Отгремела музыка нашего выпускного бала, станцевали молодые лейтенанты, взявшись за плечи друг друга, свой последний танец, пожали на прощание руки, пожелав «семь футов под килем» и разъехались в отпуска. Впрочем, не все, некоторые уже на следующий день отправились к местам будущей службы.
Я же, как и многие другие, хотел перед убытием на Краснознаменный Северный Флот, набраться сил на Черном море – в Ялте, моём любимом месте отдыха.
Однако, жизнь внесла свои коррективы. Мои пожилые и не очень здоровые родители оставались жить под Ленинградом, в своем деревянном старом доме, изрядно побитом войной, с печным отоплением и домашним хозяйством. Родители держали корову и прочую мелкую живность. Необходимо было заготовить 10-12 куб. м. дров и накосить сена. Вот и пришлось нам с Еленой загорать во время сушки сена, а купаться в струях пресной воды реки Тосна. Справились мы с этими задачами как раз ко времени убытия к месту службы.
Прибыв 28 августа 1960 года в медицинский отдел КСФ, я с удивлением узнал, что некоторые мои товарищи уже ухитрились демобилизоваться и уехать по домам, мне же при распределении предложили место врача токсиколога-радиолога во вновь формирующемся в ВМБ Гремиха отдельном дивизионе химической защиты. Выписали мне проездные и прочие документы и сказали, чтобы ехал в г. Мурманск, и на морском вокзале брал билеты до Гремихи. Все, кого бы я не спрашивал, что это за поселок Гремиха, смотрели на меня с сожалением и много не говорили: «Ну, в общем, сам увидишь». Билеты я взял на теплоход «Вацлав Воровский», который и стал для нас на ближайшие десять лет «светлым пятном». В то время он ходил на линии Мурманск – Гремиха – Архангельск и обратно. Теплоход прекрасный, комфортабельный и любимый всеми гремиханцами. Нам очень понравился! Никогда раньше, ни мне, ни Лене не приходилось бывать на таких лайнерах. С невиданным для нас раньше комфортом он доставил нас к первому причалу Гремихи, который долгое время был единственный, который принимал большие пароходы. Выгрузили наши чемоданы, тюки и сумки на причале, и теплоход пошёл дальше, а мы в растерянности остались стоять возле своего скарба. Никто нас не встречает, не проверяет, только у корня причала стоит группа разношерстно одетых молодых людей с капитаном, и смотрят с сожалением, на нас. Наконец, капитан не выдерживает и спрашивает:
– Что служить сюда прибыли?
– Да, – отвечаю я
– В какую часть?
– Химдивизион.
– Такой в Гремихе нет.
Он выделил нам пять человек и велел им отнести наши вещи в Дом офицеров, а там дежурный разберется. Дежурный по ДОФ старший лейтенант Квасов, здоровенный усатый мужчина, посмотрев наши документы, сказал : «А, так это к начхиму». Позвонил в штаб тыла базы и вызвал капитана второго ранга Емельяненко, который быстро пришёл, вызвал своих десять матросов, уже из химдивизиона, и начались наши «хождения по мукам» – куда нас определить на ночь? Куда ни придем – всё уже занято. Лена не выдержала этой беготни и расплакалась. Начхим стал меня успокаивать : «Ты не обращай внимания, здесь все они плачут». Наконец, нашли пустой дом с печкой и панцирной кроватью. Капитан второго ранга заверил меня, что завтра всё решим. Но нам пришлось прожить в этом доме около недели, пока капитан Гирс, уволенный по состоянию здоровья из армии, не освободил девятиметровую комнатку в финском домике, с «тарзаном» – печкой, которую топили углём. Получилось так, что капитан Гирс встретил нас на первом причале, а мне пришлось провожать его на гражданку, на этом же причале. Он уезжал радостный. В те годы многие хотели уйти из армии.
В КЭЧ базы мне выдали панцирную кровать, стол, два колченогих стула и шкаф с оторванными дверцами. Пришлось всё приводить в порядок своими силами.
В половине финского домика жило три семьи, так что «тарзан» топили по очереди через две недели на третью. «Тарзан» – печка с небольшим котлом, в котором нагревается вода и расходится по трубам в батареи. Стоял «тарзан» на кухне, и пыли, и грязи от него было предостаточно.
Прибыли мы в Гремиху 31 августа 1960 года, и на следующий же день Лена пошла в школу по поводу устройства на работу. Оказалось, что нужен преподаватель физики в вечернюю школу, и со второго сентября она уже приступила к работе. Приказ о зачислении Лены на работу подписала заведующая РОНО Коробова Н.Е., мой бывший директор Тосненской средней школы, которую все ученики побаивались, любили и уважали. Стройная и высокая, природная блондинка, очень симпатичная женщина, она буквально завораживала нас, выступая на школьных собраниях. Я рад был этой неожиданной встрече.
Всю осень, зиму и следующий год шло формирование нашего дивизиона – прибывал личный состав, офицеры и мичмана с семьями, автотехника – ДДА, АРСы, АГВ и прочее.
Людей необходимо было где-то размещать. Весной 1961 года начальник тыла базы поставил перед командованием дивизиона задачу – построить самим себе жилой дом рядом с казармой части. Командир ОДХЗ решил, что самый свободный офицер в части это доктор. Из личного состава у него в подчинении один санинструктор, техники никакой нет, вот и пусть, строит дом. Дали мне грузовую машину, восемь матросов и сказали : «Вот в бухте «Червяной» есть брошенные финские домики. Надо два разобрать, перевезти в расположение части, сделать фундамент и собрать один. Дома панельные собираются как карточный домик, там и себе комнату сделаешь». До своего отпуска я успел перевезти детали домов к месту строительства, распланировать и залить фундамент, а сборку дома уже производил лейтенант Владимир Прокошев, который прибыл к нам на должность начальника автохимической лаборатории. Он себе сделал комнату, в которой прожил несколько лет. Дом был подключен к отопительной системе нашей казармы. Мне же там пожить не удалось.
За 1961 год произошли перемещения офицеров по службе. Во-первых, начальник медпункта тыла базы, к которому была прикреплена и моя часть, ушел продолжать службу окулистом в гарнизонной поликлинике, а все его функциональные обязанности возложили на меня, и в связи с этим дали комнату с центральным отоплением недалеко от санчасти. Во-вторых, приступил к своим обязанностям новый начальник химической базы, с помощью которого я был с 1 сентября 1962 года направлен на КУМС в ВМА им. С.М. Кирова по циклу «Токсикология – радиология», в соответствии со своей штатной должностью. Отдельно такого цикла не существовало, но подобный цикл был для преподавателей военных кафедр медицинских институтов, на который меня и определили.
Преподаватели все были люди уже достаточно послужившие и в военных званиях от майора до полковника, один я был старшим лейтенантом. Они обменивались между собой текстами лекций, методических разработок и прочими учебными материалами и при этом всегда один экземпляр давали мне. Занимались мы главным образом на кафедрах военно-полевой терапии, медицинской защиты и марксизма-ленинизма.
На кафедре ВПТ в течение месяца изучали лучевую болезнь, очень подробно, с ведением лучевых больных и многократными подсчетами под микроскопом формулы крови. Поражение отравляющими веществами и техническими жидкостями изучали на лабораторных животных.
На кафедре медицинской защиты изучали средства защиты дыхательных путей и кожных покровов, а также дозиметрические приборы и приборы химической разведки. На полигоне нам были продемонстрированы различные укрытия и убежища от оружия массового поражения, как легкого, так и тяжелого типа, сооруженные глубоко под землей.
На кафедре марксистско-ленинской подготовки, кроме изучения теории марксизма-ленинизма, нам был прочитан курс лекций по педагогике и воспитанию, оказавшийся для меня очень полезным в последующей моей работе.
Занятия с нами проводили старшие преподаватели кафедр, профессора и доценты – полковники медицинских наук Фридлиб Б.С., Богданов Н.А., Мошкин Е.А.,
Саватеев Н. В., Лесиовский Е.М., и другие. Все они обладали исключительными знаниями по своему предмету, как в теории, так и в практике. Присутствовать на их лекциях и практических занятиях для нас было большое удовольствие и польза. Кроме знаний и практических навыков, они советовали нам, какую специальную литературу нам следует приобрести и иметь в своей библиотеке. В результате все мы стали постоянными покупателями «Дома книги» на Невском проспекте. Там мне удалось приобрести даже несколько редких изданий, за которыми в те годы многие специалисты нашего профиля объездили не один десяток книжных магазинов.
Да, должен сказать, что эта командировка на учебу не только способствовала быстрому становлению меня, как специалиста, но и помогла нашему семейному положению. Моя супруга с марта 1962 года находилась в Ленинграде у родителей, в ожидании родов, которые и произошли 20 апреля 1962 года. У нас появился сын Юрий. Лето Лена с сыном проводила в Саблино – у моих родителей – на свежем воздухе и прочих прелестях загородной жизни. Осенью же перебрались в город. Жили мы на площади Льва Толстого – в доме с башнями, и ездить в академию мне было очень удобно. Все рабочие дни у нас были заняты учебой и воспитанием сына, а в выходные моя дорогая теща предоставляла нам один-два вечера свободными для того, чтобы мы могли сходить в театр, посетить родных или друзей. Перед убытием на учебу, финчасть тыла базы выплатила мне всё денежное содержание, и мы в этом отношении были обеспечены, денег на билеты в театры не жалели, понимая, что такой благоприятный случай в нашей жизни неизвестно, когда ещё представится.
Очень любили мы посещать спектакли театра оперы и балета им. С.М. Кирова, где в те годы блистали в оперной труппе: сопрано Галина Ковалева, меццо-сопрано Галина Карева, тенор Бугаев Иван Максимович, бас Штоколов Борис Тимофеевич; в балетной труппе – Рудольф Нуриев, Михаил Барышников, Нинель Кургапкина, Ольга Моисеева, Людмила Семеняка, Наталья Макарова и другие знаменитости. Было, за что полюбить этот театр на всю оставшуюся жизнь! Сейчас мы далеко от него, но с прежним интересом и восторгом смотрим и слушаем спектакли и концерты по телевидению, и радуемся его успехам на мировой сцене.
Но в жизни как-то так устроено, что все хорошее быстро заканчивается. В конце января 1963 года я сдал все предусмотренные учебным планом зачеты и экзамены с оценкой «отлично» и убыл один к месту службы. Лена осталась растить сына в Ленинграде.
Моему возвращению в часть больше всех обрадовались пловцы команды дивизиона и замполит, который сразу назначил меня руководителем политзанятий в команду старшин, а пловцы – потому что никто не хотел ходить с ними в бассейн. Последнее я продолжил делать с удовольствием, как и раньше заполняя время вечеров одиночества. Конечно, кроме бассейна, я продолжил занятия немецким языком, а в выходные отправлялся на рыбалку, тем более, что подобной страстью был заражен и новый командир дивизиона, в отличие от первого, который по просьбе предоставить машину для выезда на реку Иоканьга, всегда отвечал : «Не положено». Но он быстро пошёл на повышение и вскоре был уволен в запас. Чаще всего мы ездили вчетвером – с заместителем начальника химической службы базы, командиром дивизиона, начальником группы РХБ-разведки Аркашей Ильиным. Уезжали летом с субботы на воскресенье, на всю ночь – ночью у нас был полярный день – и ловили в реке и впадающих в нее ручьях сигов, форель, кумжу и прочую рыбку. В воскресенье, часов в одиннадцать, машина нас забирала и отвозила в Гремиху. Помню, однажды, после такой рыбалки, меня навестил Игорь Лавров с товарищами. Почистили и пожарили рыбу, и у нас получился хороший стол, конечно, с бутылочкой вина. Так мы коротали летние месяцы, когда жены с детьми уезжали на летние каникулы к родителям на «большую землю».
В начале шестидесятых в нашу базу часто заходили подводные лодки, где начальниками медицинской службы были наши однокурсники. Я встречал Роберта Питиримова, Александра Гаврушова, а подлодка Льва Сусина вообще пришла на постоянное базирование. В 1961 году в ПСЭО прибыл Руслан Годинов на должность эпидемиолога. Неожиданно для нас, в Гремихе появился Николай Ермилов. Все мы знали, что он закончил академию с золотой медалью, проявил себя как успешный молодой ученый, и был оставлен на одной из ведущих кафедр для продолжения научной деятельности. Я с ним встречался несколько раз. Был он озлоблен на всех и вся, и много пил, но о себе ничего не рассказывал, нам и так было понятно, что без «хорошего проступка» он здесь бы в должности хирурга медчасти плавбазы «Аксай» не оказался. Вскоре за пьянство он был уволен, и следы его затерялись.
В Гремиху ежегодно, для заполнения гражданских должностей, приезжали десятки молодых специалистов, в основном женщины. Молодые неженатые офицеры и сверхсрочники, которые уже поняли, что в Гремихе без своей «половинки» жить очень трудно, спешили достойным дамам предложить руку и сердце. Среди таких женихов оказались и наши друзья Лев Сусин и Руслан Годинов. Они сумели покорить сердца самых красивых и достойных девушек.
Свадьба Сусиных состоялась, если мне не изменяет память, 22 июля 1962 года. В этот день, в Гремихе, в Доме офицеров, состоялось еще одно торжество, но уже всесоюзного, а может и всемирного масштаба. Генеральный секретарь ЦК КПСС Хрущев Н.С. награждал подводников АПЛ К-3 – нашей первой атомной подлодки, спущенной на воду, и первой же достигшей Северного полюса подо льдом. Она всплыла около Северного полюса 17 июля 1962 года. Звания Героя Советского Союза были присвоены командующему флотилией контр-адмиралу А.И. Петелину, командиру лодки капитану второго ранга Л.М. Жильцову и командиру БЧ-5 инженер-капитану второго ранга Р.А. Тимофееву – за проявленное мужество и героизм при выполнении задания – покорения Северного полюса. Остальных членов экипажа отметили орденами Красного Знамени, Красной Звезды и медалями «За боевые заслуги». И было за что! На первых наших АПЛ слабым местом были парогенераторы, которые часто создавали «радиационную опасность». К-3 ушла под лед когда гарантированный ресурс в три тысячи часов был уже использован на 2,2 тысячи и запас их прочности оставался критическим. Спустя несколько дней после возвращения лодки, на рядовом выходе, такая парогенераторная авария произошла, и пришлось ликвидировать последствия в надводном положении по сигналу «радиационная опасность». А случись это подо льдом!?
На свадьбе у четы Сусиных присутствовали наши однокурсники – Н. Ермилов, Р. Годинов, Юра и Галя Каретины и еще два офицера с его лодки. Стол был великолепным по тем временам – лето у нас бывало голодным – свежий завоз продуктов был в конце августа, когда возвращались из отпусков жены. Я так и не понял, где Лев раздобыл эти деликатесы!? Но они молодцы! Всё получилось на славу! Как всегда, молодым желали всех благ в жизни, здоровья, мира и тепла, и «семь футов под килем» их семейному кораблю. Но в какой-то момент, Ермилов допустил пошлость в отношении молодой супруги, и Лева решительно и совершенно правильно среагировал, указав Ермилову на дверь. Мы все поддержали Льва, и Ермилову пришлось удалиться. Веселье продолжалось и закончилось около трех часов ночи. Все, кто жил в Гремихе (а Сусины жили в Островной) – я, Годинов Руслан и Каретины Юра с Галей, – отправились пешком домой. Шли в приличном подпитии и горланили песни. В районе восьмого причала, где ошвартовалась АПЛ К-3, матросы в форме «РБ», бледные и ослабевшие от длительной гиподинамии, сидели на валунах и улыбались нам, а мы поздравляли их с благополучным возвращением.
Через несколько месяцев Лева Сусин демобилизовался по болезни. Он уехал с молодой женой в город Таллин. Последний раз я встретился с Левой в конце 60-х, на Большом проспекте, в Ленинграде, возле ресторана «Приморский», куда мы и зашли, чтобы спокойно поговорить. Лева был доволен своей работой и жизнью на гражданке. Я же уже довольно устал от заполярной жизни и не представлял, как вырваться из Гремихи. Ну, да об этом поговорим ниже.
Лев Иванович Сусин ушел из жизни в 1986 году. Ермилова Николая вскоре демобилизовали за беспробудное пьянство. Он тихо уехал из Гремихи, и его следы затерялись на просторах страны.
За прошедшие три года наш отдельный дивизион химической защиты неузнаваемо преобразился. Казарма личного состава благоустроилась и стала отвечать требованиям Устава внутренней службы. В ней, по моему настоянию, сделали даже сушилку для одежды и обуви матросов. И оказалась эта сушилка единственной в частях тыла базы. Для автотехники построили гаражи и небольшую автомастерскую. Матросы-химики изучили свои спецмашины и натренировались на выездах в тундру в любое время года, работать с их оборудованием. Водители, почти все пришедшие к нам из школ ДОСААФ без всякого опыта вождения, – теперь уже уверенно водили по тундровым дорогам свои машины. А я вспоминаю наш первый выезд дивизиона осенью 1961 года. Уже выпало немного снега, но заносов еще не было. Дивизиону необходимо было отработать движение автоколонной. С трудом наши водители выехали с территории части, проехали четыре километра, развернулись и победно двинулись обратно. Все машины благополучно прибыли в часть, кроме одной, застрявшей в небольшой канавке возле караульной роты. Я и зампотех дивизиона пошли выяснять, в чем же дело? У машины задние колеса в небольшой канавке заполненной снегом, мотор ревет, а ведущие задние колеса не крутятся. Я заглянул под днище машины и решил, что там что-то не так, как у других, и говорю зампотеху: «Посмотри, по-моему, там чего-то не хватает». Зампотех разгреб рукой снег, посмотрел и заорал : «Манько – это водитель машины – где кардан? Как ты вообще сюда приехал? Эх, не Манько ты теперь, а Манька!» Эта кличка преследовала матроса года два, пока он не сдал вождение на «отлично». Кардан нашли солдаты караульной службы, когда очищали дорогу от снега. «Маньку» отбуксировала в дивизион машина АГВ с тремя ведущими мостами.
Шёл 1964 год. У многих наших матросов заканчивался срок службы, и они радостно прибегали ко мне прощаться. Уволилась в запас вся моя команда пловцов. В моем служебном положении тоже предстояли перемены. В подвижном, санитарно-эпидемиологическом отряде (ПСЭО) Гремихи, ушёл на повышение начальник гигиенического отделения. База интенсивно строилась. Сдавались новые дома, магазины, универмаг, детские учреждения, за которыми необходим был санитарный надзор. Командир базы контр-адмирал Л.Г. Гаркуша предложил на эту должность меня. Я дал согласие, но с условием, что меня направят на КУМС по военно-морской и радиационной гигиене в ВМА им. С.М. Кирова.