Есть в «зоновском» лексиконе слово «заочница». Так называют арестанты незнакомых женщин, с которыми они ведут «амурную» переписку. По-разному эта переписка завязывается. Кто-то разживётся адреском бывшей одноклассницы соседа по бараку; кто-то даст объявление на газетную полосу, в службу знакомств, а чаще - сам вычитает оттуда призыв молодки, разведёнки или вдовушки, тоскующей без мужской ласки. К сожалению, из такой переписки редко выходит что-нибудь путное. Браки арестантов с «заочницами» - недолговечны (хотя, конечно, бывают и исключения).
...В одной из колоний строгого режима «мотал срок» Серёга Ширяев с «погонялом»1 Балабос. Был этот парнишка страшно охоч до «заочниц»! Самому уже под тридцать, пора бы остепениться, - а он всё играет в любовь по переписке.
Сидел Балабос уже по третьему сроку, «раскрутился» на шесть лет за тяжкие телесные (по старому УК - статья 108). Оставалось до «звонка» года полтора. И чем ближе к концу срока, тем активнее подбирал себе Серёга «гарем».
-Секите, пацаны! - рисовал он радужные планы своим «семейникам». - Вот у меня уже девять «тёлок» накопилось - целое стадо! Ирка и Маринка на краткосрочных свиданках были, Ольга сами видели какой «бандяк» подогнала. Откинусь с зоны - и айда гулять по буфету! Сначала - к одной на пару-тройку месяцев; как надоест - к другой, потом - к третьей... Ну - шоколадная житуха!
А тут попадает в колонию Серёгин земляк, даже однокашник Вася Кротов, широко известный в узких кругах знатоков уголовного мира под кликухой Базилио. Обжился на зоне, прибился к той же «семье», что и Серёга. И как-то в самый разгар Балабосовых излияний о «заочной любви» Вася возьми и скажи:
- Слышь, Серый, так я тебе могу такую красючку сосватать - сплошной отпад от Попенгагена до Роттердама!
- А фотку зарисуешь?
- Я тебе что, Паганини - фотки рисовать?! В натуре, снюхаетесь, она тебе сама пришлёт. Зовут Иркой, двадцать три года. Ирка Болотникова. Ноги - от ушей, кроссовки не носит...
- Почему? - не понял Балабос.
- Потому что шнуровать не дотягивается!
- А она наша, волгоградская?
- Ага, живёт на Спартановке.
В общем, получил Серёга вожделенный адресок, написал письмецо. Так, мол, и так, дорогая незнакомка Ира, вы меня не знаете, я вас тоже, но уверен, это грустное обстоятельство не помешает нашей большой любви. Даже сквозь расстояние чувствую я ваше горячее дыхание, ощущаю сладость влажных губ, вижу, как сквозь тонкий шёлк лёгкой блузки просвечивают задорные коричневые соски, острые и твёрдые настолько, что капля, упав на них, разлетается на тысячу мелких брызг, и одна из этих брызг освежает мне душу в тяжёлой неволе, куда попал я совершенно безвинно, по воле злого рока, и к этим вашим соскам мне хочется припасть, как путнику в безводной пустыне, и т.д. и т.п. В общем, нагородил сорок бочек арестантов, заклеил конверт - и пустил в далёкий путь.
Ни через неделю, ни через месяц Балабос ответа не дождался. Но вдруг в один из субботних дней заходит в жилую секцию начальник отряда и, загадочно улыбаясь, говорит Балабосу:
- Торопись, Ширяев, сегодня у тебя радостное событие!
- Какое ещё событие? - настороженно спрашивает Серёга. - «Дачку», что ли, мать прислала?
- Бери выше, чудак: идёшь на свидание!
От неожиданности Балабос даже поперхнулся:
- Какое свидание, гражданин начальник? «Положняковая» свиданка у меня только через два месяца!
- Внеочередное свидание предоставляют вам, гражданин Ширяев. Хотя, будь моя воля, я бы вас и очередного лишил, да закон не позволяет.
- А за какие такие заслуги? - продолжает выпытывать осуждённый (кто его знает, может, подлянка ментовская? Поведут на свиданку, а в оконцовке окажешься в «шизняке»).
- Да вот некая гражданка Болотникова была на личном приёме у начальника колонии, и тот дал своё разрешение.
- Какая ещё Болотникова? Не знаю никакой Болотниковой!
- Как же так - «не знаю»? А письма кто ей писал в город Волгоград с признаниями в любви? Давай по-шустрому в кабинет к начальнику!
Вышел отрядный, а Сергей прямо переменился, плечи развернул, уши топориком, грудь колесом.
- Ну что, - заявляет ошалевшей арестантской братии, - учитесь, пока я жив! К биксёнкам подход нужен, не просто любовь-морковь, а поэзия, страсть, чуть-чуть порнушки - и она твоя! Видали: припёрлась, как декабристка на Чукотку! Сидит там, у «хозяина», изнемогает...
Причесал огрызком гребешка свою стриженую тыковку - и понёсся в помещение штаба.
Стучит аккуратно в дверь с надписью «Начальник ИТУ», входит культурно - здравствуйте, осуждённый такой-то, отряд такой-то, статья такая-то...
- Ну вот, Ширяев, - говорит начальник колонии, - приехала к тебе гражданка Болотникова, прошу любить и жаловать. Узнаёшь?
Только сейчас отвёл Балабос глаза от «хозяина», перевёл их на молодую женщину, сидящую у стены. И даже растерялся. Потому как увидел сестру свою родную, Ирку. А больше - никого.
- Не понял юмора, - растерянно говорит Балабос. - Ты как сюда попала? И где гражданка Болотникова?
- Я гражданка Болотникова, - отвечает ему сеструха и медленно так поднимается. - Два месяца назад замуж я вышла. Так что здравствуй, братишка.
И медленно так подходит к столу.
- Очень рада я, - говорит, - что ты, дорогой Серёжа, ощущаешь моё жаркое дыхание, несмотря ни на какие расстояния. Опасаюсь только, чтобы оно тебя не слишком обожгло...
А на столе стоял керамический кувшинчик с гвоздиками (у начальника несколько дней назад был день рождения).
В общем, как красочно описывал позже сам Балабос, «когда этот кувшинчик оказался на моей голове, я почувствовал, что он разлетается на тысячу мелких осколков...»
А Базилио срочно попросился в другую колонию. Его успели перевести до того, как Балабос выписался их санчасти.