люди занимались своими повседневными крестьянскими делами. Слышали от кого-то краем уха, что вчера сгорела ближайшая деревушка Красница, но о причинах пожара никто из жителей деревни Выгонощи не знал. Да и откуда это можно было узнать?
Утром 12 сентября 1942 года сразу же после завтрака мы вместе с отцом начали обрабатывать деревянные спицы для колёс крестьянской повозки. Только приступили к работе, как к нам неожиданно подошёл высокий стройный немец в кожаном пальто, в сапогах и в военной фуражке. Сопровождал немца наш сосед – Полуянович Максим Кузьмич. Немец спросил на правильном русском языке:
–«Где находятся молодые рыбаки из вашей семьи?» Я сразу понял, кого он имел в виду, и, не задумываясь, ответил:
–«С утра ушли в Телеханы». Немец продолжил:
–«С какой целью они пошли?» Я опять быстро ответил:
–«Заказать брюки в мастерской портного».
В этот разговор с немцем вмешался мой отец и спросил у соседа:
–«Может быть, Дмитрий Климов ночью рыбачил на озере? У него можно взять рыбу».
Отец подумал, что немец приехал за свежей рыбой. А я официально считался рыбаком, имел разрешительный документ на ловлю рыбы, но рыбачил редко. Сосед тут же пояснил отцу, что рыба немцу не нужна, ему нужны лодки рыбаков, чтобы на них ехать на десятый шлюз.
Мы с отцом сразу поняли, для чего надо немцам ехать на шлюз. Вчера мой брат Иван возвратился с рыбалки и рассказал нам с отцом, что в деревне Сельцы, расположенной на Щаре, было пятьсот партизан. В Сельцы и собирались ехать эти каратели, вероятно, для расправы с партизанами или с местным населением, обвиняе- мым в помощи партизанам.
Добраться до Сельцов другим путем было можно, но для этого следовало проделать длинный окружной путь, составлявший многие десятки километров. А через нашу деревню напрямую туда добраться можно было только на лодках, так как вокруг деревни находились труднопроходимые бесконечные болота. Эти обстоятельства, очевидно, были хорошо известны карателям.
Немец, немного понаблюдав за моей работой, и увидев, как хорошо я владею топором, принял меня за плотника. Он опять обратился к соседу с вопросом:
–«А где можно найти вашего лесника и шлюзового сторожа десятого шлюза?» Лесником как раз и работал тот, к кому он обращался. Сын лесника – Александр, работал шлюзовым сторожем на десятом шлюзе.
Вероятнее всего, немцу местная власть в Телеханах порекомендовала взять в качестве проводника шлюзового сторожа Полуяновича Александра Максимовича. Сосед ответил немцу, что его сын с утра поехал сеять озимую рожь, но работы у него там много, и он не скоро возвратится. Полуяновичу очень хотелось бы, чтобы я стал проводником вместо его сына. Немцу же надо было найти надёжного проводника, и как можно скорее.
Он опять обратился ко мне:
–«Знаешь ли ты, в каком месте сеет рожь сын соседа?» Я ответил, что не знаю, но если его отец скажет, в какое именно место уехал его сын, то найти его будет не трудно. Пришлось Полуяновичу назвать урочище, в котором должен был находиться его сын. Немец опять спросил у меня, знаю ли я, где это место находится? Я ответил, что знаю это место. Немец приказал мне бежать за проводником и немедленно возвратиться с ним.
Я про себя сразу же решил, что проводником для карателей я не буду, а убежать от немца надо, как можно скорее. Я и побежал. Пробежал по «бичевнику» Огинского канала метров триста-четыреста и перешёл на шаг. Да не тут-то было, немцу не терпелось найти поскорее проводника, чтобы ехать на шлюз. Он вышел вслед за мной на улицу, увидел, что я иду, а не бегу, и закричал:
–«Бегом! Бегом!». Тогда я пробежал ещё метров двести, а дальше за высокими окопами, которые остались ещё от Первой мировой войны, немец уже не мог видеть меня, и я перешёл на шаг. Прошёл метров пятьсот и увидел, что навстречу мне на повозке едет тот, за кем немец и посылал меня. Я остановился и махнул ему рукой, показывая, чтобы он приблизился. Он подстегнул лошадь и быстро подъехал ко мне. Спросил:
–«Что случилось, что ты хочешь мне рассказать?» Я сказал ему, что в деревню приехали немцы и хотят о чём-то поговорить с ним, о чём конкретно, я ему не стал объяснять. Полуянович мне сказал:
–«Садись, вместе поедем!» Я отказался с ним ехать, сказав, что мне надо ещё одно поручение выполнить. Он погнал лошадь в галоп. Я прошёл через двор и огород Полуяновича Степана и вышел на главную улицу деревни. Встретился мне Куратник Григорий Николаевич, я посоветовал ему немедленно спрятаться и передать всем, кого он встретит по пути, что приехали немцы и собирают людей, которые на лодках отвезут их на десятый шлюз. Он быстро ушёл. По раздающемуся вокруг громкому стуку я понял, что в кузнице работает Ланец Николай Игнатьевич. Я побежал к нему и крикнул:
–«Немедленно перестань стучать! Немцы собирают лодки для перевозки их на десятый шлюз!»
Оставаться в кузнице нам было нельзя. Выглянули тихонько на улицу и увидели заместителя сельского старосты Кармановича Филиппа Васильевича, который спешил к немцам на помощь. Мы выждали, пока он не отбежал от нас подальше, перешли через улицу, и попали во двор Кармановича Петра Федотовича. Уже вместе с ним, втроём, мы спрятались в ближайших зарослях кустов, из которых наблюдали за дальнейшим развитием событий.
Только в четыре часа дня по московскому времени каратели на лодках отправились на десятый шлюз. На сборы у немцев ушло много времени. Была в этой задержке и наша с отцом заслуга. В первую очередь в том, что мы передали другим сельчанам информацию о намерениях немцев, мой отец сказал о карателях многим сельчанам в восточной части деревни, а я – в западной. В деревне такие сведения передаются очень быстро, так как все друг друга знают.
Как только я возвратился домой, отец мне сказал:
–«Сынок, с тобою дела плохи! Когда ты ушёл за Полуяновичем-младшим, тот высокий немец приходил ко мне ещё три раза, и каждый раз интересовался, где ты находишься?» Отец ему отвечал, что, скорее всего, я разминулся с Полуяновичем-младшим, так как из урочища, где тот сеял рожь, в нашу деревню ведут две дороги. Я рассмеялся и сказал отцу:
–«А может быть, немцы из этой экспедиции вообще никогда не возвратятся?» На самом деле, никаких причин для подобного веселья у меня не было, наоборот, были все основания опасаться за свою жизнь, если бы немцы вернулись.
Для себя я решил, что при появлении лодок с немцами, сразу уйду в лес. Отец тоже считал, что это будет единственным правильным решением. Мы с отцом догадались, что в нашем присутствии Полуянович-старший побоялся открыто сказать немцу, что именно я и есть тот самый молодой рыбак, который был немцу и нужен. А когда они вышли из нашего двора, и возвратился Полуянович-младший, то сосед и рассказал немцу всю правду обо мне.
Когда я убежал по приказу немца на поиски Полуяновича А.М., немец ещё какое-то время оставался на нашем дворе. Он на некоторое время отвернулся от моего отца, пристально рассматривая главную улицу деревни. В это время с нашего огорода быстрым шагом к моему отцу приближался Куратник Никодим Тимофеевич. Отец мой, увидев его, стал усиленно махать ему руками, жестами показывая, чтобы тот упал на землю и спрятался. Тот, вероятнее всего, не понял, чего от него хотят, и ещё прибавил шагу.
Немец повернулся и увидел молодого человека. Он приказал Куратнику Н.Т. взять с собой воды и продуктов на два дня и сказал, чтобы тот ехал на десятый шлюз. Бедняге ничего не оставалось делать, как подчиниться. Он зашёл в свой дом, взял продукты и через короткое время прибыл на мост Огинского канала, где и было назначено место сбора.
Прошло немного времени, и к месту сбора прибежала вся в слезах его жена – Ольга Михайловна. Её появление у моста совпало по времени с отправкой карателей на десятый шлюз. Молодая женщина начала громко плакать и причитать:
–«Мы никогда с тобой больше не увидимся! Люди! Отпустите моего мужа! У нас маленькие детки! Пожалейте их!»
Никто из немцев и ухом не повёл. А Никодим в ответ на причитания жены запел песню:
–«Последний нынешний денёчек…» От природы у него был прекрасный голос, и он очень хорошо пел многие песни.
Все тринадцать лодок отправились в путь. Двое мужчин постарше тянули шнур, а Куратник Н.Т. веслом правил лодку. На Выгоновском озёре мужчины сели в лодку и работали гребными вёслами, так называемыми «гребками». А Никодим почти всю дорогу пел и пел разные песни. В его репертуаре было несколько десятков самых разных песен. И надо же было такому случиться, что этот день 12 сентября 1942 года и стал последним днём его жизни! Утром на рассвете 13 сентября 1942 года он погиб в бою между партизанами и фашистскими карателями.
Забегая вперёд, следует отметить, что в начале ноября 1942 года фашистские каратели совместно с полицейскими расстреляли и жену Никодима Ольгу Михайловну, его грудную дочь Надю, а сына Владимира, которому не было ещё трёх лет, заживо сожгли в лесничёвке Стрелово. Не прошло и двух месяцев после смерти Никодима, как вся его семья тоже погибла. Рассказ об этих страшных событиях будет впереди.
Я записал рассказ о последних днях жизни и о песнях Куратника Никодима Тимофеевича со слов Лукашевича Алексея Ефимовича.
Новый десятый шлюз находится от деревни Выгонощи на расстоянии двенадцати с половиной километров, чтобы преодолеть это расстояние на лодках, надо не менее трёх часов. Таким образом, фашисты прибыли на шлюз не ранее семи часов вечера.
От этого места до Сельцов, расположенных на Щаре, было ещё двадцать восемь километров. Ехать дальше, на ночь глядя, каратели не решились. На шлюзе был двухквартирный дом шлюзовых сторожей, в котором они и решили заночевать. В одной из квартир расположились немцы и полицейские, а в другой разместились крестьяне деревни Выгонощи, мобилизованные со своими лодками для этой поездки.
На рассвете 13 сентября 1942 года один из мобилизованных жителей деревни вышел в туалет. Это был Климов Василий Федотович. Надворный туалет находился от дома метрах в двадцати пяти – тридцати.
Климов Василий Федотович рассказывал мне так:
«Только я успел снять поясной ремень, слышу тихий стук в заднюю стенку туалета. Я насторожился и слышу:
–«Не бойся, выходи из туалета, нам надо поговорить с тобой», я вышел и увидел двух вооружённых мужчин. Они тихонько сказали:
–«Отойдём в кусты, чтобы нас никто не заметил», и мы пошли в заросли кустарника. Туда пришли ещё двое мужчин и одна женщина, все были вооружены. Они стали меня расспрашивать:
–«Кто я? Откуда? Почему здесь нахожусь?» Я рассказал, что мы все приплыли на лодках из деревни Выгонощи, что нас много, что немцы заставили нас на лодках доставить их сюда, на десятый шлюз, а что дальше немцы хотят здесь делать, я не знаю.
У меня спросили:
–«Сколько всего мужиков?» Я прикинул в уме, что нас было по три человека в каждой лодке, а всех лодок было тринадцать. Значит, нас было тридцать девять человек. Они опять спросили:
–«А немцев сколько?» Я ответил, что немцев на одного человека меньше, так как в одной из лодок было не три немца, как во всех остальных, а только два, значит, немцев было тридцать восемь человек.
Они опять спросили:
–«Кто ещё здесь находится?» Я ответил, что здесь есть ещё и полицейские, человек пятнадцать – двадцать. Они сидели по одному, по два, по три, но не во всех лодках. Люди эти спросили у меня:
–«Какое оружие у немцев и полицейских?» Я рассказал им, что немцы и полицейские вооружены автоматами, винтовками, пулемётами ручными и станковыми.
После всех этих расспросов люди записали мою фамилию, имя, отчество, точный адрес, имена и адреса моих родственников, отца и братьев. После этого последовало предупреждение, что если я дал не точные сведения, относительно немцев, полицейских и их оружия, то мне и моим родственникам не поздоровится. Приказали мне вернуться в дом, и ни одного слова не говорить о встрече с ними ни немцам, ни односельчанам.
После моего возвращения в квартиру, все стали дружно подниматься. Мои односельчане заметили, что со мной что-то случилось, так как после допроса я изменился в лице. Кто-то из них спросил:
–«Что с тобой случилось? Ты, Вася, на себя не похож!»
Я быстро схватился обеими руками за живот, лёг на пол и простонал:
–«Пока вы спали, я всю ночь мучился, у меня сильный понос, не знаю, как буду работать на вёслах…»
Я ещё немного полежал, и вскоре нам приказали занимать места в лодках. Я тоже в числе последних побрёл к своей лодке. Большая часть лодок вышла из шлюзовой камеры в реку Щара, остальные тоже приближались к выходу из шлюзовой камеры, но в реку ещё не вошли. Станковый пулемёт немцев ещё оставался на занятой с вечера позиции возле плотины. Его не успели забрать в лодку. Немцы только начали рассаживаться по пригнанным лодкам.
В этот момент с западной стороны канала партизаны открыли сильный огонь по немцам из пулемётов, автоматов и винтовок. Все, кто не находился в лодках, мгновенно попадали на землю. Но не у всех была такая возможность. Многие мои односельчане в это время находились в лодках, выводя их из шлюзовой камеры. Благодаря стенам камеры, они находились вне зоны поражаемости. Тем не менее, некоторые из них, самые сильные и ловкие, старались выпрыгнуть из камеры. Такую попытку предпринял Куратник Никодим Тимофеевич и был мгновенно сражён пулями. Другие мои односельчане спасались бегством. Люди были в шоке, многие попали под обстрел впервые в жизни и не отдавали себе отчёта в целесообразности своих действий. Полицейские, сбросив демаскирующую их чёрную форму, убегали за своими односельчанами, боясь отстать и заблудиться в этой труднопроходимой болотистой местности. Начатый партизанами бой против фашистских карателей, закончился полной победой партизан».
Вначале партизанам показалось, что ни одного фашиста в этом бою не уцелело. Это только казалось, так как двоим из них, удалось остаться в живых. Как выяснилось впоследствии, один немец в звании рядового в самом начале боя убежал в лес, который начинался сразу за Огинским каналом и назывался – урочище Мох. Он прошёл весь лес, и на выходе из него увидел двух пасущихся коров.
Немец сообразил, что если здесь пасутся коровы, то где-то рядом должны быть и люди, у которых можно будет попросить помощи.
Кто бывал в тех местах, тот хорошо представляет себе местность, о которой я пишу. Местность вокруг Огинского канала в районе, о котором идёт речь – это самые настоящие полесские джунгли. Травы там выше человеческого роста, избыток влаги в болотистой почве создал хорошие условия и возможности для такого гигантского роста растительности. В этих полесских джунглях водится огромное количество ужей, гадюк и лягушек. В воздухе летают миллиарды всевозможных мошек, гнуса, комаров, мух, слепней. Человеку, попавшему в эти места в первый раз, приходится наде- яться только на постороннюю помощь. Самому выбраться из этих непроходимых болот и заболоченных лесов невозможно.
Труднодоступность этих мест способствовала сохранению уникального комплекса лесоболотной системы. В настоящее время на этих местах находится государственный республиканский ландшафтный заповедник «Выгонощанское», доступ в который закрыт без специального на то разрешения.
Вернёмся к немцу, которому удалось спастись после боя на десятом шлюзе. В этой буйной растительности ему оставалось одно – ждать людей, которые к вечеру должны придти за коровами. Так и пришлось немцу пасти целый день белорусских коров с утра до заката солнца.
Коровы паслись на острове Клетичном, на котором находился одинокий крестьянский хутор семьи Курловичей. Остров Клетичный находится на расстоянии пяти километров от деревни Святица и на расстоянии трёх километров от Выгоновского озера.
Остров Клетичный омывает глубокая грязная речка Клетичная. Вода в речке перемешана с торфом, мутная, тёмная, речка эта непроходимая. Максимальная глубина её мне неизвестна, но меньше трёх метров глубины нет. Остров Клетичный находится от места боя, произошедшего на десятом шлюзе, примерно в пяти километрах. Время шло, солнце стало клониться к западу. Вечером за коровами пришла хозяйка хутора Курлович Екатерина Ивановна.
Вот, что она рассказала:
–«Я взяла в руки хворостину и погнала коров домой. Откуда ни возьмись, вслед за коровами появился немец, он был без винтовки, но одет был в военную форму. Он молча шёл за коровами, мне не сказал ни одного слова. Мне показалось, что он не в своём уме, какой-то он был заторможенный, что ли? Вместе с коровами мы пришли на наш хутор. Мой муж Иван встретил нас и спросил у меня:
–«Откуда взялся этот немец?» Я пожала плечами и ответила:
–«Он пас наших коров». Муж рассмеялся и сказал:
–«Подоишь коров, и если молока будет много, значит он хорошо их пас, угости его за работу молоком».
Немец начал что-то говорить мужу на своём языке. Ни муж, ни я, ни одного слова не знали из тех, что он произносил, но вскоре догадались, что он просит доставить его к немецким властям. Я ушла в сарай, чтобы подоить коров, а муж повёл немца в деревню Святица и передал его сельскому старосте».
Я спросил у Екатерины Ивановны:
–«Не знает ли она, куда девался этот немец, после доставки его к сельскому старосте?» Она ответила:
–«Староста, посоветовавшись с односельчанами, отвёз его в ближайший немецкий гарнизон».
Вероятно, этот поступок сельского старосты деревни Святица и продлил существование деревни с сентября 1942 года до марта 1943. При сожжении деревни Святица её жители не были расстреляны. Кто знает, может быть, этот жест доброй воли со стороны сельского старосты по отношению к пленному немцу, сыграл в судьбе деревни какую-то положительную роль.
Потери партизан в этом бою на десятом шлюзе тоже были большими. Подробно об этом написано в книге начальника штаба Брестского партизанского соединения Пронягина Павла Васильевича «У самой границы».
В этом бою погибли и четыре жителя деревни Выгонощи, которых каратели заставили в лодках везти их на десятый шлюз. Участники боя, мои односельчане, которых фашисты мобилизовали для перевозки карателей на десятый шлюз: Филютич Иван Иванович, Лукашевич Алексей Ефимович и другие, высказывали своё мнение, состоявшее в том, что если бы бой начался на двадцать минут позже, то, возможно, что партизаны вообще обошлись бы без жертв, зато жителей деревни Выгонощи, погибло бы намного больше. А так как бой начался до снятия постов карателей с занятых ими боевых позиций, то больше пострадали партизаны.
Эти соображения были бы верны в том случае, если бы командир отряда имени Н.А.Щорса Пронягин П.В. знал о том, что немцы поплывут на лодках по реке Щара. В таком случае, действительно, можно было с берега перещёлкать фашистов, как куропаток. Но этот бой произошёл неожиданно и для самих партизан.
Партизанский отряд под командованием П.В.Пронягина уже несколько дней вёл тяжёлые бои с карателями, боеприпасы были на исходе, продукты питания вообще закончились. Партизаны Пронягина были измучены длительными переходами по труднопроходимым болотам, изголодавшиеся, морально подавленные. Они не знали окружающую обстановку, находились в глубоком тылу врага, не могли рассчитывать на помощь со стороны. Отряд был вынужден дать решительный бой всеми имевшимися у него силами, разбить противника, возникшего на пути его следования, и идти дальше. Каратели оказались в более выгодных позиционных условиях, так как десятый шлюз представляет собой в некотором роде миниатюрную крепость.
Большинству полицейских удалось спастись бегством.
Они убежали с места боя вслед за жителями деревни Выгонощи.
Из воспоминаний Шелемеха Михаила Харитоновича:
«Мы выходили из боя на десятом шлюзе большой группой в десять человек. Решено было по мхам обойти Выгоновское озеро по его восточному берегу. Подошли к реке Клетичная. Речка эта не очень широкая, но глубина её была три метра и более, точно, какая её глубина, никто из нас не знал. Понятно было, что вброд её перейти не удастся. Карманович Ефим Никитич, не раздумывая долго, разделся и поплыл. Добравшись до другого берега, дал нам команду раздеться и разуться. Мы сразу не поняли, чего он от нас хочет. Он приказал связывать нашу одежду так, чтобы связка по длине равнялась бы ширине речки. Один конец этой связанной одежды мы перебросили на восточный берег речки Кармановичу. Он взялся за неё руками и стал по очереди всех нас перетаскивать на другой берег. Таким образом, вскоре все мы оказались на восточном берегу речки Клетичная. Оставшуюся одежду и обувь мы переправили через речку на бревне. Некоторые из нас не умели плавать. К счастью, погода в тот день была хорошая. На восточном берегу речки Клетичной мы все оде- лись, обулись и пошли по берегу Выгоновского озера дальше.
Вскоре мы подошли к пристани в урочище Глен. Там есть такой небольшой пригорочек, который называется Золотой Грудок. Мы заметили сидящих на нём, отдыхающих партизан. Подошли к ним поближе, поздоровались. Они предложили нам присесть рядом с ними и отдохнуть. Начали спрашивать у нас, кто мы, откуда, и куда направляемся? А за нами, метрах в тридцати от нас, шёл чёрный полицейский, ещё не успевший снять свою форму. Он увидел партизан и бросился удирать. Один из партизан поднялся и крикнул ему:
–«Стой, стрелять буду!» Полицейский не остановился. Партизан присел на колено, медленно прицелился и выстрелил. Полицейский упал, сражённый партизанской пулей.
Мы рассказали партизанам, что на десятом шлюзе начался бой между партизанами и немцами, а мы сразу после начала боя убежали по направлению к деревне Выгонощи. На десятый шлюз мы отвозили на своих лодках немцев».
Это были партизаны из другого партизанского отряда – № 113. Когда раздался выстрел на берегу Выгоновского озера в убегающего полицейского, то другие полицейские и те жители, которые уже совершили преступления перед советской властью, резко изменили свой маршрут. Они боялись попасть в руки партизан и стали удаляться от берега озера. Позже они рассказывали своим родным и близким, что в лесах полно партизан, ходить в лес становится всё более опасно. Эта информация сыграла положительную роль в пропаганде партизанского движения. После их рассказов лесная жандармерия перестала выезжать в леса.
Во второй половине дня жители деревни Выгонощи и уцелевшие полицейские потихоньку стали прибывать в деревню. Полицейские поспешили в Телеханский гарнизон, чтобы доложить властям о результатах боя между партизанами и завоевателями. Один из полицейских – Видоров – появился в деревне только на четвёртый день после боя, до этого времени он бродил, заблудившись в бесконечных болотах.
Ранним утром 14 сентября родственники погибших на десятом шлюзе сельчан поплыли на лодках забирать трупы, чтобы похоронить их на кладбище.
Вечером того же дня из Телеханского гарнизона в деревню Выгонощи были доставлены гробы, в которых немецкие власти намеревались похоронить своих погибших эсэсовцев. Гробы были привезены на крестьянских повозках. Обоз с гробами растянулся на многие десятки метров.
В это время партизаны 112-го партизанского отряда переходили мост через канал Огинского и увидели длинный обоз. Они остановили обоз, и спросили у возчиков:
–«Для кого привезены эти гробы?» Крестьяне ответили, что привезли гробы для убитых эсэсовцев по распоряжению немецких властей. Партизаны сказали им:
–«Это плохие гробы для немецких героев! Посмотрите, доски не гладкие, не обработанные, не отшлифованные, да ещё и не выкрашенные. В таких гробах хоронить немецких героев – это значит нанести оскорбление всему Третьему рейху!»
После этого, они приказали крестьянам снести и сложить привезенные гробы в указанное партизанами место. Гробы были быстро уложены в штабель возле моста. Подводчики получили приказ немедленно возвращаться домой, в Телеханы. Подводы ещё не успели выстроиться в колонну, как привезённые ими гробы запылали ярким пламенем. Фашисты поняли, что своих погибших им не удастся похоронить со всеми положенными почестями.
15 сентября 1942 года были посланы несколько лодок с жителями деревни Выгонощи, которым немцы приказали подобрать и доставить трупы убитых карателей в деревню Выгонощи. Люди молча поплыли на своих лодках на десятый шлюз. Прошло какое-то время, и лодки возвратились без трупов убитых немцев. Жители нашей деревни и не собирались ехать за трупами. Они переплыли Выгоновское озеро, постояли в зарослях камыша, да и возвратились восвояси. По возвращении в деревню сказали немцам, что дорогу им преградили партизаны, и, угрожая оружием, заставили вернуться домой.
16 сентября 1942 года немцы пошли на хитрость. Фашисты собрали уцелевших от расстрела комсомольцев, депутатов сельского совета, сельских активистов и пригрозили им, что если они возвратятся без тел погибших немецких героев, то сами займут их место. Немцы хорошо понимали, что партизаны не будут стрелять в этот актив деревни. Посланную немцами группу возглавил Адам Цакке – латыш по национальности.
Адам Цакке прибыл в наши места ещё в царское время. Всю свою жизнь он провёл в лесах Белоруссии. В то время он, как и многие другие латыши, добывал себе кусок хлеба тяжёлым бельцарским трудом, изготавливая вручную железнодорожный брус, шпалы и паркетную клёпку. К старости, устав от тяжёлого физического труда, Цакке решил пожить более легко. С этой целью он вступил в ряды временных полицейских, за эту инициативу получил от новой власти должность приёмщика рыбы от рыбаков, работавших на десятом шлюзе. Он хорошо знал все окрестности десятого шлюза, по- этому немцы и поручили ему доставку своих погибших товарищей.
Новая группа отправилась на задание. Путь был не близкий, и во время следования лодки разбрелись и к месту назначения прибывали поодиночке. Первая лодка, которая из озера вошла в канал, была с тремя комсомольцами. В ней находились: Ланец Моисей Григорьевич, Карманович Григорий Иванович и Климов Александр Аврамович.
Из воспоминаний Ланца Моисея Григорьевича:
«Только проехали мы старый десятый шлюз, как нас сразу остановили партизаны. Их было немного, человек семь. Спросили, кто мы и куда едем? Мы ответили, что направляемся на новый десятый шлюз подобрать трупы немцев, убитых партизанами в бою в воскресенье. Партизаны спросили у нас:
–«Вы по своей инициативе решили это сделать»? Мы стали дружно оправдываться:
–«Нет, это немцы нас послали. Для нас было бы лучше, чтобы они оставались на месте своей гибели. Вчера сюда тоже была направлена группа жителей за трупами фашистов, но они вернулись ни с чем, сказав, что встреченные ими партизаны запретили собирать трупы. А сегодня немцы послали нас, местных активистов, пригрозив, что если мы вернёмся без трупов убитых фашистов, то сами станем трупами. Вот мы, трое комсомольцев, и едем за трупами эсэсовцев». Партизаны сказали:
–«Ну что же, раз дело обстоит так, то забирайте убитых, только прежде перевезите нас на восточный берег канала». Мы переправили партизан на восточный берег, попрощались с ними и продолжили путь.
Прибыли на место, и начали подбирать убитых, сносить их к лодкам. Мы уже уложили в лодки несколько убитых, как увидели грязного небритого немца в кожаном пальто и форменной фуражке. Он быстро подошёл к нам, и на русском языке спросил:
–«Чем это вы здесь занимаетесь?» Мы ответили, что посланы по приказу немецких властей забрать тела убитых и доставить их в деревню Выгонощи.
Пришелец явно был рад, что встретил нас и сказал:
–«Выполняйте работу быстро, по её окончанию я поеду с вами».
Адам Цакке сказал ему, что это очень опасно для него, так как на пути сюда наша группа встретила партизан. По его форменной фуражке и погонам мы догадались, что этот немец уцелел во время воскресного боя, и всё это время где-то здесь скрывался. На предупреждение Цакке он ответил, чтобы мы быстрее работали, а остальное пусть его не заботит. Мы подобрали все трупы убитых, которых не унесло ещё течением реки, и собрались отплывать домой. Подошедший к старшему группы немец приказал:
–«Я лягу на дно лодки, а вы сверху прикройте меня телами убитых». С этими словами он подошёл к наиболее сухой лодке и улёгся на её дно. Мы сверху закрыли его телами убитых немцев. Эту лодку соединили с нашей, и Адам Цакке сказал:
–«Вы самые молодые и сильные, поэтому поплывёте первыми, а все остальные последуют за вами».
Все лодки отправились по каналу в обратный путь. Когда мы подплывали уже к старому десятому шлюзу, внезапно из кустов вышли три вооружённых партизана. Они приказали всем лодкам причалить к берегу. Мы выполнили это распоряжение. Как только наша сдвоенная лодка причалила к берегу, один из партизан, невысокого роста, голубоглазый молодой человек, строго спросил у нас:
–«Что вы везёте?» Мы ответили, что везём убитых немцев в Выгонощи. Человек этот говорил на хорошем русском языке, нам было ясно, что он не местный. Он пристально посмотрел на нас и ещё раз спросил, глядя мне прямо в глаза:
–«А живых среди них нет?» Я ответил: «Нет», но мой ответ прозвучал как-то неуверенно, с еле заметной заминкой. В ту же секунду этот партизан выхватил из моих рук весло и сказал:
–«А я сейчас это проверю!» Он веслом перевернул одно тело, потом другое, в этот момент немец, лежавший снизу, потянулся рукой в карман кожаного пальто за пистолетом. Он не успел ещё вытащить пистолет, как партизан мгновенно из автомата, висевшего на его груди, дал короткую очередь по уцелевшему фашисту, и забрал из кармана его пистолет, а также и документы. Партизаны тщательно проверили все остальные лодки, нет ли и в них спрятавшихся фашистов. После проверки они отпустили нас и сказали на прощание нам:
–«Если немцы вас в чём-нибудь заподозрят, можете сослаться на нас».
Когда партизаны проверяли наши лодки, и один из них расстрелял уцелевшего фашиста автоматной очередью, двое наших односельчан, воспользовавшись суматохой, бросили лодку и побежали вокруг озера домой. Мы поняли, что, не уследив за ними, допустили серьёзную ошибку. Ведь, если они прибегут туда раньше нас, то расскажут немецким властям обо всём, что произошло в действительности. И эта информация о том, что мы не спасли уцелевшего немца, может нам навредить.
Мы посоветовались и решили освободить одну лодку от трупов, и послать трёх сильных молодых людей перехватить беглецов. Они сели в лодку и быстро уплыли в погоню за беглецами. Догнать их в пути не удалось, те были уже дома, но доложить о случившемся ещё никому не успели. Посланцам было поручено привести беглецов на канал Огинского, примерно за километр до моста, чтобы там мы все могли согласовать наши показания.
Наши лодки, нагруженные телами убитых, прибыли к деревне на условленное место примерно в полночь. Там мы остановились и стали дожидаться наших посланцев. Прошло ещё немного времени, и, наконец-то все собрались. Беглецы получили хорошую взбучку. Потом все мы договорились, что, если будет обнаружен ещё не остывший труп, то все должны говорить одно и то же:
–«Когда мы прибыли на десятый шлюз, то там находились партизаны, которые не позволили нам забирать убитых. Мы стали просить их позволить нам забрать тела убитых немцев, так как всех нас в случае неисполнения приказа властей, ждёт расстрел. Партизаны начали совещаться между собой, спорить, это всё длилось довольно долго. Прошло немало времени, прежде чем нам разрешили собирать тела погибших. Именно поэтому произошла задержка, и мы так поздно приехали». Конец рассказа Ланца Моисея Григорьевича.
Трупы убитых фашистов доставили в деревню Выгонощи около двух часов ночи. Вся деревня к тому времени давно уже спала. Я и Ланец Николай Игнатьевич решили посмотреть, как будет организована встреча и выгрузка убитых карателей. Встреча была организована местными штатными полицейскими возле моста в центре деревни. Это было в сорока метрах от нашего дома. Мы с Ланцем Н.И. из укромного места наблюдали, как к прибывшим лодкам спустились с моста полицейские. При разгрузке полицейский Полуянович Лука Евстафьевич внезапно обнаружил, что один из трупов оказался ещё не остывшим. Он спросил:
–«Почему этот труп ещё тёплый, если бой произошёл в воскресенье?» На что Ярмолович Савва Иванович ответил:
–«Ты бы сначала спросил нас, почему мы так поздно приехали? Если это тебя интересует, то я скажу, хорошо, что мы вообще вернулись, а не остались там, рядом с этими трупами. Там всё было оцеплено партизанами, они не разрешали нам забирать трупы, говорили, что пусть они здесь и сгниют. Мы стали просить у них разрешения забрать погибших, они не соглашались, мы еле их упросили».
Все остальные участники поездки в один голос подтвердили слова Ярмоловича. После этих объяснений ярый полицейский замолчал. К счастью, он не догадался осмотреть лодку, в которой был привезён труп немецкого офицера. А в ней были две пулевые пробоины.
Сколько тогда было привезено трупов, нам с Ланцем Н.И. точно не удалось сосчитать. Самое главное было для меня то, что ни одного живого не осталось. Это было для меня важно потому, что никто не мог теперь спросить, почему я отказался сопровождать карателей на десятый шлюз. Этот убитый партизанами офицер и был тем, который приходил в наш двор. Дома я рассказал об увиденном отцу, и он тоже успокоился, что мне ничего больше не грозит.
Из воспоминаний Пытляка Василия Кирилловича:
«Наш партизанский отряд №112, командиром которого был Алексей Петрович Чертков, к тому времени, когда мы перешли из Корочинских лесов в Самычинские леса, насчитывал в своих рядах более ста пятидесяти человек. Отрядом была проделана значительная работа по борьбе с фашистскими оккупантами. Но беда была в том, что отряд наш варился в собственном соку, был предоставлен сам себе. Связи с Большой землей не было. Радиоприёмник у нас был, но слушать его систематически и получать сведения о действиях наших войск на фронтах, не было возможности, так как отсутствовало питание к этому радиоприёмнику. Вопрос об установлении связи с Большой землей был первейшей жизненной необходимостью, кроме того, следовало зарегистрировать существование нашего отряда. Мы хотели бороться организованно.
В сентябре 1942 года в наш отряд прибыл представитель Брестского антифашистского комитета Жишко Иван Иосифович, перед которым командир поставил наболевший вопрос о связи с Большой землей. Жишко И.И. согласился совместно с делегацией нашего от- ряда пойти в Любанский район Минской области, где базировалось Минское партизанское соединение, к Козлову Василию Ивановичу. Это соединение имело связь с Большой землёй. Командир отряда Алексей Петрович Чертков выделил делегацию во главе с комиссаром отряда Беляевым Федором Александровичем. Членами делегации были: Орлов Сергей Демьянович, Колтун Михаил Григорьевич, Самойлов Виктор, Иванов Тимофей и я. К сожалению, я не запомнил отчества Самойлова и Иванова. К делегации присоединился и Жишко Иван Иосифович – представитель антифашистского комитета. Всего нас было семь человек.
Делегация наша получила задание отправиться в Минскую область ещё до начала сентябрьской облавы, но пришли мы на канал Огинского между Выгоновским озером и десятым шлюзом только 16 сентября 1942 года. На «бичевнике» Огинского канала мы немного передохнули, и стали советоваться, как нам переправиться на восточный берег. В этом месте канал был широким и глубоким. Вдруг мы увидели, что со стороны озера в канал входят лодки. Издали нам не было видно, кто в них находится. Мы спрятались в зарослях кустов, и стали наблюдать за лодками. Лодки приблизились, и мы увидели, что в них находятся люди, одетые в гражданскую одежду. Мы остановили людей в лодках и спросили, кто они, и куда едут? Они рассказали нам, что в прошлое воскресенье на десятом шлюзе партизаны напали на карательный фашистский отряд, много немцев погибло в том бою. Сельский староста и полицейские заставили этих людей подобрать тела убитых немцев и доставить их в деревню Выгонощи. Мы им сказали, что не будем препятствовать их заданию, если они переправят нас на другой берег канала. Нас перевезли на лодках с западного берега канала на восточный, и мы при них скрылись в сосновом лесу, продемонстрировав, что мы куда-то торопимся.
Отошли на расстояние, с которого мы были невидимы людям, находящимся в лодках, и остановились. Мы стали тихонько наблюдать из леса за остальными лодками, которые прибывали из озера в канал. Посовещавшись, мы решили подождать возвращения лодок с трупами немцев. Ждать нам пришлось несколько часов.
Наконец показались первые лодки. Они плыли на значительном расстоянии друг от друга. Первыми плыли две сдвоенные лодки. На вёслах в этих лодках были три молодых крепких парня. Орлов Сергей Демьянович подойдя к берегу, приказал парням причалить. С ним к берегу подошёл я и Колтун Михаил Григорьевич. Приказ Орлова С.Д. был сразу же выполнен. Лодки причалили. Орлов С.Д. спросил парней:
–«Что вы везете?» Парни ответили:
–«Везём убитых немцев». Он продолжил расспрашивать:
–«А живых среди них нет?» Парни ответили, что нет, но этот ответ последовал с еле заметной заминкой. Тогда С.Д.Орлов сказал:
–«А я сейчас это проверю...», и, взяв весло у одного из парней, стал им переворачивать трупы. Перевернул одного, другого, только дотронулся до третьего, как тот шевельнулся, и его рука потянулась к карману. Орлов С.Д. мгновенно прошил его автоматной очередью. Он забрал из кармана убитого немца пистолет, изъял все документы, и всё это положил в свой карман.
А я и Колтун М.Г. проверили все остальные лодки, но больше никого живого из фашистов мы не обнаружили.
Молодые парни забеспокоились, стали нам говорить, что теперь и им несдобровать. Немцы сразу заметят, что этот труп ещё не остывший, и могут всех их расстрелять. Молодой парень, сидевший на корме с веслом, сказал:
–«Мы все трое комсомольцы, старшего моего брата Алексея уже расстреляли полицейские». Орлов С.Д. сказал им:
–«Не горюйте, ребята! Всё валите на партизан, а мы всё выдержим».
После этого мы не стали больше задерживать перевозчиков трупов и двинулись дальше. По прямой линии от десятого шлюза до Любанского района менее ста пятидесяти километров, но наша группа шла много дней туда, так как нам приходилось обходить фашистские гарнизоны, полицейские участки, идти то по ночам, то днём, в зависимости от складывающейся обстановки. Наконец, мы дошли до места назначения. Беляев и Жишко доложили Козлову В.И. о цели нашего прихода к ним, в Минское соединение.
При этом разговоре Беляев отдал Козлову В.И. изъятые Орловым документы фашиста, убитого в лодке на канале Огинского. Документы были прочитаны компетентными людьми. Оказалось, что расстрелянный С.Д.Орловым фашист был крупной фигурой по борьбе с партизанами. Воинское звание его было – полковник.
Козлов В.И. сказал следующее, поднимая в руке доставленные нами документы:
–«Мы этого фашиста здесь, на Минщине, давно искали, чтобы пустить в расход, а вы вот так, мимоходом, его убили. Молодцы!» После короткого отдыха мы отправились в обратный путь. Нам дали немного патронов, мы очень огорчились, что патронов так
мало. Попросили:
–«Дайте нам хотя бы немножко взрывчатки!». Пошли получать взрывчатку, и когда увидели взрывчатку, то от радости потеряли дар речи. Это был первый раз, когда мы получали готовую, расфасованную взрывчатку, доставленную партизанам Белоруссии с Большой земли. Нам разрешили взять столько взрывчатки, сколько мы сможем унести. Мы не стали ждать долго, а сразу нагрузились максимально и отправились в путь.
Дошли до деревни Денисковичи, никто не жаловался, но у всех под лямками облезла кожа до мяса. На привале стали советоваться, как нам быть. Пришли к выводу, что ноши надо уменьшить до разумных пределов, иначе все свалимся и ничего вообще к своим не донесём. Почти половину полученной взрывчатки мы закопали в густом еловом лесу неподалёку от деревни Денисковичи. Мы рассчитывали, что в ближайшем будущем мы за ней вернёмся, и доставим в отряд, но…
После нашего возвращения из Минского партизанского соединения мы узнали страшные новости. За время нашего отсутствия были уничтожены деревни вместе с их жителями: Красница, Вядо, Тупичицы, Бобровичи. Сожжена деревня Выгонощи. Свой парти- занский отряд мы нашли в Корочинских лесах, в нём осталось менее половины личного состава…». Конец рассказа Пытляка Василия Кирилловича.
Привожу ещё одну главу из книги моего отца
«Пока мы живы…», которая называется «Сентябрьская облава»,
в ней подробно описаны события, о которых повествует
Богдан Мельник: Карательная акция «Болотная лихорадка» уготовила страшную судьбу для жителей маленькой, затерянной в полесских лесах деревеньки Красница, об истории создания которой я писал ранее. Находилась она на территории, где немцы осуществляли свою варварскую акцию. Эсэсовцы окружили её плотным кольцом, выгнали всех жителей – девяносто человек из домов – их было девятнадцать, перестреляли их, забрали всё зерно и скот, а дома подожгли. От деревни Красница остались только пепелища, никто из её жителей не уцелел. Произошло уничтожение деревни Красница 11 сентября 1942 года. Это были первые жертвы сентябрьской облавы среди мирного населения Телеханского района. Привожу
свидетельства очевидцев тех страшных событий:
Из рассказа Лопатина Викторина Васильевича:
«Командир нашего партизанского отряда №112 Чертков Алексей Петрович принял решение выходить из сентябрьской облавы 1942 года в Телеханские леса. В нашем отряде был молодой парень из деревни Вядо – Куратник Трофим Андреевич. Он рассказал командиру, каким путём лучше выходить в Телеханские леса. Следовало, по его словам, держать курс на деревню Красница, которая располагалась на примерно равном расстоянии от деревень Выгонощи и Бобровичи, и в которой у него жили многие его земляки, переселившиеся туда из деревни Вядо, а также родственники.
А.П. Чертков согласился и назначил парня нашим проводником. Отряд двинулся в путь. Дорога проходила через бесконечное болото. Изрядно устав, наконец-то мы вышли в ольховый лес, росший на высоких кочках. Прошли ещё около километра и вышли в сухой сосновый лес. Вскоре за соснами показалась небольшая полянка, а за ней расстилалось небольшое поле.
Как только вышли мы на поле, обратили внимание на сгоревшие плодовые деревья и кустарники. Ощущался сильный запах гари и горелого мяса. Подойдя поближе, мы увидели, что вся деревушка сожжена, и никаких признаков жизни в ней не видно и не слышно. Ни лая собак, ни пения петухов, ни детских голосов. Подошли к крайнему сгоревшему домику, видим на его пепелище обгоревший кусок мяса. Кто-то осторожно перевернул этот труп, а под ним лежал лоскуток не сгоревших холщовых штанишек ручного самодельного ткачества.
Мы переглянулись, у всех нас по телу пробежал какой-то странный холодок. Все поняли, что обгоревший труп, судя по сохранившимся штанишкам, это останки подростка, вчера ещё жившего в маленькой белорусской деревушке Красница.
Мы обошли все сгоревшие дома деревни, и в каждом из них находили признаки фашистских злодеяний. Зрелище это всех нас потрясло, никто из нас ничего подобного не то, что в жизни, в кино никогда не видел. Если бы кто-то рассказал нам о таком зверстве фашистов, мы бы не поверили, а здесь мы своими собственными глазами увидели насаждение «нового порядка в Европе».
После увиденного кошмара в сожжённой Краснице, мы изменили маршрут. Возвратились опять в болото и по южному берегу Выгоновского озера пошли на плотину Огинского канала, по плотине перешли за канал, а потом по болотам и лесам вышли в Теле- ханские леса». Конец рассказа Лопатина Викторина Васильевича.
13 сентября 1942 года такая же страшная судьба постигла деревни Вядо, Тупичицы и Бобровичи. Деревня Вядо Выгонощанского сельского совета была известна, как древнее полесское поселение с 1433 года. В ней проживали двести семнадцать жителей. Соседняя деревня Тупичицы исчисляла начало своей жизни с 1552 года. Все её сто сорок три жителя были уничтожены, имущество разграблено, а постройки сожжены. После войны деревня не возродилась. Об этом древнем полесском поселении напоминает только обелиск, поставленный в 1965 году. Деревни Вядо, Тупичицы и Красница с их жителями исчезли с лица земли навсегда.
В Бобровичах во время карательной операции немцев чудом уцелели несколько человек из шестисот семидесяти шести живших там жителей и среди них – беременная женщина, Варвара Адамовна Слесарчук. Мужа её и старшего сына немцы застрелили, а она с тремя младшими детьми, самому младшему ребёнку было только два годика, спряталась в зарослях кустов у старого заброшенного колодца и лежала там с детьми до поздней ночи. От пылающего поблизости строения шёл такой жар, что только чудом они не сгорели. Спасла Варвару Слесарчук и её малолетних детей от огня грубая самовязанная крестьянская свитка, типа толстого пальто, которой были они прикрыты. Когда погас огонь и хорошо стемнело, беднягам удалось не замеченными немцами, убежать в лес. После окончания войны деревня Бобровичи возродилась, в буквальном смысле, из пепла.
Из воспоминаний Куратника Николая Степановича:
«14 сентября 1942 года заместителю Малогатского сельского старосты было поручено взять несколько человек из своей деревни и отправиться в сожжённую деревню Бобровичи, чтобы похоронить жителей этой деревни, расстрелянных накануне немцами. Заместитель старосты собрал около двадцати человек с лопатами, и они отправились в Бобровичи. Я, бывший в то время подростком, в силу своего неуёмного любопытства, тихонько пристроился к этой группе людей.
Когда мы подошли на расстояние приблизительно меньшее, чем один километр до деревни, отчётливо услышали раздающиеся там выстрелы. Крестьяне остановились, заупрямились:
–«Не пойдём в деревню, там стреляют, расстреляют и нас!».
Заместитель старосты сказал:
–«Ждите меня здесь, я быстро сбегаю в деревню и узнаю, что там происходит».
Вскоре он возвратился и сказал нам, что там хозяйничают немцы и полицейские, приехавшие из Телеханского и Озаричского гарнизонов, но нас они не тронут.
Мы пришли в деревню. Выкопали огромную яму и начали сносить в неё убитых людей. В посадке ещё не убранного картофеля, мы обнаружили раненную в челюсть молодую девушку. Она не могла говорить, но жестами попросила у нас пить. Мы принесли ей воды и сказали спрятаться, и не выходить из укрытия, пока мы её не заберем с собой, когда немцы уедут. Немцы совместно с полицейскими собирали оставшихся коров, свиней, коз, овец, птицу, и всё иное, что только можно было ещё забрать после пожара.
Крестьяне продолжали сносить убитых к яме. Возле большого куста лозы мы нашли маленького мальчика лет двух-трёх, он был ранен. Ковалевич Андрей поднял его на руки и сказал нам, что этого несчастного ребенка он заберёт с собой, вылечит его, и пусть он растёт в его семье. Дали мы мальчику хлеба и начали его перевязы- вать. В этот момент подошли к нам немец с одним из полицейских из деревни Озаричи или из Телехан, насколько я помню, это был Борисевич Николай. (На самом деле это был комендант полицейского участка из Телехан Борисевич Василий – моё примечание).
Он стал громко орать на нас:
–«Кто дал ему хлеб?» Быстро прикрыл ребёнка куском какой-то дерюги и застрелил. Немец-эсэсовец одобрительно похлопал ублюдка по плечу:
–«Гут… Гут…». Я стоял и чувствовал, как холодный липкий пот стекает по моему лицу, заливая глаза, волосы на голове поднялись дыбом, рот наполнился отвратительной сладковатой слюной, в глазах потемнело… Не помню, кто из нашей группы принёс воды и плеснул ею на меня, только тогда я пришёл в себя. Прошло несколько минут и этот же полицейский с немцем нашли и ту раненую молодую девушку. Полицейский тут же её пристрелил.
Больше выдержать я не смог, любопытство моё мгновенно улетучилось. Проклиная себя за то, что увязался за взрослыми, подобрал момент, когда немцы и полицейские занялись погрузкой награбленного на автомашины, стремглав побежал домой…». Конец рассказа Куратника Николая Степановича.