В. Глава 39

Андрей Романович Матвеев
39


     Ну и лицо было у инвалида, когда Аркадий разложил перед ним все эти чертежи! Просто каменное, и челюсти вдруг словно выросли раза в два. Никогда не видела, чтобы человек так вдруг менялся. И голос – голос внезапно охрип, стал почти неслышным. Это показалось мне очень странным и заслуживающим внимания. Подмечать такие необычные детали – вот чему меня учили с первого курса. Да, тут что-то определённо было… личная заинтересованность, как говорится.
     – Вот и галереи, – сладким голосом произнёс Аркадий, и я сразу поняла: галереи и есть самое главное. Определённо, они оба только и думали, что о них. У старика даже желваки заиграли, так он разнервничался.
     – Постойте, постойте, – он нагнулся и прижал чертёж левой рукой. – Значит, их три штуки?   
     – Три, – подтвердил Аркадий. – Да я вам, кажется, говорил.
     – Ну, может и говорили. Не помню. И тросы планируются… здесь и здесь?
     Я навострила уши. Палец старого архитектора дрожал, когда он тыкал его в разные части чертежа. Кажется, ответ был для него очень важен.   
     – Да, по два с каждой стороны, – объяснял Аркадий. – Обычной стандартной толщины.
     – А расчёты? Где расчёты Войнова?   
     На свет появилась мелко исписанная бумажка.
     – Это ксерокопия оригинала. Мне удалось её снять… потихоньку.
     – Дайте-ка, – инвалид выхватил бумажку и начал её читать, бесшумно шевеля губами.
     Прошло, наверное, минуты три в полном молчании. Я старательно делала вид, что что-то пишу в блокнот. Точнее говоря, я и писала, но всякие бессмысленные отрывочные фразы. На нашем поприще быстро выучиваешься притворяться.
     – Что же, – медленно проговорил Приёмов, закончив считать, – я… не вижу тут ошибки. С точки зрения математики… всё верно.
     Аркадий вдруг очень заволновался. Даже весь покраснел, насколько можно было различить при этом свете (что за глупая привычка не включать лампу?) И стал, кстати, довольно хорошеньким. Хотя я терпеть не могу хорошеньких мужиков, но в тот момент он выглядел мило. Видимо, ему нужно почаще волноваться.
     – Нет-нет, не может быть тут всё верно, – затараторил он. – Вот, посмотрите на мои расчёты, – и он сунул инвалиду ещё одну бумажку.   
     Приёмов взял её дрожащими руками. Он был уже как-то чрезмерно возбуждён. Чувствовалось, что даже цифры с трудом разбирает.
     – Ваши расчёты, – машинально повторил он. – Но… чем они отличаются?
     – Всё дело в материале, – воскликнул Аркадий. – Стандартные стальные тросы не подходят для подобного проекта! Я всё посчитал… нужны или двойные, или… другой материал.
     – Так, дайте мне минутку. Надо всё проверить, – и с этими словами Приёмов снова погрузился в расчёты. 
     Было очевидно, что минутки ему не хватит. Я попыталась поймать взгляд Аркадия, но куда там: он так и присосался к старому архитектору. Когда речь идёт об их любимом деле, мужчины вообще становятся невыносимы. Весь мир для них как будто перестаёт существовать. Впрочем, из этого можно извлечь свою выгоду.
     – Да, тут что-то есть, – сказал, наконец, инвалид, резко поворачиваясь в коляске. – Зона риска слишком широкая… Стандартные тросы могут не выдержать в случае… в случае двойной перегрузки.
     – Двойной? – воскликнул Аркадий. – Не думаю, что двойной! Полуторной, они не выдержат при полуторной, а это всего около пятидесяти человек на одной галерее. 
     – Вы недооцениваете сталь, – покачал головой Приёмов. – Она может выдерживать нагрузку выше расчётной. Иногда значительно выше. 
     – Но даже если так! В любом случае вы ведь согласны, что зона риска велика. Непозволительно велика для такого объекта!
     Инвалид медлил с ответом. Я с интересом следила за его лицом. Было такое впечатление, что он очень не хотел отвечать.
     – Да, риск действительно есть, – произнёс он, проговаривая каждое слово. – В любом проекте есть известный риск.
     – Но не такой! – возразил Аркадий, и в его голосе уже отчётливо зазвучали победные нотки. О, мужчины умеют радоваться своему успеху, этого у них не отнять. Только очень уж они в такие минуты похожи на детей. – Подобный риск нельзя допускать! Если мы не вмешаемся, Войнов протащит проект в нынешнем его виде. Тут можно… голову дать на отсечение.
     Надо же, а наш Аркадий способен и на такие выражения, подумала я.
     Приёмов молчал, нервно кусал нижнюю губу. Щёки у него были уже пару дней как небриты. Это я очень хорошо умею определять. И не только на ощупь.
     – Чего вы от меня ждёте? – спросил инвалид, поворачиваясь к Аркадию. –
Эксперт из меня нынче неважный.
     Он глядел Аркадию прямо в лицо, словно гипнотизировал. Но на того это, кажется, совершенно не подействовало.
     – Вы должны меня поддержать, Владимир Леонидович, – заспешил он. – Выступить перед комитетом на публичных слушаниях. Иначе они ни за что не завернут проект. У Войнова там слишком сильные позиции… ну, да вы это и сами прекрасно знаете.
     – Знаю, – коротко оборвал старый архитектор. – Я… сделаю то, что в моих силах. Но даже моё участие… не может ничего гарантировать.
     – Я понимаю, очень понимаю, – заторопился Аркадий, – Войнов очень силён. Однако без вас у меня в принципе нет шансов, а с вашей поддержкой они появляются.
     – Что ж, хорошо. Когда вы планируете обратиться в комитет?   
     – Чем быстрее, тем лучше. Я хочу пойти туда завтра.
     – Завтра? – дёрнулся Приёмов. – То есть… буквально завтра?
     – Конечно, ведь завтра понедельник, – даже удивился Аркадий. – Самый подходящий день, вы не находите?
     – Да, наверное… Просто мне нужно подготовиться… в том числе морально, – голос инвалида звучал очень глухо. – Я уже давно не выступал подобным образом.
     – А, я понимаю, – закивал Аркадий. – Конечно, вам нелегко вот так сразу вернуться в дело. Но нам действительно нельзя медлить. В любой момент проект могут представить в комитет, и тогда уже нас никто не будет слушать. Необходимо опередить Войнова и самим нанести удар.
     Эта воинственная терминология Приёмову, очевидно, не понравилась. Он болезненно поморщился, но кивнул.
     – Да, вы, конечно, правы. Вот, я дам вам свой телефон, – он карандашом написал цифры на бумажке с расчётами. – Позвоните, когда… потребуется моё участие. 
     – Большое вам спасибо, Владимир Леонидович, – Аркадий протянул ему руку, которую инвалид с видимым неудовольствием пожал. – Вы не представляете, как… как важна для меня ваша помощь!
     – Ну, хватит, – оборвал его Приёмов. – Лирику оставим для другого раза. Сейчас я бы попросил оставить меня…
     – Разумеется, мы не будем вас больше беспокоить, – Аркадий бережно сложил бумажку и убрал её в карман. Затем посмотрел на меня. – Пойдёмте, Татьяна. Наша миссия закончена.
     Честно, я чуть было не прыснула от этой его “миссии”. О, он был о себе весьма высокого мнения, этот юнец. Но мне удалось себя сдержать. Роль преданного секретаря надо было играть до конца. А секретари не смеются в глаза своим начальникам, что бы они там о них не думали в действительности. Впрочем, Приёмов не очень-то поверил в нашу легенду, это было видно.
     Я не стала протягивать старому инвалиду руку. Это было бы лишнее, пусть мужчины балуются такими формальностями. Я только сказала то, что и должна была сказать: “Мне было очень приятно познакомиться  с вами, Владимир Леонидович”. В ответ он лишь что-то буркнул. Ну и пусть его, невежу! Эти творческие личности порой не имеют ни малейшего представления о правилах приличия. Конечно, у него к тому же нет ног. Но нельзя же на этом основании извинять человеку банальную грубость! Впрочем, как угодно, я не обиделась, я вообще не из обидчивых, профессия обязывает.
     Дверь за нами Приёмов даже не закрыл, а громко захлопнул. Удивительно, откуда только силы взялись. Но на Аркадия это не произвело никакого впечатления, он был счастлив, как поросёнок.
     – Ну вот и отлично! – заявил он, как только мы вышли на улицу. – Теперь козыри на нашей… на моей стороне.
     Эту оговорку я ему сразу поставила на вид.
     – Нет-нет, Аркадий Сергеевич, вы совершенно правы, на  н а ш е й стороне.
     Он осёкся и с недоверием поглядел на меня. Я только теперь почувствовала, какой он высокий, – метр девяносто, не меньше. При моих ста семидесяти двух это существенно. Но раньше я как-то на этом не фиксировалась.
     – Что вы хотите сказать? – подозрительно спросил Аркадий. – Я должен вам заявить, Татьяна…
     – Просто Татьяна (это не Войнов, с ним можно).
     – Так вот, я должен заявить, что это дело сугубо… сугубо личное. Я не имею права посвящать вас в его подробности и… не буду этого делать. Если вы хотели познакомиться со мной или Владимиром Леонидовичем – отлично, вы познакомились. Но дальше уже совсем другая история.
     Я помотала головой и посмотрела на него с ласковой улыбкой. С самой ласковой, какую только могла найти в своём арсенале.
     – При всём моём уважении, Аркадий Сергеевич, вы не вполне правы. Не забывайте, что я журналист.
     – Начинающий журналист, – вредно поправил он. – Этого я не забываю, но не вижу, как данное обстоятельство меняет ситуацию. 
     – Потому что вы архитектор, – продолжала улыбаться я, – человек творческий, увлекающийся. А такие люди иногда… забывают о делах насущных. В моей же профессии это недопустимо.
     Рядом с подъездом остановилось зелёное такси. Из него вышел импозантный мужчина средних лет, одетый очень хорошо, не по-здешнему хорошо, и с тростью в руке. Трость меня особенно поразила, потому что я никогда не видела мужчин, её носящих. В моём представлении это делали лишь английские сэры или кто-нибудь в этом роде. Я даже несколько сбилась, и Аркадий был вынужден меня поторопить.
     – Так что же вы хотите мне сказать? – спросил он. – О каких же насущных делах я, по-вашему, забыл?
     Элегантный джентльмен расплатился, отпустил такси и внимательно оглядел дом, из которого мы только что вышли. У меня вдруг возникла уверенность, что приехал он к Приёмову. Не знаю откуда, просто интуиция, а своей интуиции я привыкла доверять.
     – Видите ли, – с трудом оторвав взгляд от новоприбывшего, обратилась я к Аркадию, – пусть я и начинающий журналист, но работаю в популярном и читаемом издании. Вы что, думаете идти войной на маститого архитектора сами, вдвоём с вашим… с Владимиром Леонидовичем?   
     – Войной? Но с чего вы взяли…
     Изящно одетый господин подошёл к двери парадной и начал изучать список квартир.  Заметил ли его Аркадий? Видимо, нет, не заметил. Интуиция подсказывала, что это хорошо, что ему и не нужно замечать. Значит, нужно было отвлечь внимание архитектора от двери подъезда.
     – А разве это не война? – пошла я в атаку. – Вы ведь, если не ошибаюсь, собираетесь уличить заслуженного конструктора в ошибке. Ошибке, которая может быть потенциально опасной для жизни десятков людей. Разве не так, Аркадий Сергеевич?
     Незнакомец между тем набрал номер квартиры, дождался ответа и вошёл в подъезд. Я вздохнула с облегчением.
     – Так, но… вы не должны были всего этого слышать, – сокрушённо покачал он головой.
     Мне даже стало его жалко. В конце концов, он ещё очень неопытен в подобных интригах.
     – Сделанного уже не воротишь, поэтому нам с вами нужно объединиться. Я могу написать несколько статей… думаю, редакция с удовольствием примет такую тему. В них будут освещены обстоятельства дела, общественность узнает, какой опасности её хотят подвергнуть. В таком случае,  е с л и   в ы   п р а в ы, Войнову не удастся отсидеться. Он будет вынужден внести необходимые исправления, ну а вы… а вы получите известность. По-моему, наше сотрудничество было бы взаимовыгодно, вы не находите?
     Аркадий растерянно молчал. Я торжествующе смотрела на него снизу вверх. Я уже знала, что он не сможет отказаться. Да и зачем ему отказываться, если правда была на моей стороне? Уголки его рта дрогнули, губы сложились в болезненную гримасу. Видно было, как он боролся с искушением всё-таки послать меня подальше. Но этого, конечно, не случилось.
     – Хорошо, я согласен, – коротко бросил Аркадий. – Только, пожалуйста, не пишите неправды!