Всё бы ничего, да только грянул майдан 2014 года. Виталина уже сильно сдала - мыслимое ли дело, было ей уж под 70 годочков. И именно тогда в 2014 году два братских народа окончательно разделила пропасть, которая в одночасье пролегла меж ними по вине политиков.
Все с пеной у рта на интернет форумах и сходках ринулись доказывать друг другу кто виноват и что теперь делать. Диванные войска попеременно перехватывали друг у друга победное знамя. Так началась информационная война.
Хотя война началась не только информационная, а самая настоящая, на Донбассе. Как её не назови, хоть зоной АТО, хоть зоной отчуждения, но это самая настоящая война, на которой и ныне продолжают гибнуть люди.
Дом Виталины проходит аккурат по границе. То есть сам дом, улица на которой он стоит - это Россия, а большая часть прилегающего к дому огорода находится на украинской земле.
Она-то и являлась самой злостной нарушительницей границы, когда сновала туда сюда, вскапывая по весне свой огород, потом сажала, окучивала, собирала урожай и снова копала. И плевать Виталина хотела с высокой колокольни на всех власть предержащих.
Однажды приехали какие-то люди, то ли с украинской, то ли с российской стороны и отделили колючей проволокой по границе дом и огород Виталины друг от друга. Поставили неподалёку столб и две вышки с пограничниками с той и другой стороны.
Женщина перекусила кусачками проволоку и продолжала злостно нарушать законы двух государств. Пограничники обеих сторон ей не препятствовали, а только веселились глядя на непокорную бабку, регулярно показывающую им средний палец, когда обходила она днём и ночью по периметру свои владения.
И снова Виталина проживала в который уж раз тот самый день, находясь в объятиях своего любимого. Тот, другой, что её снасильничал, больше так и не возвращался. Она проткнула его вилами, вспоров ему брюхо, когда он слез с неё, сделав своё непотребство. Он стоял, не ожидая удара и надевая штаны.
Пашка-полицай - так звали этого нелюдя. Именно он следил за ней в ту самую ночь, когда она провалилась в заброшенную землянку. Стоило ей вновь вылезти на поверхность, как он тут же зажал ей рот своей потной ладонью и затащил на сеновал, который стоял неподалёку.
Это было последнее чёрное дело в его жизни и последняя в его жизни порченая девка. Виталина стояла тогда над мёртвым телом и от души плюнула на него сверху.
Когда Виталина забеременела своим сыночком, то она была уверена в отцовстве Геннадия. Даже отчество в свидетельстве у ребёнка было Геннадьевич. Была бы её воля, то и фамилию сыну она бы дала Ямпольский, но не было у неё на это никакого права.
Бывало шептала она, наклоняясь над колыбелью сына и с любовью его поглаживая по несмышлёной голове:
- Данила Геннадьевич Ямпольский, прошу любить и жаловать.
"И где только теперь носит этого беспутного Данилу Геннадьевича?" - подумала женщина и невольно смахнула с глаз непрошеную слезу. Она снова встала за полчаса до полуночи, чтобы вернуться к себе домой ворчливой старухой.
Виталина, прощаясь, наклонилась над Геннадием и, любуясь на своего спящего возлюбленного, подумала в который уж раз:
"Сокол ты мой ясноглазый, золотенький ты мой. Как же мне теперь исполнить желанье моё? Ведь будешь ты в том времени таким же молодым и прекрасным, как и сейчас, тогда как я самая настоящая развалина и не буду тебе там больше нужна."
Она постояла над своим суженым ещё какое-то время и побрела задами и огородами, спеша вернуться до того, как наступит полночь, страшась нового дня 1942 года, как огня.
Дома бабка Виталина включила свой старенький телевизор и стала вникать во внутреннюю и внешнюю политику. Если послушать дикторов, на все лады вещающих о страстях между людьми, то у нас в стране всё спокойно, как в том Багдаде, а у соседей зато полный разброд и шатания, только и остаётся, что лечь, да помереть.
Виталина с усмешкой подошла к телевизору, намереваясь его выключить. Такой роскоши, как пульт, отродясь в её хате не водилось. И тут она застыла, как вкопанная. Телевизор на весь экран показывал лицо её нерадивого сыночка, что сгинул в одночасье и не подавал вестей.
Стоял он в расшитой вышиванке и гутарил на украинской мове, как заправский украинский хлопец, хотя отродясь не знал мову и разговаривал только на русском языке. Лопотал сынок её неразумный, глядя с экрана, о москалях проклятых, что пришли с войной на его земелюшку многострадальную.
Виталина обомлела, слушая эти речи. Даниле было уже слегка за 40, с экрана телевизора он грозил яростно кулаком всевозможными карами оккупанту русскому и призывал к братоубийственной войне.
Ведущие различных ток-шоу российского телевидения наперебой называли его бандеровцем и рассказывали о его партии "Кулак и ярость", об его участии в факельных шествиях и драках в парламенте. Чувствовал он себя при этом, как рыба в воде, красуясь и ликуя.
А последнее, что окончательно доконало пожилую женщину, так это то, что на вопрос гордятся ли им его родители, Данила Геннадьевич Приходько, ничтоже сумняшеся ответил, перейдя с мовы на русский язык и при этом прямо глядя с экрана телевизора:
- Тятьку своего мне узнать не пришлось, потому что его репрессировали, как сына карателя, погибшего во Второй мировой войне от рук красноармейцев, с которыми воевал на стороне Великой Германии, а мать моя умерла почитай вот уже как годков 25 назад. Но я думаю, что они непременно гордились бы мной.
Мать так и села, схватившись за сердце. Как теперь ей в глаза смотреть своим односельчанам, ведь наверняка они видели это всё по телевизору? И закралось тогда в сердце матери сомнение: уж не Пашка ли полицай настоящий отец её сына?
Потому что не могло от её Геннадия народиться такое чудовище, что живую мать взял и похоронил без сомнения. Села Виталина на крыльце своего дома и зарыдала, утирая лицо фартуком.