Сергей вырывался на дачу только по выходным. Поэтому картины загородного ландшафта для него прокручивались как кадры при ускоренном просмотре. Ему оставалось только печально констатировать, что с каждой поездкой на дачу к зелени холмов больше и больше прибавляется оранжевых пятен. И солнце становится все спокойнее. Уж небо осенью дышало и ни ничего не возразишь. Не успел вдоволь насладиться купальным сезоном, а он вытесняется бархатным. А там и закрытие дачного сезона. Погода скоро начнет окончательно портиться. Ему, конечно, и по плохой погоде судьба на дачу мотаться. Планы по весне были наполеоновские. Но завод мешал даче. В результате дачные планы сорваны. Заводские тоже, хотя дача заводу не мешала. Но если заводские планы сорваны нет премии. А когда нет премии, нет денег нанять рабочих. Все приходится делать самому. Теперь какие-то работы придется перенести на следующий год. Но есть те, что нужно обязательно доделать пока зима не ударила. И потому важен каждый день.
Как бедному жениться, так и ночь коротка. В это субботнее утро, когда он был уже перед дверью, чтобы рвануть на дачу, позвонили с завода. Премия важнее. Даче пришлось подвинуться. Он уши увяз в заводских проблемах, когда позвонила жена и сказала, что выезжает на дачу с детьми. Они купят мяса на шашлыки. Сергей сказал, что освободится нескоро и поэтому затягивать с шашлыками ради него не стоит. Наконец, около двух, когда он, освободился, выезжая с завода, он позвонил и предупредил жену.
- Мы тебя не стали ждать, как ты сказал, - ответила она, - Садимся за стол. Но мы для тебя оставили вторую порцию. А ты заскочи на рынок. Выбери дыню получше. Там, знаешь, прямо с машины продают.
На выезде из города, за заправкой притулился маленький базарчик у дороги. И тут же на пятачке рядом с базаром останавливались пригородные автобусы. Добирали пассажиров, направляющихся в пригородные поселки. Этот базарчик Сергей обычно проезжал, не останавливаясь. Покупал все для дачи в городе. Но теперь он ехал с завода по объездной дороге. Не стал делать крюк в город. Так быстрее. Дыни с машин на выезде продавали неплохие. Он купил отменную, пахучую. И положил не в багажник, а в салон на коврик у заднего сидения. Для запаха. Стоянка перед базарчиком была забита, и ему пришлось выруливать по-черепашьи, аккуратно объезжая машины, автобусы и снующих туда-сюда людей. И тут какая-то женщина махнула ему. Он удивился. Кто ему тут может сигналить, как родному? Но притормозил.
- Довезете?- она заглянула в открытое окошко и так смущенно улыбнулась, что Сергей не мог отказать. Да и собственно, не перетрудится. Хотя кто она? Куда ей? И откуда при такой дороге, которая многократно разветвляется, она знает, куда он едет?
- Куда? - спросил Сергей.
Женщина посмотрела на него с недоумением.
- До «Горных полян», - сказала она, вроде бы это и так понятно, - А вы разве не туда едете?
- Садитесь, - сказал Сергей.
Да, он ехал в «Горные поляны». Там была его дача. Но она откуда знает? Вроде бы, он ее на дачах не встречал.
Но следом он подумал, что в этом нет ничего удивительного. Так, как говорит жена, его загонял родной завод, что он из женщин видит только заднюю бабку. Завод с утра до вечера. А дача только по выходным. И то не всегда. И там он пашет, как проклятый. Подгоняет машину прямо к своим воротам. Некогда зыркать по сторонам. Загнал, и давай пахать там, пока семь потов не сойдет. А как сойдет, так по дачам никакой охоты ходить. Даже за ворота не выглядывает. Понятно, что он многих не знает. Была бы эта дама хоть чем-то приметная, другое дело. Он бы запомнил. А тут серое пятно. Задняя бабка. Не на что глаз положить: Среднего роста, рыхловатая, полноватая, очень просто одетая. Даже глаз не видно, потому что в темных очках.
Первые пятнадцать километров дорога, окаймленная то тополями, то орехами, шла ровно. Сергей обыкновенно проскакивал этот участок быстро.
- Можно прикрыть окно, а то дует? - послышалось сзади.
- А вы передвиньтесь туда, где не дует, - ответил он, но окно прикрыл, оставив щель, чтобы вовсе не задохнуться.
- А там у вас дыня.
- Разве она вам помешает? – он посмотрел в зеркало. Она передвинулась.
- Ничего, что я так нахально напросилась?
- Ничего, - сказал он, подумав, раз уж напросилась, что теперь спрашиваешь? На полдороге не выброшу.
Проехали немного
- Ой, можно помедленней, - услышал он, - А то я укачиваюсь.
Он сбавил скорость. Начался подъем в гору. Запетлял серпантин. Сергею нравился этот участок дороги. И особенно нравился, ранней осенью. Горы тут - одно название. Крутые холмы. Но красивые. Едешь, а перед тобой, поворот за поворотом, разворачивается зелено-желто-красный ковер сентября. Хотя вдосталь налюбоваться у него никак не получалось. Нужно дело следить за дорогой. А теперь, из-за своей спутницы он сбавил скорость, и мог немного полюбоваться природой. Он даже прижался на одном из поворотов к обочине, чтобы пропустить пару машин, которые плелись за ним и не решались пересечь сплошную.
- Что-то случилось? – встревожилась пассажирка.
- Ничего не случилось. Я тех, кто за мной, пропускаю. Тут же сплошная. Они не могут меня обогнать. Правила. И опасно. На серпантине не видно машины за поворотом.
- А у меня муж, так тот обгоняет.
- Ну, передайте привет вашему мужу. Это до поры до времени. Или столкнется с кем-нибудь, или поймают и права отберут.
- А муж говорит, что правила написаны для дураков.
- Я думаю, что правила написаны так, что те, кто нарушают, те и оказываются в дураках.
- А вы правил не нарушаете?
- Представьте себе. По крайней мере, осознанно не нарушаю. Могу что-то не заметить. Бывает. Но это все может плохо закончиться.
Он думал-думал и все-таки вспомнил ее. А потом даже вспомнил ее участок. Заброшенный участок с маленьким одноэтажным домиком за невысоким дощатым забором. Участок долго не могли продать. И на заборе зеленой краской, как курица лапой, было выведено: «продаю». Значит, эта дама и купила его. И купила, наверное, не так давно.
- И как ваша дача? – он спросил, чтобы хоть что-нибудь сказать, - Приносит удовольствие? Или отдачу?
- Какое там удовольствие?! Одно мучение. Муж уговорил купить. А теперь на все забил. Как на дачу, так он уже под градусом. Суббота для него святое дело. Упрашивать надо, чтобы поехал. А за рулем, точно на гонках. Меня от этого укачивает.
- А как он не боится в таком состоянии за руль садиться? Поймают, прав лишат. Это в лучшем случае. А если что случится? Пьяный - прав, не прав, всегда виноват. И потом, он рискует. Себя покалечит, вас покалечит, так еще посторонних людей побьет.
- Вот вы бы ему и сказали! Святые слова! А меня он не слушает. Как выпьет, море по колено. А мне куда деваться? Дачей нужно заниматься. Спасибо хоть раз в месяц привезет. А так, чаще автобусом приходится. Вы знаете что, тут сильно не гоните, а то на перевале у меня уши закладывает.
- Закладывает, наверное, потому что ваш муж гоняет. Кто же на перевале гоняет?
- Вот вы бы ему и сказали.
С перевала Сергей спускался медленно. Собрал за собой хвост. Но тут негде было пропускать. Он сам не любил «черепах». Но подумал, лучше так, чем ее, не дай бог, вырвет в машине. Дорога спускалась к озеру. Начиная с перевала, был виден голубой лоскут этой большой расщелины среди гор, заполненной водой. С неба, или с самой большой горы, где высился ретранслятор, озеро могло напоминать изогнувшегося в прыжке дельфина. На изгибе берега, там, где у дельфина должен находиться спинной плавник, образовалась маленькая бухточка. Рядом вырос небольшой поселок. Дорога из города упиралась прямо в поселок, а от него разделялась, огибая озеро с обеих сторон.
Сергей не планировал останавливаться в поселке. Но женщина попросила. Ее укачало, и ее спасет только мятная жвачка или сосательные. Нужно купить. Он с трудом припарковался у поселкового гастронома. Ждал, парился в машине. А шашлыки на даче остывали. Она вышла из гастронома с пакетом, полным провизии.
- Вы же только за жвачкой пошли? - он посчитал нужным вставить шпильку с намеком, что со своей блажью она хватила лишка.
- Ой, вы знаете, глаза завидущие. Будете жвачку? - смущенно улыбнулась она. Сергей отказался, подумав, что видно такой толстокожей его шпилька, что слону дробина. Ничего не поняла.
Теперь дорога шла вдоль берега озера без подъемов и спусков. Так что тут ее укачать не должно. Но у озера, между гор, ветра не было. Даже стало жарко. Он опустил свое стекло и ехал не торопясь, любуясь берегом. По правую руку озеро. На противоположном его берегу в воду круто обрывалась в воду самая высокая гора в округе, с ретранслятором на макушке. В глянцевой, не потревоженной даже слабым дуновением, воде отражался желто-зеленый склон горы, уже тронутой осенью. Как крышка на лакированной шкатулке. Картинку едва морщили слабыми концентрическими кругами ключи, питающие озеро.
Обычно, перед тем, как впрячься в работу, Сергей останавливался у озера на несколько минут, всегда на одном и том же месте, где берег был не для цивилизованных купальщиков. Плох, неудобен. Зато, даже летом тут пустынно, и много кустов. Так что можно без проблем переодеться. Тут он, даже не скажешь, купался, скорее, окунался, в озере. Совсем недолго. Остывал после машины. И машине давал немного остыть. Дежурные плавки и полотенце всегда при себе. Обычно он заходил в воду и, не останавливаясь, проплывал метров пятьдесят-семьдесят. Там, в воде позволял себе несколько минут полного спокойствия, блаженства. По глаза в воде, как крокодил, или бегемот. Зеркальное отражение гор подступает прямо к глазам. Полюбовался отсюда на озерную гладь, на горы, и гони на берег. Труба зовет.
А сегодня сам бог велел остановиться. Во-первых, его спутница его притомила. То ей дует, то ее укачало, то жди, когда она жвачку купит. И потом, раз он задержался на заводе, работы на даче сегодня уже не будет. К шашлыкам его не ждут. Значит, можно спокойно окунуться. Пассажирка подождет. Он ее дольше ждал. Он остановил машину. Берег был пуст, только метров за семьдесят семья с детьми.
- Я окунусь быстренько. Туда и обратно.
- Я подожду, - покорно согласилась она.
Он быстро переоделся за кустами. Когда он подошел к берегу, женщина, скинув босоножки, стояла у края воды. Ну, пусть помедитирует, камни на дне поразглядывает. Дно в этом месте пологое, вода прозрачная.
Нужно было пройти в воде метров десять, прежде чем поплывешь. Он поплыл медленно, не торопясь, чтобы не бередить поверхность воды. И желто-зеленое лаковое отражение гор плавно двинулось навстречу. Доплыл до намеченной точки поворота. Теперь назад? Почему сразу назад? Имеет право понежиться в воде. Последние денечки. Женщина ждет? Подождет. Автобуса бы ей ждать подольше пришлось. И автобус только до поселка, а потом все равно пешком. Так что, она однозначно в выигрыше. Пусть радуется, что взяли. Ей еще повезло, что он не любит торчать в воде. Но остыть после машины – святое дело. Пару минут он смотрел на глянцевую воду. Потом уже перед тем, как плыть назад, бросил взгляд на машину. На месте? Машина на месте. Женщины не видно. Наверное, куда-нибудь в тень спряталась. Куда она денется? Он подплыл к тому месту, откуда заходил в воду. На большом камне лежало сложенное платье его пассажирки. Интересная картина. А где же она? Осмотрелся кругом. Вот она, в воде торчит. Оказывается, он проплыл мимо и не заметил, что она залезла в воду.
Он поднял с камня полотенце, вытерся, и в кустах быстро переоделся. Завернул плавки в полотенце и положил в машину. Он был готов продолжить путь. Но его спутница еще торчала в воде. Причем, не плавала. Ее голова, как коряга торчала на одном месте. Так без движения прошла минута, другая, третья.
Он сел в тень дерева у берега и думал, что ситуация становится противоестественной. Он, хозяин положения, хозяин транспортного средства, не может средством воспользоваться. Вынужден ждать навязавшуюся в попутчицы, случайную, незнакомую, и если уж на то пошло, абсолютно ненужную женщину. А эта дама, прекрасно понимавшая, что ее ждут, выходить из воды не собиралась. Скоро его остывший в воде организм, растеряет всю накопленную прохладу. Уже тень от дерева сместилась, и машина оказалась под солнцем. Он пошел к машине, протащить ее дальше в тень и подумал: если она испугается, что он уезжает без нее, это даже к лучшему. Поторопится. В конце концов, до дачи недалеко. Дотопает. Но она в машине оставила свою сумочку и пакет с покупками. А ему подпрыгивать на даче с чужими вещами – не было печали. Зазвонил мобильник.
- Ну, где ты? - спросила жена, - Я тебе звонила пару минут назад, ты не отвечал. Что-то случилось?
- Ничего не случилось, - сказал Сергей, - Сейчас буду.
- Все в порядке? Машина в порядке?
- Уже в порядке, - немного слукавил Сергей. Ей будет спокойнее думать, что он задержался из-за машины, а не из-за женщины.
- Ты дыню купил?
- Купил.
- Ну, мы ждем,
- Дыню?
- И дыню тоже, - произнесла жена жестче, - Андрей специально для тебя часть мяса приберег. Ставим. Так что, давай
А женщина упорно торчала в воде, словно ее водяной за ногу схватил. Наконец, она чуть приблизилась к берегу и попросила принести полотенце. Он-то унес свое полотенце с берега, когда переодевался в сухое. Не предполагал, что она полезет в воду. Упустил, что полотенце ей понадобится. Полотенце-то его. А она губки раскатала. Он сходил к машине, вернулся с полотенцем. Но она не выходила. Он все понял. Ее задача не вытереться. Она смущается. Он оставил полотенце у воды, а сам отошел в тень под дерево. Самым краешком глаза видел, как неуклюже балансируя на камнях, она выходила на берег. Увидел и отвел глаза. Не выход Афродиты на берег морской. Грузновата, рыхловата. Если, она предвидела, что ее белое намокшее белье позволит рассмотреть ее во всей красе, чего тогда в воду лазить? Сергей подождал, пока она, по его подсчетам, дойдет до полотенца. Повернулся. Нет, не дошла, корова. Шаги по мокрым камням давались ей с трудом. Подплыла бы поближе. Совсем головы нет.
Реальных, не в музее, обнаженных женщин с замечательными фигурами он видел, если хорошенько вспомнить, давным–давно, в институтской общаге. Но и в общаге была не та обстановка, чтобы тратить время на разглядывание. И были времена, когда не всякая позволит себя рассматривать. Сексуальная революция проползла в страну позже, когда он был вовсю семейным человеком. И в их семье сводилась к просмотру откровенных фильмов по видику тайком от подрастающих детей. И то всякий раз жена говорила, что голых мужиков она в больнице за свою жизнь насмотрелась вдоволь. Не возбуждает. Фильмы его некоторое время возбуждали. Потом, как показалось жене, дети стали такими сыщиками, что нужно просто избавиться от кассеты. И он избавился без особого сожаления. Нашел, кому отдать. Фильм – не реальность.
И вот сейчас на пустынном берегу озера, невдалеке, если повернуть голову, вполне видна практически голая женщина. Пока она не успела прикрыть свои кладки его полотенцем. Но не впечатляет. И он не был таким наглецом, чтобы разглядывать женщину. Он прошелся быстро, краем глаза. Убедился, что это не то, и отвернулся. Сел за руль, смотрел на приборную доску и терпеливо ждал, когда она подаст знак, что готова ехать. Она что-то копошилась. Наконец, подошла и села на заднее сидение.
- Едем? - спросил он.
- Едем! Платье потом одену, а то оно промокнет. Вы не против, если я сяду, на ваше полотенце? – она опять в своем стиле. Чего сразу не переоделась? Села, а теперь спрашивает.
- Когда это потом? – удивился Сергей. До дач было пять минут езды, - Вы, что, на дачах собираетесь… в таком виде?
- Нет, где-нибудь по дороге остановите. Я заскочу в лес и переоденусь.
- Зайдите тут в кусты да переоденьтесь. Я же переодевался. Никто на вас смотреть не будет.
- Тут все-таки, знаете, машина может выехать. Остановите где-нибудь по дороге, дальше
- Ну ладно, - Сергей не стал спорить, удивившись ее неожиданному припадку стеснительности
- Только закройте, пожалуйста, окно, - попросила она, когда машина тронулась, - А то меня мокрую продует.
В чем-то она была права. Узкая грунтовая дорога от озера к дачам шла вдоль склона холма через лес. Машины тут встречались редко, только те, кто на дачу или с дач. Тут ей никто бы не мешал спокойно переодеться. Тридцать, ну пятьдесят метров от дороги в лес, и тебя не видно.
- Вот тут остановите, - попросила она.
- Ниже есть карман, - предложил Сергей.
- Но тут удобно в лес зайти. Я быстро.
Действительно, в этом месте на повороте к дороге спускалась лощина. Не было вертикального среза грунта, который получается, когда дорогу устраивают на косогоре. И можно было легче зайти в лес. Сергей насколько мог, прижал машину к обочине.
- Переодевайтесь, - сказал он и заглушил двигатель.
Его спутница, кинув на плечо платье, неловко ковыляя, направилась в лес. Вверх по косогору. Она скрылась за деревьями. Сергей вышел из машины, зашел в тень, в прохладу. Стал ждать. Прошло столько времени, что ему хватило бы пешком отсюда дойти до дачи. А женщина не возвращалась. Из-за поворота вдруг вынырнула машина и, не доехав несколько метров, остановилась. Короленки, у них дача через два участка. Сергей только теперь понял, что нужно было поставить свою машину на прямом участке. На прямом участке тебя видно, но, главное, и ты видишь других. А на изгибе дороги, где она попросила, дороги почти не видно. Тем более, их «Тойота». Толик Короленко купил ее по дешевке, с рук, не первой свежести. И все равно ее, гадюку, не слышно. Сергей видел, как Толик с недоумением глядит на брошенного жигуленка. Он прекрасно знал, что это машина Сергея. Но польку самого хозяина он сразу не заметил, то на лице его читался вопрос, что приключилось. Почему машина соседа брошена почти рядом с дачами?
-Да вон он у дерева, - Сергей услышал слова зоркой жены Толика. И заволновался, как бы переодевательница платья, не появилась в самый ненужный момент.
- Поломался? - спросил Толик.
- Нет, все в порядке.
- А чего стал?
- Перегрелся.
- Да тут всего то, и вниз, - сказала всезнающая Галина Константиновна, жена Толика.
- Пусть остынет, - спокойно ответил Сергей.
- Ну, так тебе остынет, а нам не проехать. Думать надо, - фыркнула вечно недовольная Галина Константиновна,
- Скатись немного дальше в карман,- попросил Толик.
Другого выхода не было. Ниже по дороге метров через сто имелось расширение для разъездов. Он туда бы и съехал, если бы пассажирка не попросила стать тут. И вот он проехал туда, вышел и стоял рядом со своим жигуленком, следил, как «Тойота», медленно проползает и как Галина Константиновна, словно орлица на охоте, стремится прошить взглядом все щели его машины.
Короленки поехали вниз. В кармане Сергей никому не мешал. Но если теперь его пассажирка вернется туда, откуда ушла, там машины она не найдет. Сергей прошел назад ей навстречу. Но она к дороге не вышла. За это время уже можно на Луну слетать. Или они разминулись? Он зашел в лес ее искать. Она сидела на поваленном дереве, уже в платье. Наступила на что-то и загнала в ногу занозу. И достать не может, и наступить больно. Сергея все это стало бесить. Конечно, с такой комплекцией собственную пятку не увидишь. Он старался не нервничать. Наступить на какую-нибудь гадость может каждый, никто не застрахован. И все же он почему-то, исходил этот лес вдоль и поперек, и ничего себе в ноги не загонял. Она захныкала, что такая невезучая: только сняла туфли, чтобы переодеться, и сразу поранилась. Он присел, осмотрел ее пятку, вытянул тоненький обломок ветки. Теперь ему пришлось ее придерживать при спуске на косогоре. Идти вдовеем по косогору неудобно. Время уходило. Он был уже и голоден и зол. Шашлыки, наверное, стынут. В машине в аптечке имелись спиртовые салфетки. Жена презентовала. Он достал и протер ее ранку.
- Приедем, я попрошу, чтобы жена посмотрела. Она врач, - сказал Сергей.
- Нет, не надо. Все пройдет.
- Почему не надо?
- Вдруг она подумает чего. Откуда я в вашей машине оказалась.
- Ничего она не подумает, - сказал Сергей. Но потом мысленно согласился с ее доводами. При всей ее нескладности, воображение у нее бежит вперед, как паровоз. И он не мог ручаться, что воображением жены, не бежит еще быстрее.
Машина все ближе спускалась к дачам. Сквозь просветы деревьев показались крыши. И вдруг в один миг спуск закончился, кроны лесных деревьев, что были только миг назад на уровне машины, подавшись назад, поднялись и резко расступились. И машина выехала с лесной дороги на поляну, от которой начиналось огромное открытое пространство, огороженное высокими пока еще зелеными холмами. До гор они не дотягивали. Но место назвали с претензией. Горные долины. Дачный кооператив «Горные долины» во всей красе. И по мнению многих его друзей и подруг жены, приезжавших к ним в гости, претензии были не напрасны. Красоты тут били ключом
К машине подбежал Жук, здоровенная лохматая дворняга, приписанная к сторожу, живущему в домике на въезде. С приветственным громким лаем крутился рядом. Жук являлся главным сторожем. Такому не грех и медаль за службу. Многие дачники его подкармливали. В летний сезон, когда дачников было много, сторож Генка, иначе его и не называли, возлагал надежды на такую подкормку. Сергеева соседка Галина Константиновна говорила, что на питание собаке выделяются деньги кооператива. А Генка их присваивает. Многие дачники охотно снабжали Жука остатками своих дачных трапез. Но всезнающая Галина Константиновна имела сведения, что и эта еда до собаки доходит лишь частично после отсева у сторожа. Поскольку дачники от щедрот своих и ему подносили. А пить, не закусывая, как какой-нибудь бездомный ханырик, Генка считал ниже своего достоинства. Такого себе не позволял. Поэтому и просеивал Жуковы подарки, объясняя, что экономика должна быть экономной.
Вообще, со сторожами дачникам не везло. Сторожа менялись часто. И почти все были пьяницами. Галина Константиновна, которая очень боялась за своего Толика, на дачах не отходила от него ни на шаг, сторожей не любила как класс. И Генку тоже. Все в нем она видела в черном свете. И утверждала, что Генка устроился как у Христа за пазухой. Мало того, что Жук за него службу несет, так он еще пса объедает. И после этого, о какой нормальной охране может идти речь, если Генка бывало до того допьется, что не помнит, как его зовут. Выходит, залив глаза, по темноте с берданкой бандитов ловить. Несколько раз стрелял ночью. Людей пугал. Потом каялся, что померещилось. Хорошо, говорила Галина Константиновна, что Жук поумнее своего хозяина. Отыщет ночью, где его на дороге сморило, и теребит, пока не разбудит, и не уйдет, пока не заставит вернуться в сторожку. Председатель кооператива даже вывесил объявление на доске у трансформатора, прямо напротив сторожки, с требованием, чтобы сторожа ни в коем случае не угощали. Написано было «угощали» Но все знали, о чем речь идет. И говорят, перестали угощать. И Генка пару недель держался. Говорил, что он закодировался. А потом снова слетел с катушек.
Генка, мужик, вечно небритый, ободранный, и потому неопределенных лет представлял для многих загадку. Непонятно, откуда он появился, и через какие жизненные перегоны его носило. Но Галина Константиновна разузнала, что Генка залетное чудо, из Пензы. Неблизкий свет. Но в этих краях прибился давно. И его на всем его жизненном пути последовательно изгоняли из всех мест его службы. А мест было так много, что не хватало листов в трудовой книжке. Его мест иному хватило бы на всю биографию. Нигде он долго не задерживался. В результате изгнали его и из семьи. И из дома. И пошел он, то солнцем палимый, то снегом заносимый. И откопал он каким-то непонятным и подозрительным образом пристанище в сторожке. В буквальном смысле слова откопал. Галина Константиновна говорила, что председатель кооператива нанял его на рабских условиях. Бесплатно копать и поливать председательский огород. Конечно, председатель уверял всех, что Генка дал ему торжественную клятву завязать. Но он упорно не завязывал. И приходилось Жуку работать за двоих.
Сторож так доверял собаке, что и сейчас, когда Сергей въехал на дачу, не окликал ее. Знал, что Жук все сделает правильно. И без его окрика замолчит, когда надо. И на своего, местного, не станет зубы скалить. А то, что его заливистый лай будоражит весь дачный поселок, тревожит местных кошек и привезенных на уик-энд домашних собачек, и некоторой интеллигенции мешает дышать озоном, так Генка на их озон поклал так же, как Жук на кошек и собачек.
Сергей понимал, если его домашние ждут, а они определенно ждут, то Жук его приезд уже выдал своим лаем. От ворот его дачи поляна на въезде, она находилась ниже, прекрасно просматривалась. И если жена или дочь, или зять, подойдут к воротам, конечно, увидят его машину. Но высаживать свою пассажирку на глазах у сторожа, Жука, и возможных дополнительных свидетелей он не хотел. Будет спокойнее довезти женщину прямо до ее дома. Конечно, если его заметили, придется объяснять, почему он свернул влево, хотя нужно направо. Но это, в том случае, если кто-то из домашних не поленился, услышав лай Жука, добежать до ворот дачи раньше, чем машина успеет юркнуть влево и скрыться из вида. А они почти наверняка поленятся. Чего бы им бегать к воротам?
Он проехал налево и остановился на пятачке напротив ее калитки, где вмятые в землю кусты ежевики, выдавали парковочное место. Может быть, ее муж тут машину ставил. Судя по забору, - тронь и развалится, - никакого заезда для транспорта на участок не существовало. Охромевшей пассажирке, оставалось только пересечь дорогу.
- Помочь? – спросил Сергей.
- Нет, спасибо. Я сама, - она, постанывая, выбралась из машины, - А вы когда назад поедете? – он не успел ответить, как зазвонил его мобильник.
- Папа ты где? – спросила дочка.
- Подъезжаю, - Сергей заметил, как легкая хитрая усмешка соучастника в заговоре мелькнула на ее губах. Она еще стояла рядом с машиной.
- Я хотела спросить, вы когда назад поедете? А то столько груш созрело. Я бы собрала, а сама назад не дотяну. Муж не помогает. Подвезете, если вам не трудно? Вам все равно будет по дороге. Мы на въезде в город живем.
Вот уж называется, пригрел змею на груди, подумал Сергей, посадил на шею, а она и ноги свесила. Если взять такую хромую красотку с грушами, значит, придется планировать отъезд на определенное время. А он хотел завтра уехать не по времени, а тогда, когда управится. С другой стороны, если по-человечески, подвезти ее не сложно. А ей самой будет тяжело.
- Давайте, доживем до завтра, - уклончиво ответил Сергей, - Посмотрим, что с вашей ногой. Может быть, вы с такой ногой и груш набрать не сможете.
- Да груш то я наберу, если снизу. И со стремянки попробую, - заверила она.
- Куда вам со стремянки? - Сергей имел в виду занозу. Ну, и краем ее комплекцию. Она приняла все на комплекцию. Насупилась. Наверное, обиделась.
- Не думайте, я со стремянки могу. Я тут - и баба, и мужик, - горько усмехнулась она, - Я не первый раз со стремянки набираю. На дерево, конечно, залезть боюсь. Был бы сын, он бы собрал. Он как тарзан, везде достанет. Ему тринадцать. Уже здоровый балбес. Да он в папу. На дачу ни в какую. А вам дети на даче помогают?
- Как когда, - сказал Сергей, - У меня две дочки. Обе замужем. У них свои заботы. Но иногда приезжают в земле покопаться и урожай собрать.
- А у меня муж, как приедет, зальет горло. Еще и со сторожем дружбу стал водить. Куда ему на дерево. Он даже и не пытается. Да и я бы не пустила, с дерева ему прямая дорога в травматологию.
- В объятия к моей жене,- усмехнулся Сергей.
- Когда-нибудь там и окажется, - женщина печально вздохнула, - Половина урожая пропадает. Вон она, груша, - она повернулась и указала на большое дерево с огромной кроной, росшее перед домом в глубине участка, - Не собираем - еще хуже. Осам просто пир. Как звери! И укусить могут.
- Так попрыскайте хорошенько.
- Да вы что? Как-то попрыскала вокруг груши и на крыльце, так муж орал, как потерпевший. Нельзя! Его собутыльник сторож у нас собирает упавшие груши и на самогонку. И потом мужа угощает.
Самогонке это мешает?
- Муж говорит, запах портится. Так вот. Вот он хорошие груши собирать и не торопится. Ему гнилье нужнее.
- Настоящий круговорот груш в природе, - усмехнулся Сергей.
- Именно. Вот и попрыскай тут. Хотя нашему сторожу эта химия, что мне сметана. Прямо в рот прысни – спасибо скажет. Придете собирать? Я лестницу приставлю. Вы, должно быть, в два счета справитесь, - она ждала ответа, но Сергей молчал, - Понимаете, если бы я знала, что вы поможете с грушами и подвезете меня, тогда я заранее снизу начну срывать побольше. Чтобы вы времени не тратили. А вы уже остальное. А если остановите у наших ворот, то это уже полное счастье. Оттуда я сама.
- Давайте, завтра разберемся. Что там груши собрать? Только я поеду завтра вечером. А вот дочка с мужем, с женой раньше поедут. Смогут вас вывезти.
- Мне как-то неудобно навязываться. Раз уж вы меня подвезли, мне с вами уже и обратно проще, - она смущенно улыбнулась, - А вы во сколько поедете?
- Не знаю, как управлюсь с работой. Не рано. Вас так устраивает? – она закусила губу, раздумывая,
- Мне выбирать не приходится.
- Почему не приходится? – сказал Сергей, - Я скажу зятю. И она вас подвезут.
- Нет. Знаете, мне проще вас подождать. Даже если вы будете поздно уезжать.
- Хорошо, - он пожал плечами, - Хотите ждать, ждите, - и подумал, что действительно, не стоит впутывать в семейные дела постороннего человека, тем более, такого прилипчивого. Зачем им эта баба с грушами.
Он подъехал к своей даче.
- Папа, - закричала дочь с веранды, - Мой руки. Уже вторая порция на подходе.
Стол был накрыт на веранде на втором этаже. Теперь, наконец, можно было расслабиться, попить пивка, окунуться в тихое дачное блаженство, полюбоваться на идиллическую картину холмов, озаренных опускающимся за гору солнцем.
- Ну что машина? – спросила жена.
- Нормально.
- А выглядишь неважно. Смотри, сейчас опасный период, простыть - раз плюнуть. Днем на солнце жарко, а вечером холодно. А тебе много не надо.
- Андрей тут прошел по склону. Три гриба нашел. Огромных, и не гнилых, - похвасталась дочка, - Они отмокают. Чуть позже отварим, а завтра зажарим с картошкой.
- Что еще есть грибы? – удивился Сергей, - Дождь давно был.
- Поискать - можно найти, - сказал Андрей, - Только мне некогда было. Это я перед самым вашим приездом. Шашлыки готовы, а вас нет. Дай, думаю, погляжу, что там в лесу. Двинул к дороге в сторону озера. Вот и проверил, - зять хлебнул пива, - только вошел во вкус, навострил глаз, гляжу, сквозь деревья ваша машина. Ну и бегом вернулся. С теми с тремя, что были.
- Ну и собирал бы дальше, - невозмутимо произнес Сергей. Он боялся проявить свою тревогу. Зять мог увидеть, что видеть не стоило.
- А пить пиво с кем? – сказал зять, - к пиву хороша мужская компания. Да и вам среди женщин скучно, наверное. А за грибами завтра с утра можно еще сходить.
- Я не пойду, - сказал Сергей, - И так день потерял. На завтра много работы.
Отдых под шашлыки с пивком, в семейной компании, да на даче – мечта поэта. Но когда нелегкая понесла зятя по грибы, тут уж не о шашлыках думаешь, а вспоминаешь топографические особенности склона холма, где зять искал грибы. Склон этот с зятевыми ходулями за десять минут прочесать можно. Что он видел? Это вопрос. Даже если не видел, вопрос не снимается. Пока Сергея никто не спрашивает, почему с того места, где зять его видел, он ехал так долго. В дипломатию играют? Приберегают на закуску? Он достаточно изучил характер своей жены. Та не закатывает истерики с места в карьер. Свои подозрения долго вынашивает. А потом загонит в угол, и деться некуда.
Шашлыки, пиво и закат солнца в придачу к тревожным мыслям не доставляли должного удовольствия. Тем не менее, шашлыки под пиво прошли, как с горки скатиться. Поздняя яблоня, протянувшая ветви прямо к веранде, словно предлагала сорвать последние свои плоды. Зять встал, зевнул, потянулся, худой, длинный. И перегнувшись через бордюр веранды, сорвал яблоко и вытер его о рубаху. И сразу получил от тещи ультиматум о вреде микробов и о том, что яблоко следует мыть, а не вытирать о кишащую микроорганизмами грязную рубаху.
- Что ни соринка, то витаминка, - улыбнулся зять и потянул яблоко в рот.
- Тебе сказано, помой, значит помой, - Наташа строго посмотрела на молодого мужа.
- Вот что значит два врача в одну дуду. А у меня было столько интересных тем для разговора, - зять вздохнул, и нехотя поплелся вниз на первый этаж, на кухню мыть яблоко. А Сергей замолчал, гадая, что за темы появились у Андрея.
Склоны гор с восточной стороны потемнели. Оттуда на поляны наплывала вечерняя тень. Вместе с ней приходила прохлада. На западных склонах, спускающихся к полянам, тронутые осенью кроны деревьев покрылись розово-золотистой патиной. Наконец, солнце село за гору, ту, что с телевышкой. И западные склоны, теряя цвет, стали темнеть. Пока женщины возились на кухне, готовя кофе и сладкое, темнота завоевывала пространство. Стало прохладнее. Сергей, накинул отслужившую свое в городе старую куртку.
Кофе пила только Наташа. Жена Сергея, боясь бессонницы, предпочитала кефир. А мужчины прикончили пиво. К концу трапезы стемнело вовсе. Стали ощутимее слегка пугающие горожан звуки ночного леса. Дачные домики засветились огоньками. Они тоже включили свет на веранде. Сергей подошел к краю веранды и посмотрел в ту сторону, куда он подвозил свою охромевшую пассажирку. Отсюда ее приземистый домик, конечно, не виден, но какой-то из огоньков в той стороне, должно быть, ее.
- Сережа, ты где ляжешь спать? – спросила жена.
- Наверное, на веранде.
- Папа, смотри, на веранде замерзнешь, - предупредила Наташа.
- Какая тебе веранда? – поддержала ее жена, - Тебе подстывать нельзя. Ты мне еще в нормальном виде нужен. Иди в дом. А мы тут еще в картишки перекинемся.
- Нет, на веранде дышится лучше. Играйте, я рядом с Наташей пристроюсь, вот тут на диванчике. А на ночь я капитально укроюсь. Если станет холодно, уйду в дом.
Под аккомпанемент неспешного женского разговора за картами на дачи окончательно наползла непроглядная, глянцево-черная, как спелая налитая ягода ежевики, темень. Свет из дачных окон едва пробивал это черное покрывало, пахнущее травами и осенними ночными цветами. Стихали звуки цивилизации: разговоры, музыка с соседних дач. Им на смену пришел таинственный, тревожный тихий напев ночного леса. Сергей не засыпал, пока дамы играли в карты. Он думал, чем завтра займется в первую очередь. Нужно обязательно опорожнить, очистить и накрыть от листьев и дождей емкость для полива. Потом он стал восстанавливать в памяти, правильно ли они оставили все на заводе, доживет ли все до понедельника. Потом он внезапно вспомнил про дыню. Его так резко выдернули из машины на шашлыки, что и он, и забыл про дыню. И никто про нее не вспомнил.
- Ты куда? – спросила жена, когда он, молча, поднялся и пошел к лестнице.
- А дыню то забыли.
- Ничего не забыли, - не скрывая иронию, бросила Наташа, - Андрей ее перенес в холодильник.
- А как он достал? Машина разве была открыта?
- Папа, не переживай, все как в аптеке. Было закрыто - стало открыто. Я же знаю, где ты чистые брюки вешаешь. Я взяла твой ключ и открыла. Делов на копейку. Дыня здоровая. Андрюшу позвала. А машину я закрыла, и ключ обратно положила. Так что спи спокойно.
Неприятный сюрприз. Нужно быть осмотрительным, как Штирлиц. Как ни повернись, он весь у них как в пробирке. Считают, что он – подопытное насекомое? И можно ключ без спроса из его кармана брать. Но Сергей не выявил недовольства. Еще заподозрят в чем. А не понимают, что он, если насекомое, то не подопытное, а достаточно опытное. Он только вздохнул и снова лег на диван.
- Что ты вздыхаешь, - снова сказала жена, - Ложись в комнате.
- Не буду я там ложиться. Я вот к дочке прижмусь и закимарю.
И тут, - помяни Штирлица, а он и тут как тут, - Сергей вспомнил о своем мокром полотенце, оставленном в машине. И самое главное: он не мог припомнить, чтобы его пассажирка, выходя, забирала свое белье. Точно не забирала. Или забрала? Нет, не забрала. Она хромала. Ей не до белья было. Пакет, что в магазине купила, взяла, и все. Значит, мало того, что там его мокрые плавки, там вдобавок ее мокрое белье. А оно при ее формах – не иголка. Раз она сидела на заднем сидении, значит, там и ее белье. Недалеко от дыни. Если Наташка или Андрей полюбопытствовали, что это такое, то дела плохи. А молчат она почему? Выжидают? Эта мысль теперь не давала ему покоя. Он встал.
- Да что у тебя свербит? – недовольно бросила жена.
- Тебе все нужно докладывать? Спина затекла.
- а я тебе что говорила? иди в дом.
Да я гляну на небо и лягу, - сказал Сергей.
- Когда это тебя небо стало интересовать? Тебе туда еще рано. И ты туда не попадешь. Небось, с Наташкой сшушукались, чтобы у меня из-за спины карты подсматривать.
- Мне ваши карты… - усмехнулся Сергей.
- Ну, так не строй из себя страдальца. Устал - ложись в нашей комнате, места хватает. Имеем мы с Наташей право в выходной перекинуться?
- Перекидывайтесь на здоровье, - пожал плечами Сергей.
- Мы еще поиграем. Как раз грибы доварятся, - сказала Наташа. Потом помоем кастрюли. А потом пасьянс. Ладно?
Сергей ушел в комнату. Нашел свой ключ. Теперь, чтобы дойти до машины, нужно снова выйти на веранду.
- Ну что ты ходишь туда-сюда? – раздраженно спросила жена.
- Я окунулся в озере, а плавки забыл повесить.
- А-а! Так вот оно в чем дело! Он в озере купался! А мы его ждем! А мы думаем, он на заводе! То-то мне Галина Константиновна сказала, стоит у машины, а на дачу не торопится.
Успела гадюка подложить язык, разозлился Сергей. Он прошел к машине развернул свое влажное полотенце и увидел, что в обнимку с его черными плавками лежит что-то. И несложно догадаться даже в темноте, и на ощупь. Это что-то, не что иное, как белые трусы и бюстгальтер. Что делать с этим? Это не развесишь у себя на даче. И неприятно, если это останется киснуть в машине. Это почти улика. От компромата, даже потенциального, нужно тихо избавляться. Но как?
Женское белье, он засунул под чехол сидения, а свои плавки и полотенце развесил. Как действовать дальше? Он лег в комнате и ждал. Заснуть не мог. Он обдумывал план по деталям: нужно дождаться, когда все улягутся. Нужно открыть ворота. Один ключ от ворот у него в бардачке. Но там его не найти, там черт ногу сломит. Второй ключ в посудном шкафу на кухне. Там сейчас дочь и жена моют посуду. Короче, нужно ждать.
Жена и дочь спать не торопились. Помыв посуду, играли на веранде в карты. Закончив около полуночи, освободили Сергею место. Он постелил, выключил свет и ждал. Когда все улеглось, он встал, тихо открыл дверь в дом, зашел на кухню и, не включая света, бесшумно, выдвинул ящик с вилками и ложками и нащупал в глубине ящика среди ключей большой ключ от ворот. В полной тишине, под алмазной россыпью звезд, он пошел вниз вдоль дорожки к своей машине. Но, обходя дочкину машину, оперся рукой о капот. Машина мигнула лампами и откликнулась сигналом. В спальне зажегся свет. Жена открыла дверь на веранду и, вглядываясь в темноту, спросила:
- Что там такое? - Сергей услышал, как зять ответил:
- Это отец там бродит.
Сергей услышал, как жена сказала сама себе: влюбленный граф в потемках бродит и крикнула:
- Сережа, что случилось?
- Ничего, все в порядке. Проверял, закрыта ли машина.
- Ишь проверятель полуночный, - недовольно произнесла жена.
После такого прокола, нужно было еще ждать, чтобы открыть ворота. Пришлось вернуться на веранду и лечь на диван. Почему жена вдруг вспомнила про влюбленного графа? Она, собственно, всегда так говорила, когда ночью он вставал в туалет и своими хождениями будил ее. Жена жаловалась, что после стольких лет ночных дежурств в больнице она может заснуть где угодно, но и проснуться от чего угодно. Но когда ты встаешь ночью в туалет, это, как говорит жена, обычно для половины мужчин его возраста. Это объяснимо. А как кому объяснишь мокрые трусы посторонней женщины? Он боялся согреться под одеялом и уснуть. Слава богу, на старом, продавленном, с выпирающими пружинами диване так просто не уснешь. Он ждал, когда все успокоится. Прошло полчаса. Вторая попытка оказалась успешнее. Он взял белье и открыл замок на воротах. Чуть-чуть приотворил ворота, так чтобы только проскользнуть. Вдохнул полной грудью ночной воздух свободы и пошел по едва угадывающейся неровной грунтовой дороге вдоль дачных заборов. Дачные заборы так же многообразны, как и сами дачи, да, собственно, и как их владельцы. Вон у Валеры мента выше, на краю полян не забор, а крепостные стены. А по дороге к сторожке, большинство заборов и справа и слева - самые примитивные. С металлической сеткой, натянутой на вкопанные столбы. На некоторых участках сетку зеленой, а ночью черной, стеной выше человеческого роста оплели различные вьющиеся растения. Темнота кромешная. И в ней, казалось, между тонкими ветками, оплетшими забор, притаился опасный ночной зверь. Так Сергей шел до самой поляны у сторожки. Там над домом сторожа светился фонарь. Обязательный атрибут. И не потому, как говорила Галина Константиновна, что сторожу нужно видеть въезжающие и выезжающие машины, а потому, что ему это маяк при его пьяных путешествиях.
Когда Сергей проходил под фонарем, залаял Жук, выскочил на дорогу, крутился неподалеку, радостно поскуливая. Подбежал к Сергею, завилял хвостом. Сергей не удержался, погладил его загривок свободной от мокрого белья рукой. И напрасно погладил. Нужно было шепнуть, чтобы шел домой к сторожу. Неужели на примере своей пассажирки не убедился, что добрые чувства до добра не доводят. А Жук, наверное, принял это поглаживание за приглашение к путешествию, и пошел за ним. Жук словно знал, куда Сергей направляется. Он то исчезал в темноте, то появлялся. Но когда Сергей подошел к ее калитке, Жук уже ждал его.
Отпереть ее калитку оказалось делом непростым. Не потому, что замок с секретом. Замка не было вовсе. Секрет состоял в том, что и калитка и столбики, - все ходило ходуном. И вдобавок так заросло ежевикой, что цеплялось друг за друга. Того и гляди, оцарапаешься. Не мучиться, повесить белье на ежевике? А когда она завтра подойдет к калитке? Если поздно, белье будет красоваться?
Выход один: все-таки зайти и хотя бы оставить белье на крыльце. Наконец, шпингалет поддался. Калитка скрипнула, щелкнула. Первым во двор пробежал Жук. И стал странно потявкивать. Сергей вспомнил, пассажирка говорила, что ее муж и сторож, бывает, квасят вместе. Значит, собаке тут все знакомо.
Сергей пошел вглубь двора, споткнулся обо что-то, валяющееся на дорожке. Жук вынырнул из темноты, и, молча, постукивал мохнатым хвостом по колену Сергея. Сергей вглядывался, насколько позволяла темнота. Он стоял под кроной огромной груши, росшей посреди дворика перед невысоким крыльцом маленького домика. Даже слабый свет звезд еле проникал сюда. Почти на ощупь, то и дело, натыкаясь на разбросанный повсюду хлам, он добрался до двери. Можно было оставить ее белье и тут на крыльце. Завтра выйдет и увидит. Но, казалось, неведомые ночные силы стали водить его рукой. Вместо того, чтобы уйти восвояси, он тихо постучал. Ночные духи внушали: стучи и жди. Стучи тихонько. В такой мертвой тишине стук могут услышать соседи. Он решил так: стучит, ждет минуту. Если она не ответит, оставит белье на крыльце. И поминай, как звали. За дверью спросили:
- Кто это?- или он, споткнувшись по пути, или Жук своим повизгиванием ее разбудил. Сергей ждал, что хозяйка отзовется на его стук. И вместе с тем оробел, когда она отозвалась
- Это я, - тихо сказал он.
- Кто я?
- Кто вас вез.
- Подождите, я открою.
Через минуту дверь отворилась и в коридоре, а может быть, комнате, еще более темной, чем крыльцо едва прорисовывалась ее фигура. Свет она не включала.
- Я ваши вещи принес, вы их забыли, - сказал Сергей.
- Вот спасибо. А то я хватилась потом. Идти к вам неудобно. А на даче ничего запасного. Думаю, вот влипла. Как завтра домой ехать?
- Белье мокрое, - сказал Сергей.
- Естественно, - усмехнулась она, - Давайте. Я повешу.
Она взяла из его рук белье и шагнула мимо него. Свободного пространства на крыльце, было мало. Не развернуться. Ее полное плечо мягко скользнуло по его груди. Он почувствовал тепло и запах уже согревшейся в постели женщины. Она, заученным движением протянула в темноте руки к невидимой веревке, натянутой между столбами крыльца, и развесила белье.
Те же ночные силы, что нашептывали Сергею стучать и ждать, теперь советовали не торопиться с уходом. Всему виной было ее прикосновение. Как-то Сергей размышлял, что кожа странным образом помнит прикосновение. Например, снял очки, А места где оправа соприкасалась с кожей, еще помнят. Словно очки не сняты. Так очки, не женское плечо. С плечом смысл глубинный. Этим касанием, как простым переключением тумблера можно сменить программу. И программа переключилась с рациональной, светлой, логичной на иррациональную. На приторную, и темную, как загустевший сок ежевики. Черный полуночный бальзам. Белье отдано. Но вязкий бальзам разлился в темноте и не давал двигаться. Дурманил голову. Сергей медлил. Медлил, понимая, что промедление может быть и смерти подобно. Неизвестно, как она расценит его промедление. Но женщина была настроена рационально.
- Так как завтра? - спросила она, - Поможете? Груш ведер пять точно наберется. Попадают. Я вам дам. Домой привезете. У вас груши есть?
- Есть, - уныло проговорил Сергей.
На завтра у него намечалась вовсе не груша. День был забит по горло. А теперь планы были сбиты. А теперь нужно все перекраивать на ходу. Лучше завтра немножко поковыряться и ждать отъезда жены и детей. Они обычно в воскресенье не засиживаются. Потом он соберет ее груши. А может быть и не только. И отвезет ее домой. И если надо, даже донесет груши до самой двери. Ну, насчет, до самой двери, это как она скажет. Но это будет завтра. А сейчас? Он посмотрел на темнеющую крону дерева.
- Давайте так, - предложил он, - Я с утра дома поковыряюсь, а когда мои все уедут, приду и помогу. И довезу вас. Подходит?
- Подходит, спасибо, - и в темноте ее улыбка показалась ему милой и зовущей.
А почему она, не заходит в дом? Пожелала бы спокойной ночи, да и ушла бы. А она стоит у своих трусов и не уходит. Вопросы переплелись в его голове, цеплялись один за другой, как ветки ежевики. Что будет, если взять да обнять ее? Но тут до него дошло, что возможно он, просто в тесноте крыльца мешает ей пройти, и она ждет, когда он посторонится. Он отступил на полшага назад, давая ей пройти. Она, шагнула, наступила на что-то и, схватившись за его рубаху, стала неуклюже оседать. Он резко подхватил ее, но она успела оборвать ему пуговицу. Все же он помог ей удержаться на ногах. Но оказался теперь вплотную к ней. Жук, верный друг человека, вился около ног.
- Жук, не мешай, - сказал Сергей.
- Наступила неудачно, - произнесла она извиняющимся голосом,- И как назло той же самой больной ногой.
- Ну, так как ваша нога? Не прошла? – на Сергее все раны и царапины заживали, как на собаке.
- Я содовую ванночку сделала.
Он взял ее под локоть, как днем в лесу, и помог дойти до двери. Два метра. Но в полной темноте и среди разбросанных вещей это было сложнее, чем в лесу. Он не решался зайти в дом без приглашения. А она перешагнула порог, но не уходила. Пока он стоял в нерешительности, почувствовал, как Жук проскочил мимо его ног в прямо дом. Теперь к иррациональной программе снова вернулась рациональная часть. Жука нужно было выкурить из дома.
- Жук к вам проскочил, - сказал Сергей.
- Да? А я и не заметила, - сказала она, и позвала, - Жук, иди сюда. Где он? - В доме царила кромешная тьма, - Вы знаете, я не хочу включать свет. Соседи могут проснуться. У меня муж ревнивый. Лучше зайдите, позовите его.
В доме пахло старой навечно поселившейся сыростью. Сыростью, которую жена Сергея на дух не переносила. Изгоняла ее, как чуму. И каждый новый сезон заставляла Сергея белить стены. А муж этой дамы, как видно, совсем забросил дачу. Сергей сделал в темноте несколько неуверенных шагов и позвал собаку. Ему казалось, что он стоит в комнате и видит слабые очертания какой-то мебели. На что-то наткнулся. Но Жук не подходил. Вполне возможно, он уже проскочил наружу?
- Ну, нашли? – услышал он.
- Нет, не нашел.
Сергей еще раз позвал, потом повернулся и, вытянув руку, стал неуверенно двигаться наугад. Угад оказался верным. Вытянутая ладонь мягко уткнулась в грудь хозяйки дома. Та замерла, как завороженная. Он взял инициативу на себя. Задержал руку. Провел ладонью по ее шее, притянул и поцеловал. Она не вырывалась, но ответила на поцелуй вяло. А потом сказала:
- Знаете, муж у меня ревнивый. Узнает – убьет. И меня и вас.
- А почему он должен узнать? - спросил Сергей.
- Тут кругом глаза и уши. И потом, я не могу так сразу, в постель.
Сергей немного отпустил ее. Он не видел ее в темноте, но чувствовала, что она даже на шаг не отошла, замерла на том самом месте, где он прикоснулся к ней. Ждет, что он предпримет? Но ему, может быть, больше оснований ждать, как поведет себя она. Хотя бы потому, что он на чужой территории. И тут правила диктует она. А она юлит, крутит. И пока она молчала, а он не мог заглянуть ей в глаза, он успел заглянуть в себя. Чего он хочет? Он хочет эту женщину? Ну, положим. Он не монах. И в желании обладания женщиной не видит ничего зазорного. И пусть он женат. Тем более, естественно желание обладать чем-то новым. И при таком стечении обстоятельств: ночь, темнота, дача, груша и все такое, - в его неожиданном порыве нет ничего необычного. И признаться, не совсем неожиданном. Разве не она подталкивала его к этому подвигу своим неуклюжим купанием, своим неуклюжим переодеванием, своей неспособностью ходить без его помощи, своим разговором о грушах? А теперь муж у нее ревнивый. Ладно, была бы она красоткой. А то не весть что. Чего ради ему тут стелиться перед ней? Ради этой мягкой как переспелая груша?
- А как же я завтра вам буду груши собирать у всех на виду? – усмехнулся Сергей. Если она боится огласки, так дня нужно бояться больше, чем ночи. Разве не понятно?
- Это другое дело, - сказала она, - Это рабочая обстановка.
- Рабочая обстановка, - передразнил Сергей, - Из такой рабочей обстановки как раз сплетни и вырастают.
Вдруг снаружи от двери послышалось попискивание Жука. И следом услышал голос сторожа.
- Жук, Жук!
Потом послышался уже знакомый Сергею звук болтающейся на петлях калитки. Сергей теперь пожалел, что поленился ее запереть. Потом что-то грохнуло. Последовали нецензурные рулады, переплетенные в затейливый орнамент. Сергей догадался, что сторож по пути к крыльцу зацепился, и упал.
- Да погоди ты! – сказал сторож собаке. Больше не с кем ему разговаривать.
Эти слова исходили почти от крыльца. Сергей испугался, что Жук сейчас приведет сторожа прямо к ним. Сообразительная женщина быстро неслышно скользнула к двери. Щелкнул замок. Она вернулась, подошла к Сергею и, молча, приложив палец к его губам, застыла. Сергей догадался, что она испугана. Он тихо привлек ее к себе и обнял.
- Эй! Хозяева! Ау!– позвал сторож. Спустя минуту послышалось, - Серега! Ты тут?
Сергея сторож так запанибратски не звал бы. Он вряд ли вообще знал его имя. А знал бы, звал бы по имени отчеству. Следовательно, сделал вывод Сергей, он звал ее мужа, своего собутыльника.
- Черт побери, - вдруг произнес сторож, – Машины то нет. Людка! Ты дома? – он постучал в дверь.
Вдруг за окном стало светлее. Сергей понял, что Генка включил фонарик.
- Людка! – снова позвал он, подергал дверь, постучал. Через минуту удивленно пробормотал себе под нос, - Трусы-то вон висят, мокрые, - и снова позвал, - Серега!
Сергей, как обнял ее, словно танцуя танго, в такой позе и оставался. Тут не до танцев. Теперь ее тело было ближе, чем при первой его попытке сближения. И хотя политическая обстановка в данный момент напряженная, и неизвестно, что вытанцовывается, но пьяный сторож уймется же когда-нибудь. Но его оклики оказались только началом. Внезапно оконное стекло прошил луч фонарика. Сергей и Люда, теперь он знал ее имя, одновременно, как по команде, присели.
Людка! – еще раз позвал сторож и постучал в окно, - Людка, ты ведь дома. Открой, ведьма!
Скрывающиеся замерли на полу. Так они сидели, когда снова послышался стук в дверь. Генка не унимался. Наконец, Люда, буркнув тихо, что тот, шальной, так всех вокруг перебудит, поднялась и пошла к двери. Сергей слышал их короткий и нелюбезный разговор. Люда убеждала сторожа уйти. А он уходить категорически не хотел. Повторял, что когда Сереги нет, он его заменитель. Сергей ждал в темноте. Послышались звуки, очень напоминающие звуки борьбы. Сергей шагнул к двери. Он видел темные пятна борющихся тел. Ему немного нужно было труда и меткости, чтобы засадить заменителю куда-то в голову. Тот мгновенно отпустил свою жертву и упал.
- Людка!- прохрипел он, стоя на четвереньках, - Ты что дерешься, падла? Муха укусила? Глаз выбила, падла.
- Иди отсюда! - решительно произнесла женщина и пнула его ногой.
Пинок был слабым. Но Генке хватало и удара. Он упустил инициативу. Он уже морально проиграл. Вывалился на четвереньках на крыльцо. Люда тут же закрыла дверь. Сергея тревожило, догадается сторож, что это не Люда так приложилась. Возможно, ему, пьяному, все одинаково. Как видно, Генка был повержен не столько силой удара, сколько тем, что он не ждал жесткого отпора как такового.
Он причитал, раскладывая все по полочкам. С корешом у него договор: если его баба заявится сюда одна, и оставляет Серегу на свободе в городе, тут Генке флаг в руки. Дело молодое. И что это вдруг за муха ее укусила? Так еще, чтобы драться?
Судя по тому, откуда шел голос, Генка расположился прямо у входной двери. В комнате были хорошо слышны его мысли вслух. Но их могли слышать и соседи. Сергей слушая, больше узнавал о темной хозяйке темного дома. Оказывается, он пытался влезть не только между ней и ее мужем, но между ней и его заменителем. Как в такой ситуации поступить? Дать заменителю среди ночи ораторствовать - он соседей перебудит и Люду ославит. Дать ему еще раз в морду? Еще сильнее раскричится и всех подымет. И к тому же сам сообразит, что в доме мужчина и какая муха ее укусила. И соседи могут сообразить. Люде тоже ни один вариант не подходит. Ей тоже деваться некуда. Даже если она, чтобы его как-то урезонить, станет открывать сама, так он может неправильно ее понять, и снова к ней полезет.
Но как видно, хозяйка рассуждала примерно так же. И когда Сергей, отпустив ее, хотел пройти к двери, она опередила его:
- Я сама.
Взяв за руку, она тихо потянула Сергея к двери Как было бы прекрасно, если бы она шепнула эти слова нежнее, при более романтических обстоятельствах, и не к двери бы тянула. Он не понимал, что она задумала. Пока за дверью Генка декламировал Камасутру в собственном приземленном понимании, Люда что-то искала в темноте и, наконец, шепнула Сергею
- Нащупайте замок. Нащупали? По моей команде открывайте. А как я скажу «все», закроете. Готовы? Открывайте!
Сергей открыл. Генка стоял почти в проеме. Сергей не понял сразу, что произошло. Но произошло это в мгновение ока. Он услышал короткий приказ «все» и закрыл дверь. Замок щелкнул
- Падла! - закричал Генка, - Падла корявая! Я тебя еще покручу! Будешь знать. Я Сереге все скажу! Так не договаривались. Самогон мой зря пьет?
По заполнившей помещение вони Сергей понял, что Люда прыснула Генке в лицо средства от насекомых. Как это действует? Должно бодрить. Покидая поле боя, Генка наобещал строптивой хозяйке, что ее еще ждет с ним море удовольствий прямо не отходя от забора. Наконец, он, чертыхаясь, спотыкаясь, прошел мимо окна. Скрипнула калитка. И Сергей намерен был двинуться на выход. Делать тут ему уже было нечего. Желание давно иссякло. Дома могут хватиться.
- Вы что? - шепнула Люда ему на ухо, - Хотите уйти? Я боюсь.
- Ну не могу же я торчать тут до утра? шепнул Сергей, и добавил, - Просто так.
- Торчать? - он услышал в ее словах печальную иронию, - А разве вы просто так? Вы повели себя, как рыцарь. Защитник.
Рыцарь уже устал от подвигов. Даже если совершать подвиги во имя любви, можно устать. И тут – извините. Ну, попробуем еонтрольный поцелуй! Он снова обнял ее и поцеловал. Она опять лениво отстранилась.
- -Но когда коварны очи очаруют вдруг тебя, иль уста во мраке ночи поцелуют не любя, - произнесла она печально и напевно. Сергей понял, это не Камасутра, это строки из какого-то стишка.
Она еще и стихи читает! Была у него по студенческой молодости такая особа, которая жить просто так не мыслила. В самый кульминационный момент ее на стихи тянуло. Травила его стихами, не хуже, чем эта аэрозолем от насекомых. Ассоциации оказались так сильны, что Сергей уже желал поскорее выскользнуть из этого заколдованного злыми силами места под грушей. Он хотел домой, на свою голубушку дачу.
Осторожно, как тать, вышел Сергей за калитку. Генка может оклематься, и подстерегать где-нибудь поблизости. Тихо. Нужно непременно закрыть калитку, чтобы Генка к ней никоим образом не вернулся. Открыть ее, раздолбанную, он своими трясущимися руками вряд ли сможет.
Закрыл. И в обратный путь. А путь опасен, как военная тропа. Противник может скрываться за каждым кустом и может быть непредсказуем. Сергей вспомнил, как Галина Константиновна прошлым летом рассказывала, что Генка поругался с гастарбайтерами таджиками. Те строили дом Валере менту. Никого не трогали. А Генка возник, что они у него стянули лопаты. Кидался на них с ножом. Прежде, чем таджикам удалось его покрутить и связать, одного из них пырнул в руку. Гастарбайтерам в скандалы влезать не резон. Они тут никто, и звать никак. Они ему все свои лопаты показали, но никак не могли унять Генку. И пришлось вызвать милицию. Приехал наряд из поселка. Генку увезли. А вечером он появился с ними же. И теперь увезли таджиков. И еле-еле Валере, он все-таки майор в городе, удалось их выкупить. И больше этих таджиков на дачах не видели. Как корова языком. Генка опасен. И вооружен.
Так что Сергею нужно красться, как разведчик в тылу врага. Но черепаший ход играет против тебя. Чем тише, медленнее идешь, тем больше вероятность, что тебя дома хватятся. Самое опасное место у фонаря. Тут все, что движется, себя выдает. А Генка, если он еще не в конец скопытился, может затаиться и следить. Душа уходила в пятки. И пятки старались ступать на предательски неровный грунт мягко, нежно. Он прошел всю дорогу до своих ворот без приключений.
У желанных своих ворот, Сергеева страсть забылась. Она уступила место раздражению и досаде, доказывающим, что он, уйдя, поступил разумно. Сразу, значит, в постель она не может, стихи читает. А чтобы завтра ей груши собрать и до дому довезти, может сразу предложить. То подвези, то останови, куплю жвачки, то останови, переоденусь. И ничего в ней хорошего. Ладно, завтра определимся. Сергей тихо проскользнул за ворота, ювелирно затворил, просунул дужку замка в ушки и повернул ключ. Аромат цветов, высаженных женой и дочкой с обеих сторон дорожки от ворот до дома, особенно ощутимый ночью, немного дурманил голову. Зазвонил мобильник.
- Папа, ты где? - спросила дочка.
- У ворот.
- Ты меня испугал. Что случилось?
- Ничего не случилось, буркнул Сергей, - Показалось, что кто-то у ворот крутится.
- Я вышла на веранду, а тебя нет.
- А ты чего не спишь?
- Мне тоже показалось, что кто-то у ворот крутится.
- Вот видишь. Не мне одному, - даже обрадовался Сергей.
- Папа. Ты перевозбужден. Вот тебе и кажется. И нам спать не даешь. Ложись. Ты кофе на ночь зря пил. Ты бы пил кефир, как мама. Тебе таблетку дать?
- Не надо.
Аромат цветов в прохладном воздухе ночи чувствовался и на веранде. Наташа, набросив одеяло поверх ночной сорочки, ждала его у дивана.
- Папа, ложись спать, - сказала она.
Его принял старый, промятый диван. Почти десяток лет, как диван, отслуживший им долгую службу, был сослан на дачу. Как сказал зять, диван тут за грехи молодости. Точнее, за утехи молодых когда-то его тестя и тещи. Он был куплен еще на их свадебные деньги. Из дешевеньких. Да в те годы и выбора никакого не было. И являлся он долгие годы ночным кошмаром молодых хозяев. Куплен на свадебные, а списан, когда зять только замаячил на горизонте. С тех пор ни диван, ни его хозяева не стали крепче телом. Так что жена заранее подстелила Сергею толстую циновку. Иначе не заснешь. Но даже через циновку почувствовав старые знакомые пружины, Сергей, в который раз, удивился, как он смог столько лет на этом убожище спать. А они спали. Долго. Потом отвезли на дачу. Сначала в комнату, а потом и вовсе на веранду. Вот на веранде он прижился. И теперь неизвестно, кто кого переживет. Или Сергей его или он Сергея. И все-таки хотя на диване жестко, но все неудобства компенсирует ночной лесной воздух и звездное небо над головой. Жена, как стемнеет на даче, так и заладит, что ее, де, поражает звездное небо над головой и внутренний закон в ее душе. Сейчас на веранде Сергей чувствовал, что его внутренний закон понемногу возвращается в нормальное состояние.
На столе, стоявшем рядом, до сих пор тлела красным огоньком противомоскитная спираль. Значит, не так долго он отсутствовал. Он лег, подоткнул под себя одеяло, как походный мешок. Стал согреваться. Теперь он хотел проанализировать, что же произошло, и что не произошло, но могло произойти. Но теперь Наташа не уходила. Она присела на краешке дивана.
- Папа что с тобой такое? У тебя кровь на руке. И рука сбита.
- Чепуха, за ежевику зацепился и оступился. Темно ведь.
- Как ты умудрился? Мы ведь всю ежевику выпололи.
- Значит не всю.
- А пуговица оборвана?
- Зацепился за что-то.
- У тебя все в порядке? Ты нас не пугай.
- А я вас пугаю? Все в порядке.
- Точно? Ты завтра с нами по грибы пойдешь?
- Нет, я поработаю.
- Смотри, не перегружайся. А то опять будешь до упора. Смотри, послезавтра понедельник.
- Ничего страшного. Я потихоньку.
- Тогда мы твою машину переставим ближе к дому. Мы сразу после обеда и уедем.
- Хорошо.
- Наташа обняла Сергея и чмокнула в щеку.
- Папа я тебя люблю. И мама тебя любит
- И я вас люблю.
- Папа, а чем от тебя таким пахнет?
- Чем?
- Словно ты клопов травил.
- Я в гараже копался. Там старые аэрозоли. Наверное, нажал какой-то.
Наташа встала, подоткнула Сергею под ноги одеяло. Она еще не выключила свет на веранде, как от ворот донесся странный металлический лязг. Словно кто-то с силой их дергает. От веранды ничего не было видно.
- Папа, что это? - Наташа посмотрела на отца испуганными глазами.
Сергей сам не понимал. Но он был морально готов к тому, что нынешняя ночь идиллией не закончится. Ночной лязг его не удивил.
- Я же говорил, что что-то там не то, - неохотно произнес Сергей и поднялся с дивана.
- Папа не ходи, давай я Андрея позову,- попросила Наташа.
- Вот еще!
В это время от ворот послышались звуки, похожие на мычание, но не звериное. В диапазоне частот человеческого голоса. Наконец, сквозь какофонию стало вырисовываться слово «сос». Сергей пошел к воротам, Наташа следом. На дорожке снаружи сидел Генка. Вычислил, негодяй, подумал Сергей. И ничего ему не сделаешь, и ничего не скажешь. Дочь рядом.
- Что случилось? - спросил Сергей
- Сос, - голосом умирающего, словно из последних сил, произнес Генка. Он держался ладонями за лицо и подвывал.
- Это еще что за явление? – произнес Сергей. Он, прослушавший недавно Генкину эротическую поэму в прозе, не верил теперешним подвываниям. Еле двигается, но до наших ворот дошел, не промахнулся, со злостью подумал он.
- Папа, ему плохо, - пыталась убедить отца Наташа, - Впусти его.
Сергей открыл ворота. Генку шатало. Пришлось Сергею его бережно и осторожно, вести мимо машин по дорожке к дому. Умирающего завели на кухню. Включили свет. Генка охнул, зажмурился, закрыл лицо руками и завопил, что он ослеп. Ну и превосходно, подумал Сергей. Ослеп от дезодоранта? А ослепленный, он почти наверняка не видел возвращающегося домой Сергея. А если Генке так обожгло глаза, что он останется слепым? Не должно быть. Но Генке и помимо глаз хватало неприятностей. Помимо того, что он был мертвецки пьян, - это ему даже в кайф, - он был весь изодран до крови. Руки сбиты, на груди под расстегнутой и вывороченной из брюк рубахой кровь. Змейка на брюках расстегнута. Глаза краснее кремлевских звезд. И около левого глаза уже обозначался синяк. Сергей у Люды в доме видел только Генкины контуры. Но там голова у Генки варила лучше.
- Кто вас так? - спросила Наташа.
Генка промычал в ответ нечто нечленораздельное. Наташа вытягивать информацию посреди ночи из него не собиралась. Она осмотрела Генкины раны и обработала перекисью.
- А что это от вас, голубчик так странно пахнет, словно вы не водку пили, а дихлофос? – спросила она. Голубчик попытался промычать. Но, на счастье Сергея, ничего понять было невозможно. Проведя окончательный осмотр, и, прижигая больного зеленкой, Наташа констатировала, - Раны свежие, но не опасные. Поверхностные. Большинство ран из-за многократных падений. Ладони и колени сбиты. Ну, это немудрено в таком то состоянии. Видно он поднимался и падал. Кости целы. Глаза сильно раздражены, чего-то видать нанюхался, - посмотрела удивленно на Сергея,- Может быть, он дихлофос нюхает? Конечно, фонарь под глазом наводит на размышления. Он сам себе поставить не мог. И удариться так сложно. Это он где-то напросился. Но сотрясения мозга нет, там нечему сотрясаться. Скорая, на мой взгляд, ему не нужна. Так что, до свадьбы заживет.
Последняя фраза означала, что прием окончен. Но пациент и не думал сворачиваться. Наоборот, он поудобнее устроился на стуле и подвывал уже не в трагическом ключе, а так, как иногда ведет в партию в джазе саксофон.
- Прием окончен! Пора баиньки, - повелительно произнесла Наташа.
Генка не реагировал. Он переключился на пустые пивные бутылки у ножки стола. С неожиданной для умирающего ловкостью он подцепил одну и пытался вытрясти в себя последние капли. Если Генка не воспринимал, то Сергей понял Наташины слова, как руководство к действию. Он поставил Генку на ноги и потянул его на выход. Генка упирался. Но как говорят, в правде сила. Скоро Генка стоял на дороге за воротами.
Из-за недавних проливных дождей в дороге промылась ложбинка. И Сергей, ведя Генку в сторожку, вынужден был крепко держать Генку за шиворот, чтобы тот не упал. Наташа решила сопровождать отца. И Жук шел рядом. У ворот сторожки Генка заартачился.
- Я к Людке пойду, - заявил он.
- Какая тебе еще Людка? – грубо произнес Сергей и с силой пхнул сторожа за калитку.
- Какая-какая! Не твое дело, - с трудом складывая звуки в слова, пробормотал Генка, - Моя баба.
Наташа посмотрела на отца растерянно. Понятно, если они оставят Генку в сторожке в таком состоянии, то он тут же рванет навстречу новым приключениям. К неведомой ей Людке. Но Сергей, в отличие от дочки, знал адрес и понимал, если Генка добрался до их дачи, то повторить визит к Людке ему по плечу. Отец и дочь переглянулись. Что делать? Не тратить же на эту пьянь всю ночь.
- Сейчас бы таблетка не помешала, - намекнул Сергей.
- В таком состоянии опасно, - покачала головой Наташа, - Лучше дать ему еще водки.
Отец и дочь завели Генку в сторожку. Водки там не было, но что-то мутное в литровой банке стояло на столе. Наташа понюхала. Самогон. Грушевый, наверное, подумал Сергей. Генка послушно выпил стакан. Сергей дотянул его до кровати и уложил насильно. Генка сопротивлялся недолго, постонал и скоро заснул. Наружную дверь Сергей подпер валявшимся у сарая дрыном. Дело сделано. У Сергея словно камень с души свалился. Генка ничего у Люды в доме так и не разобрал.
Наташа шагала обратно, не проронив ни слова. И только у ворот сказала
- Папа, что-то это все подозрительно. Как-то вы странно одинаково пахнете. У него глаз подбит, а у тебя рука. Пуговица оборвана.
- Откуда я знаю, что у него подбито, - сказал Сергей, - Пошли спать.
Укрытый добавочным покрывалом поверх добротного верблюжьего одеяла Сергей лежал и пытался сосредоточиться исключительно на завтрашней работе. За последние годы он привык засыпать, размышляя о работе. Емкость для воды нужно завтра обязательно опорожнить. Но картинка ржавой металлической емкости, то и дело, сменялась другой, полной темнотой в комнате с запахом сырости и ощущением тепла полного женского тела. Для этого нужно было даже закрытые сейчас глаза мысленно утопить в темноту. На веранде было светлее, чем в той комнате. Месяц еле виден. Но звезды прибавляли света. Навес над верандой позволял увидеть самый краешек неба над темными холмами, десяток звездочек из той сентябрьской роскоши, что царила над дачами. Но чтобы полюбоваться всем небом, пришлось бы выбраться из-под одеяла и подойти к краю веранды. А ему уже было лень. Он услышал, как жена спрашивает дочку
- Ну что он там? Угомонился?
- Да. Все в порядке,- ответила Наташа
- Ну что он на завтра? Решил?
- Мама, утро вечера мудренее.
Защищенный навесом веранды от звездной пыли, укрытый по подбородок одеялами от ночной прохлады, так и не определившись, что будет завтра, и, согласившись, что утро вечера мудренее, Сергей засыпал под шорохи ночного леса.