Дизайнерские нары от трёх богатырей

Связанные рассказы:
1. "Дизайнерские нары от трёх богатырей"
2. "Мечтания о Тарзане": http://proza.ru/2020/04/28/2444
3. "Ода Гераклу": http://proza.ru/2020/05/15/56

Долгими думами, длинными дорогами, нескорыми годами, но всё-таки пришло и моё время исполнения давно лелеемой мечты: я ввязалась в стройку, где призом мне должен служить минималистичный домик в стиле фахверк, окруженный цветником и садом. Это сказка, которую мне теперь предстоит сделать былью, а в реальности…
В реальности у меня участок земли со старым развалившимся домом и совершенно запущенным садом в деревне по границе ближнего Подмосковья. И если дом меня приводит в уныние, потому что его необходимо сносить, а это деньги, то сад – это песня души моей, несмотря на весь труд и предстоящие хлопоты. В реальности финансы, как всегда, поют романсы, но иногда даже их романсы не спасают нас от безумства давно лелеемых «мечт». В общем, если сухим итогом, то моего маленького бюджета, оставшегося от продажи квартиры, хватало на забор, свет и бытовку. Бюджета больше нет, зато есть ползабора, свет и бытовка из SIP-панелей, которую предстоит превратить теперь в сказочный домик, похожий на одну из картинок Инстаграма.  И вот эту самую сказочную бытовку мне строили три богатыря – молодые и веселые парни из Ростова-на-Дону, заставившие меня за два дня влюбиться в каждого по очереди, чтобы на третий – привести в полный экстаз. Однако, что называется, всё по порядку…
Два с половиной года назад я продала квартиру в Сибири и купила землю в Подмосковье, отрезав себе таким способом все пути возвращения домой. Это было трудное предприятие, сопряженное с максимальным сопротивлением пространства, но у меня был план и вера в свои силы. И вот эти самые силы меня и оставили в пути, перекроив напрочь все планы. После покупки земли мне предстояла стройка, поэтому я просчитывала метраж бюджета под разные технологии строительства, которые и изучала с особым фанатизмом, а также работала как оглашенная, потому что метраж не вписывался в бюджет. И вот, когда я определилась с технологией, проектом, подрядчиком и подошла к этапу заключения договора, у меня заболел живот… Ну, дальше всё, как в кино: Склиф, онкология и сроку полгода, собралась умирать – не получилось, зато получилось разориться на критовалютной бирже и встать перед фактом: ты выжил, денег нет, мечта вновь в долгом ящике… и надо придумывать новую жизнь.  И когда я уже отказалась от мечты о маленьком уютном домике на краю цивилизации, где буду в радости одиночества доживать свои дни и мирно растить цветы, сын решил жениться, и под этот шумок я потребовала вывести остаток капитала с биржи, а также придержать все комментарии по поводу моих фантастических «прожектов», ибо это моя жизнь… ну, дальше протокол известный. В общем, меня оставили в покое, и я ринулась в стройку!
Видимо, пришло моё время, ибо на этот раз стройка оказалась весёлой песней пространства и души: всё, что было сложно и проходилось с огромным сопротивлением два года назад, сейчас пошло, побежало, полетело с невероятной скоростью, увлекая за собой в бурливый водоворот событий. Впрочем, опыт даром не проходит: адреса мне были известны: «Алло! Добрый день! Это же фирма, занимающаяся SIP-строительством, правильно? А можно услышать Дмитрия… – Нет, они давно съехали. – Понятно, извините».
Самое сложное моё метание два года назад заключалось в выборе подрядчика: пересмотрев, перечитав, передумав, что называется, до тошноты и потери сна о разных технологиях строительства и остановившись на SIP-панелях, я попала в адовый круговорот из различных фирм, предлагающих свои услуги на все лады с активной отстройкой от конкурентов. Ох, скольких слащавых мальчиков повидала я тогда, но никто меня не устраивал по самым разным причинам: то слишком назойливы, то излишне активны, то слово «печь» пишут без мягкого знака. В общем, это было ещё то уравнение для одинокой дамочки неопытной и неуверенной в себе, с трудом переносящей грубое мужское превосходство и снисхождение: доверие – вот его основная переменная. В итоге я остановилась на двух фирмах, точнее мужчинах, сумевших снять мою тревожность… и раздвоилась сама в себе.
В одной фирме, в центре Москвы, работал дядя Дима. Это был большой, мощный, похожий на Санта Клауса, представительный мужчина и прекрасный продажник. Он умел относиться к клиенту с большим терпением, а заодно и грамотно продавать услуги, которые были весьма дороги. Другой, в области, – владел Артём. Это был тридцатилетний с небольшими копейками парень, резкий, конкретный, деловой, без долгих разговоров вокруг и около. На мой вкус он был груб, однако его услуги были на порядок дешевле, и я не понимала почему. Поэтому в очередной раз отправилась в центр Москвы… и дядя Дима мне всё объяснил, и дядя Дима меня убедил, и я доверилась дяде Диме, и я выбрала дядю Диму, хотя почему-то всё тянулось к Артёму.
Прошло два года: «Алло! Это Артём? – Да. – Здравствуйте, Артём, вы всё там же находитесь? – Да. – Отлично! Я подъеду к вам сегодня. – Во сколько вас ждать?» И я приехала с конкретным «прожектом», который учитывал всё тонкости строительства от дяди Димы, и нашла Артёма там же, правда уже в кабинете напротив – большем, с двумя девочками, дорогим декором и сервисом. Девочки были милы, Артём – прежним: «Маргарита, нам построить не проблема, но прекратите дурью маяться, поставьте простую бытовку. Во-первых, сэкономите деньги; во-вторых…» Если честно я плохо помню и во-вторых, и в-третьих, и в-четвертых: меня выставили подумать с номером человека, у которого есть хорошая бытовка под мои размеры и нужды. Однако, в этот раз я была в восхищении от Артёма и позвонила через день: «Артём, я подумала: мы строимся! Во-первых, я хочу точную смету; во-вторых, вы говорили, что к пятому у вас освобождается бригада, так вот не отправляйте их домой; в-третьих, я нашла в получасе езды от себя недорогую гостиницу и готова оплатить её при условии, что вы построитесь в три-четыре дня. – Хорошо. Это будет отлично. Ребята обрадуются. – Значит, договорись? – Да, ждите смету». Это была вторая половина февраля…
У меня оставалось мало времени и много дел, но опыт даром не проходит: адреса мне были известны: «Девочки, два года назад вы выдали мне технические условия, мы даже договор заключили и какое-то заявление писали на подключение. Уже всё пропало? – Ничего не пропало. – Отлично! Тогда я хочу свет!»; «Мальчики, здрасте! Помнится, вы заборами занимались? – Мы и сейчас занимаемся. – Отлично! Тогда я хочу забор!»
И первым появилась половина забора: мне не захотелось перепадов по высоте, мужикам не захотелось рубить мёрзлую землю бесплатно, но и без этого я оказалась должна полную смету, ибо не все услуги прописаны в ней, а без них – никуда. Впрочем, это меня ничуть не расстроило, я даже прыгала от радости, когда поняла, что это лишь к лучшему, иначе бы со всеми трудностями подъезда и подхода к месту стройки моему забору пришлось бы лишиться девственной новизны.
Вторым появился фундамент, но радость прыгания по новеньким сваям мне отравил Артём: «Завтра начинаем строиться… – Нет! давайте послезавтра! У меня подруга из Армении прилетает, я хочу с ней встретиться. – Вы нам тут не нужны. – Зато я хочу видеть процесс! Я же предупреждала, что буду крутиться вокруг и около ваших ребят. – Хорошо, третьего начинаем. Нужен свет… – Вы обещали генератор! – Маргарита, вам проще договориться с соседями, чем нам тащить генератор. Заплатите им тысячу, это будет дешевле, чем бензин, поверьте мне. – Да я-то верю… – Отлично. Значит решите эту проблему и завтра сообщите о результате. – Хорошо. Я постараюсь, но будте готовы брать генератор».
Однако я уже успела познакомиться с электриком, которого и набрала после отъезда Артёма: «Эльдар, я хочу свет раньше, чем мы договаривались, к тому же как-то ваши девочки не торопятся. – Странно, я всё сразу скинул. – Эльдар, послезавтра подрядчик обещает начать стройку и требует свет. С этим можно что-нибудь сделать?» И третьим появился свет, а третьего – ребята…
Бригада появилась с опозданием на два часа и не в полном составе. Этого от Артёма никак не ожидалось.
– Антон! – протягивая грязную руку, попыталась поздороваться со мной какая-то огромная оглобля в драных ватниках с мотней наружу.
– Рита… – опешила я, поскольку в голове пронеслось полное несоответствие картинок, так имя Антон в активной зоне сознания принадлежало одному из моих юных учеников, которой второй год носил и оправдывал прозвище Радующий-Меня-Мальчик.  – Маргарита! – строго одернула я сама себя и протянула руку.
– А где гостиница?
– В получасе езды отсюда, а что?
– Мы сегодня работать не будем.
– Правда?! – съехидничалось мне. – А что же мы будем делать?
Этот поворот событий мне явно не нравился.
– Материалы принимать. Куда их можно разгрузить? Витёк на том объекте ещё остался доделать кое-что…
«Виктор. Как свёкор…» – зафиксировала я новое имя и вернулась мыслями к трудностям жанра другого объекта, но опоздала: говорливая Оглобля уже перешла к следующим ЦУ.
– Мы счас панели примем, а потом вы с Жекой… Жека! Жека, ты где? Вы с Жекой в гостиницу сгоняете…
– Зачем?
– А я лес приму… А куда инструмент можно сложить? Бытовка есть?
– Вы её строить приехали!
Меня решительно не существовало для этой Оглобли: она оглядывалась по сторонам и оценивала ландшафт на предмет возможностей разгрузки стройматериалов.
– А почему вам не оставили подъезда для машины?
– Потому что подъезда нет!
Радующий-Меня-Мальчик решительно начинал меня злить, но тут вдруг из воздуха нарисовался ребёнок:
– Женя…
– Рита... – и я невольно расплылась в улыбке.
Передо мной стояло в какой-то жуткой огромной старой куртке и залихватских нахлобученной чёрной вязаной шапочке маленькое чудо с печальными глазами и светлой улыбкой грусти. Детёныш этот всем своим видом – замученным, уставшим и милым – невольно разбудил во мне материнский инстинкт: мне захотелось его накормить, напоить, согреть, спать уложить, дать отдохнуть и только потом уже на подвиги отправлять.
– Стройка там… панели прям тут скинем…
– Где тут? Куда? Грязь же и вода! И с дороги их видно!
– Ничего им не сделается… высохнут…
– Нет, так не пойдёт! – и я резко переключилась, приказав себе помнить, что клиент всегда прав и, в конце концов, это мои деньги, мои панели, моя стройка и мой домик долгой мечты, поэтому и босс тут я! – Я правильно понимаю, Антон, что вы в бригаде главный?
– Нет, Витёк…
– Хорошо! Тогда панели будем носить к стройке и под них надо сделать настил. Да?!
– Да, – нехотя согласилась Оглобля, и мы отправились думать о настиле.
И когда приехала машина с моими будущими стенами, я уже окончательно примирилась с Антоном, поскольку он оказался на удивление незлобивым и легко сговорчивым парнем: помост, который мы соорудили меня вполне устраивал. Отчего покончив с разгрузкой и переносом, я с лёгким сердцем отправилась с Евгением в дорогу, чтобы показать путь к гостинице и устроить ребят там на ближайшие дни.
Дорога была длинная, потому как водитель правил не нарушал от слова совсем и первые километров десять мы катили сначала по трассе в поисках места, где сплошная линия переходит в прерывистую, а затем обратно, а дальше скоростной режим – ведь везде камеры. Впрочем, меня это радовало. Я люблю дороги и мелькающий пейзаж за окном, текучий и неуловимый, словно мысль человеческая, поэтому ощущение безопасности в такие моменты забытия особенно ценно. Ещё одним плюсом Евгения оказалась молчаливость, столь отличная от настороженной замкнутости. В общем, нам было легко и говорить, и комфортно молчать.   
– А почему вас отбойниками закрыли?
– Меня два года не было, вот их и поставили, закрыв заброшенное строение, к которому нет подъезда.
– Может спилякать?
Я невольно улыбнулась этому слову.
– Нет, думаю это теперь через дорожную службу. Пусть пока так, потом разберусь. А вы откуда, Жень?
– Из Ростова.
– Все?
– Да.
И тишина, и пейзаж течёт за окном, и мыслей почти нет.
– А вы местная?
– Ну, теперь получается местная…
И тишина, и пейзаж, и безмыслие.
– А раньше?
– В Сибири жила. Затем сын поступил в институт в Москве, уехал учиться, вот и перебрались потихоньку. Там квартиру продали, здесь землю купили да стройку затеяли, – даю полный ответ, чтобы исчерпать любопытство парня.
– А кем работаете?
– Учительницей… – и добавляю, – русский язык и литература.
Мы большую часть дороги ехали в тишине, но успели узнать друг о друге достаточно… Хотя что такое достаточно, когда оно неизвестно для чего. Однако, когда мы возвращались обратно я знала, что рядом со мной сидит спокойный, добрый и правильный парень двадцати девяти лет, чувствующий себя одиноко и неуютно в этом огромном мире.
– Женат, должно быть? Детёныш есть?
– Нет, не женат. Никого… нет никого.
И мы замолкаем, однако вместо пейзажа я вижу лишь печальные волоокие глаза с кудрявыми ресницами.
– Я не пойду в гостиницу. Вы сами.
– Почему?
– В таком виде не пойду!
– Женя, прекрати! Я в таком же виде! Поэтому встал, вышел и пошёл со мной! Ты же знаешь, что ты не бомж?! Главное, что ты это знаешь! А всё остальное неважно!
– Нет, – всё ещё сопротивляется Женька.
– Пошли, – смягчаюсь я, выходя из роли училки. – Познакомишься с вахтёршами. Это общежитие, Женя, это важно тем более, потому что в следующий раз вы там появитесь без меня. Давай, выходи!
И мы выходим, и знакомимся, и даже поднимаемся на пятый этаж, чтобы оценить бытовые условия: кровать, чистые простыни, душ и туалет в номере – это всё, но и это представляется сказкой.
– А откуда вы тут всех знаете? – спрашивает Женька на обратном пути, упорно отказываясь от пирожного, которое я с неменьшим упорством пытаюсь ему скормить.
– Ну, пока заборы ставила, участок под застройку расчищала и из дома хлам выкидывала, тут останавливалась, чтобы в Москву по два часа туда-сюда не мотаться.
– Два часа? А как же вы работать будете? Это же четыре часа в день?
– Ну, вот… как-то так и буду. Ты точно не хочешь пироженку? Ну, почему нет? Что значит не хочешь? Если я хочу, то как ты можешь не хотеть? Слушай, а как вы едите, когда на объекте находитесь? – спрашиваю я, чем ставлю парня явно в неудобное положение: ему стыдно признаться, что как придется, так они и питаются, ну, наконец, когда жрать захочется, то чего-нибудь готовят себе в мультиварке. – Женечка, а хочешь я завтра вам пирог испеку?
– Это если только вы захотите.
– А какой ты пирог хочешь? Что ты любишь? – и Женечка уже не знает куда от меня деться, но стойко переносит эту пытку, повторяя, как попугай, что ему всё равно и если только я захочу. Впрочем, я скоро отстаю от парня, полная мыслей о том, как и чем завтра накормлю это чудо.
Женечка высаживает меня на участке, где Антон уже успел выгрузить лес без моего чуткого руководства, а потому на самом видном месте… и смыться за Витьком на другой объект. Женька спешит вслед за Антоном. Я остаюсь одна. Пытаюсь перетаскать лес, но если шестиметровая пятидесятка мне ещё мало-мальски под силу, то брус в сто пятьдесят – это фантастика, поэтому накрываю доски хламом и отправляюсь в Москву печь пироги.
И вот уже следующим днем с рюкзаком полным еды спешу на свою солнечную фазенду, где меня ждёт мой маленький уютный домик и трое голодных парней. Впрочем, эта картинка из моего воображения, а в реальности – пасмурно, дождливо, промозгло; на участке хлюпает грязь, стоит развалившийся дом и фундамент бытовки, накрытый готовым к монтажу брусом. Над ним колдует хмурый, строгий и неразговорчивый парень.
– Виктор?
– Да.
– Рита…
– Очень приятно, – и он возвращается к своим занятиям, больше меня не замечая, словно я предмет, сливающийся с пространством, грозящий стать назойливой мухой, поэтому иду до Антона:
– Доброе утро! Как вы тут?
– Хорошо.
– Давно начали?
– Да не… часов с восьми.
– Я пироги привезла, как чай захотите, скажите.
– Хорошо, но пока ещё рано… потом…
– Как скажете. А где Малой?
– Кто?
– Женька!
– Почему Малой?
– Ну, я так понимаю, он самый младший из всех, поэтому… и Малой.
– Не… – расплывается в добродушной улыбке Оглобля, – он самый старший из нас.
– Да-а-а-а… – удивленно тяну, ибо так не угадать – это сильно, но всё одно иду искать Малого, чтобы сообщить и ему о пирогах.
Все заняты. Я тоже ищу для себя возможность быть полезной, а поскольку Малой собирается красить панели, предлагаю себя в качестве помощника на этот лёгкий труд.
– Нет! – тут же отрезает Виктор. – Не надо!
Ретируюсь на задний двор, устраиваю очередное кострище, придумываю себе урок на день и время от времени пытаю Малого с Антоном по поводу чая, пирога, обеда, почти взрываюсь, когда время начинает близиться к четырём дня, а эти трое трудятся и курят без отрыва от работы так, словно питаются дымом, воздухом и водой.
– Ну, вот теперь… наверное, можно и чаю… – замечает Антон, когда я проползаю в очередной раз мимо, ибо даже за своими трудами не забываю поглядывать за чужими.
Впрочем, там идёт всё так ладно и складно, что политику партии «Это мой домик, поэтому…» я быстро забываю, ибо работают профессионалы, не только знающие своё дело, но и забывающиеся в радости труда. Да, именно такое впечатление у меня создается, уж очень слажено и споро у парней всё выходит, словно их также, как и меня, увлекает идея овеществления мечты маленького домика, несмотря на то, что для них это ничто иное как простая бытовка – временное жилье, где можно перекантоваться до времени. В наших головах живут разные мысли и образы, но это не мешает нам совпасть в чувстве спешной радости.
И вот наконец-то у меня предоставилась возможность накормить эту братию. Быстренько организовав стол, я пытаюсь ретироваться, чтобы не смущать парней своим мельтешением, но Антон спрашивает о таблетках.
– Какие таблетки?
– От головы… может у вас есть? А то у Витька с утра голова болит… А сахара нет?
– А! Так вот почему он весь день суровый и смурной?! – радостно догадываюсь я, и это невольно заставляет Виктора впервые улыбнуться. – Сахара нет, но сейчас в магазин схожу, а заодно выясню, где тут местная аптека, хорошо?
Я стала нужной! Я спешу по делам! Притаскиваю сахар, пока ещё чай недопит, докладываю об аптеке и собираюсь в долгий путь, но меня тормозят:
– Не надо. Спасибо. Кстати, пирог очень вкусный.
– Да? Хорошо, если так. Но вот вы уверены, Виктор, что не надо?
– Не нужно, уже почти прошла.
– Ну, как скажете… – отстаю я, ибо это не Малой, тут и получить можно. – А где Малой? – вдруг замечаю отсутствие за столом Женьки. – Где Малой? Чай же почти остыл!
– Он там… – машет Антон рукой в сторону дома, где лишь и только лишь один пол, но Женечки на нём нет.
– Где там? Женечка, ты где?!
– Тут… – слышится из-под фундамента, исчезнувшего под полом.
– Где там?! Там же вода! Женечка, ты где? Ты как там, маленький? – заглядываю я под брусья, затылком чувствуя, как парни потешаются над этой моей суетой. – Женечка, ты на чём там лежишь? Антон, – выпрямляюсь я, – в доме много хлама, надо диван притащить и туда ему засунуть…
– Не надо! – слышится из-под фундамента.
– Надо, Женя, надо! Антон, что сидишь! Пошли! Пусть на диване лежит! – и я отправляюсь на поиски мягких «запчастей» от дивана, полная решимости устроить под фундаментом царское ложе. – Женечка! Женечка, ты где там? – победоносно возвращаюсь, таща за собой диванную спинку, так как Антон и не подумал тронуться с места. – Женечка, ты только скажи, куда тебе его засунуть.
На последнем слове, как мне показалось, кто-то за спиной подавился чаем, а Женя впервые резко ответил, что никуда ничего ему засовывать не надо. Я оставила свои хлопоты и уселась рядом в ожидании Малого, дабы убедиться, что он тоже поел.
– Антон, положи его справа от меня… в лужу… – но Антон курил и пил чай, поэтому я приказала ему сидеть, а сама бросилась хлопотать. – Сиди! Женечка, я правильно тебя поняла… ты хочешь, чтобы я тебе его сюда засунула? Антон, я правильно его поняла? – однако Антон не отозвался. – Виктор, я правильно его поняла?
– Мы порой его сами плохо понимаем… – отозвался где-то за спиной Виктор.
– Женечка, ты где там? Смотри, я сую… Я правильно сую?
– Правильно!
Первым не выдержал Антон. Вторым Виктор. Малой, кажется, выматерился. Я встала с победосным видом, воодушевленная успехом операции, однако и диван не помог: Малой вылез весь мокрый и в грязи.
– Женечка! – опять закудахтала я. – А есть сухая куртка? Холодно же… Как ты будешь?
– Нормально, бывало и хуже… – отмахнулся от меня Женька и закурил.
– Надень мою, – предложил Антон, но и от него отмахнулось моё волоокое Чудо и принялось хлебать чай.
Уже начинало смеркаться, когда парни принялись за стены, а этот момент я никак не могла пропустить, поэтому, дожигая своё кострище, всё чаще и чаще с интересом подходила к ним, чтобы посмотреть на этот процесс. После чая Виктор как-то потеплел и подобрел что ли, отчего я перестала чувствовать себе излишне назойливой. Увидев свой первый угол, я отправилась в Москву печь пироги, попросив Антона по отъезду взглянуть на моё пожарище.
И следующим днём я также спешила с полным рюкзаком еды, а в небе порой из серого молока проглядывало солнышко. На фазенде я нашла не только всех в добром духе и здравии, но и дом с тремя стенами.
– Я кофе привезла, скажите, когда сделать…
– Хорошо. Мы сейчас стены закончим, потом кофе попьём, и нам надо с вами уже на рынок ехать за кровлей.
– Хорошо, Виктор, как скажете.
– Что вы насчёт кровли решили?
– Ну, с ондулином вы меня переубедили, металлочерепица не пойдет, так как угол наклона меньше четырнадцати градусов, поэтому профнастил.
Виктор кивнул, а я полезла любопытничать в домик.
– Антон, привет! А где Малой? – закричала я, потому что Антон что-то шумел наверху.
– Где-то здесь?
– Женя, привет! – найдя взглядом Малого, закричала я, как вдруг почувствовала, что за спиной что-то грохнулось.
Я резко обернулась: Антон успел уже не только сигануть с два восемьдесят вниз, но и, подхватив что-то с пола, запрыгнуть обратно. Я увидела лишь момент, как он подтягивался свободной рукой на два восемьдесят и, легко переступив ступень в метр двадцать пять, вновь оказаться наверху так, словно поднимался по обычной лестнице. На какое-то мгновение я застыла в изумлении, потому что такие фокусы при моём росте в метр с кепкой кажутся умопомрачительными. Но больше всего меня поразила та легкость, с которой этот Тарзан забрался обратно на стену будучи одетым в безразмерную куртку, ватники и огромные резиновые сапоги.
– Чё? – послышалось смешливое сверху.
– Я кофе привезла. Ты его с молоком пьешь или как?
– С молоком чуть-чуть… и сахаром, – и Тарзан расплылся в довольной улыбке.
– Тогда схожу за молоком. Женечка! – вновь закричала я, отведя-таки взгляд от Тарзана.
– Малой у нас по чаю… – послышалось сверху.
– А Витя?
– По молоку…
– Тогда я точно за молоком. 
И я ушла, по дороге вспоминая Берроуза. В своём отрочестве я с воодушевлением читала все книги о Тарзане ровно до того момента, пока в одной из историй главный герой не оказался за бортом парохода у берегов Африки у мыса Доброй Надежды, чтобы после непрерывного четырнадцатичасового плавания оказаться, кажется, у мыса Альмади, обогнав при этом пароход со злоумышленниками. «Понадобилось много часов прежде, чем стальные мускулы Тарзана устали», – объяснял успехи своего героя автор. Я подошла к географической карте: Тарзан оказался выдумкой. Нет, конечно, маленький лорд может выжить в джунглях и стать вожаком обезьян, а потом жениться на прекрасной леди, но проплыть пол-Африки – это фантастика. Если честно, это было серьёзное расстройство моего пролетарского детства – Африка лишила меня сказки. И вот спустя много лет я – престарелая леди в калошах и с авоськой – тащилась в магазин за молоком, со смехом понимая: Тарзан – это реальность, у Берроуза был прототип.
Но вот мы уже сидим за импровизированным столом, жуём пироги, пьем чай, точнее, Малой пьёт чай, а остальные разновкусный кофе из солнечной Армении: у меня крепкий без молока и сахара, у Виктора с молоком, у Антошки просто сладкая мешанина. Я выспрашиваю ребят, как они ночевали; меня выспрашивают, как я нашла это место.
– Ну, дёшево и удобно: приехал, переспа… – запинаюсь, но слово вылетело, поставив меня в тупик, – точнее… пере… перено… – я в ужасе пытаюсь подобрать слово и не могу, – переночевал! и поехал…
– Да, мы всё поняли!
Все дружно потешаются надо мной. Оправдываться нет смысла, однако эта оговорка по дедушке Фрейду меня серьёзно озадачила: ищу к ней истоки в своём подсознании и не могу найти.
– Всё! Нам пора ехать, – возвращает меня Виктор из задумчивости в мир мирской суеты. – Где тут ближайший рынок?
– Ну… – с готовностью начинаю перечислять всё исследованное мной.
– Нет. Тоже нет, – отметает мои варианты Виктор, – мы там уже были. Ладно, в дороге решим.
Виктор оказался Шумахером, ибо уже на первом развороте я инстинктивно схватила руками воздух и закрыла глаза, чтобы не закричать, когда поняла, что мы несёмся навстречу фуре. Двойная сплошная и отбойники по сторонам дороги? Всё это глупости, придуманные для слабаков. Однако, видимо, испуг мой был настолько очевиден, что водитель больше себе подобных вольностей не позволял, но так как мы объехали все окрестные рынки, пока Шумахер не нашел удовлетворяющий его кровельный материал, я всё же утомилась хватать воздух руками и напряженно выдыхать. Дальше дело оставалось за малым – за лесом для обрешетки и каркасом моей полки. Благо пилорама была через дорогу.
– Для чего эта полка?
– Это будет что-то вроде второго этажа…
– Какая ширина? Высота? – спрашивал Виктор.
– И зачем он? – влезал Антон.
– Я там спать буду… Артём обещал, что вы сделаете всё на месте ровно так, как я попрошу, потому что не сумела ему вразумительно ничего объяснить по телефону.
– Сделаем, – соглашался Виктор, когда Антона больше интересовали размеры моего ложа.
И вот мы на пилораме. Виктор решает какой и в каком количестве ему требуется лес, а заодно убирает мою фантазию о листе OSB в качестве основы для этажа, предложив его заменить «ладой».
– Чем? Какой ладой? Я ничего не слышала об этом… – несогласно отвечаю я, поскольку над полкой из «лады» сначала нужно подумать.
– Из лаги! Ла-ги!
– А лаги! – радостно восклицаю, ибо это слово мне известно
И я с лёгкостью соглашаюсь заменить OSB на лаги тем более, что меня уже больше занимает ослышка по дедушке Фрейду, а Виктор обещает, что всё будет хорошо, что второй этаж мой будет крепкий, что они и себе делают всегда нечто подобное…
– Хорошо, хорошо, Виктор, я вам верю… и полностью полагаюсь на ваш вкус. Только для крепости, Артём сказал, нужно по центру поставить упор… Так вот я не хочу по центру. Его нужно сместить вправо?
– Да, конечно, без проблем.
– Тогда надо и на него сразу материал посчитать…
Виктор согласно кивает, но уже плохо слышит меня: подошёл продавец, и у мальчиков свой разговор. И вот уже кого-то загоняют на леса спускать лаги, а Виктор подхватывает на плечо шестиметровый брус сто на сто, подходит с ним к машине, но что-то там передумывает в своей голове, машет рукой в направлении дома и сообщает, что он сейчас отнесёт и вернется. Я только и могу, что застыть в ужасе:
– Витя… Витя… ты куда…
– Куда это он? – интересуется подошедший ко мне старик-продавец.
– Домой понёс…
– Далеко?
– Метров двести будет… – вышёптываю упавшим голосом.
– А?!. Я тоже… в молодости… так геройствовал, – замечает старик с завистью, – больше уж не выходит…
Старик уходит распоряжаться о лесе, а я остаюсь стоять в прострации, ибо за Витей в этот момент плывёт и моё сердце… Это безумство такое глупое, ненужное и напрасное, но такое впечатляющее, молчаливое и незаметное. Шумахер оказался Гераклом. Я сломалась, я восхитилась, я влюбилась. В кого? В Витю? В Антона? В Женьку? В Геракла? В Тарзана? Или в маленькое волоокое Чудо? Витя, Витенька, Антошка. Витя, Витечка, Малой!
– Вот…
– Что вот?
– Чек. К оплате, – старик вывел меня из прострации и отправил в кассу через дорогу.
И этой дороги мне уже не хватило, чтобы прийти в себя и хоть как-то охолонуться, типа, мол, тяжело было закинуть этот чёртов брус на багажник, вот и потащил, чтобы не уронить лицо. Лица не было перед кем ронять. Перед старой хлопотливой и суетливой заказчицей, у которой сын на два года моложе его и Антона? Помыслить подобное, значило впасть в самовлюбленную ересь, допустив мысль, что ты понравилась юному мальчишке.
И я вернулась на свою фазенду влюбленная по уши в мир: в небо, в солнце, в холодный мартовский ветер; в этих прекрасных мальчишек, способных так весело и легко переносить тяжелый труд, не ныть и не терять присутствия духа в невыносимых бытовых условиях, способных споро и красиво работать. Я влюбилась в сильных и сказочных богатырей, полных русского духа и достоинства; весёлых и добрых парней, с которыми не страшно ни в огонь, ни в воду, ни край света. Но, принявшись копошиться по своим заботам, вдруг услышала, как кто-то бранится.
– Антон, это ты ругаешься матом?
– Да, я…
Влюблённая женщина игрива, а влюбленная старуха – это игривый жизненный опыт. И он уже всё расставил в этой троице по местам, разложил по полочкам, наделил всех ролями: Виктор – к восхищению, мол, есть ещё в русских селеньях… и дальше по протоколу; Малой – под крыло материнской опеки; ну, а  Антошка – для развлечения как самое безобидное чадо, над которым можно беззастенчиво шутить и троллить. Почему именно Антон? Это Тарзан Берроуза жил среди обезьян, а наш в мире полном женских особей единоутробной расы, и они его не оставляли равнодушными. Короче, Антошка был ловелас и поэтому с лёгкостью мог поддержать шутки полные скрытых подтекстов и безобидный флирт.
– Ох, Антон… Если бы ты был моим учеником…
– То что?
– Ох, я бы тебя наказала за такие выходки…
– И как?
– Долго…
– Да-а-а?..
– Да-а-а… Мучительно долго… Ты бы устал…
– Так накажите!
– Тебе не понравится.
– Откуда вы знаете?
– Поверь, тебе не понравится…
– Но так расскажите сначала, а потом…
– Хватит! Работай! Потом расскажу… Витя, вы до которого часа собираетесь сегодня здесь быть?
– Сегодня закончим.
– Нет, сегодня вы не закончите, уже темнеет, а у вас ещё крыша, моя полочка и крыльцо.
– Закончим.
– Нет!
– Да, хотя с вашими соседями… можем и не успеть…
И тут я заметалась: уехать я не могла, так как мой второй этаж требовал чуткого руководства, очень чуткого руководства, ибо в моих мыслях он составлял неотъемлемую часть интерьера с белыми стенами, салфеточками, платочками и «цветуёчками», вписываясь в него воздушно парящей девичьей кроватью с разными подушечками, лампочками, книжечками.  Однако у меня садился телефон, зарядка к которому была в Москве, а без телефона в современном мире как без рук. Зарядка Малого подходила, но она была в гостинице, поэтому я объявила, что не просто остаюсь с ними, а переселю Виктора в двухместный номер к Малому, а сама займусь наказанием Антошки в его одиночных апартаментах. Малой пилил, Виктор, кажется, хмурился, Антошка же с весёлым воодушевлением поддерживал мои забавы.
Я успела написать сыну СМС-ку и сообщить, что остаюсь на ночь в гостинице прежде, чем телефон окончательно сдох и перестал подавать признаки жизни, и стала искать себе занятий. Однако уже окончательно стемнело, а ломать ноги, разбирая старый хлам в темноте дома, мне было совершенно не с руки. 
– Маргарита, если вам совершенно нечем занять, то можете убирать строительный мусор, – предложил Антон, и я с радость ухватилась за эту работу.
Однако эта моя суета отвлекала ребят, ибо требовала комментариев, что есть мусор, а не подготовленный строительный материал. В общем, я стала совершенно там лишней, ибо моя восхитительная троица спешила закончить объект, и все её мысли обратились к работе, даже Антон сосредоточенно молчал. Меня же перспектива слоняться несколько часов без работы и мерзнуть в темноте мало вдохновляла, к тому же саднила мысль о коньяке, который давно дожидался своего часа… И тут я вспомнила, что договор на строительство тоже в Москве, а к утру Артём просил его не забыть, и я резко передумала. Дав Виктору особо ценные указания относительно своего второго этажа, особо точные и исчерпывающие, я заспешила в Москву, чтобы успеть не поставить сына в неудобное положение, так как предвосхищала, что он будет не один…
Всю дорогу – в электричке, метро, МЦК – я безуспешно реанимировала свой телефон, чтобы предупредить сына о возвращении, а мыслями уносилась туда в жуткую темноту, холод и неуютство быта, где звучала задорная песнь ударного труда, стремясь превратить в быль мечту бабушки Риты.
– Привет… а ты как здесь… а я уже… – растерянно глядя на меня, оторопел у порога сын.
– Я так и поняла. Ты ещё один или нет?
– Пока один, но через полчаса должен идти встречать… – сын был в полной растерянности.
– Отлично! У меня есть полчаса! Сделай мне чай. Сладкий. С лимоном. Чёрный. Горячий. Я замерзла. Еда есть? Нет. Свари яйца.
– Подожди… дай подумать… дай я подумаю…
– Расслабься! И не мельтеши перед глазами. Это не та ситуация, в которой надо думать, тут выбор очевиден: между матерью и невестой выбор всегда должен оставаться за последней!
– Но…
– Не мельтеши! Мне надо сосредоточиться… Где договор? Зарядка…
– Ты почему с собой зарядку не берешь?! – стал обретать голос сын, приходя в себя. – Стой! Успокойся! Куда ты на ночь глядя! Остановись, я сказал!
– Иди варить яйца! Алло! Девочки, добрый вечер! Это ваша постоялица из 211, я последние две недели у вас часто останавливалась. Не помните. Ладно, вопрос в другом: если я приеду сегодня к полуночи, поселите меня? Как это нет? Кто сказал поздно? Вы гостиница или общежитие? Нет, вы гостиница! Ладно, хорошо я постараюсь побыстрее, но к полуночи точно ждите. Хорошо, спасибо.
В полночь я стояла на вахте. Мальчишек в гостинице не было, они всё ещё оставались в холоде, голоде, темноте и неуютстве. Беспокойство о Малом взяло верх, и я позвонила на тот единственный телефон, который у меня был. И это был номер Антона:
– Антон, привет! Это Маргарита. Уже заканчиваете? Хорошо. Вам гостиницу на сутки подлить? Нет. Точно не надо? Ладно, как скажете. Вы что-нибудь хотите определенное? В смысле еды купить! Да, здесь, на вахте. Еды купить? Не знает он. Ладно, у вас десять минут, подумайте и, если что-нибудь надумаете, наберешь меня.
К моему удивлению еду заказали, чему я несказанно обрадовалась, так как представилась возможность накормить эту братию без силового давления. Вытребовав на вахте чайник и пронесясь ураганом по магазину, к часу ночи я покончила со всеми хлопотами. Мальчишки ещё не возвращались, поэтому написав сообщение Антону: «На ужин курица и рыба, кто-нибудь зайдите в 211, усну – разбудить!!! (,) а то к утру всё испортится», я рухнула спать.
В четыре часа утра Антон пришёл за едой и стал искать место, где бы усесться.
– Вы сумасшедшие, Антон! Так нельзя! Кто вас и куда гонит? Вам же платят за объём, а не за время, правильно? Так. Это у нас курица, правда, она остыла. Эта вот тебе чайник! Там вода! Я его помыла. Можно пользоваться. Мальчишки как? Что значит уже улеглись?
Я остановилась. Окончательно проснулась. Антон пришёл не за едой…
– Ладно, еду отставить, – и, оставив сумку в покое, я забралась с ногами на кровать, прислонилась к стенке и впервые увидела парня не в безразмерной робе, не в сапожищах и без шапки. Парень был зачётный: красавец, удалец, богатырь, добрый молодец.
– Вы всё закончили?
– Да, – и он что-то стал рассказывать, а я слушать. – Кстати, Артёму совсем не следует знать, что мы так поздно закончили.
– Антон, это неправильно! Себя нужно беречь, – и я стала что-то вещать, а он слушать.
Когда училка во мне выдохлась, я спросила о времени подъёма. Оно было в семь утра. Во мне тут же проснулась мамочка, отчего я засуетилась вновь о еде, на которую не оставалось времени и о том, что Антону необходимо быстро идти спать, иначе он совсем не выспится. Мы договорились кто и кого будит, и я отправила поскорее парня в постель, прекратив весь поток своих восклицаний о том, что и как можно в этом мире, а что – нельзя.
– А вы ведь меня так и не наказали, – долетело мне громкое уже где-то из глубины тёмного коридора, когда я закрывала за ним двери. 
– Иди спать! Не выспишься ведь! Для наказания времени слишком мало! Это дело знаешь ли… – я остановилась, Антону нужно было спать, а не шутить.
Однако он сообщил, что готов нести наказание до утра и трудиться без передышки, я рассмеялась… и отправила его к ребятам.
Была половина пятого утра, я снова рухнула в постель и почти уснула без каких-либо мыслей, и спокойно бы спала, если бы минут через десять не схватила слуховую галлюцинацию: «Спокойной ночи», – прошептал мне кто-то над ухом.  Возможно, это так надо мной пошутил Антошка, зашептав сие пожелание в замочную скважину. Возможно, это ко мне спустилось его беспокойное эго, готовое к ударному труду и сверхурочной работе. Возможно, это был бред моего воспалённого воображения. Но чтобы это ни было, сон у меня отшибло напрочь, я ворочалась в постели и думала… нет, не о России, о мире: в голове кружился какой-то сумбур из цивилизаций, метатекстов, лил Кришны, мессианских идей и прочей ереси полудремлющего сознания, однако к утру и это прошло.
Разбудил меня всё тот же Антошка и приказал спускаться, так как через пять минут они выезжали на объект. Я молча и покорно собралась, вернула на вахту так и не пригодившийся чайник, и вышла в хмурое, холодное и ветреное утро марта, раздумывая, как и когда же мне кормить этих архаровцев.
– Всем доброе утро! – весело поздоровалась я, завидев первую спину на лестнице.
– Я здесь один, – недовольно отозвался Антон, повернувшись ко мне.
– О! Антошка, – обрадовалась я, – доброе утро! Ты как? Выспался хоть немного?
Мне что-то пробурчали в ответ и закурили. Я не расслышала, так уже шла посмотреть на Малого и Виктора. «Ребята, привет!» – закричалось мне радостно, но радость осталась неразделённой. Мы сели в машину и погнали, так как за рулем был Виктор, однако дорога была свободной, скоростной режим приемлемым, отчего я скоро потерялась в пейзаже, растворившись мыслями в пространстве.
Все были хмурые, молчаливые и какие-то сосредоточенные. И только в одной моей голове неслась восторженная патриотическая чушь про прекрасное утро, мир, фазенду, сад, маленький домик и дорогих сердцу гостей. В этой инстаграмовской картинке я вся в белом сидела на белой веранде и штопала штаны Антошки. Антошка сидел справа и трудился над своим наказанием, выводя долгими строчками в чистой тетради одну единственную фразу: "Матом ругаться унизительно, унизительно ругаться матом".
- У меня уже рука устала!
- Я же предупреждала: тебе не понравиться. Сколько раз написал?
- Двадцать пять...
- Отлично! Ещё столько же осталось. Продолжай!
Антон мучительно вдыхает, но я уже смотрю налево, туда где за столом, покрытым белоснежной скатертью, сидит Малой и ест геркулесовую кашу. И я за этим вполглаза слежу, потому как основным занятием, кроме штопки, у меня является тайное любование Виктором, что в белой накрахмаленной рубахе колдует над небольшим костерком прямо напротив меня, в саду, утопающем в юной зелени мая.
В реальности же было утро весьма неприветливое. Малой сидел слева и беспокоился об СМС-ках, видимо, какая-то зазноба всё-таки выносила ему мозг. По правую руку Антон слушал музыку и курил в окно. Виктор… Виктора моё сознание считывало впереди, когда устремляло взгляд в зеркало заднего вида: резко очерченные брови, глубоко посаженные глаза, прямой профиль носа, сосредоточенная вертикальная складка на лбу… Я старалась и не могла даже предположить, какая мысль живёт в голове этого серьёзного парня сейчас… сейчас… сейчас… каждое мгновение, минуту назад. Но вот я отвлекаюсь на знакомую мелодию. На волоокие печальные глаза Малого. Пытаюсь сказать ему что-то теплое, но в речь попадает слово наказание, заставляя оживиться Антона: «Я понял наказание заключалось в том, что не было наказания». Мы шутим, но скоро успокаиваемся, а в зеркале… в зеркале непроницаемый взгляд Виктора.
Мы мчимся сквозь мрачный пейзаж, в машине три мрачных парня, холод и внутри, и снаружи… а меня разрывает от благодарности, нежности и любви. О, сколько прекрасных будущих осталось позади в той дороге. Они за нами так и не успели.
Однако мы приехали на объект. И я заспешила к своему сказочному домику, и то, что он похож на бытовку, не имело для меня ровно никакого значения. Обошла его вокруг и осталась довольна. Стала подниматься по ступенькам своего нового крыльца, которое привело меня в небольшое расстройство:
– Виктор, я же просила сделать его шире…
– И так самые широкие ступеньки сделали, – отвечает Виктор.
– Шире, – показываю я, разводя руки в стороны.
– Это длиннее, – резонно замечает Виктор и исчезает в пространстве.
Я вздыхаю, креплюсь: сама виновата – ЦУ были не совсем точными.
Захожу в домик… и столбенею. У меня есть второй этаж? Да, есть.
Реальность быстро опутывает меня своими силками со всех сторон и начинает душит. Моя кровать! Мой дизайн! Мой легкий воздушный интерьер! Всё летит к чертовой матери. Дедушка Фрейд стоит рядом, ехидно курит и по-отечески хлопает меня по плечу. Да, в моей голове жил маленький сказочный домик, но в голове парней – бытовка. В моей голове кружилось девичье ложе, а в голове мужиков… я даже боюсь себе представить, что там кружилось, но дедушка Фрейд мне всё терпеливо объясняет.
Половые лаги настила вместо тонкого OSB через каждые сорок сантиметров закреплены такими же поперечными лагами, что утяжеляет всю конструкцию, делая её намертво крепкой, практичной и бесконечно уродливой. И совсем не на своём месте красуется, поддерживая это убожество, огромный брус, пришпиленный также намертво и к полу, и к настилу. Это брус приковывает к себе взгляд… и приводит меня в великую печальку, потому что он может вписаться во многий интерьер – казарма, кабак, бордель, – но только не в обитель старушки, тихо и мирно доживающий свой век на периферии цивилизации. Я подхожу ближе, захожу под настил и, чуть привстав, упираюсь головой в поперечину: одно неловкое движение, одно радостное восклицание и на голове шишка.
В бытовку заходит Антон.
– Антон! Что это? – чуть не плача, спрашиваю я.
– Кровать, – без смущения отвечает он. – Крепкая! Не упадёт!
– Антон! Я же просила выше! В свой рост!
– Как сказали, так и сделали… – и он берёт рулетку, чтобы измерить высоту: высота – должная.
Я встаю в пролёте между поперечинами, поднимаюсь на носочки – всё так. 
– А столб! Почему он тут?
– Вы же сказали справа. Он справа.
Да, всё так, столб справа, но только – с другого.
– Анто-о-он, – выдыхаю я протяжно и жалобно.
– Что?
– Зачем же он такой огромный? Достаточно было бы пятидесятки!
– Крепче будет! – заверяет меня мальчишка, довольный собой. – Я сам его прикрутил! Что-то не так? Всё же как сказано? – и он снова берется за рулетку.
Дедушка Фрейд – в восторге, моя – в истерике:
– Виктор! Витя… – обращаюсь к зашедшему Виктору, но гасну под его сосредоточенным взглядом.
– Ты всё собрал? – не замечая меня, обращается он к Антону, и тот исчезает. – Всё хорошо? – но я в прострации, поэтому, не дождавшись ответа, он тоже исчезает в сумрачном утре.
Я же отхожу на приличное расстояние, чтобы помыслить о том, как смогу своими силами исправить это убожество. Но, увы, тут трудились три богатыря, поэтому я бессильна, мой дом может рухнуть, случись землетрясение, но только не эти дизайнерские решения. Эти выдержат любое потрясение! И я выбегаю на задний двор, прячусь в доме, чтобы хоть как-то собраться с мыслями и прийти в себя.
Где-то там идёт суета сборов.
– А вот вы где? – находит меня Антон. – Куда мусор строительный можно сложить? Артём подъехал. Торопит. О, а когда окна привезли? Почему я не видел?
– Антон, оставь… куда хочешь… вчера… Вы уезжаете? Как уже? А… как же… как так… почему… а еда... а моя кровать… кровать же как…
Одновременно с Артёмом подъехали и установщики окон. Ситуация требует моего присутствия, однако я в полной прострации, дошутилась, что называется, с буйством молодости…
– Что с вами? Так куда мусор?
– Антон, отстань! Не видишь, я в экстазе! Довели всё-таки старую женщину!
– Отчего?
– От ваших нар!
– Мы старались!
– Это факт, старались…
Чувство юмора вернулось, позволив мне взять себя в руки и выйти в люди, приказав плакать потом, в одиночестве и печальке.
– Артём! Да, здравствуйте! Я сейчас. Ребята, доброе утро! Окна там. Идёмте я покажу.
Суета, суета, суета… механическая и отстраненная суета:
– Артём, установщики что-то говорят про внешний контур… Я ничего не понимаю. Помогите мне. Вы ребят на другой объект забираете? Куда? Подольск. Понятно. Хорошие они у вас…
Артём, верно считав моё истеричное состояние, но не его причину, тут же охлаждает мой пыл расставания:
– Да, с ними всегда так, особенно если на объекте живут по месяцу, потом всегда слёзы, – резко вылил он на меня ушат ледяной воды. – Клиент успевает привязаться. Это нормально.
– Да, конечно, я понимаю.
– Вы всё?
– Да.
– Поехали! – приказывает Артём, и все спешат по машинам.
– Виктор! Виктор! Идите сюда, вы забыли… – и я ухожу на объект, подальше от проницательных и беспощадных глаз Артёма, Витя послушно идет за мной. – Тут «рыба», но только не злоупотребляйте сегодня… а впрочем сами разберетесь, вы уже на другом объекте. Вы ещё ничего не ели с утра тут курица… – я опять погружаюсь в наседкины хлопоты, смущая тем самым спешащего Виктора. – Короче, сами разберетесь! – и, вручив ему сумку с продуктами, сухо прощаюсь. – Удачи вам, ребята... И спасибо!
И Виктор улыбается, впервые за всё это хмурое и уродливое утро он улыбается тепло, светло и благодарно. И в душе моей выглядывает солнышко, хотя я точно знаю, что когда все разъедутся и оставят меня в благом одиночестве, мне ещё долго вспоминать этих архаровцев, осваивая их дизайнерские нары.

7 марта 2020 года