Сквозь торосы поколений

                Глава I. Усталая душа.

   Есть места на Земле, где жизни не дозволено нарушать тишину, такие места, через которые наша планета разговаривает с Вселенной. Земли эти священные защищены от мирской суеты холодом, скованы вечными льдами, непригодными для жизни. Здесь дозволено звучать только северному сиянию, и оно шуршит нескончаемо по тёмному небосводу, хлопает своему совершенству, с солнечным ветром общается.

   Одинокая иглу беспрепятственно пропускает тусклый лунный свет, играет красками северного сиянья на своих отшлифованных стенах. Размеренное дыхание спящего человека нисколько не мешает вселенским переговорам, одному тут присутствовать позволено, коль поведение его достойно.
   Иван Ильич оттолкнулся от нежных объятий Морфея сонным потягиванием, взглянул по привычке промасленным взглядом на градусник, застывший на неизменной отметке в -2, откинул с себя пушистое покрывало и нагишом выскочил на морозный воздух, запрыгал босыми ногами по колючему снегу и упал в сугроб с запретным в этих местах рычанием.
   Промёрзнув всласть, любитель зимнего купания заскочил в душевую и расслабился под тёплыми струями, уставился на свой зажиревший торс, ещё больше расплывшийся в туманном зеркале:
   - Каким я только не был, - вспомнил свои прожитые жизни за четыре сотни лет. – На Земле, между полётами, в погоне за женскими взглядами и острыми ощущениями, приходилось накачивать мышцу до предела. Экстремальные походы в погоне за земными тайнами стоили того.
   Космосу не нужны ни наша выносливость, ни натянутые жилы. В космосе главное – выжить и не истратить исследовательский интерес за многолетним однообразием дальних перелётов. Тут хочешь, не хочешь, станешь поджарым на рациональном питании и обязательном тренинге, спасающем от лени в невесомости.
   Лишний жирок на морозе только на пользу, - оправдал Иван Ильич своё открывшееся пристрастие к вкусной и полезной пище и вышел с душевой, укутавшись паром. Глянул на градусник, надевая тёплые одежды: - Опять минус два!
   Ильич с досады постучал пальцем по застывшему градуснику и открыл входную дверь, впуская единственных арктических гостей – мороз и пар. Градусник повиновался, и шкала его послушно устремилась вниз, к двузначным цифрам. В иглу тут же замигали предупреждающие огни, по углам зашумели тепловые пушки, разбуженные морозом. Испуганная с низких температур градусная шкала замерла  и поползла кверху, к положенному для неё значению.
   Расшалившийся Ванька улыбнулся своей глупой шутке и захлопнул дверь. Что только не придёт в замороженную голову полярника, одичавшего от одиночества!

   Иван Ильич Долгов не случайно выбрал остров Шмидта для своего добровольного заточения. Сюда переместился вечно блуждающий северный магнитный полюс Земли, сюда стекалась вся информационная волна, собираемая с бескрайних просторов живой планеты. Здесь образовалась самая мощная аномальная зона, чудесные силы которой до сей поры отвергает учёный мир, склонный доверять только реалиям.
   Так уж устроены люди, рано или поздно мы склоняемся верить чудесам, вспоминаем рассказанные нам в детстве сказки и желаем участвовать в удивительных действах. Не хватает нам чудесных природных явлений, и мы придумываем свои, наивные и несуществующие.
   Добрые сотню тысяч лет о мироустройстве нам рассказывали шаманы и догматики религии. Сложно будет переиначить человеческое мировоззрение. Да и нужно ли это? Рядом со сказкой людям живётся вольготнее.
   А вблизи шаманских запретных мест всё продолжают происходить необъяснимые явления, невероятные случайности удивляют очевидцев и порождают в людях давно забытую веру в сверхъестественное.

   Взбодрённый и насытившийся, Иван Ильич присел к старинному монитору и подключился к захватившей его с недавних пор чужеродной жизни. На мониторе высветилась берлога со спящей белой медведицей.
   Текущие дела подождут. Статистические данные с арктической станции на материк поступают бесперебойно, присутствие человека здесь не обязательно. Долгов знал, что изменений в погоде в ближайшее время не ожидается. Прогнозам он верил, несмотря на непредсказуемый арктический климат. А больше он верил своему старому, испытанному организму. Организм погодных катаклизмов не предвещал.
   Эта медведица пристала к полярнику ещё с начала зимы, иглу показался будущей матери  идеальным убежищем с его домашними вкусными запахами, отдающими теплом и уютом. Для побуждений новой жизни преград не существует, и беременная медведица стремилась занять чужое жильё без всяких оглядок на приставучую совесть и страх за человека, чья жизнь среди льдов не предусмотрена.
   Долгов помучился с несносной мамашей! Никакие отпугивающие звуки не устрашали косолапую, преграды из аморфного воздуха её не останавливали. Раз отторгнутая из молочного облака, не пропускающего незваных гостей, медведица после часовой прогулки приходила к иглу вновь и вновь.
   Вся эта суматоха происходила до тех пор, пока Ильич самолично не взялся отстроить медведице берлогу в ближайшем сугробе и забросил туда тюленью тушку. После Долгов не раз ещё подкармливал свою новую соседку, прислушиваясь к рекомендациям зоологов с материка. Забывший об отцовских чувствах, закостенелый полярник взял опеку над будущим семейством и поджидал, когда медведица приведёт своё новое жилище к надлежащему виду по своей медвежьей предусмотрительности, отъестся до необходимых жировых запасов и успокоится в спячке на пару-тройку месяцев.

   Роды здоровой и сытой медведицы прошли благополучно. Три маленьких представителя новой жизни выкатились белыми комочками на свет божий, были обогреты и облизаны, как это установлено законами природы.
   У Долгова возникли опасения за одного медвежонка, самого непоседливого. В то время, когда братья-медвежата жались к тёплой маминой шкуре, как это заложено медвежьим уставом, этот шустрик выискивал пути отхода из берлоги, спешил увидеть большую жизнь, что для слепых малышей смерти подобно.
   Не имея возможности войти в запретные покои медвежьей жизни, Ильич как мог пресекал хулиганские выходки молодого сорванца, пользующегося моментом набедокурить, пока мама спит. Он укреплял выход ледяными глыбами, которые периодически крошились и подтаивали от тепла шустрого непоседливого комочка. Установил шумовой отпугиватель, настроив его так, что он был слышан только на выходе из берлоги.
   Уловки Долгова заканчивались должным образом. При неблагоприятном исходе ему пришлось бы возложить на себя отцовские обязанности во имя сохранения зачинающейся жизни. Застарелые отцовские чувства в Долгове проснулись, открылся затерянный интерес к жизни.
   Но ответственность отцовства он взять на себя не мог. Неизвестно, когда он сам встретится со смертью. Прогнозы врачей верны так же, как и синоптиков: и те, и эти оставляют за собой право на ошибку. Если бы Долгов болел, его возможно было лечить. Душа лечению не подлежит, как не имеет свойств к болезням. Душе нужна свобода, и сроки заточения её в жизни давно прошли. Когда она вырвется на свободу с надоевшего тела, врачам не просчитать.
   «Хорошо, что папа медведь не прознал про мою заботу о малыше, - подумал тогда Ильич. – С медвежьей ревностью мне бы не справится».
   Пока шутим – живём. Эта заповедь космонавтов навек прижилась в изменчивом характере бывшего покорителя бесконечности.

    Долгов отключил монитор, убедившись, что в его подопечном семействе царит полное спокойствие, и засел в кресле с полюбившейся ему последнее время книжицей старинного автора Пришвина. Углубился в древний мир лесовиков и охотников с их колдунами, лешими и ведьмами: «Жили же люди, своим воздухом дышали. Полесским, колдовским»…
   Он отказался омолаживать свой организм в очередной раз. Надоело жить, надоело поучать новые поколения, которым нажитой опыт не по нутру. Они сами знают, как жить, к чему стремиться, старшие поколения им не указ. В каждое время приходится вливаться, принимать его новые веяния, следовать в русле новомодных идей и правил. С последними временными идеалами Иван Ильич согласиться не смог. Надоело переделывать себя каждый раз. И женщины ему стали не в радость с их красотой и чарующими улыбками. Устал он от людей, устал от жизни. Всюду побывал, всё видел. А Космос везде одинаков – холоден и беспощаден.

   От грустных размышлений Долгова отвлёк вызов. Сношения с внешним миром он отрегулировал на самой малой градации. В мозгу засвербело чувством ожидания приятной беседы и нарисовался образ правнука Андрея. И чего не сидится ему спокойно в своих утеплённых пенатах? Что надо ему, молодому, от старика четырёхсотлетней давности?
   - Привет дед! – прозвучало в мозгу молодой прытью и прокатилось эхом по ледяным стенам иглу.
   - Здравствуй Андрюшка. Как жизнь? Барышню для себя не нашёл ещё?
   - Какая барышня дед? Мне в Чёрный глаз лететь, а ты о женщинах спрашиваешь.
   - Чёрный глаз? – не понял Долгов.
   - Галактика Чёрный Глаз. М 64. Её ещё Спящей красавицей называют.
   - Ну вот. А ещё говоришь, что женщины тебе безразличны. Сам же на край вселенной за ними спешишь. Сколько до неё?
   - 17 миллионов. Лет за сто обернусь. Кончай шутить дед. Я по делу. К тебе собираюсь. Не погонишь?
   - И что ты забыл у меня? Делать тут нечего. Холодно. Замёрзнешь. Сидел бы в своих тропиках уже, со зверьми прощался.
   - Не увидимся же больше, дед, - затосковал Андрейка. – Как можно выходить в Космос не попрощавшись?
   - Ну, приезжай, раз надо, - согласился, наконец, Ильич. – Когда летишь-то?
   - 27 июня в 18 часов 37 минут 6 секунд по Гринвичу, - отчеканил Андрей и тут же поправился: - Через полгодика.
   - Ну, давай, подлетай! Только не тяни за собой никого. Мне лишние разговоры ни к чему.
   - Понял дед! Буду на днях. До встречи. – В голосе правнука слышалась радость.   

                Глава II. Спор поколений.

   Духи собрались на пир. Глотали звёзды и запивали их молоком, черпали густую млеку из нескончаемого источника Млечного Пути.
   Разные были эти существа: кто с оленя видом с ветвистыми рогами, кто с головой тигра. Кит возвышался над всеми, растянувшись в своём гигантском ложе из вечной мокроты. Человеческих обликов не наблюдалось.
   Решили колдовать вместе. Коллективный труд покажет кто сильнее, кто лучше видит верный путь.   Духи спорили, колдовали. У каждого имелись свои таланты, не доступные остальным. Спор о главенстве на таком собрании никогда не приведёт к окончательному результату.

   Выбрали планету с океаном и сушей, дали ей имя Земля, чтобы та не затерялась в миллиарде подобных. Жгли, взрывали беззащитную материю, закидывали малый шарик метеоритами.
   Духи были молоды, колдовство их было непредсказуемым. Никто не знал, чем кончится затянувшийся спор. Получилась жизнь…

   - Приснится же такое! – нехотя отходил ото сна Иван Ильич. – Захочешь, не придумаешь. Без магнитного поля такая бредятина в голову точно не влезет. А ещё говорят, что с этим защитным слоем всё выяснено, изучен геомагнетизм до самой последней запятой длины волны.
   Долгов вышел на остров. Надо было подготовить площадку под встречу с правнуком. Необходимость в посадочной площадке не столь велика, аэролёты достаточно оснащены аппаратурой, способной предотвратить любые неприятности. Только вот Арктика не прощает авантюризма и лени, перестраховка в здешних местах ещё никогда не бывала излишней.
   Ледник покрывает остров Шмидта белоснежной сферой. Ровная с виду поверхность ледника испещрена скрытыми трещинами. К тому же на острове летом вскрываются три ручья, которые нисколько не содействуют безопасному перемещению.
   Долгов выбрал безопасную площадку и пустил по ней снегоочиститель, сам же занялся установкой сигнального маяка. Работа выдалась несложной и не заняла много времени. Строитель временного аэродрома даже промёрзнуть толком не успел, зато безопасная посадка была гарантирована.
   Прежде всего гостей принято приглашать к столу, и традиция эта вряд ли когда прервётся. Ильич задумался, чем привечать внука, что он больше предпочтёт: прельстят ли его дары Арктики, или же будет он рад привычному энергетику? Что выпьет – коньячка армянского или медовухи доморощенной. В закромах запасливого хозяина был припасён небольшой бочонок старинного русского зелья с улья. Примет ли его избалованный организм внука?
   «Надо бы побрить бороду, - задумался Ильич, осматривая своё заросшее отражение в зеркале. – Или подравнять просто»?
   Неразрешимые проблемы взорвали уставший мозг, нервы Долгова не выдержали:
   - Да сколько же можно! Это всё моя фамилия – должен всегда. Решай за всех: пить – не пить, жить – не жить. А они меня слушают?

   Аэролёты всегда прилетают вовремя. Андрей Константинович привёз деду то, что всегда дарят в Арктике – мандарины. Полный пакет мандаринов, озорно желтеющих сквозь прозрачную упаковку. Мандарины для полярника – всё равно, что цветы для женщины.
   - И с какой звезды ты лезешь ко мне обниматься-миловаться?! – оттолкнул от себя Ильич расчувствовавшегося внука.
   - А красотища-то какая! – восхитился Андрей звёздному небу, что любовалось на себя в зеркало льда.
   - Не ту красоту восхваляешь, - улыбнулся дед. – Тебе бы по твоим годам красота с голубыми глазами надобна. Сколько тебе?
   - Сорок. Да нельзя нам (с явным стеснением). Космонавты-дальнобойщики и семья – вещи несовместимые. Дети должны рождаться на Земле.
   - А вы как появились? – с возмущением затряс бородой Ильич. – Я из своих детей только дочку вырастил, остальных – матери одни. От любви не отлынивай, Андрей! Мужик ты, или железяка бесчувственная? Ладно, хватит на ветру болтаться, замёрзнешь не то. После я буду виноват, если мой внук в космос не отправится по причине ангины. Пошли к столу.
   - Я не мёрзну! – с гордостью заявил Андрей, направляясь к теплу за строгим дедом. – Мы в тайге месяцами на морозе проходили тесты на выживаемость.
   - Не мёрзнет он, - ухмылялся Иван Ильич в давно не стриженые усы.

   Стол ломился с яств якутской и эвенкийской пищи. Долгов предупредительно отделил кровавую продукцию эвенков, уж больно экзотической она представлялась для человека цивилизованного. Однако Андрей бесстрашно заложил руками в рот каныге (ягодный деликатес, замешанный в крови оленя), замычал в удовольствии. Ильич хмыкнул в бороду с одобрением:
   - Ну как? Может, запить дать? Я для тебя отменную медовушку припас. Или ты коньячок предпочтёшь?
   - М-м-м, - отрицательно замотал головой Андрей, не в силах ответить с забитым ртом. – Нам нельзя.
   - Вам ничего нельзя! – осудил перестраховщика внука Иван Ильич и зачерпнул стаканчиком запретную жидкость из бочонка. – Этот напиток – лекарство пчелиное. Сам делал. Пей! Я никому не скажу.

    «Точно я в молодости, - смотрел захмелевший Долгов на внука, уминающего за обе щёки мороженную оленину. – Все мы – Долговы. Должны всем. Когда я его отца последний раз встречал? Костик, внук… Константин Семёнович, космонавт-дальнобойщик. Ну да… Лет сорок уж как. В сверхдальний его провожал. А вот мать не помню. Или видел вскользь»?
    -Дед! А поехали со мной на материк, - прожевал очередной кусок Андрей. – Я по программе подготовки к полёту должен отлаживать контакты с животными. Всю Землю облетим. Увидишь и слонов, и верблюдов, китов и акул. Медведей… Всех!
   - Поехал бы, да не могу, - отказался Долгов и включил панораму берлоги. – У меня, вон, у самого контакт. Сам себя отчимом признал. Как теперь того егозу бросить? Вот, видишь? Самый шустрый. Так и лезет из берлоги. Вылезет слепыш, и поминай его как звали. А как его зовут, кстати?
   - Ванька, - необдуманно ляпнул Андрей.
   - Точно! – согласился дед. – Иван Иваныч. А как ещё? Он и есть.
   - А ты в сверхдальний ходил? – поинтересовался внук.
   - Да будто ты не знаешь! Если бы я в сверхсветовой пошёл, меня бы здесь не было. Здесь мы, в солнечной барражировали. Нам спать нельзя, мы каждую минуту свою проживаем. Это вы, дальнобойщики, спите веками. Медведи вам не ровня.

   - А это тебе зачем? – уставился Андрей на полку с книгами. – Эта…, как её? Би…, библ… Книжное хранилище в Лондоне. Коллекционируешь? Увлёкся?
   - Читаю.
   - Читаешь? Зачем? Это сколько времени у тебя уходит на разбор букв? Помнится, в школе мы общий курс литературы за десять часов прошли. После каждому ученику добавляли в память авторов по обследованным интересам. Я Джека Лондона до сей поры запомнил с его героями, сильными духом. Всё оцифровано. Любой объёмный текст возможно зафиксировать в мозгу за минуту. Не пойму, зачем без толку листики переворачивать. Время жечь?
   - Объяснять долго. Да и не поймёшь ты!
   - Вот взялся бы, дед, да и сам написал, - предложил Андрей. – Кто сегодня пишет? Ты первым будешь, возродишь писательское дело.
   - А вот и напишу! Есть о чём рассказать, - загорелся Долгов и задумался тут же. – Не пишут, потому что не надо никому. Нужные мысли без письма неплохо хранятся и передаются. Я напишу, а кто читать станет? Всякое дело должно ознаменоваться результатом, иначе потуги наши попусту пропадут. Не нужно это никому, да и не смогу я. Читать – читаю. А вот сложить слова на бумаге вряд ли удастся. Это сколько же там запятых да тире надо понаставить! Одно дело – говорить, другое – писать. Тут навыки противоположные понадобятся, годами выработанные.
   Ты, Андрейка, вечно глупости нагородишь. Ладно, поговорили и будет. Нечего тебе здесь больше делать. Собирайся. Выпьешь на дорожку? Ну и лети так. Тебя там звери заждались. Друзья. Женщины. Женщины! Слышишь, Анрюха?

   Медовуху Долгов допил в одиночку – не встать. Одолели горькие мысли.
   Он вспомнил время, когда перед космонавтами острой проблемой встала необходимость оставить потомство на Земле. Нашлись в истории примеры беззаветной любви, женской верности. Жёны, шедшие за мужьями на каторгу, солдатки, ждущие всю жизнь погибших любимых. Песни, стихи, фильмы. Этого прямым влиянием в мозги не достичь. Тут нужна кропотливая работа над чувствами. Пробуждение души в человеке годами меряется. Душа не оцифровывается. Без слова записанного тут не обойтись.
   Потеряно всё это, придётся возрождать.

                Глава III. Лондонская Библиотека.

   Полярники в самых потаённых уголках своей души хранят дату окончания вахты, ожидают то время, когда появится возможность без особого напряжения духа ступать босиком по траве, согреваться теплом зелени. Коренные народности севера той тяги не ощущают, заполярье их дом, и в широколиственных лесах им жарко. Дети вечной мерзлоты всегда выбирают путь на север.

   Долгов, вылетев в мир людей, первым делом решил посетить Лондонскую библиотеку, которую оставили памятником ушедшей культуры книгопечатания.
   Лондон встречал гостя пустынными улицами и редкими прохожими. У людей отпала нужда в жилье, когда они приспособились к переменам погоды, и была полностью автоматизирована доставка питания в любой уголок Земли. К чему запирать себя в четырёх стенах, если под каждым деревом тотчас будет готов кров и стол. Города изжили себя в попытках вырвать из человека всё человеческое. Города и замки сохранились как музеи истории, не более того. Люди отказались консервировать драгоценные минуты жизни за бетонными стенами.

   В библиотеке Долгова встретил Фредерик Мелвилл – один из немногих хранителей печатного слова, коих едва насчитывалась сотня на сотню миллиардов всего народонаселения Земли и окрестностей. Вайделоты – называли они себя именем жрецов-хранителей легенд и преданий из скандинавской мифологии.
   У англичан не прижилось уважительного отношения на «вы», самолюбивые викинги всех называют на «ты», редко кому прилагается величавая приставка «сэр». Дронова встречали с любовью, как редкого посетителя дворца Мельпомены. Фредерик проводил под руку дорого гостя в уединённую читальную залу, усадил в кресло и подал чашечку  традиционного английского чая. Беседа предсказуемо зашла о книгах. О чём же ещё можно говорить в храме писателей?
   - Ты желаешь почитать что-то конкретное, или же ждёшь совета?  - перешёл Фредерик к делу после обязательных любезностей.
   - Методическая литература для начинающего писателя, - выдал Долгов, откинув все свои сомнения.
   Фредерик уставился в стену, задумавшись, и спросил, не глядя на собеседника:
   - А я слышал, ты отказался от омоложения. Эта процедура не всегда заканчивается удачно.
   - Ты правильно меня понял, Фредерик. Поверь, я здоров. Просто решил написать книгу. Такая вот блажь меня посетила.
   - Вот и я о том же – блажь! – резко развернулся Фредерик и уставился на Долгова изучающим взглядом. – Ты знаешь, когда была написана последняя книга?   
   - Думаю, лет триста назад.
   - 275, - уточнил Фредерик. – Последний из «могикан», никому неизвестный Нагамата Кортуна в 2235 году опубликовал свою нетленку, ненужную никому. Продать удалось пять книг, которые вряд ли кто прочёл. Да и Нагамату никто сегодня не знает кроме нас. Единственное, чем ознаменовалась его книга – статистика, она стала последней.
   - Так давно пора возрождать утерянное печатное слово! –  настоятельно заключил Долгов. – Человек нуждается в записях. Письменность и умение говорить – это то, что возвысило нас над животными. Записанная мысль обдумана, она становится сильнее слова, слетевшего невзначай с языка.
   - В чём-то ты прав, несомненно. Только прогресс не стоит на месте. Сегодня нет необходимости годами корпеть над бумагой, а после ждать, когда читатель расшифрует твои заумные письмена и одобрит твоё видение бытия. Или же не одобрит. Сомнёт и порвёт твои труды, озлившись за потерянное время.
   Мы научились оцифровывать мысль, анализировать и передавать информацию по назначению, напрямую в заинтересованный мозг абонента. Получатель информации в состоянии оценить чужое мнение и выразить своё личное отношение к нему: эмоционально, не утруждаясь подборкой слов на восхищение или же неприязнь.
   Всё течёт и изменяется. Когда-то человек не видел себя кроме как охотником или же земледельцем. Теперь ни в том, ни в том потребности нет. Никто не убивает животных ради пищи, не загрязняет планету гектарами пахотной земли. Отпала потребность в записывании наших безумных идей и свершений. Не требуется больше мегатонны бумаги, сохраняются леса. Не станешь же ты разворачивать историю вспять, шерсть отращивать на человеке современном.
   - По-твоему выходит, что в процессе эволюции мы говорить разучимся, - возразил Долгов. – Рот понадобится человеку только для приёма пищи. После и жевать не понадобится. К чему лишние отверстия на лице? А эти жидкие беззащитные глаза? Зачем нам смотреть куда-то, если автоматы вполне заменят наше зрение? Мне такая эволюция не нравится почему-то.
   - Ну, зачем так кардинально? На то мы здесь и собрались - хранители, чтобы люди не превращались в монстров в русле эволюции, которая несёт в себе не только благие, но и ядовитые плоды. Книги – история. Историю необходимо хранить и помнить, она учит. Вливайся в наши ряды, Иван. Нас остаётся катастрофически мало.
   - Достойное предложение, - благодарно улыбнулся Долгов. - Я подумаю. А писать всё одно научусь!
   - И решение достойное, - одобрил Фредерик. – Писать никто не вправе запретить. Ты только подумай о целесообразности своих побуждений. Писательский труд должен быть востребован, написанное – прочитано и оценено. Кто по нашим временам станет читать и задумываться о прочитанном? Писательство – это только на первый взгляд индивидуальное занятие. Результата с сего действа возможно добиться только коллективом единомышленников: читателей, редакторов, критиков, подвижников. Где они? Одному тут точно не справиться.
   - Ты ведь поможешь? – с надеждой спросил Долгов.
   - Помогу. На то мы и собрались здесь, чтоб помогать людям сохранить человеческий вид. Творчество – ближайшая дорога к тому. А не заняться ли тебе живописанием? Я слышал, многие космонавты пытаются рисовать. Фото не в состоянии передать то, что видит человеческий глаз. В картинах художников вложено больше впечатлений, нежели в реалиях фотографов. Живопись востребована.
   - Любой космонавт проходит школу рисования, - откликнулся Долгов на предложение Мелвилла. – Мы дополняем съёмки видеокамеры своим видением, накладываем на воспроизведения дополнительные оттенки для лучшего восприятия. Картинки наши интересны разве только профессионалам от космоса. Редко кто из нашего брата выходит со своими изобразительными шедеврами на широкую публику. На то необходимы особые таланты.
   - Вот и в писательском деле так же, - поддержал Фредерик мысль Ивана. – Писатель оттачивает своё слово всю жизнь, а отклика оно так и не находит. Взрастить таланты вдохновенным трудом возможно, тайны гениальности человечеству пока неведомы. Это как два оратора: одни и те же слова произносят, а одного слушают в пол уха, другому всем естеством внемлют, верят.
   - Чтобы узнать о своих талантах, необходимо, прежде всего, пробовать себя - заключил Долгов.       

                Глава IV. В джунглях Бенгалии.          

   Долгов не строил на путешествие особых планов, летел туда, куда мысль с утра позовёт.
  Земля встречала долгожителя первобытностью. Он помнил ещё, как выглядели города с орбиты, заманивали узнаваемым сиянием. Сегодня те огненные пожары погасли. Отдельные сигнальные огни высотных сооружений, да блуждающие, транспортные, заявляли о наличии жизни на планете.
   Люди отдали Земле право самоопределения, и это мудрое человеческое решение радовало очерствелое сердце путешественника.
   Раны на теле планеты, оставленные человеком-производителем, постепенно зарастали лесами и джунглями. Замки и заводы в этих нарядах выглядели зачарованными памятниками прошедших времён.
   Хуже всего затягивались дорожные шрамы. Железные монстры, созданные человеком, добрых полтысячи лет вытаптывали землю, не предназначенную к резке металлом. Деревьям пришлось пробивать многометровые утрамбованные покрытия дорожных лент. Звери, впитавшие горький опыт дорог-убийц, ещё долго сторонились застывших серых гадов, добровольно ограничивая определённые им природой миграции ради выживания потомства.
   Люди же выбрали для себя более щадящие для земли перемещения: по воде и по воздуху, самые удобные и скоростные.
   А от дорог остались мосты, которые продолжают поддерживаться в рабочем состоянии. Так люди отдают долги природе за свою многовековую хищническую гегемонию. По мостам пошли животные, восстановили родственные связи, расселились по миру примером с людей. Шли по мостам через реки, проливы, шли на острова, с Азии в Америку через Берингов пролив, с Европы в Африку через Гибралтар. Прошли в Австралию по Малазийским островам.

   В Индию Долгов прилетел, желая встретиться с тигром. Он следил за тренировками Андрея Константиновича, который заканчивал своё знакомство с фауной Приморского Края, но встречаться с ним не желал. Дед не хотел мешать внуку в подготовке к полёту, несмотря на неоднократные приглашения. Да и попрощались они уже.
    С людьми Долгов старался общаться как можно реже. Тяга к одиночеству засела в нём ещё с отшельничества на острове Шмидта. Потерял он веру в людей, не найдя себя в новом мире – болезнь, сопутствующая многим пожилым людям, не сумевшим принять взгляды молодого поколения.
   Иван Ильич не расстался с идеей написания книги. Его захватил случай с Андреем на тигриной охоте, о нём начинающий писатель и хотел рассказать в своей первой записанной истории. Он знал уже, что писателю требуется окунуться как можно глубже в материал своего будущего произведения, и посчитал себя обязанным, прежде чем браться за перо, посмотреть в глаза живому тигру. Взгляд бенгальского тигра вполне заменит выражение сути дальневосточного царя зверей, как думалось это Долгову.

   Древняя Индия встретила покорителя космоса теплом и приоткрыла тайны, сокрытые джунглями в старинных замках и потаённых пещерах. Западная Бенгалия, которую соизволил посетить наш турист, всегда славилась гостеприимством.
   Особо понравились Ивану здешние женщины. Освобождённые от мужского насилья, индианки не утратили врождённой стыдливости. Так мило посматривали они тайком на заезжих мужчин! Тайны Индии открываются только поверхностно, и скрыты они, несомненно, в женщинах, заметны по их улыбкам.
   Долгов не сдержался и улыбнулся в ответ, пытаясь скрыть свою заинтересованность женской красой под стриженой бородкой. Борода в Индии – символ мудрости и авторитета. Улыбка была принята.
   Жизнь начинается с женщины, поддерживается их красотой, добротой и нежностью. Пора идти к людям, решил Долгов и начал улыбаться всем встречным.

   Джунгли скрыли под своим покровом строй неторопливых слонов с седоками.
   Дикий туризм процветает. Тяга к первобытности не пропадёт в человеке, пока в нас сидит желание проверить себя на выживаемость в диком мире. Всякому желанию есть пределы разумности. Дикий зверь не примет наши заверения в дружбе, многие века мы лишали жизни наших соседей по земле, беспричинно, нарушая законы природы. Человек для зверя ещё долго будет ходить во врагах, и непонимающему туристу находиться средь диких зверей будет довольно опасно. С проводником, знающим повадки животных, прогулка по джунглям станет относительно безопасной.
   Первым шёл слон проводника, пробивал заросшую тропу грузным телом, хоботом отламывал ветки, мешающие проходу; не забывал тем временем закладывать в рот самые сочные отростки, не пропускал без внимания заросли бамбука. Слонам позволено закусывать на ходу. Людям с позывами голода приходится бороться. На свежем воздухе кушать хочется ежечасно, только вот на раскачивающейся во все стороны спине гигантов пищу не прожевать, не запить. Приходится ждать привала.
   Туристов встречали пятнистые олени, их в джунглях было много. Трусливый олень вздрогнул от шума приближающегося слоновьего стада, сорвался с заветной лужайки. Увидев слонов, трусишка успокоился тут же, загарцевал, хвастая красотой перед вершителем справедливости в джунглях. Слонов не стоит опасаться. Убийцы оленей – тигры, волки и человек. От них исходит запах смерти.
   Оленя стоит увидеть – гордо посаженные ветвистые рога самца победителя, материнское изящество оленухи. Долгову посчастливилось наблюдать четверых лесных красавцев, вдоволь налюбоваться их статью. Но не за этим он приехал сюда. Тигриный рык звучит далеко в джунглях, а изголодавшиеся туристы всё настойчивей просились у проводника остановиться на привал. Бенгалец, как мог, убеждал беспокойных гостей потерпеть, в джунглях слезать со слонов опасно. Усталый отряд неопытных туристов продолжал пробиваться сквозь заросли джунглей.

   Тигр показался неожиданно, вышел хромая из зарослей и направился навстречу отряду, не замечая опасности впереди. Странным показался тот тигр: не прятался, не рычал, доказывая превосходство. Плёлся чумно, не замечая никого на своём пути.
   Болезнь тигра стала очевидна, когда он поравнялся с отрядом. Большая тигриная голова, несоразмерная с тощим телом, болталась при ходьбе в разные стороны. Зад вихлял, западал в сторону хромающей ноги.
   Зрелище больного тигра нисколько не порадовало туристов. Он прошёл безучастно сквозь строй слонов и скрылся в чаще, словно зомби.

   Добрые бенгальцы прикармливают больных тигров. Ничего хорошего в том нет. В дикой природе не место калекам, как не место сочувствию. Раз пришла за кем смерть, повинуйся ей беспрекословно, а не цепляйся всеми четырьмя лапами за прожитую жизнь. Неповиновение смерти карается жестоко – повальным мором.
   И добро оборачивается злом, когда оно лишено мудрости.

   Наконец впереди открылась поляна со старинными бревенчатыми зданиями. Туристы посыпались со слонов, но в бунгало никто не спешил. Очередь выстроилась перед бамбуковым шалашом на краю поляны. У всех голод пересилила другая, не менее важная необходимость. Проводника та необходимость не мучила, он неоднократно поливал в пути бока своего слона из подручных средств, чем доставлял животному непередаваемое удовольствие с полученной свежести. Воспитанным туристам творить подобное не позволяла совесть, и им приходилось терпеть.
   Долгов не позволил себе сдерживать очередь и углубился в джунгли в поиске потаённого места с приятными глазу видами. Освобождённый и одухотворённый величием ветвистого баньяна, Иван опрометчиво углубился в джунгли. Он знал, что делать этого категорически не рекомендуется, но влекущие запахи цветущего кришначура затмевали мысли бывалого космического странника, выстроенные на дисциплине.
   «Я недалеко», - успокаивал себя Иван, оборачиваясь на проторенную тропу, которая не даст заблудиться.
   Непролазный мангровый лес кончился неожиданно, и Долгов вышел на открытую поляну, поросшую фикусами. Он обхватил огромный ствол, меряясь с ним возрастом и мудростью. Дерево оказалось мудрее, оно выжило в конкурентной борьбе за кусок плодородной земли, сумело вытянуться к солнцу, затмив величием приземлённую поросль, и теперь готово было делиться соками жизни с признавшим его живым миром; с человеком в том числе, если тот не глуп, как молодой олень…
   Тигр вышел на Ивана из-за пригорка. Зверь давно уже почуял человека, и теперь шёл на него, прикрываясь деревьями.
   От тигра не убежать, не спрятаться на дереве. Долгов вышел навстречу, борясь со страхом. Это был единственный выход – представиться. Он же хотел умереть, вот случай и подвернулся.
   Тигр запрыгнул на камень, показался во всей красе – сильный и непобедимый, властитель здешних мест.
   Долгову надо было взять с собой телепатический усилитель. Налаживать контакт с тиграми он был обучен. Да кто бы знал. Оставалось одно – потеть и источать запахи.
   Тигр зарычал на три километра в округе – явный знак, что аудиенция окончена. Этот царственный экземпляр уже знал, что человек тиграм не враг. Убийство обезьян не сделает чести тигриному величию. Не жертва, ни враг. Что с них взять?
   Иван попятился почтительно, развернулся, поплёлся, сдерживая шаг и оглядываясь. Главное не бежать.
   Тигр не преследовал. Царь показал, кто здесь главный. Чего же ещё?

   Долгова встречал проводник. Иван не понимал, о чём ему говорят. В глазах его потемнело, ноги дрожали, и он присел.
   - Охрана отключилась, - оправдывался проводник перед теряющим сознание подопечным. – Тигры здесь не ходят, это не их территория. Да вот так случается когда-то - одно к одному. Джунгли не любят недисциплинированных пришельцев.
   Беспамятного Долгова пришлось эвакуировать аэролётом. Постаревшее сердце не выдержало экстремальных перегрузок.          

                Глава V. Чудеса Приморского Края.               

   Андрей Константинович Долгов - космонавт дальнего следования. По программе подготовки полёта в галактику М54 он обучался общаться с животным миром Земли. Прежде чем вступать в контакт с внеземными цивилизациями, необходимо научиться понимать своих соседей по родной планете.
   С Дальневосточным тигром Долгов встречался в лесах удэгейских, в междуречье Ботчи и Такема на восточных склонах Сихотэ-Алиня.
   Тигр зверь серьёзный, охотиться на него в одиночку решаются только самые отъявленные авантюристы. На разборку с объявившимся полосатым вором домашнего скота раньше собиралось всё мужское население русского посёлка. Много тогда выбили зверья, во времена русско-тигриной войны. Китайцы истребили весь тигрино-полосатый род на своей территории.
   Удэгейцы на зверства не шли. Традиции их призывали уважать тигра. Уссурийская тайга – царство тигриное, в котором хозяину тайги, медведю, приходится делиться авторитетом с полосатой кошкой. Коренное население здешних мест никогда не перейдёт тигриную тропу, уйдёт со следа. Если же приходит нужда убить тигра, повадившегося на запретное, человеческое, тому убийце ставят на могиле сруб о четырёх столбах в знак уважения и почитания.
   Не должны пересекаться тропы тигриные и человеческие по неоспоримым законам свыше.

   Природа Приморья удивительна. Здесь смешались растения сибирской тайги и тропиков: кедры перевиты виноградом, даурская лиственница теснится к берёзке, красою с русской души. Потаённые речки прячутся между сопками своими названьями с чуда: Бикин, Алга, Сумарга. Сама великая Уссури, давшая название этому замечательному краю. Амба – река смерти с тигриным лицом.
   Не все тигры символы смерти, большинство из них боги – Кути Мафа.
   Три дня Андрей прожил в лагере Сихотэ-алинского заповедника, знакомился с местными чудесами. Знакомил его с Приморьем охотовед из здешних мест удэге Дункай, знаток легенд и традиций своего народа.
   Дункай и провожал Андрея Долгова на кордон тигра. Андрею Дункай пришёлся по нраву, приятен был его мягкий голос, который хотелось слышать и слушать. А что там скрывалось за щелочками глаз? Хитрость? Мудрость? Скорее – доброта.
   -Я не охочусь на тигра, - признался Дункай. – Тигр сам непревзойдённый охотник. Он одиночка, и помощи ему ждать не приходится. Тигры всё постигают своим незаурядным умом. У этих зверей мощная энергетика. Я всегда чувствую присутствие тигра. В дикой природе я его ни разу не видел. Хорошим людям он никогда не покажется, будет идти рядом и прятаться. Как не выглядывай его – не увидать. Мой дед всего раз увидел тигра. Умер вскоре после встречи. Сердце не выдержало.
   -И не смогли помочь? – возмутился Андрей.
   -А чем можно помочь, когда духи к себе призывают? Не пойму я, чего нового видят долгожители? Прожил свои отмерянные 100 лет и хватит. Внуков вырастил, правнуков увидел. Что ещё надо от жизни? Омоложение – всё равно, что дети из пробирки. Человек велик, ему доступно многое. Недоступно одно – жизнь дарить. Мы не знаем, что значит душа, а берёмся новые жизни вершить, бессмертие нам подавай. А душа хочет продлевать свой срок заточения в жизни? Спросили мы её о том?

   -Никто не видел умершего тигра, - рассказывал Дункай вечером, сидя у костра. – Тигры уходят на священную гору Сенгили. Людям туда ходу нет. Многие стремились к той горе. Идти к святому месту никто не запретит, и если путник стерпит страх, наводимый тигриными духами, пускай идёт. Там те же леса, звериные тропы, как и везде. Река Амба. Много там рек, они огибают Сенгили со всех сторон. День можно идти, два, неделю… Никто не дошёл до подножья, все возвратились туда, откуда начинается страх.
   Потрескивающий костёр подчёркивал таинство вечера. Искры улетали в небо, превращались в звёзды. Звёзды падали на лысые сопки, освещая их мудрость. Спать не хотелось, хотелось слушать.
   Дункай – человек из прошлого, он объединяет эпохи. Так и должен выглядеть человек настоящий – сложенный из минувшего и грядущего, зреющий в добре.
   -Я покажу тебе звериные тропы, - Дункай говорил негромко. Лес не любит азартных бесед. – Охотиться придётся самому. Мы не охотимся на тигров, тут я тебе не помощник. Захочет тигр, сам откроется тебе. В кадр тебе его не поймать – это точно. У нас все тигры поименованы. Это ещё неизвестно, кто на кого охотиться будет.
   Андрей знал, что налаживать контакт с тигром ему прописано в одиночку, но расставаться с новым другом было жаль.

   Андрею Дронову был определён самый добродушный тигр Васька. Приняли во внимание слабые охотничьи навыки космического контактёра.
   С тигриным добродушием согласиться можно с большой натяжкой. Это сильный здоровый зверь, который не позволит себе оставаться голодным. Тигру необходимо охотиться раз в три дня, за день он съедает до сорока килограммов мяса. Рачительный хозяйственник, он не берёт со своей территории лишнего, в отличие от тех же волков, которые рвут добычу, сколько им по пути повстречается.
   Шансы потенциальных противников были далеко не равны. Человеческий разум в лесу играет несущественную роль, да неразумность тигров – утверждение весьма сомнительное. Андрей ввязывался в драку на чужой территории, и факт тот сводил все его шансы к победе на ноль.
   Ваську Андрей уже видел со стационарных камер слежения. Дункай проводил его на кордон, и теперь начинающему охотнику осталось завершить самое простое дело – проиграть схватку.

   Гравитоны (автоматический летательный аппарат малых размеров) отследили для Андрея тигриное семейство – львицу с двумя львятами. Котята, умильные, как и все дети, вдосталь порадовали наблюдателя игривым поведением и залезли под маму, разлёгшуюся на сочной примятой траве.
   Васька позволял тигрице Машке растить тигрят на своей территории. Он даже как-то защитил котят от гималайского медведя. Любопытные котята пытались охотиться на хозяина тайги. Медведю это явно не понравилось. Соседство кошачьего племени Михайлыча нисколько не устраивало. Однако, медведю пришлось смириться с беспокойным семейством после сердитого рыка Василия.
   Имена тигрятам ещё не дали. Неизвестно, кто выживет из них. Неизвестно, сколько времени папа тигр будет терпеть на своей территории кошачью мелочь, разоряющую ухоженное оленье хозяйство. Другие тигры с чужими котятами дружбы не водят, убивают сразу. Тиграм нужна чистая тигрица – продолжательница их рода.
   В тигриный детский сад Андрею путь был заказан. Переговоры с тигрицей бессмысленны, мужскому племени взаимопонимания с матерью не найти, так что котятами ему пришлось любоваться издалека.

   Ваську поймали в фокус видеокамер вездесущие гравитоны. Тигр валялся на своей излюбленной поляне, замусоренной шкурами и костьми убитых животных. Позавчера у него прошла удачная охота, и теперь он был сыт и самодоволен – само совершенство. С этим не поспоришь. Затевать споры с совершенным охотником – идея крайне опрометчивая.
   Разнежившийся тигр вдруг вскочил резво и забегал, принюхиваясь; поднял голову и зарычал на пролетающий гравитон, прямо в камеру. Андрей отпрянул от монитора, так явно прозвучала эта угроза. И как только тигр учуял неживые бесшумные аппараты, да к тому же ещё в чужеродной для него, воздушной среде обитания? Удивительно!
   Вдоволь порычав на назойливых стрекоз, гравитонов, Васька успокоился, отметил свою приметную лиственницу, подняв хвост, и… исчез.
   Гравитоны заметались по поляне в поиске пропажи. Живой запах фиксировался приборами, тепло исходило от ближайшего дерева, самого тигра на экране не наблюдалось.
   Наконец один из гравитонов поймал изображение затаившегося беглеца. Тигр поднялся на задние лапы, прижался к дереву  и спрятал хвост между ног. Улыбался, казалось, проказник!
   «И как сражаться с таким? – усмехнулся Андрей тигриной проделке. – Этот точно будет за мной охотиться, а никак не наоборот. А ещё говорят, что все кошки слабо развиты умом».

                Глава VI. Как почесать тигра за ухом.      

   Андрей Константинович расположился лагерем в двухстах метрах от тигриной лёжки, в поле невидимости, как ему советовали кураторы и бывалые охотники. Тигр Васька откликнулся на пришедшего гостя не сразу, выдержал время для солидности представления.
  Васька вышел на холм, скрывающий лагерь Андрея – красавец тигр идеального окраса и наружности. Такого не тронь, можно только смотреть издали с величайшего соизволения.
   Мягкая защита не пускала тигра к человеку, как только он не рвался на разборки. Васька упирался задними лапами, рвал передними невидимую преграду, рычал устрашающе. Ничего не выходило. Уставший зверь присел, громко дыша, уставился на нахального пришельца с непониманием: вот он, стоит на его территории в доступности прыжка, страхом весь извёлся, а никак не достать. Почему так?
   Тигру необходимо было как-то выходить с неловкого положения. Васька рыкнул зло: «Не озоруй»! Показал всю свою стать и ушёл к своим «баранам». Тигр и впрямь оказался добродушен. И мудр, к тому же. Другой бы на его месте не отступил, рвался к жертве до последнего издыхания. Васька был сыт, и лишние жертвы ему были не нужны. На охоту ему только завтра, в ночь.

   Ночь выдалась для Андрея беспокойной. А ведь он знал, что тигры предпочитают охотиться в сумерках. Спать они могут до двадцати часов на день, да раз выдаётся им повод развлечься, со сном могут и подождать. Обязательств перед обществом у кошачьих нет никаких, и спят они сообразуясь желанием.
   Васька был сыт и ленив, только знакомство с охотником взбудоражило в нём интерес. Гравитоны передавали возбуждение тигра, а и сам Андрей чувствовал его на расстоянии. Энергетика у него была и впрямь ощутима, Дункай был прав, когда рассказывал об эффекте незримого присутствия у тигров. Васька бродил кругами, тыкался в невидимую защиту, а однажды прыгнул сверху, с подвернувшегося камня, завис над землёй и скатился по прозрачной сфере. Больше таких проделок, порочащих тигриную честь, он себе не позволял.
   Ближе к рассвету Васька успокоился, и Андрею удалось уснуть на часок, не больше. Разбудил его сигнал тревоги от гравитона. Безмозглая машина надрывалась телепатическими сигналами, в агонии восхваляя своего владельца: какой Андрей славный, будущий космонавт, и пришёл он сюда не с целью убийства, а с предложениями к дружбе и сотрудничеству.
   Оказалось, Васька влез на ветку, растущую невысоко по-над землёй. Разлёгся на ней, словно леопард несерьёзный, и лапу свесил, болтая ей легкомысленно. Картина, достойная к запечатлению. Гравитоны слетелись на лакомую сценку для съёмки, словно мухи, закружили: кто сбоку, кто сверху, кто снизу. Тигр сполз с ветки, упал на землю с трёхметровой высоты и придавил телом нерасторопный гравитон.
   Гравитон ещё пытался взлететь, подрыгивал на небольшую высоту, но каждый раз его взлёт пресекался тяжёлой лапой. Прекрасная игрушка досталась тигру – убегающий мячик. Васька запрыгал над метящимся шариком, словно котёнок, изгибался, делал вид, что уходит, будто потерял игрушку.
    Всякой забаве рано или поздно приходит конец. Всякому, самому живучему аппарату, есть предел прочности. Гравитон раскололся, придавленный к камню, и пропищал напоследок: «Андрей хороший».

   Васька быстро потерял интерес к застывшей железяке, обошёл лениво свои замусоренные пенаты и поплёлся в лес. С игрой в тигре просыпался охотничий азарт.
   Андрею не оставалось ничего более, как собираться вслед тигру. Он поднялся нехотя, собрал оборудование и посуду в рюкзак, отключил охрану и поплёлся в тайгу - не выспавшийся, с растрёпанными нервами.
   Тигр петлял. Андрей держался от зверя на расстоянии, руководствовался информацией с гравитонов. Аппараты увеличили расстояние до отслеживаемого объекта, установленные на повышенный уровень опасности. Потеря гравитона несколько снизила качество съёмок, в пределах допустимого. Андрей решил подстраховаться, в такую даль запасной гравитон ему могут не посылать. По той причине Васька почти не появлялся на экране, и его передвижения можно было угадывать по данным тепловизора и сенсорных приёмников.
   Охотник не шёл по следу, памятуя о тигрином коварстве, держался в стороне от проторенного пути. Андрей утвердился в правильности своего решения после того, как заметил двойной тигриный след. Васька возвращался, проверял, не идёт ли кто за ним.

   Свежий приморский воздух и захватывающие виды тайги прогнали сонливость в Андрее. В молодом здоровом организме спрятано много ресурсов, надо только научиться приказывать себе.
   Тайга и впрямь способна развлечь: там белка летяга пробежится по траве, заскочит с испугу на дерево, порадует путника красой пушистого хвоста. Птиц бессчётно. Щебечут, воркуют, ухают, поскучать не дают. Посчастливилось встретить изюбря. Лесной красавец перешёл путь Андрея, не взглянул на неуместного здесь зеваку; гордо пробил ветвистыми рогами дорогу в нависших кронах и скрылся в чаще. Посмотрели и хватит.
   Васька тем временем тоже почуял изюбря. Нападать не стал, поленился. Он был ещё сыт. Проследовал дальше, к своему семейству, как то отметили вездесущие гравитоны. Предположения механических соглядатаев оправдались, Андрей за тигром в запретное место не пошёл, расположился на отдых.
   Хорошо прикорнуть под деревом на свежем воздухе, если комары не докучают. Лучше всего спится на воздушном одеяле. Андрей достал с рюкзака свёрток со спичечный коробок объёмом, встряхнул, растянув прозрачную материю до площади матраса, и накачал её воздухом, приставив тёплую ладонь на подкрашенный активный участок. Упал на незатейливую постель, зависнув над прижатой травой, закинул руки за голову и размечтался, озирая корявые ветки сосны, которая выдавала чарующими запахами все лесные тайны.
   Васька тем временем устроил разборки с семьёй: пора уходить с его территории. Грозный папаша гонял по кругу котят, выказывал свой начальственный рык, не терпящий препирательств. Машка терпела строгости папаши недолго, ввязалась в перепалку со всей своей женской яростью. Васька поддался, пошёл на попятную. С дамой не поспоришь.
   Пристыженный тигр ретировался виновато. И на царей случается проруха. Верховный статус приходится держать, однако, и Васька развернулся напоследок в сторону своего зазнавшегося семейства, принял долженствующую осанку и зарычал царственно: «Поживите. Пока».

   Андрей опять не уснул. Он с увлечением наблюдал тигриную семейную разборку в голографическом изображении. Такого пропустить никак нельзя. Когда ещё придётся повстречаться с истоками дикой любви? И в ЦУПе спросят как с исследователя: где был, что проспал, почему не отследил, не проанализировал?
   Васька шёл прямиком к лагерю Андрея. Опять не поспать! Но тут повезло, тигр залёг, не доходя с полкилометра. И тиграм тоже нужен отдых. Андрей вздохнул удовлетворённо и прикрыл глаза, тут же отключившись. Гравитоны отследят за опасностью.
   И снилась Андрею Иришка, девушка диспетчер с космодрома. Хорошая девочка Ира, согласная во всём, что говорит ей Андрей.
   -Я полечу с тобою к звёздам, - восхищённо смотрела на него Ирина с очаровательной улыбкой и развевающимися волосами. – Мы будем всегда вместе! – И тут же маминым строгим голосом: - Не ешь, Андрюша, столько сладкого! Это вредно.
   Андрейке стало стыдно до слёз, а в ладони его таяла сворованная шоколадка. Он проснулся тут же и выкинул измятую во сне виноградную гроздь, которую забыл отложить засыпая.

   Андрей проснулся вовремя. Если же быть до конца честным, его разбудили гравитоны. Васька шёл на охоту, в этом теперь не было никаких сомнений. Время склонялось к вечеру, и в лучах заходящего солнца мягкая, крадущаяся тигриная походка явно выдавала его охотничьи устремления. И шёл Васька точно по назначению – к пастбищу пятнистых оленей.
   Это был опытный тигр, промахов на охоте у него давно уже не было. Кто другой на его месте выбрал бы для себя жертву из пасущегося стада и бросился на оленя, помянув удачу. Тигры устают скоро, и резвый олень вполне может избежать острых зубов, если вовремя заметит полосатый окрас. Васька залёг в тенистой речке, недалеко от водопоя.
   Андрей пробирался ближе к затаившемуся тигру противоположным берегом, невзирая на предостережения от кураторов. Его основной целью в подготовке к полёту был контакт, а где ещё можно найти общий язык с тигром, как не на охоте? Осмелев окончательно, Андрей влез в мелководную речушку и погрузился в теплую воду по грудь. Васька почуял движение и взглянул на непрошенного помощника с досадой: «Не мешай»!
   Охота не терпит медлительности, это ожидание её протяжно. Как только первый олень подошёл к берегу утолить жажду, Васька кинулся на него и вцепился клыками в зашеину, зажав оленьи бока мощными лапами.
   Андрей приблизился к кровавому действу на двадцать метров, нарушая все запреты по безопасности. Тигр должен признать в нём напарника, а прозябание в сторонке тому никак не способствует. Он верил в существование эмоциональных энергопередач между живыми организмами, и восхищение в нём перехлёстывало через край.
   Васька не разделил предложений к дружбе, в Андрее тигр увидел соперника, бросил свою жертву и прыгнул к нарушителю охотничьих порядков, взметая пред собой завесу брызг.

   Время для Андрея остановилось, в мозгу бились две взаимозаменяемые мысли: что делать – устанавливать защиту или усыплять?
   Тигр засыпал на ходу, сознание в нём застыло в последнем прыжке. Андрей отпрыгнул в сторону, прижался ко дну, и всё же почувствовал, как что-то мягкое придавило его ненадолго и отстало, уносимое течением.
   Долгов вынырнул, хватая воздух, и поймал уплывающую тушу за хвост, потащил тигра к берегу, пока тот не захлебнулся.
   Израненный олень боролся за жизнь, пытался встать на дрожащие ноги, окрашивая реку кровью. Не жилец. Андрей вытащил бластер и прекратил мучения несчастного животного; встал в нерешительности над пятнистой тушей, задумался о содеянном. Тела тут оставлять никак нельзя. Если восьмидесятикилограммового оленя ещё можно как-то закинуть на плечи, перетащить тигра без подручных средств никак не удастся.
   Решение пришло скоро, не зря в космонавтов закладывают навыки рационализаторов и конструкторов. Андрей растянул свой матрас на найденных невдалеке прочных ветках и затащил на самопальные носилки обе туши в должном порядке: жертва снизу, хищник сверху. Попробовал поднять носилки за один конец – не поддаётся, больно уж тяжела.
  Настырный самоделкин вызвал в помощь гравитоны, подставил летучие шарики под непосильную ношу и настроил их на полную мощность. Конец приподнялся немного, вес другого уменьшился – будет лучше скользить. Поднял, поднатужился, потянул – пошла родная!

   Долгов не дошёл до тигриного лежбища с полкилометра, гравитоны - помощники без солнечного света полностью разрядились. Бросил свою ношу там, где встрял. Уставшему вконец бурлаку место показалось   подходящим – небольшая поляна в ложбине меж сосен. Бросил туши как нёс – тигр на задранном олене. Проснётся Васька, будет рад. Сам же новоявленный рикша упал на траву, установив защиту. Тащить свой матрас из-под развалившихся на нём заспанцев не было никаких сил. Полная луна располагала ко сну. Снов на этот раз Андрею не показали.

   Андрей проснулся на рассвете. Тигра не наблюдалось. Васька утащил свою добычу и изодрал прочнейшую ткань воздушного матраса. Гравитоны ещё бездействовали, разлетелись по соседним деревьям и повисли на ветках, радовались рассвету.
   Долгов прошёл к лежбищу без защиты, как-то надо доказывать свою должность контактёра. Проверенный на Ваське «Настройщик эмоциональных импульсов» работал надёжно, и это обнадёживало авантюрное желание почесать тигра за ухом.
   Сытый Васька разлёгся на своей загаженной полянке, довольный и ленивый, вдыхал мечтательно запахи разлагающегося мяса.
   Андрей подошёл метров на десять, ближе не решился. Смотрел на тигриную идиллию, прислонившись к смолистому дереву.
   Тигр заметил наблюдателя, перевернулся на спину и заёрзал по траве, словно кот игривый. Хитро поглядывал на объявившегося друга.

    Проверку Долгова оценили неоднозначно. Слишком много рисков допустил на охоте претендент на планируемый полёт к М64. Космос необдуманных поступков не прощает.
   Впереди ещё будут испытания, и у Долгова найдутся возможности доказать свою компетентность в налаживании контактов с животными и инопланетянами.               

                Глава VII. Проводы.

   Иван Ильич прилетел на космодром Куру проводить правнука. В этом случае он уже не имел прав отказываться от встречи с ним. Близкий человек улетает навсегда, последняя встреча – дело святое.
   На космодроме царила суматоха, сравнимая с транзитными станциями следования. Внутрисистемные корабли взлетали и садились без нарушения графика, пассажиры волновались и суетились, несмотря на профессиональное обслуживание. Человек не меняется и не изменится ещё долго. Факт этот порадовал Долгова, не расставшегося с чувствами недоверия по отношению к современному поколению. «Как торжественно провожали нас, и как обыденно улетают в будущее сегодня», - заметил он разницу между временем былым и современным.
   На глаза Ивану Ильичу попалась девушка, ищущая кого-то. Приятной наружности, она подходила к пассажирам, спрашивала о чём-то и отходила с явным разочарованием. Давно уже Долгова не интересовали люди, не выхватывал он из толпы понравившегося вдруг человека, на котором хочется заострить внимание. Женщины его не интересовали тем более с их легкомысленной тягой к пустым разговорам и непрактичным вещам.
   Путешествие по миру возродило в долгожителе интерес к природе, и только женщина способна возвратить мужчину к жизни. Долгов вспомнил добрых индианок, приглянувшихся ему ненароком. Улыбчивые, отзывчивые женщины. Хватают любое мужское слово, пытаются понять и откликнуться, помочь, если требуется. Замечательные, всё же, существа - эти женщины!
   - Мужчина! Не подскажете? – отвлёк размечтавшегося старого ловеласа звонкий женский голосок. Долгов обернулся и встретился взглядом с приглянувшейся ему девушкой. Расплылся в улыбке непроизвольно: «Чем могу»?
   - Я ищу известного космонавта Долгова. Иван Ильич. Его многие знают. Он должен быть где-то здесь.
   «Не может быть! Так не бывает! Чародейство какое-то! Такая женщина, и я ей нужен»!
   Долгов представился галантно.
   - Как удачно! – обрадовалась девушка. – Ирина. Ирина Дмитриевна Зарубина. Меня Андрей просил найти Вас. Полёт его задерживается, и он вылетит на Марс завтра, через 20 часов. Он попросил не бросать Вас, развлечь. Андрей мой большой друг. Вы обязательно должны дождаться его! Встретиться, попрощаться.
   Ира щебетала без умолку, не остановилась даже тогда, когда Иван согласился на её участие в ожидании правнука.
   Это был незабываемый день для Ивана в обществе молодой общительной девушки. Они гуляли в высоких травах саванн Гвианы, дышали солёным воздухом Атлантики, пропитанном рисками и приключениями. Страна флибустьеров, здесь дух дальних странствий засел в каждом кустике, деревце, в старинных замках, хранящих призраки былых губернаторов французов, нещадно унижавших местное население. Всё хорошее заканчивается когда-то. Приятные встречи чаще всего мимолётны.

   Андрей прилетел ровно по времени. Непонятно, кому он был больше рад, деду или девушке.
   - А Иван Ильич прошёл курс омоложения, - выдала Ирина.
   Долгов посмотрел на неё осуждающе: «Все женщины такие! Слова в них не держатся».
   - Вот и замечательно! – обрадовался Андрей Константинович. – А Ирина согласилась стать матерью моего ребёнка. Видишь, как всё удачно складывается! А я хотел, чтоб ты взял опекунство над будущей мамой. Не согласишься, дед, стать отчимом? Я так надеюсь на тебя!
   «Всё он знает! – озлился Дронов. - Воспользовался моим участием к медвежонку с острова Шмидта, отцовские чувства во мне разглядел. Предугадал, подстраховался. Полёт у него задержали! Как же. Это в какие-то веки космические полёты откладываются?! Специально меня вызвал на 20 часов раньше.  Надо было расписание самому разузнать».
   А куда денешься от этого? Пришлось соглашаться.
   - А я книгу написал, - сознался Долгов. – Вот, - подал Андрею небольшую брошюрку листов на двадцать, тиснённую мягкой серой обложкой с названием без иллюстраций – «По следу тигра».
   Андрей развернул книжонку, начал вчитываться, хмурясь с напряжения. Отстранил от себя издание с раздражением и тут же улыбнулся Ивану, поняв свою оплошность:
   - Я прочту, дед. Обязательно прочту!

   «С людьми вполне возможно найти общий язык, - размышлял Долгов после прощания с внуком. – Когда идёшь навстречу людям, и обстоятельства благоволят сближению и общим помыслам».
   На душе у него было легко и свободно. Долгая жизнь впереди, предсказуемая и нужная.

                ***

      Иван Ильич Долгов.
                «По следу тигра».
   (Издание первое).

   Долгов Андрей Константинович, космонавт дальнего следования, проходил предполётную подготовку в Уссурийской тайге, в которую входил в контакт с тигром, который имеет имя Василий. Охотился он там, как ранее это называлось, на тигра.
   Тигр Василий – самец 33лет, весом в 316 кг. Достойная добыча для бывалого охотника, но Андрей Константинович не был бывалым охотником, с тигром в дикой природе Андрей Константинович встречался впервые.
   Первый контакт прошёл неудачно. Долгов не наладил контакта и пошёл на контакт сразу, без предварительного автоматического сближения. Тигр набросился на Долгова, спасла его только защита СПРГ-36.
   Далее тигр Василий пошёл проведать свою семью. Тут Долгов оказался прав, что не пошёл за тигром, наблюдал за встречей с помощью гравитонов ЛА – 17.
   Гравитоны передали тигру образ Долгова и выслали эмоциональным импульсом данные о его намерениях. В ходе автоматического контакта один из гравитонов был потерян, так как тигр поймал его и расколол.
   Далее тигр пошёл охотиться. Долгов встрял в охоту тигра, что делать категорически воспрещается. Тигра пришлось усыпить.
   Далее Долгов проявил незаурядную смекалку и сумел с помощью подручных средств перетащить спящего тигра вместе с добычей на 5 км общим весом в 390 кг.
   Проснувшийся тигр поел и пошёл на контакт с Долговым.

   В целом описанная проверка Долгова оценивалась на среднем уровне, что не дало ему права на полёт. Права на полёт он заслужил на других контактах, не менее интересных.               

                Глава VIII. Салагда.

   Андрей просыпался с нестерпимого голода. Такое пробуждение было для него непривычным, завтракал он всегда через силу.
   - Мам! – закричал Андрейка, развернувшись к кухне. – У нас есть что перекусить?
   Мама не отвечала, да и дверь на кухню растаяла в молочном свете. Андрей признал свою спальню в экспериментальной капсуле Института Космических Исследований. Заспался! Сон с явью спутал! Испытатель потянулся к сигнальной кнопке, рука не слушалась, вздрагивала только немного, разгоняя волну в жидкости, в которую он был погружен. Он вспомнил Лидочку, строгую медсестричку, следящую за неуравновешенными будущими космонавтами, которые вечно норовят выйти за рамки дозволенного во время испытаний. Рука послушалась с приятных ожиданий и вылезла с оберегающей жидкости к заветной кнопочке.
   Вместо Лидочки в открывшейся двери появился… Рахматулло, командир «Ласточки».

   Сознание Андрея прояснилось полностью. Так и было: он был погружён в состояние анабиоза во время полёта к Чёрному Глазу. Рахматулло Азизович Каримов – командир корабля, красавец  восточных кровей, общительный и уважительный «уста» (мастер), с нестирающейся улыбкой на лице и вечными шуточками в разговоре.
   - Очухался медведь таёжный? – засветил Рахматулло безупречными зубами. – Весна на дворе, пора вылезать из берлоги.
   - Где мы? – вымучил улыбку Андрей.
   - Как где? В Салагде. К чему стремились, туда и прислонились.
   - Как на Салагде? Уже прибыли? – возмутился Андрей. – А почему не разбудил?!
   - А зачем? Я и без тебя прекрасно справился с посадкой. Спи, дружок, пока возможность есть. Что нам в Космосе смотреть? Жить мы на Земле должны.
   - Как ты не поймёшь? – продолжал злиться Андрей. – Мне надо было Чёрный Глаз на подходе увидеть, понять дух этой жизни. Мне же в контакт входить. Штатное расписание, кстати, тебе не указ?
   - Да ладно тебе! «Расписание штатное». Что бы ты увидел с нашей закрытой капсулы? Ту же отображённую картинку. Точно так же ты и запись можешь отследить. Четыре дня ещё вылёживать будешь, пока мышцы полностью восстановятся.
   - А зачем приземлялся без меня? – не унимался Андрей. – А если бы мерлики (жители планеты Салагда) без меня «Ласточку» облепили с любопытства? Ты с ними смог бы договориться?
   - Я сел на экваторе, в пустыне, - оправдался Рахматулло. – Тут кроме тараканов безмозглых никого не встретишь. Можешь дать им своё имя как первооткрыватель (попытался пошутить). А твои мерлики с тропиков не вылезают. Где родятся, там и кормятся. Мерзость какая пупырчатая! И как ты с ними в контакт собираешься входить, обниматься? Они ведь делать ничего не умеют – разум планетарный. Палочки считают, да листики с деревьев. Философы мирового уровня! Ага. Знатоки истин и идеалов.
   - Вот я и говорю: как ты контактировать собираешься с таким презрением к ним?
   - Ты вот что, Андрюша, - заметно озлился Рахматулло и перешёл на приказной тон. – Про штатное расписание ты помнишь только то, что тебе интересно. Никаких прямых контактов! Первой строкой в правилах о том записано. Наше дело – понять, почему здесь цивилизации не развиваются при явном наличии разума. Делать выводы и принимать решения – прерогатива межгалактического сообщества.
     - И что это за сообщество такое тайное? – вознегодовал Андрей. – Почему мы должны следовать их неукоснительным указаниям?
   - Позлись, позлись Андрюша, - улыбнулся Рахматулло. – Злые скорее на ноги становятся. Я все четыре дня поднимался под нежным присмотром своей Зульфии.
   Сообщество… Да какое оно тайное? Просто мы их ощущать не способны. Единицы из людей разобрались в их сущности, на это полжизни потратить придётся. А оно мне надо? Мне моей «Ласточки» вполне достаточно, да представления о Чёрной Дыре, чтоб не залететь в неё ненароком.  Разум этот - остаточный от былых цивилизаций. Это они нам подарили нам телепатические навыки. К чему глубоко в дебри лезть? Общие представления о них получили и ладненько. Зато у нас связь с Землёй налажена. На радиоволне далеко не улетишь. «Ласточка» долетит скорее, чем этот неповоротливый радиосигнал. Для мысли расстояний не существует.
   Пойду я, Андрюша, - заспешил Рахматулло. – Заболтались мы с тобой, а мне аппаратуру к высадке ещё готовить. Вставай скорее, поможешь. Как моё имя переводится, помнишь?
   - Спасибо, - засветился Андрей с командирской улыбки.
   - Молодец! Растёшь на глазах, Андрейка! Не забывай благодарить.

   Обездвиженного Андрея не оставили одного, вслед за командиром к нему в опочивальню вошла медсестричка «Лидочка» в белоснежной униформе с красным логотипом медицинской службы на правой груди. От таких чарующих соблазнов не отвернуться.  Биороботы на «Ласточке» откликались на пожелания малочисленного экипажа и умели принимать любые образы по предпочтению клиентов.
   - Не делайте резких движений! – строго предупредила Лидочка, держа в поднятой руке брызгающий шприц. Тот древний инструмент для внутримышечного вливания не применялся в медицине уж который век к ряду, да картина представления обворожительной девушки стоила того. – В вашем положении излишние дёрганья чреваты разрывами мышц, а связывать вас мне не хочется.
   - Лидочка! – запричитал «больной». – А нельзя мне тут какой экран установить? Скукотища одна в этих голых стенах! Хоть бы какую эротику просмотреть.
   - Какая в вашем положении может быть эротика? – отказал биоробот, не признающий поблажек. – Читайте книги! Это полезно.
   Лидочка уменьшила вязкость жидкости, и Андрей упал на дно своей капсулы, продолжая пускать пузыри в просящих стенаниях. Захлебнуться в жидкой субстанции отчаявшемуся отказнику было невозможно. Строгая медсестричка грациозно развернулась и посеменила к выходу, соблазнительно виляя бёдрами. Беспомощный поклонник её пытался всплыть, да вязкость закаченной в его камеру жидкости к плаванию не подлежала.
   А на стене тем временем засветилась картина бескрайнего Космоса, испещрённого миллионами звёзд.

   Галактика Чёрный Глаз приближалась медленно. Необычная галактика М64 сложилась из двух столкнувшихся. Особенностью этого космического объекта, который ещё называют романтичными именами «Волосы Вероники» и «Спящая красавица», является его происхождение из двух слипшихся галактик с разным направлением вращения. Вследствие этого газопылевой диск во внутренней части М 64 вращается в противоположную сторону относительно вращения звёзд и газа на его периферии. Вытянутый темный провал яркости очерчивает ядро, придавая изображению галактики весьма экспрессивный вид.
   Захваченная галактика продолжала сопротивляться, вращалась в свою, непримиримо правую сторону. На границе непрекращающегося  конфликта сталкивались и взрывались звёзды, высвобождая энергии, применимые к новым созиданиям. Самое высшее создание нашей Вселенной – жизнь, и её на периферии «Спящей Красавицы» родилось предостаточно – 12 живых планет. Зарождение жизни требует разрушений, сохранение этой хрупкой высшей субстанции нуждается в предсказуемости и спокойствии. Жизнь существует в парадоксах и создаётся она, несомненно, под внешним воздействием.

   Андрей смотрел эту картину об М 64 не впервые, изучил свой космический маршрут до самого малого пылевого облака. Он всё увеличивал скорость показа, не забывая о своём личном восприятии, пытался поймать ощущения, не доступные ему с Земли, прощупывал чувствами дух аборигенной жизни.
   Звёзды расцвечивались в разные тона, присущие их тепловым спектрам. Картинка повеселела. На экране замелькал титры, указывающие присутствие жизни и предупреждающие об опасности - красные, запретные. Внутренний диск весь окрасился багровым, тут «Ласточке» не выжить. Периферия покрылась более бледным, кровавым крапом – от нежно-розового до жгуче яркого. Сюда залетать можно, но не нужно.
   Андрей освежил в памяти инструкции по безопасному пилотированию в М 64 и прогнал видеографику до приземления «Ласточки». Чёрный Глаз распылился за границы голографического изображения и обратился в привычное для землянина звёздное небо с планетой заветной, необычного названия Салагда. Откуда взялось это название, Андрей выяснять не стал. Небольшая доля таинственности в его исследованиях не помешает.

   Планета встречала непрошенных гостей гостеприимным голубым цветом – жизнепригодность на Салагде была сравнима с земными условиями.
   «Ласточка» обогнула Салагду пару раз по орбите. Андрей зафиксировал в памяти границы материков и островов, климатические зоны, удивительно схожие с земными; горы, леса, пустыни, ледники и озёра. Компьютер ознакомил пользователя с животным миром Салагды, представил представителей здешних мест на фото. Видео отсутствовало. Планету посещали только автоматы, Андрей с Рахматулло тут были первопроходцами.
   А вот и искомая достопримечательность – жизнь разумная, мерлики. С экрана на Андрея смотрело местное чудище, бесформенный слизняк с бесчисленными наростами для передвижения, в пупырышках весь. Да как смотрело? Глаз у него не было, но взгляд угадывался каким-то невероятным образом. Пристальный изучающий взгляд разумного существа…

   Андрей откинулся устало в своё сырое ложе, и изображение погасло. Зритель устал и уснул, к чему использовать энергоресурсы космического аппарата впустую? Ценного пилота развлекают сны. Давно уже их не было, снов про Землю.               

                Глава IX. Незаконченный спор.

   Мерлик шевелил всеми своими щупальцами, впитывал ощущения мира, в котором ему пришлось существовать; поглаживал камушки, дышал пылью, хрустел песочком, оставляя сыпучие крапинки на слизкой поверхности сенсорных приёмников. Он сошёл с тропы, соблазнённый запахами трав, что делать категорически запрещалось.
   Трава – вот что влечёт более всего всё живое, а мерликов заставляют глотать всякую мелкую живность, коей биосфера родной Салагды перенасыщена до предела. Животная еда не переваривается низшими кастами мерликов, не имеющих имён; они отрыгивают всё собранное за день в каменные чаны, в которых после нежатся высшие, именные властители Салагды.
   Мерлик разнежился на зелёной полянке, вбирал в себя нежность мягких трав, отдавал взамен свои мечты. Мечты утомляют и скоро отдают бразды правления фантазёрами чарующим снам.

   Очнулся мерлик от мерзкого чувства, будто затягивает его в гнилое болото со склизкой тиной. Проявившееся сознание утвердило его в окончании жизнедеятельности. Мерлика бесцеремонно заглатывал мерл, охранник. За все преступления приходится платить, а наказание всегда применяется одно: принуждение к смерти. Кара настигает всех провинившихся, будь та провинность небольшой – сойти с намеченной тропы, или же нарушение страшнейшего табу – осознание идентичности.
   Мерлики легко расстаются с жизнью, по приказу. Жизнь не цепляется за несостоявшийся организм, связь души с телом во многом зависит от причастности. Жизни с загубленными желаниями продолжения не требуется.
   Мерлик вздрогнул напоследок от озлобленной серости своего душителя и застыл покорно, прощаясь с улетающей душой.
   Раздобревший мерл зашёлся удовлетворённой платиной. Мерлам недоступна палитра радуги, они способны общаться только серостью. Мерлики, не имеющие имён, прав на общение не имеют и раскраска у них неизменная – цвета беж.

   Палач, мерл Харпл, приполз к своему повелителю, цветастому Арамеллу, и благоговейным маренго (оттенок серого) отрыгнул к распластавшемуся телу Его Святейшества наполовину переваренный труп мерлика.
   Арамелла протянул к подати невероятно длинные щупальца, присосался к полуразвалившемуся трупу и замигал разноцветными огнями высшего наслаждения.

                ***

   - Какая мерзость! – не раз возмущался Рахматулло, прерывая просмотр фильма о жизни Салагды.
   - Не мешай! – осуждал впечатлительного командира Андрей, уставившись в экран. – Не нравится, выйди!
   - Каким это боком их к разумным существам причислили? – не унимался Рахматулло. – Надо будет «разведчиков» проверить. Что-то мне подсказывает, засорились они, порхатые. Везде им разум мерещится, гравитончикам нашим безмозглым. Скоро камни для них сказки рассказывать начнут.
   - Кончай болтать, Рахмат! – пресёк Андрей. – Разговорился. Решил профосмотр провести в своём хозяйстве, так проводи. Иди, пока я занят. Не то приду и советами тебя замучу так же, как и ты меня. Каждый должен заниматься своими делами и не совать нос в чужие заботы, пока не попросят.

   Андрей просмотрел фильм, оставшись в одиночестве, и вышел с родной «Ласточки» на просторы Салагды. Необходимо подышать воздухом планеты, чтобы понять аборигенную жизнь. Снимать обогатители воздуха на чужеродных планетах не рекомендовалось, да уж так устроен человек, что надо ему всё прощупать, прежде чем составить мнение по тому или иному поводу. А кислорода в атмосфере наблюдалось больше, чем на Земле. Веселящий газ поднимал настроение Андрея, несмотря на пустынные виды обозримой местности.
   В тень от зачарованного исследователя потянулась паучья свора, прожаренная солнцем пустыни. Андрей засмотрелся на ползучую мелочь, отстаивающую место под тенью. Как схожа вся эта суматоха с земной!
   Любопытный червячок вылез со своего песчаного убежища, привлёкся суетой внешнего мира; принюхался, прощупался и пополз к самому привлекательному местечку – охлаждённой обуви Андрея. Червячок присосался к холодному сапогу и заголубел с блаженства.
   Андрей поднял ногу и потряс ею, приучая прилипчивого живчика к полёту. «Надо бы дать ему имя, подумалось вдруг с запомнившегося капитанского предложения. – Своё, что ли (улыбнулся весело)?
   - Одень сейчас же маску! – прервал идиллию командирский голос из-за спины. Андрей натянул испугано повязку на нос. Командир прав. Подцепишь ненароком какую заразу неизученную, не один день проваляешься в изоляторе. А каждый день в космосе за год земной идёт.

   - Как там гравитоны себя чувствуют? – спросил Андрей, пытаясь реабилитироваться за своё легкомыслие.
   - Машину не переубедить, - перешёл Рахматулло с приказного на разговорный язык. – Так и выдают наличие разума у мерликов.
   - Что тебе мешает поверить в их разумность? – перенял Андрей инициативу, почуяв свой конёк. – Человек самолюбив по натуре, не уподобляйся посредственности, Рахматулло. Как долго мы не верили в разумность дельфинов? Только по одной своей заносчивости. А что получили в финале? Сотрудничество. А могли бы и раньше, если бы не были такими самомнительными ханжами.
   - Как можно совместить разумность и кровожадность? – не мог поверить командир. – Мысль просто не может посетить подобное месиво биомассы, мудрость обходит мерзость стороной.
   - Прежде чем винить кого-то, неплохо самому примерится. Вспомни историю нашей цивилизации, Рахматик, - перешёл на поучительный тон Андрей. – Вспомни каннибализм, войны междоусобные, «охоту на ведьм», рабство. Позорные вехи нашей истории, хоть и не делают нам чести, делают нас мудрее негативным опытом – на ошибках учатся.
   - Долго же мы учились на ошибках, - с сарказмом заметил Рахматулло.
   - Выбор правильного пути труден. Много их, дорог жизни.

   На Салагде команда «Ласточки» задержалась на три дня. Столь короткое знакомство с новым миром было обусловлено временными рамками. Слишком дорого обходится космонавтам нахождение в Космосе, с каждой потерянной  минутой космические скитальцы отстают от земной жизни годовым исчеслением.
   Разведка живой планеты не прошла бесследно. В мышлении мерликов было зафиксировано влияние извне.
   - А ведь я говорил, - ликовал Рахматулло. – Не может в столь примитивной жизни появиться мысль. Простейшие организмы выживают инстинктивно. На порождение разума в них потребуется сильнейший толчок извне.
   - Мысль нуждается в подпитке с окружающей действительности, - возражал Андрей. – Наше становление проходило через накопленный опыт многих поколений. Мысль родилась в наблюдениях, она по сути своей не может быть без воздействий. Замкнутая мысль подвержена вирусам мракобесия.
   - Ты путаешь ноосферные воздействия с инопланетным вмешательством, - апеллировал Рахматулло. – Родная планета никогда не навредит порождённой ею же жизни. Инопланетное вмешательство всегда заразно. Как ни старайся, не понять чуждых нравов с самых начал. Всё должно идти своим чередом.
   - А ты вспомни, сколько мы плутали по религиозным тупиковым дебрям развития. Божков мы сами себе нагадали, никто сверху нам их не спускал. Путь к истине тернист и непредсказуем.

   Спор без достаточной информированности не может закончиться с положительным результатом. Впереди друзей ожидали новые исследования, новые тайны удивительных живых планет.               

                Глава X. Заботы земные.


    Земля одарила людей явлениями, ублажающими плоть – это и вода, насыщенная газами и минералами, и огонь согревающий. Тот же песок стал подарком для нас: очищающий, ласковый, любимый детьми строительный материал; сыпучий, прилипчивый до высшей притягательности песок. Природа не скупиться на подарки, песок просыпан по земле в неограниченных количествах. Закапывайся и наслаждайся!
   Большинство этой сыпучей субстанции прилетело к нам из Космоса, вестником былых космических взрывов. Песок пропитан тайнами времён, и неспроста люди применили измерителем минут в первых часах именно этот материал.
   Самую нежную песчаную субстанцию для нас подготовило море, прогладило острые края песчинок, дабы озорные гранулы не поцарапали острыми краями кожу, очищая нас от мирской суеты.
   Люди издревле оценили целительные свойства песка и потянулись на песчаные пляжи – понежиться, подкраситься бронзой, поваляться на покалывающем ложе, что радует взгляд неброским золотом, хорошо сочетающимся с морской бирюзой.

   Иван Ильич нехотя поднялся со своего золотистого, тёплого ложа, просыпал с себя налипшие песчинки и заспешил под тенистую прохладу тента. Привитая дисциплина не позволила ему зажариться окончательно под лучами черноморского солнца, и он строго следовал медицинским рекомендациям, которые рассчитывают обычай загорания точно по минутам. Долгов удобно развалился в шезлонге и залюбовался красотами курорта Золотые Пески, с любовью обустроенного человеческими руками.
   Тут ему понравилось не сразу, больно привязчивым показался вначале обслуживающий персонал. Не привык самодостаточный космонавт к тому, что за него всё делают другие люди, не биороботы даже. Да если для кого-то помощь людям показалась главной заслугой, желание то оценивается дорого - добром. Привередливый отдыхающий признал благие порывы обслуги, и времяпровождение его в санатории показалось замечательным. Порой стоит доверить свою целеустремлённость под охрану медперсоналу, отдохнуть от бега за смыслами жизни.
   Понравилась Долгову болгарская речь – мягкая, с бессчётным количеством уменьшительно-ласкательных слов. Свой родной край местные болгары называют Златны Пясыци, не забывая языка предков.
   Бывалому покорителю космоса проще всего было свыкнуться с добровольным заточением в бетонных стенах сохранённых зданий санатория, с искусственным воздухом в спальных помещениях. Чего-чего, а ограничений просторов Долгов на своём веку натерпелся вдосталь, будучи не единожды зажатым от бесконечности металлической капсулой ракеты.
   
   Долгов спрятался от любопытных отдыхающих за раскрытой книгой. Со скоплением незнакомых людей свыкнуться ему так и не удалось. Единожды побывав в затворниках трудно возвратиться в общество.
   Уловка нелюдима не удалась, однако. Вид неординарного книгочея, единственного на пляже, да и во всей Болгарии, пожалуй, только раззадорил зевак, и досаждающие взгляды загорающих легко пробивали книжную обложку, докучали Ивану, не давали сосредоточиться.
   Он уже год как завязал со своими писательскими увлечениями, с тех пор, как его литературные таланты в пух и прах раскритиковал Фридерик Мелвилл, его неизменный наставник по письму. Рассказать было о чём, только как это сделать, чтобы заинтересовать читателя? «Работать и работать, - советовал Фридерик. – Шлифовать чистоту слова». Как её шлифовать, каким инструментом? В Космосе всё было проще, там виделся результат в работающих машинах и агрегатах, правильно выверенных курсах. В литературе, как и в любом искусстве, результата сразу не увидеть.
   «Читай  и перечитывай классику», - взял себе девизом начинающий писатель. Классика Долгову стала не по нутру. Одни мучения и терзания оставались с этими Достоевскими, Толстыми, Стендалями! Философия жизни, нравы, чувства… То ли дело приключения, отторгнутая на литературные задворки фантастика! Иван зачитался Даниэлем Дефо с его жизнеутверждающим героем Робинзоном. И в непризнанных творениях можно отыскать чистоту слова. Без интереса красоту не узреть.

   - Папа! – отвлёк Ивана родной голосок невестки Ирины.
   Иришка как-то сразу, без разрешения, стала называть Ивана Ильича папой. Даже если взять во внимание родственные связи, Долгов приходился девушке пра-прадедом, никак не отцом, ни свёкром. Но это обращение из девичьих уст звучало так мило, что Долгов не мог ей запретить называть его так, не мог откликнуться на столь нежный зов без улыбки.
   Ирина Дмитриевна подвела к деду внука и приказала забывчивому малышу поздороваться с дядей Иваном. Отвлечённый от взрослого мира Ромка нехотя развернулся к деду и важно подал ему маленькую ручку, скоро выдернул её, завершив непонятный этикет, и снова повернулся к морской волне, более интересной, нежели придирчивые родственники. 
   - Пап, - обратилась Ирина с просьбой. – Мне вечером надо будет уехать на два дня. На космодром «Южная Георгия» приземляется экспедиция с Магелланова Облака. Мне непременно надо их встретить. Приглядишь за Ромкой?
   - Конечно, Иришка. Какие вопросы?
   - Так пошлите купаться! – обрадовалась Ирина, скидывая с себя халатик.
   - Вы идите, - замялся Иван Ильич. – Я уже окунулся. Позже, может быть.
   - И я не пойду! – заупрямился Ромка. – Мне дом надо построить, потом купаться.
   - Иди, окунись, - предложил Долгов Ирине. – Вода сегодня тёплая, как никогда. Я за Ромкой присмотрю.

   - Дед, а почему ты папа? – спросил трёхлетний малыш у Долгова. – Мама говорит, что папа в Космосе летает, а теперь говорит, что ты папа.
   Иван не понял вначале вопроса внука, а поняв, заулыбался детской логичности.
   - Я для твоей мамы папа, - разъяснил. – Для тебя я дед. А твой папа и вправду в космосе летает. Ты видел его? Хочешь сейчас посмотреть, чем  папа Андрей занимается.
   - Нет, не хочу! – заупрямился внук. – Он спит, и спит, а мне строить надо. Папа в сингулярности летает, а в сингулярности только спать можно.
   Трёхлетний Ромка на лету схватывал новые для него слова и запоминал их с удивительной точностью.
   - Сингулярность давно закончилась, - пытался дед направить знания внука в нужное русло. – Она разлетелась, и на её месте, в центре Большого Взрыва, образовалась огромная мёртвая Чёрная Дыра.
   - Сингулярность не кончилась, - не согласился Ромка. – И Дыра там совсем не мёртвая. Из неё постоянно истекает нескончаемый поток энергий, как вода в водопаде. Потому наша Вселенная вечная, она подпитывается Большим Взрывом.
   Дед удивился несказанно знаниями внука. В таком возрасте, и такие высказывания - достойные лекции настоящего учёного! У Долгова были застарелые представления о центре Вселенной. Современная теория Большого Взрыва говорит об обратном, что выдал ему продвинутый внук. Сколько их было, этих теорий, за тысячелетие изучения Космоса! Людям в тот тайный мир хаоса великих преобразований путь был закрыт, и ещё долго будет закрыт, возможно, всегда. Жизни не место в горниле образования материи.
   - Хватит сказки рассказывать! – прервал высокие дедовы мысли внук. – Давай, к строительству приступай! Скоро мама подойдёт, а у нас дом не достроен.

   Иван Ильич смотрел за работой развитого не по годам внука и радовался его выбору – стать строителем. Никто из современных детей такого выбора не делал и не сделает. Все хотят стать космонавтами, артистами, руководителями исследовательских компаний. Строитель – профессия незадействованная по нашим временам.
   Люди рождаются разными – этот факт давно доказанный. Кто-то с рождения наделяется незаурядным аналитическим умом, кого-то к прекрасному тянет, а кто добром заряжен под самые корки головного мозга. Вот откуда взяться тем же болгарам из санатория, которым кругосветного круиза не надо, дай человеку угодить во всех его непридуманных желаниях? Не всякого заставишь работать. Научиться работе, пожалуй, будет посложнее, чем рисовать или ракеты в космос запускать. К работе всю жизнь привыкают, она надоедает скоро человеку невовлечённому.

   - Ну, что ты стоишь, деда?! – укорил Ромка несостоятельного работягу. – Помогай, давай!
   - А что ты строишь? Китайскую стену? – спросил дед, угадывая построенный внуком песчаный забор.
   - Ты ничего не понимаешь в строительстве, дед! Какая это Китайская Стена? Это замок. Вот одну сторону достроим, потом за остальные примемся. Песок подтаскивай, дед! Не видишь, кончается.
   Дед стоял не понимая и тупо пододвигал песок ногами на строительную площадку. Помогал. Зря Долгов не согласился с Ириной пойти поплавать. Сейчас бы тягались с волнами в упорстве, с рыбами разговаривали, на дельфинах катались. Ребёнку двигаться надо, он же песочек пересыпает из пустого в порожнее. Дед вспомнил своего отца, начальника цеха авиационного завода из далёкого прошлого. Вспомнил терминологию производства, нашёлся, чем соблазнить внука:
   - Всё, Ромка! Обеденный перерыв. Пойдём мороженое кушать.
   - Какое мороженое, дед? У нас стройка не закончена. Никаких мороженых во время работы! Пока не сделаем, никуда не пойдём.
   - А перекур должен быть? Каждый час по десять минут – перекур. Такое расписание.
   - Не знаю, что такое перекур. Работай, дед! Не болтай.
   - Ударным трудом? Передовыми темпами?
   - Да! Передовыми трудными темпами. Мама придёт, бал устраивать будем. Царский пир с новосельем.
   - Всё Ромка! – опять не выдержал дед через пяток минут. – Смена закончена. Сменное задание выполнено. Замок будем достраивать завтра.
   - Ничего не выполнено! Не видишь, что ли, дед?! Ещё не достроили.
   - Так что мы, на сверхурочные задержимся? – сник Иван Ильич.
   - Сверхурочные, - согласился внук. – С ударными темпами.

   Спасла муторную для Долгова ситуацию подошедшая Ирина, появившаяся, наконец, из прибойной волны как морская принцесса. Краса всех морей и океанов! Андрей знал, кого выбирать в матери для своего потомства. «Наша кровь, долговская»! – возгордился Иван Ильич, любуясь невесткой.
   А Ирина шла по пляжу, явно стараясь понравится Ивану. Брызгала радугой с мокрых волос, сверкала точёным непросохшим телом, играла бёдрами и наклонялась грациозно, стряхивая со стройных ног прилипчивый песок.
   Красовалась. Это точно! Перед ним, Долговым старшим. Не первый век он живёт, знает, чем женщина может мужчину соблазнить. Старого опытного повесу женскими уловками не провести.
    Медицина так и не научилась вылечивать возрастной климакс у женщин. Природу не обманешь. Вторую жизнь женщина проживает без материнских инстинктов, ей необходимо спешить выполнить свой долг перед эволюцией. Мужчина молод всегда, когда хочет этого.
   «Не правильно это, - рассуждал Иван в одиночестве, опомнившись с женских чар. – Как можно нарушать вековые семейные традиции? Сколько раз уже обжигались в спорах с природой? Всемогущие! Детей из пробирок наплодили. А что в итоге? Хорошо, что клоны не способны здорового наследства оставлять. Выродились. Что будет со смешением поколений, пока не ясно».
   Экспериментировать по этому поводу у Долгова желания не было.
    «Надо будет ограничить наши встречи, - решил Иван. – Где это видано – связь прадеда с внучкой? Набокову такого не выдумать. А что бы на это Андрей сказал? Ей надо срочно мужчину найти. Я в любви только помехой».

   Долгов сдержал своё космическое слово. Наезжал к невестке часто, но не задерживался надолго. Забирал внука и гулял с ним по миру, пока мама не востребует. Отношения с Ириной держались в строгости, без всяких чувственных излияний, без излишних слов и ненужных комплиментов.
   Слово своё он держал долго, целых четыре месяца. До самого Нового Года.
   - Ну что ты с нами в Новый Год мучиться будешь? – увещевал Ирину Долгов. – Неужто тебе праздник не с кем встретить? За Ромку я ручаюсь. Будет у него сказочный праздник. Ты молода, Ирина. Чем тебя моя старость развеселит? Чудеса не каждый день случаются, только в Новый Год. Не стоит их пропускать ради меня, прожившего их.
   - Новый Год – семейный праздник, - возражала  Ирина. – Я хочу встречать его с теми, с кем я хочу. А хочу я быть с вами, с родными. И Андрей хотел бы этого, я знаю. Не гони меня, пап.
   Спорить с женщиной себе во вред. Женщина всегда окажется правой.               

                Глава XI. Новогодняя ночь.

   Под новогодний праздник Долгов присмотрел старинную заимку из бруса, одиноко стоящую в карельском лесу недалеко от Белого озера. Карелия – родина чудес, родная сторонка самого Деда Мороза, как утверждают это знатоки зимних сказок. Самого настоящего Деда Мороза по сей день не встречал никто, но верить в него принято средь здравомыслящих людей. А откуда ещё взяться подаркам под ёлкой?
   Иван Ильич вылетел в Карелию за день до праздника. За день он вполне поспевал подготовить заимку к встрече гостей. Приметил стройную ёлочку в прямой видимости из окна избушки, расчистил под ней снег, развесил мерцающие огни по близстоящим деревьям, припрятал аппаратуру в сугробах. Звёздное небо было спрятано за снежными облаками, но с этим Долгов ничего поделать не мог. С природой не спорят, Новый Год придётся встречать без северного сияния. Ёлочку он наряжать не стал по согласованию с Ириной. Нельзя лишать Ромку-строителя такой радости – развесить игрушки по мохнатым еловым лапам.
   Молодёжь не опоздала, мама с сыном подлетели минута в минуту. Ромка не пообедал толком, ёрзал на стуле, тыкал ложкой в полную тарелку с молочной кашей: «Пойдём наряжать ёлку»! С егозой ничего сделать было невозможно, никакие увещевания не помогали. Семейный обед пришлось сворачивать незаконченным. Делу время, обеду – потом.

   За ёлочными модельерами из-за деревьев повадилась подглядывать разная лесная нечисть. Иван первым приметил сверкающие в сумерках любопытные глаза местной братии и обратил Ромкино внимание на сказочных персонажей:
   - Смотри! Собрались. Завидуют празднику. Готовят пакости, тут и гадать не надо.
   - Обманываешь дед! – заулыбался продвинутый внук. – Это голография всё.
   - Эй! Баб Яга! – закричал дед в чащу. – Выходи! Мы тебя видели, не боимся.
   Баба Яга показалась из лесу, закряхтела, заскрипела ногой костяной, запричитала недовольно на гостей незваных: «Собрались тут, покой нарушили»! Долговы не обращали внимания на старуху, ёлку наряжали. Яга ворчала всё, бегала вокруг ёлки сквозь людей и… спёрла звезду незаметно. Сбежала с заслуженным трофеем.
   - Эй! Отдай! – кинулся за бабкой Ромка.
   - Оставь! – остановил внука дед. – У нас украшений хватает. Пусть нечестивые тоже порадуются.
   Мама смеялась над мальчишескими проказами, светилась счастливой улыбкой. А вокруг мелькали огни, замещая звёзды, окрасили цветом седую новогоднюю ночь.
  -  Ну что? – предложил Иван Ильич. – Костёр разожжём или переоденемся вначале? Ты кем будешь (спросил у Ромки)?
   - Костёр сначала! – заявил неугомонный внук. – Пиратом я потом оденусь. Успею ещё.

   Костёр затрещал умиротворённо, скрашивая загадочностью чудесную ночь. Мама оделась снегурочкой, порадовала свежей красой любимых мужчин. Иван оделся в привычный комбинезон космонавта. Переодеваться в Дед Мороза нечестно, он должен быть настоящим и дарить подарки.
   Снегурка пригласила космонавта на танец, заиграла музыка, и пара закружила, похрустывая в такт вальсу слежавшимся снегом. Флибустьер Ромка защищал родню от наседавших отовсюду пиратов. Пираты стонали, падали от уколов острой шпаги умелого защитника, а из тумана появлялись всё новые и новые полчища дерзких морских разбойников.

   Небо расчистилось вдруг от облаков, и всё вокруг засверкало от северного сияния. С северных горизонтов по небосклону поплыли страшилища всяких мастей. Драконы и черти кривили рожи, открывали пасти, дышали огнём. Волны северных сияний растягивали страшные образы, рвали их на части и распыляли средь звёзд. До Карелии черти не добирались, не допускало их доброе сияние до праздника, и горизонт должен быть чист под появление оленьей упряжи Деда Мороза. И олени пошли, забренчали бубенцами! Дед Мороз спешил, за малый срок ему необходимо обогнуть весь Земной Шар, не обделить ни одного ребёнка подарком. Сказочный дед пролетел над зачарованным зрителем, пробасил своё жизнеутверждающее «Эге-ге-гей», и с неба посыпались детские инструменты на парашютиках: лопатки, отвёртки, ключи. Неоценимый подарок для Ромки-строителя.
   Чудеса не вечны. Новый год наступил, и всем пришла пора спать. В охотничьей избушке была всего одна кровать, на которой пристроились мама с сыном. Дед надул для себя воздушный матрац на полу у камина. В ночь ему надо было подбросить дрова, подкормить огонь, чтоб тепло не покинуло спящий дом. Иван закончил свои вечерние дела, разделся и улёгся на привычное для него ложе, прикрылся невесомым покрывалом, закрыл глаза со счастливой улыбкой на лице. Уснуть сразу не удалось, сквозь дрёму он услышал, как к нему под бок просится Ирина. Женщина прикрыла ему рот нежной ручкой: «Тише. Ромка уснул».
    В любви всегда права женщина. Иван уже и забыл сладость их нежных тел.

   Долгову показалось, что он не спал вовсе, проснулся первым. Однако Ирины рядом не оказалось, она была в душе. Иван подбросил дров в камин и пошёл будить Ромку. Внук сидел на постели и плакал: Дед Мороз обманул.
   - Он же подарил тебе инструмент, - защитил волшебника Иван.
   - Я его в письме про другое просил, - обиженно заголосил Ромка.
   - А под подушкой смотрел? – участливо спросил Иван. Подушка была откинута, и Ромка с сожалением покачал головой. – Он, бывает, в камине оставляет подарки, - подсказал дед.
   Ромка вскочил с кровати и подбежал к камину, заревел пуще прежнего: «Ты сжёг её»!
   - Не сжигал, - оправдался дед. – Я проверил, прежде чем огонь разжигать. Камин был пуст. А ещё он подарки под ёлку подбрасывает, - вспомнил вдруг.
   Обнадёженный малыш заспешил к входной двери. «Оденься! – остановила его мама. – На улице холодно». Кое-как одетый, Ромка вышел на крыльцо и запрыгал в восторге: «Вот она! Нашёл»! Под ёлочкой красовалась полуметровая папина ракета «Ласточка». А из-за ёлки выглядывал настоящий северный олень! Улыбался, казалось, сверкал взглядом озорно и потряхивал роскошными рогами.
   Такого быть не могло. Олени не ходят в одиночку, особенно в зиму. Это стадные животные, и в морозы они предпочитают выживать вместе. Вместе надёжней, рядом теплее. Ромка знал об этом и был удивлён с появления рогатого красавца.
   Иван тоже знал про рогатого. Он выпросил пристяжного оленя у знакомого саама, и послушное животное само нашло дорогу к заимке, олень пришёл по волне радиосигналов, заложенных Долговым в телепатический аппарат. Иван потянул гостя за рога и провёл того к тёплому стойлу, где был припасён мешок со свежим ягелем.
   Ромка схватил ракету тем временем и носился с ней в обнимку по двору, не зная, что с ней делать.
   - Ну и что ты растерялся? – наставил заигравшегося внука дед. – Оставь ракету и сооружай пусковую установку. Ты же строитель! Сможешь?
  Ромка скоро слепил из снега постамент и поставил на него свою ракету. Иван одел на голову внука телепатический обруч:
   - Приказывай! Ты – главный. Руководитель полётов Роман Долгов!
    «Ласточка» замигала стартовыми огнями и взмыла к звёздам на гравитонной тяге. Ракета скрылась за кронами деревьев, ведомая телесигналом, и скоро вошла в мёртвую зону из-за неумелых действий неопытного оператора. Машина металась недолго, скоро легла на обратный курс и закончила первый полёт, застыв на весу перед глазами зачарованного маленького командира. Ромка обхватил «Ласточку» в восторге:
   - Папа прилетел!
   Иван Ильич с сочувствием потрепал внука по не расчёсанной голове:
   - Папа прилетит, когда ты взрослым станешь.
   Дед знал, что Ромке надо две жизни прожить, пока он дождётся встречи с отцом. Согласится ли он жить столь долго?
   - Папа Андрей прилетит непременно, - уверил Иван Ромку. – А пока я побуду твоим папой. Можно?
   
   Ирина давно уже наблюдала с крыльца за играми мальчишек. Женское сердце не позволило ей больше сдерживаться. Она подбежала к Долгову и обняла его в смятении: «Папа»… Ромка влез между обнявшейся роднёй, обхватил ногу Ильича и запричитал с детским восторгом:
   -Деда. Родной. Хороший. Мой…

                Глава XII. Дикое племя наявров.

   Экипаж «Ласточки» подлетал к седьмой планете из 12 исследуемых, одной из носительниц жизни галактики Чёрный Глаз. Чего только не повидали исследователи за полугодовой срок экспедиции! Фантазия жизни безгранична. Здесь были и четырёхлапые, и четырёхрукие, безголовые, с думающей грудью и полностью бесформенные. На планете Флора космонавтов встречали разумные растения и задумчивые облака.
   Планета Феесита была заселена фауной, схожей с земной растительностью. Непривычные взгляду животные порождают некоторое беспокойство своим необычным видом, пока не привыкнешь к таковым, не примешь их индивидуальную оригинальность. Нет ничего страшнее искорёженных человеческих форм, необычных расцветок, а кровь у наявров, доминирующего вида Фееситы, была голубого цвета.
   На то и существует профессия космобиолога, чтобы видеть за отторгающей внешностью внеземного существа его чистую душу, сдобренную идеалами, присущими нашей Вселенной. Долгов обладал необходимыми для контактёра знаниями и навыками, умел понять и принять необычное для землян поведение инопланетян.

   Разнообразие жизни в галактике Чёрный Глаз не могло не захватить исследователей с «Ласточки», однако землян немало беспокоила чрезмерная жестокость, присущая всем обитаемым планетам.
   - Жестокость дикого мира оправдана, - рассказывал Андрей о своих наблюдениях капитану Рахматулло. – Хищник должен питаться, и жертва его рождена специально для того, чтобы быть растерзанной и съеденной. Человеку и всем мыслящим существам был даден разум, чтобы вершить справедливость. Разум призывает к гуманизму. Жестокий человек – дикий по своему определению. Воины в Космос не допускаются.
   - А сколь долго мы сами шли к этому самому гуманизму? – откликнулся Рахматулло. -  Люди убивали себе подобных в войнах и раздорах добрую сотню тысяч лет. Только в 20 веке мы задумались об ужасах войн, и ещё сотню лет нам понадобилось на то, чтобы доказать всему миру, что каждый рождённый человек достоин жизни и личного мироощущения, независимого от вероисповедания и расовой принадлежности.
   Человек был самым диким, самым кровожадным животным на Земле. Только волки могли поспорить с ним в жестокости. А ведь современные волки перестали убивать всё, что шевелится, остепенились с нас примером. Не мне тебе разъяснять, что жизнь развивается на благих примерах. Жестокость и разор – понятия близкие по смыслу.
   - Жизнь Спящей Красавицы подвержена внешнему воздействию, - с явным беспокойством продолжил Андрей. – По всей галактике распространился вирус жестокости. Необходимо что-то предпринимать, иначе они уничтожат здесь друг друга.
   - А разве мы не были подвержены этому вирусу в своё время? – усомнился Рахматулло. – Сколько веков сами бод богом ходили? Охотились на ведьм, сжигали на кострах будущих матерей. Сжигали чертей заодно с их носителями. Истребляли инакомыслие в крестовых походах. Чего только стоит мусульманский радикализм, под догмами которого лучшие представители тюркских родов отдавали свои жизни во имя Аллаха, прихватывая в мир иной, несуществующий, вместе с собой сотни иноверцев? Выжили как-то, смогли излечиться от мракобесия. И эти выживут.
   Так уж выстроены законы эволюции, всем видам приходится доказывать своё право на существование. Все проходят через это – сквозь геенну огненную, ненависть междоусобную, братоубийство. Лёгких путей в эволюции не бывает.
   - Необходимо помочь наяврам, - настоял Андрей. – Это ведь так просто: прояснить основу жизни, научить радоваться от познания мира, на светлый путь направить заблудших. Это просто – нести добро. Всё у нас есть для этого: и желание, и знание, и аппаратура телепатическая.
   - Никаких прямых контактов! – резко отрезал капитан. – Мы уже говорили с тобой по этому поводу, космобиолог Долгов. Куда подевалась твоя хвалёная дисциплина, товарищ космонавт? Полёт будет проходить точно по регламенту, и никаких инициатив от экипажа я не потерплю. Себя я тоже имею ввиду в этом контексте. Так что, даже не думай об этом, Андрюша.
   - Это почему мы должны поступать по чьей-то указке? – заартачился Андрей. – Люди мы, или пресмыкающиеся какие бессловесные? Никто не видел даже этих указчиков-приказчиков – Разум Вселенский. Вот откуда исходит вмешательство в нашу цивилизацию, смею заметить.
   - Наша задача выявить вирус, - сухо выдал Рахматулло. – Нам приказано разобраться, откуда исходит это зло, какого оно по сути. Бороться с ним не в нашей компетенции. Земля против прямого вмешательства, так что не будем больше об этом.
   - Я выработал план контакта с наяврами, - не унимался Андрей. – Необходимо оповестить ЦУП о моих предложениях. Не вечно же нам ходить на вторых ролях под надзором неусыпным, пора и своё мнение поиметь.
   Наявры удивительно схожи с людьми, мы должны понять друг друга. Это именно тот случай, который нельзя упустить.
   - Ни слова больше о контакте! – настоял Рахматулло. – Усыплю! Кончится твоя космическая одиссея!

                ***

   Наявр восседал на троне из женских тел – на самом мягком и нежном ложе для мужского самолюбия, на материнской плоти. Одна из женщин лежала на животе, уткнувшись лицом в мягкий мох, ублажала вождя самым мягким своим достоинством. Вторая облокотилась о ствол местного дерева, далеко не гладкоствольного, сидела, закинув ноги на напарницу, обнимала нежными руками своего покровителя. Женщины были украшены цветами, других одеяний на них не было, впрочем, как и на вожде. Ни к чему в такую тёплую погоду закрывать себя грязными шкурами.
   Наявры общаются певучей тональностью, членораздельная речь для них непостижима. По той причине земляне наделяют их своими именами. Вождя назвали Васей, его наяд – Глашей и Машей.
   Вася вдохновенно обозревал родное небо, по которому нескончаемым потоком плыли изменчивые облака – гениальные художники синевы. Земные красоты от вождя были скрыты плетнями, которые ограждали царственную особу от заискивающих взглядов челяди. Неба ему хватало, и Вася обозревал его по всем горизонтам разом своим многофункциональным глазом, растянутым от уха до уха. Наявры владеют как монокулярным, так и бинокулярным зрением, что неограниченно расширяет их художественные вкусы.
   Застольное уединение было оправдано: Вася терпеть не мог сырой наяврятины! Есть родное мясо приходилось, высокая должность обязывала. Вчера он осилил мозги, сегодня – сердце соплеменника. Другие наявры всё это поедали разом, добавки просили, за один присест возвышались духовно. Вася покрылся голубыми пятнами, пока рвал сердце острыми зубами. Есть детородный орган он так и не приучился, отдавал бескостную плоть наложницам, и те тайком раздирали нежное мясо, с упоением терзали ненавистную плоть, наслаждались местью за все свои унижения. Вождю мужской силы своей хватало, чужой не требовалось.
    Вася закусил противную сыромятину сочными фруктами и с удовольствием принялся за блюдо достойное – хорошо прожаренное мясо местного мохнатика, сдобренное травами. Вкусная еда разбудила в вожде аппетит, и он расплылся цветастой волной, споря красотой с морским прибоем.
   Обед кончается скоро. Обидно, что человеку отпущено так мало времени на ублажение плоти. Ели бы, да ели… Нельзя возвышенной плоти жевать всю жизнь напролёт, иногда и делами приходится заниматься. Вася вздохнул обречённо и протёр промасленные руки о Глашу. Усы от остатков еды прочистила Маша своими нежными ладошками и цветами.
   Вася был готов к приёму, и девушки запели, призывая просителей к вождю. Изгородь из плетёных веток раздвинули, и перед взором вождя открылось всё его славное племя, добрая тысяча наявров – верные служители и воины. Из толпы выдвинулся первый проситель. Славный воин Фёдор склонился и пополз на четвереньках к повелителю…

   Изображение на экране погасло. Андрей развернулся в кресле с раздражением: кто это посмел прервать его изыскания? А больше и некому, перед ним оказался единственный возможный нарушитель спокойствия на корабле - неизменный капитан Каримов.
    - Андрей, а почему ты им даёшь только русские имена? – спросил Рахматулло. – По-моему это несправедливо.
    - А ты как хотел?
    - Ну, вот, к примеру: Фирдеус, Низора, Лайло, Баргигул, Гулнамо.
    -Красиво, - согласился Андрей.
    - Это всё женские имена, - уточнил Рахматулло.

   Фёдор подполз к вождю,  застыл, не смея вымолвить свою просьбу пред высочайшей особой. Азиз, кровный брат вождя, подбежал к просителю и сходу пнул того под зад: «Говори, не задерживай»!
   - Жена моя, Зульфия, не может рожать, - дребезжащим дискантом пропел Фёдор.
   - И ты не знаешь, что делать с этим? – сатанинским басом пророкотал Вася. – Всё самому! Всё самому. Арно (призвал главную жену)! Разберись с этим.
   Из шалаша, стоявшего на пригорке, показалась дородная женщина. Воительница вывела за собой весь гарем вождя, двенадцать высокопоставленных жён. Незадействованными остались только невесты, Машка с Глашкой, которые ещё не успели доказать вождю свою любовь.
  Амазонки решительно двинулись на толпу. Племя не сопротивлялось, безропотные наявры сами вытолкали из своих рядов жертву – прелестницу Низору.
   Нет ничего страшнее женской свирепости. Мужчин средь наявров не хватало извечно, они гибли бесчисленно в нескончаемых войнах. Ценились мужчины, способные содержать трёх и более жён. А ведь были и такие, которые не могли испустить из себя соки к новой жизни! Напряжённость в женской конкуренции всегда находилась на предельном уровне, ссоры среди прекрасного пола вспыхивали на ровном месте.
   Низору мигом разорвали, растащили по деликатесным кусочкам. Толпа не успела насладиться кровавым зрелищем. Да сцену эту не повторить. Жизнь не театр, смерть наяву приходит единожды.

   А на горизонте тем временем показался дозор. Два статных воина вели к вождю связанного лианами лазутчика, фиолетового иноплеменника, сверкающего исподлобья злобными взглядами. Вождь разглядел приблизившегося пленника, украшенного амулетами, которые подчёркивали собой принадлежность к власти. Распознать фиолетового инородца оказалось довольно просто, и Вася пропел грозную арию, потрясая руками и всеми, сопутствующими гневу, предметами: «Это кто»?!
   Накануне Васе предоставили потроха вождя вражеского племени, теперь же пытаются выдать его же, живым! А чем же тогда он давился два дня? Чьи мозги и сердце пихал себе насильно в рот?
   На суд к всемогущему приволокли за ноги безвольного Азиза, виновного в подмене, бросили преступника в пыль пред ясные очи повелителя. Азиз заёрзал, осыпая себя пыльным облаком, завыл просяще:
   -Не повинен я! Прости! Мы разбили это адово войско, клянусь. А вождя мне подменили, не признал я его.
   -Не признал, - судил строго вождь своего лучшего некогда воина, героя великих побед. – Ошибся, а говоришь, что невиновен. Как поступают воины, опозорившие себя в бою? Тебе объяснить или сам знаешь?
   -Искуплю, владыка, - стенал Азиз. – Ты меня знаешь. От меня ни один враг не уйдёт не поверженным.
   -Искупит он! Слышали? – издевался Вася над подопечным, всячески принижая оного. – Искупления не добиться никакими победами. Любые почести рассыпаются в прах с малой ошибки, словно упавший камень рушит навечно чистейшую водную гладь. Ты сам умрёшь или тебе помощь потребуется?
   -Помоги, великий! Не дай умереть!
   -Помогу. Как не помочь? Смотри же на меня, презренный! Смотри, смотри.
   Вождь вцепился взглядом в безвольного раба своего. Азиз не смел увернуться от жалящего взгляда, позволил связать себя страхом. Страх уходил постепенно, смягчая взволнованный дух равнодушием. Там будет всё хорошо, спокойно. Не надо больше защищать свою жизнь.
   Азиз скоро поверил в успокоительные увещевания смерти, обмяк безвольно и рухнул замертво в пустую пыль, не признающую жизни.

                ***

   - Какая гадость! – критически оценил Рахматулло просмотренный фильм о нравах наявров.
   - Вот и я говорю, - откликнулся Андрей. – Надо с этим что-то делать, пока не поздно. Накопленный опыт у нас имеется. Нести добро просто (повторился). Лёгкая эта ноша – добро, супротив зла непомерного.
   Человек отличается от других разумных существ настырностью, способен отстоять свою точку зрения. Земля оставила возможность прямого контакта на усмотрение экипажа. Вселенский Разум продолжал политику невмешательства, сменил, однако, приказной тон на рекомендательный.
   - А как ты собираешься предстать перед ними? – не переставал сомневаться Рахматулло. – В их атмосфере, насыщенной кислородом, ты быстро развеселишься. Не престало респектабельному дипломату изводится легкомысленным смехом. Да и представительство в респираторе будет выглядеть не совсем ритуально. Есть у тебя мысли по этому поводу?
   - Не-ет, - замялся Долгов. – Об этом я не задумывался.
   - Навесим на тебя усы с бородой, - решил изобретательный Каримов. – Ты бы побрился хоть! Оброс щетиной, словно дикобраз какой!
   - Тебя не поймёшь, - уставился Андрей тупым взглядом на командира. – То бороду отпусти, то побрейся. Ты что хочешь? Сам сначала разберись со своими мыслями.
   - Брейся, брейся! – рассмеялся Рахматулло. – Как я тебе на щетину буду навешивать накопители воздушной смеси? Мои живительные волоски прилипнут только к гладкой коже.

                Глава XIII. Издержки межпланетарных отношений.

   Наяврам достался достойный противник. Он отчаянно сражался в одиночку против семерых опытных воинов.
   Вздутый шрам на лице странного бойца (нос) делил его глаз надвое. Наверное, потому он был так ловок и легко уклонялся от ударов палиц – следил за противником в два глаза. Так и прозвали его воины Фёдора поначалу: «двуглазый».
   Против наявров не устоит ни один боец. Наявры – воины непобедимые, слабых в своих рядах не держат. Слабый воин погибает в первых битвах, очищая смертью славу и честь наявринского войска. В битве с инородцем не пострадал ни один воин. Фёдор довольно скоро изучил тактику ловкого бойца и обрушил на его непокрытую, волосатую голову сокрушительный удар палицей. Иноземец упал бездыханным в песок и отдался на растерзание врагу.
   Удивительным оказался этот воин, не отдавал своёго сердца. Как только наявры расчленили труп, он растворился бесследно,  только застывшая алая кровь осталась на их сумеречно-синеватых телах.

   Фёдор рассказывал вождю эту удивительную историю. Вождь Вася не верил сказкам, улыбался скептически.
   - А как же кровь? – бил себя в грудь Фёдор, доказывая правоту не смытыми кровавыми пятнами. – Где ты видел алую кровь?
   - Ты занял моё драгоценное время своей болтовнёй, - брезгливо отмахнулся вождь от привязчивого соплеменника. – Что ты хочешь от меня? Ты ничего не принёс в поддержку своей невысказанной просьбы. Или ты думаешь, что я стану покровительствовать тебе за какую-то придуманную сказку?
   Фёдор затрясся от страха. Недовольство вождя никогда не проходит бесследно для челяди.
   - Я ничего не хочу. Как смею просить тебя, всемогущего? Я говорю правду, к чему мне лгать. А ты дай ему имя, - нашёлся, чем задобрить вождя.
   Вася задумался. Эта сказка может поднять боевой дух в соплеменниках. Наявры должны знать: какими непобедимыми они бы не были, где-то там, в далёком племени, растёт герой, способный убить самого победоносного богатыря. Он проникся удивительной историей, зашёлся синевой от возможности дать имя былинному герою и пропел величаво имя незваного пришельца:
   - Андрей. А ты иди пока. Герой. Расскажи всем об этом.
   Фёдор с гордым видом выходил из царского шатра, засинелся весь с обретённого высокого звания – герой.

   Вторично «андреи» объявились на территории племени втроём, одинаковые все: с аккуратными бородками, с нездоровой желтизной в розоватых подтёках на лицах. Да и наявров в этот раз оказалось больше, собралась вся непобедимая рать племени, численностью в тридцать воинов.
   К противнику вышел один из «андреев», пропел приветственную оду:
   - Я хочу говорить с вождём.
   - Вождь не говорит с иноверцами, - презрительно осёк Фёдор низменного желторотика. – Вы созданы для смерти. К жизни достойны только идеальные наявры, проверенные в боях, такие, как мы.
   Разговаривать было больше не о чем. Началась битва, и вскоре все «андреи» лежали бездыханными на горячем песке. А по другому и быть не могло, о чём говорил вид наявров с перекошенными лицами, измазанными кровью врага.
   Войско окружило трупы плотным кольцом, дабы не сбежали они в этот раз; точили ножи, предвкушая насладиться зрелищем вскрытой смерти. Наявры уже успели раздеть трупы, обнажив кровавые раны, как вдруг один из «андреев» встал, выдернул острый камень, засевший в груди и прошёл сквозь толпу, не задев никого, словно и не было этой преграды из наявров. «Андрей» прошёл метров сто, не обращая на брошенные ему вслед камни, и обернулся без видимого страха:
   - Я хочу говорить с вашим вождём!
   Камни летели в воскресшую, уходящую жертву и пролетали сквозь плоть, искажаясь миражом.

   Третье пришествие было одиночным. «Андрей» не сопротивлялся на сей раз, упал сразу под натиском многочисленного противника.
   За бесславной битвой с явным разочарованием наблюдал вождь Вася. Вид трёхметровых гигантов, забивающих одного тщедушного противника не более двух метров ростом, нисколько не придавал битве славы. Верно вождь подозревал Фёдора в чрезмерной заносчивости, зря дал ему геройское звание.
   Андрей тоже спустился в этот раз на Фиеситу, затаился в защитной капсуле за ближайшим пригорком. Он верно рассчитал, что рано или поздно вождь будет заинтригован возрождающимися пришельцами.
   Толпа обступила поверженное тело. Наявры пританцовывали с нетерпением, ждали команды, когда им будет дозволено растерзать поверженного "андрея", заглянуть внутрь смерти.
   Неожиданно над трупом поднялся второй «андрей», словно дух из загробного мира, прошёл сквозь заслон неприятеля, как сквозь стену, и зашагал прочь, не пыля под собой. Метрах в двадцати дух остановился и обернулся, поднял руку, привлекая к себе внимание:
   - Я буду говорить с вождём!
   Брошенный камень прошил неосторожного воина насквозь, не причинив ему при этом никакого вреда. Неестественный «андрей» умолк и пошёл дальше, к возвышенности, ловя спиной камни, которые всё чаще не долетали до него из-за отдалённости.
   На пригорке голографический фантом слился с настоящим Андреем. Он встал на взгорке под лучами местного светила, которое высветило ореолом всю святость чудесного пришествия. Хорошо поставленным голосом Андрей пропел древнюю песнь, гимн моряков Флота российского: «Врагу не сдаётся наш гордый Варяг»! Незаметные в выси гравитоны  передали наяврам вызов на поединок. Вася услышал желание Андрея и подумал, что единоборство будет вполне уместно на поле боя.
   - Фёдор! Убей его! – приказал вождь посрамлённому воину. – А ты, (обратившись к Андрею) снимай с себя свои латы. Бой будет честным.
   Андрей кивнул согласно и снял с себя комбинезон, оставшись в одних трусах и тельняшке, с которой не расставался с детства, заражённый морской романтикой. Он заранее изучил технику боя неповоротливых наявров, рассчитанную только на силу и смелость. Он проходил тренинг рукопашного боя ещё на Земле. Боевые искусства включаются в обязательный курс подготовки космонавтов дальнего следования, потому Андрей верил в свои силы. Риск в космосе не уместен. Верил он в надёжность гравитонов, а больше всего – в своего капитана Рахматулло, который руководил ходом контакта с орбиты.
   - Снимай с себя всё! – приказал вождь Андрею. – Вашими хитрыми фокусами нас не провести.
   Андрей огляделся неуверенно: «А чего тут стыдиться»? – и оголился полностью. Противники сблизились.

   Андрей тупо смотрел в синий пупок наявра, он был не приучен поднимать взгляд снизу вверх для выяснения отношений. Он был спокоен и ожидал начала поединка, вспоминая смешные случаи из жизни.
   Наявры заинтересовались одеждой Андрея и с жадностью выдирали из рук друг друга комбинезон. Трусы и тельняшка изорвались сразу, и самые удачливые фанаты попрятали лоскуты по промежностям. Андрей на миг пожалел свою изношенную одежонку и порадовался, что догадался припрятать во рту пульт управления внешней защиты. Отвлекаться на посторонние мысли не следовало, предстоящий бой не потерпит раззяв.
   Вася прикрикнул на свою разнуздавшуюся челядь и приказал поднести комбинезон. Трофеи всегда достаются высшим чинам в первую очередь. Лишённый внешних раздражителей народ вернулся к приготовленному для него зрелищу – битве миров.
   Фёдор отступил от Андрея, чтобы тот его увидел полностью и убоялся, начал свой воинственный танец. Он подпрыгивал, корчил зверские рожи, высунув язык. Боевое рычание и впрямь было страшным, один устрашающий вид гигантского воина был способен обратить в бегство любого бойца, а то и хищника, не привыкшего отступать. Напоследок Фёдор широко расставил ноги и потряс своим хоботом, хвастая мужским достоинством.
   Андрей выглядел явным аутсайдером. Ухоженная кожа его стягивала идеально накаченные мышцы, которые можно было признать красивыми, но никак не геркулесовыми. Ни в какое сравнение с мощным борцовским торсом Фёдора он не шёл, и шансов на победу ему никто не давал. К тому же он не предпринимал никаких устрашающих действий, стоял спокойно, изучая движения противника, и ухмылялся про себя над его дикарскими ужимками.

   Танцы не могут продолжаться вечно, народ требует настоящих, кровавых зрелищ, и вождь дал сигнал к началу боя.
   Фёдор ринулся на мелкого противника, желая разом покончить с ним. Андрей увернулся от наскока, прокатился по земле и оказался сзади бойца, который впустую размахивал руками и наносил удары по ни в чём неповинному воздуху.
   Наявр крутился, как мог, пытаясь зацепить тщедушного человечишку. Он понимал, что достаточно одного удачного удара, чтоб раскроить ему череп, да не получалось всё.
   Андрей тоже понимал, что зрелище должно состояться, и пропустил несколько мягких ударов, выбирая неверные замахи Фёдора. Толпа ликовала с малых побед фаворита, подбадривала Фёдора хоровым завыванием.
   Андрей рискнул в попытке раззадорить зрителя, отдался в захват. Фёдор сгрёб его, предвкушая победу, поднял над землёй, попытался раздавить в объятиях. Андрей смешно задёргал ногами, придавая действу шутливый оттенок, но он вовремя включил защиту, и теперь дыхание его было свободным, рёбра в безопасности, хотя вряд ли ему удастся вырваться из стальных тисков. Он вцепился в треугольные уши наявра и ударом головы расквасил ему нос. Фёдор завыл и кинул Андрея наземь, придавив его своим весом. Андрей изловчился и поймал локтём падающего на него противника. Удар снова пришёлся по повреждённому носу, переломав его напрочь.
   Фёдор обмяк. Андрею пришлось приложить немало усилий на то, чтобы выбраться из-под тяжеленного тела. Тяжело дыша, он пинал обездвиженную тушу, приговаривая:
  - Вставай! Бой не закончен.
   Толпа молчала, поражённая неожиданной развязкой боя.
   Фёдор очнулся, поднялся тяжело, вскинул руки, пробуждая в себе злость. Андрей отошёл, ожидая, когда его противник окончательно придёт в себя. Ему нужна была эффектная концовка.
   Фёдор крутился, слепо размахивал руками, брызгал слюной и кровью, рычал устрашающе. Андрей подловил момент, когда наявр потерял равновесие, запрыгнул ему на плечи, обхватил бычью шею ногами и крутанул его через себя выверенным приёмом, словно мячик. Фёдор упал красиво и безболезненно. Андрей старался быть аккуратным, выполняя борцовский приём. Усыпили Фёдора гравитоны.

   Победитель вскинул руки вверх и запрыгал по кругу в триумфальном танце. Толпа снова примолкла, поражённая неожиданной концовкой боя.
   - Убить его! – вскричал взбешённый вождь. Он не мог позволить, чтобы его лучшего воина победил какой-то неизвестный заморыш, чья победа рушила лавры его непобедимого племени.
   Толпа заорала, в Андрея полетели камни. Он успел защитить голову и принял на себя несколько болезненных ударов. Остальной град камней пришёлся на мягкую защиту. Он не защитил себя на полную мощность, и камни проникали сквозь сжатый воздух, били Андрея довольно чувствительно. Он терпел, пока мог, когда почувствовал, что уже валится с ног. Озверелая толпа упала замертво. Наявры «добивали» Андрея уже во сне.

   - Как я выгляжу? – спросил Андрей капитана по мобильной связи, осмысливая прошедший поединок.
   - Стал на наявра похож, - пошутил вечно смешливый Рахматулло, - синий весь. К переговорам готов. Тебе бы подрасти ещё, да на это много времени уйдёт.
   Андрей вдохновился поддержкой друга и решительно проследовал к вождю, который безмятежно посапывал в удобном кресле, в отличие от своих воинов, которые попадали где придётся, прямо в пыль, туда, где их застал гипнотический сон.
   Вождь был разбужен один, и Андрей заговорил с ним проникновенно, пока тот не проснулся окончательно:
   - Поговорим, пока нам никто не мешает? Как ты, Вась? К задушевным беседам влечёшься? Я пришёл к вам с добром. Поверь.
   Вася осматривал своё поверженное войско, и злость его росла с каждой секундой пробуждения.
   - Мы с иноверцами в переговоры не вступаем, - засверкал вождь своим цветастым глазом и встал пред Андреем в полный рост. – Ты бледен и немощен, к жизни никаких прав не имеешь, как не имеешь права быть услышанным. Достоин ты, единственно, к смерти и умрёшь сейчас же!
   Андрей зажался со своего малого роста. Никогда ранее не страдал от этого, будучи ростом выше среднего средь землян. Знал бы о том, подготовился духом заранее. Да кто наперёд всё загадает?
   Он почувствовал вдруг, как затягивает прохладное успокоение. В смерти нет ничего страшного, как нет там ничего – вечный покой. А есть ли она – сама смерть?
   Из сладких смертельных объятий выходить легко, достаточно одной тяги к жизни. Андрей знал о способностях шаманов Африки и Австралии умерщвлять людей на расстоянии, одним внушением, потому легко справился с кинжальным взглядом вождя.
   - Меня нельзя убить, - уверенно заявил Андрей. Ты ещё не понял этого? Я воскресну вновь и вновь. Всегда объявлюсь, как бы не избавлялись от меня. Но ты не должен меня бояться. Я несу добро. Нести добро легко, поверь. И принимать его приятно.
   Андрей заметил, как смягчился взгляд Васи, отторгающая, злая волна, исходящая с его взгляда, сменилась потеплевшим мягким бризом.
   - А войско твоё я к жизни верну, - заверил Андрей. – Мне не надо наводить разор вашим племенам. Мир для меня дороже войны. Попробуй и сам, Вася. Попробуй. Это ведь так приятно – любить жизнь и окружение своё. Поверь в добро, и люди к тебе потянутся.

                ***

   - А где твоя экипировка? – издевался Рахматулло над голым, побитым героем космических сражений. – Ладно, хоть бороду сохранил, она у тебя самое скоромное место прикрывает. Зубы, хоть, не выбили? Вот и ладно. Пошли к столу, проголодался, небось? Кашу сможешь прожевать, или тебе одного чаю?
   В космосе долгие шуточки неуместны. Уже скоро друзья приступили к разбору полёта, просмотрели данные полученные с гравитонов.
   - Зло – всё одно, что соль, - вывел Рахматулло восточную мудрость с прошедших событий. – Много соли – яд, но без неё никак не обойтись. Всего должно быть в меру, на казан добра ложка зла. Это хорошо, что в наяврах добро проснулось.
    В целом переговоры с аборигенами Фиеситы были признанны результативными.
   - Необходимо закрепить результат, - опять влез Андрей со своей инициативностью. – Небходимо встретиться с ними ещё раз, попрощаться.
   Рахматулло заспорил было по своей командирской натуре, да разве переспоришь этого первопроходца новых планет?

   Андрей подготовил в подарок наяврам сотню комплектов нижнего белья, приглянувшейся им. Второе посещение дикарей ещё не гарантировало спокойствия, оставалось всё таким же опасным. Переговорщик вышел на свой заветный пригорок во всеоружии, незаметном для аборигенов.
   Однако наявры приняли Андрея с распахнутой душой, и он впервые увидел на их лицах улыбки, когда они примеряли на себя удивительные трусы.
   - Не забывай творить добро, - напутствовал Андрей вождя на прощание. – Ведь это так просто и приятно.

   Если бы Андрей знал, чем закончится его контакт с дикарями, наверное, он не был бы так настойчив в корректировке планов экспедиции. Бортовой компьютер «Ласточки» уточнил, наконец, местоположение источника вируса зла - планету Цербера, и теперь Андрей требовал от капитана в первую очередь посетить запретную зону:
   - Она нам по пути. После придётся возвращаться, тут и гадать не надо. Цербера – главное в нашей экспедиции. А на лишний виток мы год затратим, как минимум. Сколько стоит космический год на Земле?
   - Эта зона на схеме окрасилась из розовой в красную, - сопротивлялся капитан. – Или ты не видишь? Дальтоником стал?
    - В наших силах всё перекрасить, - настаивал Андрей. – Разве люди глупее компьютера?

    О наяврах забыли уже, готовились к вылету с Фиеситы. А тем временем Вася осмыслил последние события и держал речь перед соплеменниками, предрекая им великое будущее:
   - Небесные пришельцы избрали нас как лучших. Очистим же нашу планету от скверны! Нет на ней места дикому грязному зверю! Уничтожим фиолетовых наявров! Всё это зверьё – ошибки природы. Сделаем наш мир идеальгым. Идеал – это мы. Будем же достойны нашего великого предназначения!

                Глава XIV. Счастье земное.

   Выросшие дети довольно часто запаздывают на торжества к родителям, такой уж ярко выраженный недостаток наблюдается у молодёжи, родом со всех времён.
    Юбилей Ивана Ильича Ирина Дмитриевна отмечала в одиночестве. Узнать о причинах задержки детей было несложно, давно изжившую себя мобильную связь, абоненты которой вечно заняты, заменил свободный «ноос», который знает всё об этой самой «занятости». «Ноос» позволит влезть в душу собеседника при помощи телепатии, не только переговорить. Всё так, да нельзя детей всю жизнь держать на коротком поводке, у них, повзрослевших, своя жизнь. Дети были оповещены. Что их задерживает, неизвестно, и неизвестность та тревожила Ирину. Переживания – извечная материнская доля. Какая мать без треволнений?
   Совестно было Ирине за детей, пятисотлетний юбилей – цифра знаковая. Могли бы и собраться, отложить свои дела текущие. Не дожил Долгов до своего юбилея, сам того пожелал, не омолодился вовремя.

   Традиция погребения присуща только людям. Отживший свой срок организм должен отдать свои остаточные жизненные соки на продолжение жизни, и никак не консервироваться. Ритуалы смерти – одни из непреложных законов жизни. Человеческая памятная традиция оказалась приемлемой для эволюции, прижилась и была принята как исключение.
   Покойно на кладбище, здесь можно отдохнуть от мирской суеты, подумать; если только не скорбеть бездумно по дням прошедшим, людям ушедшим. Мёртвым скорбь не нужна, для них важна память, светлая память, светлые мысли. Пока мы помним, они участвуют в нашей жизни.
   Почему ушёл Долгов? Жить бы ему, да жить. Дети есть, что ещё нужно для безбедного существования? Только писать научился, выпустил свою первую книгу читабельную. Не читают его, зато читают других современных писателей, начавших писать примером с Долгова. Не всем дано стать писателем, но кому-то должно быть первым. Первые всегда рискуют, даже в искусстве, когда жизни ничего не угрожает, казалось.
   Иван Ильич, ровесник третьего тысячелетия, стал одним из первых долгожителей. В то время омоложение ещё было экспериментальной операцией, и хотя всё прошло благоприятно с медицинской точки зрения, у психологов осталось много вопросов по поводу вечной жизни. Будущего не предугадать с точностью до рождения каждого человека, до рождения вождя, который поведёт за собой народы. Жизнь меняется, а каждому прожившему свой срок человеку кажется, что его эпоха была самой верной. Сколько этих эпох с различными мировоззрениями придётся пережить долгожителю?

   - Извини, мама, я опоздал, - услышала Ирина Дмитриевна Ромкин зов. – Я уже захожу на кладбище, сейчас буду.
   Ох уж эти дети! Не научить их тому, что на кладбищах спешить не следует! Тут надо вести себя тихо, не спеша, надо проникнуться, надо задуматься.
   - Вот, достал, - вытащил Роман Андреевич фляжку из-за пазухи, явно гордясь собой. – Медовушка, как папа любил.
   Роман наполнил стакан до краёв и поставил его к подножью памятника, второй стакан залил на четверть, подал матери: «Помянем».

   Сестрёнки прибыли к юбилейному застолью позже, молодым девушкам претил кладбищенский дух. Света и Галочка, они едва поздоровались со сводным братом, и битый час прощебетали с мамой о делах своих, мужчинам не ведомых. Роман был не в обиде на сестрёнок, ему хватило их присутствия, света, который они притащили за собой. Дел у сестрёнок было миллион, они спешили и обещали навещать маму чаще. Минут десять обещали, щебетали, перебивая друг друга, прощались.
   Всё стихло в доме с убытием молодых женщин. Роман построил этот дом для родителей в полюбившейся им Карелии. Люди возвращались в свои пенаты, сотню лет побродив туристами по миру. Так устроен человек, что необходимо ему иметь своё гнездо, малую родину, которая приютит всегда, позволит отдохнуть от суматошной жизни.
   Рома подошёл к задумчивой матери, проникся её тихой улыбкой и обнял сзади за плечи:
   - Тебе бы, мама, надо курс омоложения пройти. Пора уже. У меня есть в знакомых хороший врач, могу помочь.
   «К чему знакомства на омоложение? – не поняла мать волнений сына за себя, - Тут одного согласия достаточно».
   Ирина Дмитриевна молчала. Хороший у неё вырос сын. Ждёт отца с далёкого космоса, носит в себе ответственность за семью, пока Андрей летает. Отчима смог принять, Иван вырастил достойного пасынка, настоящего мужчину.
   Омоложение. К чему оно Ирине? Встретить свою первую любовь, дождаться Андрея? Зачем? Любовь всей жизни она отдала Ивану, семье. Детей у неё больше не будет, да и не надо, своих хватает. Не нужен ей новый мужчина, застарелая любовь не принесёт спокойной старости.
   Несвоевременный вопрос задал сын матери, сложный. Ирина попыталась перевести разговор в другое русло:
   - Что за бредовую музыку слушает нынешняя молодёжь? Гул один в ушах стоит и ничего более.
   Роман понял смятение матери, не выходит у неё соприкосновения с новой жизнью, не может она принять современных нравов.
   - Музыка, - попытался Роман вернуть мать к активной жизни. – Каждому человеку присуща определённая тональность, свой индивидуальный звук, настройщик отдельной души. Как объяснить ещё… Раскаты грома, камнепад, будоражат нас запредельно, монотонное завывание ветра успокаивает. Шум моря воспринимается индивидуально. Море большое, древнее, мудрое, ему есть, о чём рассказать. Каждому человеку свойственен свой звук, и вполне возможно его подобрать, сдобрить информативным полем по интересам. И не надо больше будет обвинять никого в отсутствии слуха и косности. Монотонная музыка идеальна для восприятия.
   - Человек создан певучим, - не согласилась с сыном Ирина. – Мы пели испокон веков, вы же отказываете себе в способности различать звуки и наслаждаться гармонией музыки. Неправильно это.
   - Не отвлекайся, мама, на отвлечённые вопросы, - настоял сын на своём. – Ты намерена ждать отца? Менее ста лет осталось до его прилёта.
   - Не знаю, - отмахнулась от сложных вопросов Ирина. – Не решила ещё. Сегодня не тот день, чтоб задумываться об этом.
   - Я всё понял, - осердился Роман. – Тебе папа Андрей не нужен. Да и Ивану ждать его с далёкого космоса не очень-то и хотелось. Это надо же было додуматься: опозорить отца в своих непутёвых записках!
   - Как это Иван мог опозорить Андрея? – не поняла сына Ирина.
   - А ты читала его книги? Полный дилетантизм! Вот так писать об отце, о герое космоса…! Не знаю… Как он мог решиться выдать свою писанину на суд читателя?
   - Всему нужно учиться, - защитила Ивана Ильича Ирина. – Папа учился, рос. Последняя его книга, «Покорители Юпитера», вполне читаема и интересна.
   - Никто не станет читать автора, однажды споткнувшись о его корявый стиль. Каждый должен заниматься своим делом и не лезть туда, куда не просят, - позволил себе Роман очередную колкость и примолк вдруг, застигнутый непонятным стыдом.
   - Давай сделаем так, - решил Роман. – Я заканчиваю строительство подводного туристического центра в Атлантике. Приглашаю тебя на открытие. Привлекает тебя подводный мир Иберийской котловины? Восточная Атлантика (уточнил). Вот и отлично. Едем! Посмотришь, наслушаешься звуков моря, развеешься. Готовность – послезавтра с утра.

   Добрая, старая Атлантика. Этот океан первым признал притязание человека на морскую романтику. Водная среда людям не в жизнь, да раз напала на нас такая блажь, не отказать баловням природы в желании созерцать морские глубоководные красоты.
  Роман Андреевич посадил авиалёт на взлётную площадку парома «Атлантида». Это гигантское судно свободно двигалось по Атлантике по воле течений, курс его корректировался экипажем только в случае чрезвычайных обстоятельств и никак по намеченному маршруту. Это был целый город миллионщик по своей сути, способный разместить всех желающих – туристов и учёных. В настоящее время «Атлантида» как раз барражировала в сотне миль от Азорских островов, в ближайшем районе от цели путешествия семьи Долговых – подводного туристического городка, которому ещё не придумали названия.
   Сын участливо усадил мать в шезлонге на верхней палубе с хорошим обзором и заспешил по делам:
   - Здесь тебе будет хорошо, мам. Пойду, транспорт присмотрю. Не скучай без меня.
   Ирина Дмитриевна улыбнулась сыну:
   - Не переживай так за меня. Занимайся своими делами. Хулиганить я не буду (пошутила с улыбкой), выросла уже.
   Оставшись одна, Ирина вдохнула целительного морского воздуха и засмотрелась на дальние горизонты, которые не смогут надоесть целых три дня, большего наслаждения не приобщённому человеку море не предоставляет. Если мы не видим берегов продолжительное время, стало быть, плывём не туда.
   Ирина вертела в руках музыкальную настройку, предупредительно оставленную ей Романом: «Включи, мам, когда заскучаешь. А вдруг понравится? Приобщайся к молодости, ничего плохого в том нет». Пожилая женщина оглядела пустующую палубу и тайком заткнула уши наушниками: не увидит никто. В ушах затрещало, заскрежетало до дрожи, настройка проверяла нового пользователя по предпочтениям. Неприятные звуки пропали скоро, надоесть не успели и сменились приятной гаммой. Пошёл однотонный звук, чистая звуковая волна, лишённая вибраций, любимая, на ля бемоль. Ирина и не знала о том, что нравится ей больше.
   А в голове тем временем вырисовывалась картинка лужайки: травка подстриженная, мотыльки, жучки. Начала жизни, первичная её ипостась, необходимая самая, простая и понятная. Приятная картинка, красивенькая. Ирина отключилась от настройщика и залюбовалась морским естеством, дельфинами, что прыгали из волны подле бортов по-настоящему, красовались перед людьми.
   «Омоложение, - задумалась Ирина о своём будущем. – Нужно оно, нет? Человеку дана жизнь. Сто лет – срок немалый. К каждому жизненному периоду прилагаются отличительные радости и переживания: беззаботное детство, счастливая юность, зрелое понимание жизни, правильное во всём и неоспоримое; спокойная старость. Долгожители лишают себя всего этого, отдаляют мудрую старость. У них остаётся только самоуверенная зрелость. Правильно ли это? Не подтасовываем ли мы в очередной раз естественный ход эволюции, желая пожить подольше? Проходили это уже не раз, пробовали создавать искусственную жизнь. Не вышло, к чему она? А чем бессмертие отличается от неестественной жизни? Тот же потусторонний, сказочный мир - волшебный, страшный, неприемлемый».

   Роман Ильич присмотрел для себя на парковке «Атлантиды» индивидуальный гидролёт «Афалину» - гибкий аппарат для перемещения под водой, скопированный с плывущего дельфина. Ирине Дмитриевне досталась «карета».
   Роман усадил в кабину мать, словно княжну, и сказка продолжилась: в карету запряглись… дельфины. Сами подплыли и вделись в узды! Лет двести назад морской экипаж и впрямь был бы признан за сказочный. Человек развивается, развиваются и дельфины, как, впрочем, и все животные – учатся друг у друга, ищут способы для более вольготного существования, умнеют на опыте прошедших поколений.
   Дельфины знали, куда им плыть, подсказывать им курс не было никакой необходимости. Угодить человеку для дельфина в радость. Не для всех, у дельфинов разные характеры, впрочем, как и у людей.
   Приданный карете комфорт несколько снижал её гидродинамику, и дельфины не могли достичь своей предельной скорости, отягощённые ношей, не признанной морем. Не удавалось морским рекордсменам похвастать перед людьми ловкостью и прытью. Гидролёт Романа легко покрывал за час 70 морских миль. Пилоту «Афалины» приходилось повторять все движения машины, Роман изгибался и крутился по законам сопротивления жидкостей – непривычной для человека среды. Для бывалого аквалангиста те небольшие неудобства только в радость, и Роман с упоением вертелся вокруг запаздывающих дельфинов, обгонял эскорт, возвращался и чувствовал себя хозяином морских пучин.
   Ирина любовалась пейзажами подводного мира, удобно расположившись в царском ложе «Афалины». Время на созерцание, не съеденное запредельными скоростями, у ней оставалось. Звуки моря, отражаясь от корпуса кареты, сливались в одну мягкую волну. Удивительный морской мир возбуждал интерес до предела. Сколько не восхищайся природными красотами, на Земле всегда найдётся нечто необычное, новое, способное захватить вниманием. Ради этого стоит жить.

   Дельфины не опускаются на глубину более 200 метров, только ради них парковка подводной станции была утоплена под водой всего на полсотни метров. На саму станцию, лежащую на дне под пятикилометровой толщей океана, туристы спускались лифтом. Небольшой дискомфорт в шлюзовой камере, где лёгкие покорителей морских глубин насыщались нитроксом (воздушной смесью, отличной от наземной), туристы принимали стойко, воодушевлялись ожиданием глубинных чудес.
   Ирина бродила под руку с сыном вдоль нескончаемого обзорного иллюминатора станции. Тут уже не отдохнуть, не посидеть в задумчивости с неутихающих сомнений. Экскурсия для новичков ограничивается часом, всё нужно успеть осмотреть, увидеть необычный придонный мир, который открылся для человека лишь недавно.
   Какой, всё же, замечательный у неё сын! Это он руководил строительством  станции! Люди оборачиваются, здороваются уважительно. Сыном можно гордиться. Нужно!
   «Хорошие у меня дети, - тихо радовалась Ирина Дмитриевна. – Заботливые. Счастливая пора – старость».

                Глава XV. Мёртвая планета.

   Цербера встречала землян знакомой голубизной океанов, подкрашенной пухом облаков. Если бы ещё не брать во внимание различия в очертании материков и непохожесть звёздного неба… Всё здесь было как на Земле: и скорость вращения планеты вокруг оси в 25 часов, и ледяные шапки на полюсах; орбита вкруг светила длительностью в 353 дня… Если бы, если бы… Мечтать не вредно, а «Ласточка» занесла наших героев за 18 миллионов световых лет от Земли.
   Казалось очень странным, что на такой приспособленной к жизни планете, таковая так и не образовалась, приборы не фиксировали энергии жизни (или мысли?). Или же это был сбой аппаратуры, которая принимала ноосферные сигналы, а жизненного тепла не отмечала; не видела даже основ её - сложных соединений молекул, схожих с земной Рибосомой, хотя напряжённость приборов, реагирующих на малейшее проявление «задумчивости» Вселенной, была явно «взволнованной»?

   На Церберу спускался один Долгов. Капитан Каримов страховал с орбиты, как это принято издревле среди людей, как записано нерушимым законом в штатном расписании космических полётов: герой один, остальные – подвижники его подвигов.
   Пустынная планета с живительным воздухом – так представилась Цербера Долгову изначально. Зонд его приземлился на скалистом плато, присыпанном кое-где песком и скудной землёй, лишённой зачатков жизни. Нет вида страшнее пустынного Эдема, вида скучающей смерти. На Цербере и сада-то не было. Андрей проявил весь свой профессионализм, настраивая себя на приветливый лад. Приветствовать здесь было некого, а бороться со страхом получалось всё сложнее. Храбрился герой, выдавал холодок смерти и страха за свежие порывы ветра.

   А жизнь здесь была, как оказалось. Андрей находил её останки в бесчисленных количествах, окаменевшие кости прятались под тонким слоем пыли. Если останки не понадобились никому, они не разлагаются гниением, а каменеют навечно. Всё в природе стремится к упрощению, а сложные молекулы разлагаются на простейшие, если их не поддерживает жизнь. Главной же хранительницы жизни, микробиологии, на планете тоже не наблюдалось.
   Самая страшная сказка, которую помнил Андрей, была об окаменевших людях. И откуда пращурам нашим было знать о тайных звеньях микромира? Удивительно устроен наш мозг! В какие только дебри познания не заносит нас фантазия, а все наши умозаключения ведут к истине.

   Андрей просканировал каменные столбы, которые всюду встречались у него по пути, и пришёл к выводу, что столбы те когда-то шуршали листвой на ветру, закрепляли свою стойкость разветвлёнными корнями. Крону каменные деревья потеряли, остались только самые мощные ветки, сумевшие выстоять под ветрами. Так и остался стоять этот каменный лес – стражей небытия. Лес, призванный защищать жизнь, стал хранителем вечности.

   Уставший от многочасовых изысканий, Андрей присел под деревом, облокотился о чёрный ствол, принявший странника в свои холодные объятия. Единственное, что дереву осталось предложить усталому путнику – это тень. Иногда и тень не помешает в пути, и на том спасибо.
   Андрей вызвал Рахматулло по радиосвязи, доложил о первых своих наблюдениях. Телепатическая связь предупредительно была отключена, на «Ласточке» была установлена ноозащита (от гипнотического внешнего воздействия). Эти защитные действия были предусмотрены ещё при входе в красную зону. В космосе никогда не помешает подстраховаться.
   - Не задерживайся там, - ограничивал капитан Андрея в действиях. – Посмотрели и хватит. Не зря они закрыли Церберу для исследований, зря мы сюда залетели. Пусть сами разбираются, что случилось здесь.
   Андрей обещал быть осторожным:
   - Дойду по реке до устья и вернусь. Материалу для исследований тут предостаточно. Сами разберёмся, надеюсь. Путь домой долог, насочиняем Церберянских сказок.
   Андрей отключился, позволил себе отдохнуть несколько минут и… уснул.

   Когда-то это была прекрасная планета с насыщенной жизнью. Всё было здесь: и красоты в достатке, и ужасов в меру. По лугам бродили жвачные, умеющие себя защитить, а грациозные хищники красовались своим совершенством – недостижимые в ловкости и скорости. Доминировали над всем этим разнообразием сверги – ластоногие выходцы из морских глубин. Они научились дышать наземным воздухом, и им покорилась суша. Незаурядный ум позволил им осмыслить гравитационные законы, и каким-то невероятным образом их несуразные для полёта тела смогли подняться в небо. Теперь они и летали, и ныряли, творили на своей родной планете всё, что им вздумается – обласканные дети Церберы.
   - Чего только не приснится, - нехотя пробуждался от грёз Андрей. Он резво вскочил, приободрился, прикоснулся с благодарностью к застывшему дереву, поблагодарил за интересную историческую экскурсию и оседлал свой верный аэролёт-кабриолет, направил его к реке, которая петляла меж скалистых берегов, пробивала свой извечный путь к морю.

   Речку под исследования подбирал Рахматулло – небольшую для первого ознакомления, с устьем метров двести шириною. Река встречала редкого гостя вполне знакомым, земным шелестом волн. Вода всегда притягивает людей, во всех своих ипостасях, чем больше её, тем лучше. Океаны восхищают величием, ручеёк подойдёт нам по вкусу, легко заманит добрым журчанием.
   Хоть и привлекательной вышла река Церберы, не хватало в ней многого: тенистых берегов с неожиданными звуками, пузырей и всплесков; не хватало жизни. Чистейшая речная вода не доносила до моря информационного потока, не загрязнялась отходами – лишь песком, а не илом.
 
   Андрей провёл раскопки на берегу. Лезть в воду не имело смысла: вода смывает все следы, таков уж характер у той чистюли – воды.
   «А ведь не зря мне показали этот сон», - залетела в голову Андрея шальная мысль. Он попытался представить живую Церберу, и тут же перед ним поплыли картинки зелёных лесов и прозрачных рек, полных жизни. Удивительные птицы и звери залетали в пуховые облака и спускались с небес на деревья – передохнуть и перекусить после растраченных сил и эмоций.
   Андрей отмахнулся от видений и заспешил к морю. Помечтать можно и на «Ласточке», сейчас надо заканчивать работу, собрать как можно больше биоматериала, дабы было что предъявлять руководству в оправдание за нарушение полётного режима.

   Пустое море надоело быстро. Вода, вода… Живописные скалы, омываемые прибоем, нисколько не радовали взгляд. Наверное, Андрей попусту не желал настроиться. Морские виды всегда скрасят быт человека неравнодушного, все мы когда-то через моря проходили – кто во сне, а кто наяву.
   Исследователь набил под завязку контейнеры, и теперь ему осталось только возвратиться. Потому и злился Андрей, что не дано ему было разобраться со всеми злоключениями на Цербере.
   «Глупо бросать исследование на полпути, не по-человечески это, - рассуждал Андрей. – Приборы вычислят для нас разнообразие ушедшего живого мира Церберы. Нам с того ни холодно, ни жарко. Никто не ответит, почему здесь жизнь угасла, а это главное. Мне пытаются объяснить, отчего случилась вся эта погибель, я же ворочусь, словно школьник неразумный. Переживёт Рахматулло моё временное отсутствие. Позлится и остынет. Сколько раз уже не соглашался с моими решениями! Должность у него такая, командирская. Я же всегда оказываюсь прав. Мужчина должен быть решительным, а иначе какой из него мужчина»!
   Рассуждать подолгу космонавту не пристало. Андрей взвесил всё ещё раз, решился и… уснул прямо где сидел – на выбоине камня.

                Глава XVI. Цербера.

   Всё началось как всегда с трудностей. Природе не надо много законов для поддержания разнообразия, достаточно того немного, неукоснительного, что есть. Законы те просты и примитивны, понятные всем: выживает самый приспособленный.
   Неповоротливым на суше свергам выжить было не дано. Может, кто-то сверху подсказал им радость полёта, а может, и сами они познали это восхитительное чувство, выпрыгивая из воды. Кто знает сейчас? Природа смывает свои ошибки, прячет прошлое от любопытного зрителя, представляя ему только настоящее, самое совершенное на данный момент.
   Сверги были ещё те чистюли, любимчики природы, им надо было поддерживать своё совершенство, чтоб не скатиться на задворки театра жизни. Чистые телом и душой, идеальные создания, певучие сверги со светлыми мыслями. Нет ничего прекраснее на свете, чем вид детей моря, отдыхающих на развесистом дереве.
   А смерть косила их напропалую на суше-мачехе. Сверги знали, отчего они умирают, их проницательный взгляд был способен разглядеть микроскопические бактерии, которые бесцеремонно проникали в плоть и пожирали всех и вся изнутри.
   Вычислить разносчиков микроскопической заразы свергам не представляло никакого труда. Этих соседей по планете, мерзких тварей, покрытых шерстью, решено было изничтожить, другого выхода не было.
   Сверги не умели создавать что либо, не имея конечностей с возможностями мелкой моторики, потому для них были недоступны орудия убийства. Зато они отлично научились плеваться в своей мокрой среде и прекрасно смешивали любые жидкости во рту, изощряясь во вкусовых изысках. Что для сверга в радость, шершавому – смерть.
   Борьба с шершавыми продолжалась ни одно столетие, в конце концов, вся эта нечисть была истреблена подчистую. Смертность среди свергов уменьшилась заметно, чистоплотность всемерно способствовала их здоровью. С исчезновением шершавых на Цербере вымерли ещё несколько видов, существовавших в симбиозе с ними. Природа всемерно способствовала выживанию любимцев, стало быть, эволюция свергов протекала единственно верным руслом.

   - Ты что там, уснул? – трещал в допотопном микрофоне голос Рахматулло, отвлекая Андрея от завлекательных грёз.
   Этот капитан-формалист вечно вклинится в самый ответственный момент со своими никому не нужными предосторожностями! Загубит на корню самый интересный эксперимент. Андрей оправдывался, просил ещё немного времени на продолжение исследовательской миссии. Каримов был непреклонен. «Возвращайся сейчас же»! – гудела приказными сигналами безмозглая переговорная коробка.
   Андрей отключился и направился к видимому на берегу гроту в поиске места, где радиоволна не сможет его отследить. Он прошёл согнувшись под скальные своды и с удовлетворением отметил, что все его абоненты стали недоступны.
   Пещерная сырость не столь комфортна для сна, да что не предпримешь ради обретения истины. Андрей примостился в удобном каменном ложе и прикрыл глаза, без колебаний отдавшись в объятья лукавого морфея.

   Сверги прожили безбедно в своём отлаженном раю ни одну тысячу лет. Будучи надёлёнными неординарными талантами, они скрашивали планету неземными узорами, научившись скручивать облака в художественные полотна и обкусывать кроны деревьев, придавая им идеальные очертания.
   Смущало одно – братья их меньшие, не сумевшие освоится на суше. Эта низшая раса завидовала элитарному сословию Церберы и позорила их своим сходством и низменным поведением перед подводным миром. С этими всё решилось просто: низшим свергам запретили плодиться, и они вымерли за пару поколений. Не помогли в продолжении их рода даже бунтовщики, которые совокуплялись тайком. Их одиночное потомство погибало в жестоком мире морских пучин, не прожив намеченных сроков жизни.
   Всё сводилось к тому, что к жизни на Цербере должны допускаться только самые достойные животные, не порочащие своим видом идеалов красоты. А в своё время мудрый сверг Цвейг нашёл способ, как избавиться от самых опасных врагов – микробов и вирусов. Вся микробиология на Цербере, одноклеточная и амёбы, давно пережившие свои сроки, были расщеплены на атомы. Атмосфера планеты очистилась до кристальной стерильности, дышалось теперь легко и свободно.
   Стерильная жизнь продолжалась недолго. Не может существовать один доминирующий вид на планете. Для продолжения жизни всегда потребуются помощники, как не изворачивайся в изобретательности, однотипному организму в одиночку не выжить. Последними погибли деревья, высосав всю органику из почвы.
    Впрочем, ничего страшного и не произошло. Оказалось, что высший идеал – это накопленная энергия мысли. Лишённая гниющей материальной оболочки и мирской суеты, свободная мысль растеклась по планете невидимым облаком и наделила Церберу ореолом Разума – высшим планетарным рангом во Вселенной.
   Планетарный дух в который раз столкнулся с трудностями: оказалось, необходимо ему подпитываться соками жизни, которые истощались на Цербере с каждой сменой сезонов. Высший разум не подвержен панике, на то он и разум, чтоб находить решения в любых, заведомо гиблых ситуациях.
   Мысли не встанут перед преградой расстояния, надо только знать точку во Вселенной, где мысль будет принята. Такая точка была. Церберу посещали соседи по галактике, их родная звезда была видна на небосклоне.
   Эксперимент с вторжением вышел удачный, планета, выпустившая пасынков в космос, была подвержена влиянию с Церберы. Оказалось, что поблизости нашлось десяток живых планет, и теперь дух Церберийский не беспокоился за свою будущность, процветал и властвовал над чужими цивилизациями.

   Каримов не мог сдержать себя в командирском статусе, бесновался, не смея покинуть «Ласточку». А этот, активист Долгов…! Должен он всем! Всюду ему надо чего-то! Должен он прежде всего Земле! Никакого понятия о дисциплине! Что за космонавт? Нарушил все уставы, перевернул под себя все планы экспедиции! Теперь вот… поспать ему приспичило на чужой планете. Слыханное ли дело: космонавт решил подремать в чуждом мире, где может случиться всё, что угодно!?
   Выход был один, пойти ещё на одно нарушение, послать за разгильдяем гравитон. Гравитон оснащён телепатическим усилителем, который на Цербере применять категорически воспрещалось. Да по-другому не выходило никак, гравитон ушёл на побудку шалопута.
   Андрея разбудил пронзительный звон, усиленный эхом скалистого грота. Он вздрогнул со сна и поднялся нехотя: «Да иду я. Что расшумелся»? Исследование Церберы вышло более чем насыщенным. Можно, конечно, было узнать больше, но вступать в споры с капитаном не хотелось. Впереди появились новые цели, замаячили новые открытия. Можно покидать планету, раз того требуют инструкции.

   - Мы покидаем «Чёрный Глаз», - сухо заявил Рахматулло при встрече с нашкодившим напарником.
   - Как покидаем?! – возмутился Андрей. – Нам по графику полёта ещё пять планет надо посетить. Цивилизация с Фаэтона вышла в космос, и мы пропустим знакомство с этим выдающимся миром? Да не быть этому! Ты, Рахматик, уж больно всё перевернул со своей тягой к самоуправству. Что случилось такого кардинального, что ты решил прервать экспедицию? Домой потянуло? Аль запаниковал?
   - Это не моё решение, - с натянутым равнодушием выдавил Каримов. – Экспедиция признана чересчур рискованной в связи с множественными нарушениями инструкций. Мы летим домой.

   - Этот капитанчик сдвинулся напрочь со своей дисциплиной, - бесновался в своей каюте Андрей. – Пропустить такую замечательную планету с развитым разумом! Да не быть этому!
   Кто он такой? Почему именно его поставили капитаном? Таджик какой-то без роду, без племени. Я – русич чистых кровей. И мне пристало пресмыкаться перед ним? Таджики – кто они? Тэмуджин только цыкнул, они все разом попадали ему в ноги. Мои пращуры возвысили меня славными победами, и не стану я ходить на поводу какого-то там инородца, не заслуживающего не только власти, но и мнения личного.
   - Что делать? Не убивать же его. Разве что усыпить? Пускай отдохнёт, пока я Фаэтон проведаю. А вот и Вася, кстати. Настрою друга, он всё за меня сам сделает.
   Робот Вася в образе наявра с одним глазом, подошёл к Андрею, улыбаясь приветливо, и протянул к нему руки для объятий. Андрей улыбнулся в ответ, нашёлся с шуткой под бессмысленную железяку и… уснул в обнимку со своими выдающимися доктринами.
   Бывалого капитана не проведёшь. Настоящий командир всегда сыграет на опережение, учтёт каждую мелочь в сложившейся ситуации.

   Андрей очнулся посвежевший, со светлыми мыслями; помылся, побрился и с виноватым видом подошёл к другу:
   - Ты уж прости меня, Рахматулло. Я тут давеча такое о тебе надумал!
   - Не бери в голову, Андрейка. В полёте всякое случается. Заканчивай поскорее со своими отчётами и к анабиозу готовься. А потом и я за тобой.
   - Спасибо, Рахматик.
   - Вот и правильно. Не забывай моего имени. Летим домой!

                Глава XVII. Забытая Земля.

   Первым от анабиоза очнулся Рахматулло, ещё на подлёте к орбите Нептуна. Андрей проснулся уже на Луне и теперь бултыхался в геле заморенной пиявкой. Карантин пройдёт ещё с неделю, поднимется Андрейка, подтянется, и побегут друзья по землице долгожданной! Босиком! По траве росной, на зарю!
   Рахматулло осточертел телевизор. Переключай каналы, не переключай, а поговорить не с кем. На третий день карантина, с утра, ему ещё спать по режиму прописано, а сна ни в глазу. Лежит Рахматулло, трещинки на потолке изучает, а тут уборщик ломится, ведром своим брякает. Человека в нём Рахматулло по запаху признал:
   - Так ты не робот? – удивился, привстал на локте, пытаясь разгадать национальность обслуги. – Ты узбек. Угадал? А зовут как?
   - Рахим, сэр. Извините, сэр, нам нельзя разговаривать.
   Каримов ещё больше удивился такому обращению. Понятно, на земле всегда находились люди угодливые, уважали их и ценили. Но чтоб они сами до такого бесправия опустились!
   - Рахим. Тёзка почти. А откуда ты? В Ходженте давно был? Как там? Миндаль цветёт? Урюк, айва, персик, - закатил Рахматулло глаза, размечтавшись.
   - Сейчас осень, сэр. Цветение весной бывает, - подсказал прописные истины Рахим. – Из Самарканда мы. В Ходженте побывать не довелось. Нам нельзя по миру передвигаться попусту. Где родился, там и работай.
   - Что ты заладил: сэр, да сэр! – Рахматулло присел на кровати. – Мода у вас пошла такая? Скажи что-нибудь по-нашему. Или ты таджикский не белмесы? Давай по-узбекски поговорим.
   - Лежите! Вам вставать нельзя. Талиб придёт…, - Рахим назвал врача на запретном тюркском и осёкся тут же, язык прикусил.

   Карантинный режим для экипажа «Ласточки» ограничили через пять дней после прилунения, и друзьям, наконец, удалось встретиться, поговорить, поделиться впечатлениями о новых нравах.
   - Что-то мне подсказывает, они тут лакейство возродили, - высказал своё мнение Андрей.
   - Правильно тебе подсказывают, - подтвердил Рахматулло догадки друга. – Скажи спасибо, что тебя в этот ранг не возвели.
   - Мы здесь не нужны никому, по-моему, - продолжил Андрей сомневаться, - Никто не спрашивает об экспедиции, хотя отчёты все забрали.
   - Не спеши с выводами, Андрей, - успокоил капитан. – Пока они изучат всё, обмозгуют, много времени уйдёт. Со мной по делу тоже никто не заговаривал. Довели правила поведения в обществе. Мы с тобой, оказывается, средний класс. Это пока. Пока наш статус не скорректируют по родословной и внутреннему содержанию.
   - Это как? – возмутился Андрей. – Бояре, дворяне, чернь? В тёмное прошлое ударились?
   - Правильно мыслишь, отрок, - домла Каримов покровительственно одобрил верные выводы прозорливого ученика. – Только прошлого не возродить. Всё по-новому здесь, демократично. Хотя грязь всё та же, что и при царизме, только другими покрывалами прикрыта.
   - Это я во всём виноват! – засовестился Андрей. – Полез необдуманно на эту Церберу и вирус на Землю запустил. За нами, ведь, с Земли наблюдали! Тебе ещё пришлось за мной гравитоны посылать. Вот они, церберисты эти, и учуяли Землю, присосались. Давно уже вину свою чувствую, совесть не обмануть.
   - Не бери на себя всемогущество божие, Андрюша. Некрасиво это. Надо же возомнить о себе такое: в одиночку весь мир изменил! Зазнался ты, Андрейка. Остынь, будь проще.
   - Ох, и не знаю, Рахматулло. Гложет меня совесть, всё нутро мыслями изъела.
   - Так лечись! В медицинской помощи тебе никто не отказывает. О будущем лучше подумай. Что делать собираешься на Земле?
   - С сыном хочу встретиться. Только он занят. Что-то не так с ним, изменился примером со всех. Ноос недоступен почему-то, а по радиосвязи не понять, что с людьми делается.
   - Ноос только избранным положен, как мне сказали, - продолжил нравоучения Рахматулло. - Ограничили владение телепатией. И не тереби мозги сомнениями. Нормально всё с людьми, разговаривать не разучились, живут и в космос летают. А поехали со мной в Ферганскую Долину. Там хорошо! Тепло, урюк. Там меня ждут. Поехали, не пожалеешь.
   - Спасибо, Рахмат. Я лучше к сыну. Он в Карелии замок отстроил, туда меня приглашает, пока сам не освободится.

   Новый мир показался Андрею крайне неприветливым. Редкие люди, с которыми ему довелось столкнуться, отвечали на вопросы уклончиво, переспрашивали по два раза, отвлечённые от реальности. На приветствия никто не откликнулся, и ответы их не несли в себе необходимой информации: «не знаю», «справься в интернете».
   Транспортный сервис был отлажен, однако, и Андрей Константинович без особых приключений добрался с Байконура до Карелии. Замок сына он увидел издалека, узнал по шпилям, которые возвысились над соснами нескромным храмовым сиянием.
   Андрей Константинович посадил свой аэролёт в садово-парковой зоне, но и здесь его никто не встречал, к чему он, в принципе, был готов, будучи предупреждённый Романом Андреевичем.
   Приверженец диких лесов, Андрей всё же принял подстриженные газоны парка и ухоженные искусственные насаждения. Природа есть природа, а деяния рук человеческих, созданные для его же удобств, не могут не порадовать притязательных взглядов.
   Несвоевременный гость бродил в одиночестве по безлюдным парковым дорожкам, наслаждался видами зелени и цветения, основами жизни, которых был лишён более века, блуждая по безжизненному космосу. Заходить в замок не хотелось. К чему человеку лезть в затхлые каменные пещеры, когда природа зовёт на свободу.
   Андрею показалась нелогичной вся эта красота: парк был создан для человека, а людей здесь не видать, несмотря на благоприятное для отдыха время. Пчёлы есть, людей нет. Неправильно это, виной же тому – частная собственность (возникло в памяти Андрея давно забытое выражение с учебников по истории). От осознания, что всё это не его, Андрей быстро разочаровался в окружающей красе.
   «Но ведь кто-то должен ухаживать за парком? – подумалось одинокому зрителю. – Природа не особо прислушивается к эстетическим предпочтениям человека, вмиг зарастит садовые ландшафты по своим меркам красоты. Наверное, газоны стригутся тут роботами. А как же кусты и окультуренные деревья? Автоматически созданный дизайн ограничится шариками и квадратиками, тут же каждый куст представляет собой скульптуру, зайчики и ёжики угадываются в каждом произведении ландшафтного дизайна. Неужто Ромка сам всё это придумал»?
   На вопросы гостя ответило тихое жужжание садовой техники, Дронов заспешил на звук и тут же встретился с садовником, который облагораживал куст барбариса.
   - Робот, нет? – непроизвольно озвучил свои сомнения Андрей и протянул руку для пожатия.
   - Китаёза, сэр, - расплылся улыбкой садовник, спрятав за морщинами глаза-щелочки. Он отключил свою жужелу и наклонился к протянутой руке, прижавшись к ней лбом. Андрей отдёрнул руку с необычного приветствия и разминал пальцы, собирая мысли для продолжения беседы.
   - Как тут вызывают разносчиков пищи? – нашёлся Долгов со словом. – Может, поедим вместе? Поговорим, познакомимся. Вы что предпочитаете откушать?
   - Пройдите в дом, сэр. Там Вас накормят. Нам знакомиться нельзя. Наша кушает там (на домик в низине), ваша – там (на замок).
   - А Роман Константинович скоро приедет? – испробовал Роман последний призыв к беседе.
   - Наш барин хороший, - уклончиво откликнулся садовник и завёл свой садовый агрегат.

   Долгова покормила симпатичная мулатка, скупая на слово. Наиболее часто употребляемое ею слово «сэр», для неземного космического странника звучало крайне неприятно. Создавалось впечатление, будто люди оградили себя от мира непробиваемой стеной, замкнулись в себе.
   Не привеченный гость одиноко бродил по огромным залам замка и не мог понять, зачем человеку для жилья понадобились такие обширные благоустроенные территории. Для спокойного сна вполне хватает двух квадратов – оптимальная капсула для анабиоза на космическом корабле. Для того нет никакой необходимости городить ложе площадью с волейбольную площадку.
   Да, здесь было красиво, даже несколько интересно, как посетителю музея, но жить здесь нельзя! В конце осмотра Долгов поднялся по винтовой лестнице наверх – под крышей замка была сооружена небольшая мансарда с хорошим обзором из круглых окон-иллюминаторов. Отсюда вела маленькая лестница в шпиль, внутри которого находилась ещё одна полуметровая обзорная площадка.
   Андрею пришлось пригнуться, чтобы пробраться на самую верхотуру. Он протиснулся между внутренними стенками шпиля, руки было не раскинуть, зато у него появилась возможность увидеть всю красоту Карелии, не спрятанную за горизонтами.
   Человека всегда привлечёт высота, как и море. С высока видится больше и думается вширь. Тут не замечаешь мелочей, и мир представляется в другом, глобальном измерении. Сюда залетают ветра с тропосферы, приносят с собой космические новости, удивительные для приземлённого жителя. Высота полнится сказкой, как и лес. Вверху необычно всё, потому что человеку не выделено здесь места природой. Высота – это риск.
   Андрей спустился в мансарду, нашёл в углу сетчатый гамак, прикрепил его на специально вбитые в столбы крюки и уснул на семи ветрах.

   Роман Андреевич прилетел в Карелию только на следующий день. Необычно видеть отца рядом с более пожилым сыном, люди ещё не привыкли к таким космическим коллизиям. Радость встречи состоялась, тем не менее. Родственные чувства петлёю времени не задушить.
   - Извини за опоздание, отец, - оправдывался Роман. – Меня пытали насчёт тебя в Центре Социальных Статусов, подгоняли к тебе Табель о рангах. Удалось отстоять твою принадлежность к среднему классу. Не всем дальнобойщикам удаётся добиться столь высокого положения, вы сегодня приравниваетесь к рабочему классу. Не нужны вы больше на Земле.
   - Какой ещё статус! – с неприкрытой злобой заскрежетал Андрей Константинович. Он признал уже, что люди опустились до уровня тёмных веков, но перемалывать им свои косточки он позволить не мог! – Дурью маетесь! Сами не знаете, что творите!
   - Я понимаю твоё негодование, - попытался Роман успокоить отца. – Но и ты пойми: мир меняется. Кому как не тебе знать, что прошедшим сквозь время приходится привыкать к новой действительности.
   - Мир меняется, - согласился с сыном Андрей. – Но он должен меняться к лучшему. А что хорошего можно сказать о вашем безнадёжном поколении?
   - Ну, знаешь, отец… С такими мыслями тебе в новый мир не вписаться. Эволюция развивается по спирали. Вы вырвались вперёд, кто спорит. На наш век пришло осмысление ваших достижений.
   - Какая к чёрту спираль?! – не унимался Андрей. – Засунь свою спираль индикатором в телепатуселитель! Забыл, вы и ноос успели профукать, некуда вашу спираль засунуть. Человек сам волен творить своё будущее – вот правда, и не надо мне тут закручивать извилины вашей спиральной эволюцией.
   - Думай как хочешь, - поник Роман. – Только учти, я не смогу тебе помочь с омоложением, если ты революционера из себя корчить будешь. У тебя ведь срок подходит, пока найдём пути к новой жизни, поздно будет ложиться под будущую жизнь. Мать не смог уговорить, Ивана Ильича… Теперь с тобой придётся прощаться.
   «Не исправить мне своей ошибки за полвека, - подумалось Андрею. – А сроки и вправду подходят, пора подумать об омоложении». Он успокоился и уже мягким тоном поинтересовался у сына:
   - А почему они отказались? Тогда ещё не существовало таких преград к вечной жизни.
   - Каждый по своим взглядам, - замялся Роман. – Чувствую вину, что не смог их убедить дождаться тебя, хотя бы.
   - А что я должен сделать, чтоб заслужить право на вторую жизнь?
   - Не знаю ещё. Самый верный путь – лететь на Марс. Добыча полезных ископаемых по сегодняшним временам – самое достойное занятие для землянина. Большинство людей, претендующих на продление жизни, рвутся заключить марсианский контракт.
   Жалко Ивана Ильича, - всё не мог справиться с нахлынувшими на него чувствами скорби Роман. – Может, и стал бы он знаменитым писателем, как хотел. Не успел, остался только первым, малоизвестным.
   - А ведь у меня дедова первая книга сохранилась, - откликнулся Андрей. – «По следу тигра». А я её так и не прочёл.
   - И не стоит её читать, тем более – тебе. Проще твои отчёты поднять о подготовке к экспедиции. Уверен, там яснее всё расписано. А книжка эта сегодня у коллекционеров на вес золота ценится. Первое в мире издание за четыре провальных для литературы века.
   Мужчины ещё долго сидели за чашечкой чая, не могли наговориться, надышаться родственным духом. У мужчин всегда так: поссорятся друзья – помирятся.

                Глава XVIII. Есть ли жизнь на Марсе.

   Туристам Марс стал не в диковинку, и туры на эту самую доступную планету прекратились более века тому назад. Безжизненная планета не способна воодушевить людей на ратные подвиги. Это в древности пращуры наши шли на смерть, ведомые кровавым свечением звезды-победы.
   Не несут радости ржавые оттенки рельефа Марса, способные разве разжечь тоску. Настоящего исследователя влекут тайны, но и тайн здесь не оказалось. Пустая планета, и воевать здесь нечего. Победители победили друг друга, и ничего не осталось после споров о том, кто лучше, кто сильнее.
   Так уж устроен мозг человека, что ищем мы всякой безделице применение. Не остался в стороне и Марс – безжизненная глыба, впустую вертящаяся вкруг светила. Сюда по опыту прошедших поколений стали ссылать людей неугодных, а чтоб не умирали они с тоски, обязали изгоев добывать полезные ископаемые. Марсианские металлы позволили не тревожить больше недра Земли, не нарушать исконное течение земной эволюции.
   Изгнав отрепье, элита человечества освободила себя от участия к их безрадостной жизни. Ни к чему тратить усилия на облегчение труда старателей, они сами выбрали для себя преступный путь. Нет их, отверженных. Так проще.
   Специально для Марса пришлось бы изобретать машины, могущие работать в разреженной до крайности атмосфере. Автоматизация производства здесь вышла бы довольно дорогостоящей. Самый надёжный инструмент, проверенный временем – лопата и кайло. Лом в умелых руках не подведёт в экстремальных условиях. А труд облегчился сам собою, с помощью слабой марсианской гравитации.
   Любой труд должен быть оплачен – эта непреложная истина прошла через века. Работа марсианских рудокопов поощрялась возможностью завести семью. Один из сотни изгоев удосуживался женской ласки и получал право на потомство. К омоложению допускались только самые достойные, таких отбирали очень редко, не каждый призовой год. Даже средь руководства не все приобщались к вечной жизни, хотя привилегия эта обещалась каждому вольнонаёмному поселенцу. Что тут говорить об отрепье?

   Андрей Константинович долго не мог подыскать себе друга средь марсиан. Руководство рудников погрязло в интригах, все стремились заручиться поддержкой элиты, очерняли друг друга, писали доносы. Конторское болото претило Андрею до полного омерзения, и он считал ниже своего достоинства вести задушевные беседы с кем-либо из сотрудников. Впрочем, и те не особо заводились знакомством с выходцем из ушедшего поколения.
   Понятие дружбы было опорочено с незапамятных времён. Взаимопомощь и духовная близость – качества устаревшие, наигранные, не свойственные природе человеческой. Каждый сам кузнец своего счастья, которого на всех не хватает. Не отнимешь права на жизнь у соседа, будешь вечно прозябать на Марсе.
   Средь рудокопов товарища Андрею так же не нашлось. Со дна марсианского сообщества смердело ненавистью посильнее, чем с нечищеных клозетов, коих на Марсе накопилось предостаточно. Люди воссоздавали марсианскую жизнь самым надёжным и естественным образом: при помощи своих же испражнений.
   Андрей не мог жить без общения, без искренних бесед. Человеку необходим друг – это правило он пронёс с собой через жизнь. Верный друг Рахматулло. Где он сейчас? Ох, как далеко! В далёкой Средней Азии, тёплой и хлебной. Растит белоснежный хлопок – лучший из природных подарков, мягкий и пушистый хлопок. Хлопок хранит тепло родного дома. Они часто общались по радиосвязи, но Рахматулло далеко. Он дома…

   Масая Лекоко Андрей приметил ещё на руднике. Сюда не пристало заходить служащим, да Андрею было далеко до конторских нравов и приличий. Не остановили его и грозные взгляды рабочих, легко распознаваемые за стеклом скафандров. Рудокопы не встревали в разговоры, отвечали Андрею грубо и резко: «не вертись под ногами», «шёл бы ты», «не сори глупостями».
   Андрею надо было занять себя чем-то, к тому же он привык относиться к доверенному ему делу со всей ответственностью. Обязанность его была проста – отследить достойных. Передовиков отбирали случайно, кто же не мог отблагодарить благодетеля должным образом, тех льгот лишали без всяких оглядок на заслуги. Долгов руководил доверенным ему отделением, как учили тому в позапрошлом веке – с уважением к человеку рабочему.
   Впервые на Марсе Андрей увидел улыбку на лице Лекоко. Масаи издревле пытаются выделиться своей красой. В желании выделиться этот замечательный народ идёт на всё: выбивают себе передние зубы, протыкают уши под костяные серьги. Древние традиции мазохизма сегодня изжили, осталась природная притягательность масаев и их выдающийся рост. Этот народ можно узнать издалека. Масаи – воины, им надо быть высокими. Пигмеи – охотники. Этим надо прятаться, потому женщины пигмеев выбирают маленьких отцов своих детей. Моду на лица у людей предугадывают женщины – самые талантливые искусницы.
   Лекоко рассказал Андрею, каким образом он попал на Марс:

   - Наше племя цивилизованное. Вождь Коною третью жизнь проживает. Мы соблюдаем традиции, живём по заветам предков, потому к нам едут туристы. Людей мы любим, и им интересна наша жизнь. Нам даже охотиться разрешают, и воевать с соседними племенами. Без смертельных исходов, правда.
   Моя мать влюбилась в приезжего туриста – Даниеля. Отец был не против их отношений. Белый ребёнок в семье привлечёт туристов. Поначалу и Даниель был не против, на экзотику его потянуло. Но потом не так пошло что-то, убил любовник мать в самый разгар любовной игры.
   У нас такое не спускают. Мать должна быть отмщена. И отец, и вождь пытались остановить меня, просили: «ты попугай его и хватит». Даниеля я нашёл. Нет больше его. А я здесь, вот уж седьмой год как. Если б ты знал, Андрейка, как в савану хочется порой! К слонам, львам…

   Долгов продержался на Марсе меньше года. Он честно отработал, отобрал трёх достойных претендентов. Просил за Лекоко – масай достоин свободы, исправился. Из его подопечных случайный отбор не прошёл никто. Случай сильнее одинокого личного мнения. Несостоявшегося сотрудника никто не задерживал. Белых ворон сторонятся во все времена.

    На Земле Роман Андреевич оправдывался перед отцом:
   - Извини. Я не знал о марсианских нравах, о том, как сложно там получить виды на льготы. Ты не отчаивайся. Всё будет хорошо. Я познакомлю тебя с Альфредом Скокком, он непременно поможет. Заканчиваю как раз строительство его нового замка, Скокк мной доволен.
   - А почему ты не знакомишь меня со своими детьми? – запоздало спросил Андрей Константинович сына. – Или у тебя их нет? Не удосужился обзавестись?
   - Почему нет? Есть, - замялся Роман. – Я третий раз женат. Обязательно познакомлю, всё у нас с тобою впереди. Тут, видишь какое дело… Жена моя последняя из высшего общества, ей с тобой встречаться-знакомиться не по рангу. А иначе как бы я получал допуск на омоложение. Я архитектор, пап. Оформляю элитные замки, знакомства завожу нужные. Такова жизнь – без знакомств ты никто.

   Андрей Константинович загрустил основательно после разговора с сыном. Как унизили человека в последнее время! Столько усилий понадобилось, чтоб построить на Земле достойную жизнь, и так легко было сломать всё это. Это он виноват во всём, занёс заразу с Церберы. За одну жизнь ошибки такой не исправить.

                Глава XIX. Зазаборная Греция.

   Вдохновение природы сиюминутно. Ваятель земных красот постоянно совершенствует свои творения ветром, рушит неудачные монументы землетрясениями и извержениями. Изменчивая жизнь – тот же поиск прекрасного, как мимолётная женская улыбка – сегодня так, завтра по-другому немного.
   Человеку потребовалось закрепить зачем-то своё видение красоты. Законченность не терпит ошибок, и новоявленные ваятели вечности отдавали жизни на создание своих бессмертных «Венер» и «Самсонов». Изваяния старались делать схожими с оригиналом, красоту копировали с природы, опыт отделки камня накапливался тысячелетиями.
   В красивых жилищах жить оказалось уютней, ухоженные пещеры и дома обретали хозяйские черты, наполнялись добром. А вот каменные истуканы выглядели чужими, как не пытались выделывать их с соплеменников. Скульптуры догадались наполнять духом легенд, они ожили.
   Скопировать красоту при должной сноровке достаточно просто, способность оживлять камень дана не каждому. Душу в камень вселяют с кончиков пальцев. Без благодарного зрителя каменная душа живёт недолго, рвётся из заточения с одиночества, неуютно ей одной в камне.
   Зритель, он разный, и восприятие у каждого своё. Всяк ценитель смотрит на шедевры художника по своему, единый взгляд навязан и пуст. Искусство не наука, и доказательств оно не требует.
   Гонка за идеалом не венчается успехом. Правда у каждого своя, у каждого своё видение прекрасного…

     А видел ли кто эту самую душу? Сталкивался с ней до шишки во лбу? На вере одной не ощутить её присутствия. Слишком надумано естество души и духа, притянуто за уши…

   Замки строятся с целью выделиться, доказать своё могущество. Жилая площадь имеет свои границы, преувеличение которых влечёт к потере уюта. В замках близкие люди теряются в укромных уголках. Единственно, чем славятся замки, так это кричащей роскошью и ужасными историями. Уют на больших площадях невозможен.

   Долговы бродили по элитному посёлку Нью-Афин в ожидании аудиенции у Альфреда Скокка. Они прибыли по времени, но хозяин отложил встречу на два часа по непредвиденным обстоятельствам. Легко угадывалось, что никаких причин на то не было, просто хозяин посчитал таким образом показать своё привилегированное положение перед гостями: через обозрение величавых замков соседей.
   Хозяева жизни не стали воздвигать свои замки на развалинах древних Афин. В Греции немало мест идеально пригодных для жизни. Властителям душ приглянулось побережье Эгейского моря с бесчисленными островами, где можно было выстроить загородные особняки. Один дом для доказательства величия показался им недостаточен. История Греции была сохранена. Древние Афины были спасены от самого злостного разорителя – человека, заражённого вирусом власти.
   Роман Андреевич воспринимал вынужденную прогулку положительно. Он привык к каменным джунглям, сам строил их. Чистота, свежий морской воздух – что ещё нужно цивилизованному человеку для отдохновения души?
   В городе не было ни магазинов, ни кафе, негде было посидеть за чашечкой кофе, побеседовать негромко. Элита не баловала себя гостеприимством, всё, что им требовалось для жизни безбедной, доставлялось гравитолётами. Долговы не сильно нуждались в обслуживании, от голода особо не страдали. А посиделки мужчинам не к лицу.
   - Может, к морю выйдем? – предложил Андрей Константинович. – На берегу должны быть скамеечки. Хоть волны посчитаем ожидаючи.
   - До берега полчаса хода, - не согласился Роман с предложением отца. – Только выйдем к морю, обратно спешить придётся. Скотт опозданий не потерпит. Смотри какая красота кругом, пап! Любуйся, пополняйся.
   Странная это была парочка: сын старше отца. Люди привыкли к тому несоответствию, Земля не привыкла. Жизнь подстраивается к изменениям веками, а сколько чудачеств творит её взбалмошный сынок человек – не сосчитать, не поспеть за ним. Приходится как-то Земле выкручиваться под наши выкрутасы, меняться под нашу жизнь неусидчивую.

   Андрею Константиновичу шараханья меж заборов под лай собак показались не по душе. Что здесь можно увидеть? Редко какой хозяин огораживал свои владения прозрачной изгородью, хвастая захваченными площадями и ухоженностью приусадебных участков. Узкие, трёхметровые дорожки были зажаты неприступными стенами, над которыми возвышались бесполезные шпили, протыкающие небо, славили своих владельцев дутым величием. Гербы с изображениями кошек, собак и крокодилов выглядели интереснее, над ними можно было усмехнуться.
   Андрей признал русского барчука по настенным барельефам. Знаток истории выставил славу российскую ликами выдающихся реформаторов: Пётр I, Лeнин, Горбачёв, Яровой. Он даже сплюнул с досады на современных фанатов исторических героев: как можно связывать это всё в единое? Каждое поколение выбирает для себя своего героя. Ничего в этом плохого нет, людям нужны примеры истории, объединяющие начала общего пути.
   Какой лидер может вырасти с последователя Ярового? Сей последний президент окончательно распродал Россию вместе с её историей, славой великой, лесами необъятными и недрами богатыми. За два десятка лет правления этого лжелиберала сибирская тайга обратилась в лесотундру. Пустыня Гоби, взломав монгольские границы, переползла через Алтай, захватила добрых тысячи гектаров богатейшей сибирской земли. Пески с пустыни Кызылкум вредительским примером двинулись на Алтайские степи. Мировые концерны в одночасье выкачали всю кровь российскую – нефть сибирскую и арктическую.
   Россияне, брошенные государством на произвол судьбы, в те грязные времена умирали миллионами. Такого разора стране война не нанесла, какой учинил единственный алчный правитель, презревший свой народ.
   Если бы не мировая общественность, вступившаяся за жемчужину Земли, Россию, её постигла бы участь Мадагаскара, разорённого и облысевшего. До сей поры великая Амазонка несёт свои воды по прериям Бразилии. Такой же пустыней выглядела бы сейчас и Россия.
   Преступных магнатов осудили. Воевать алчные кланы не пришлось, они сами себе выстроили резервации в элитарных курортных зонах. Как знали о своём отлучении заранее. Их просто отстранили от управления судьбами человечества. В природе с несостоявшимися трутнями поступают так же, перестают их кормить.
   И откуда только вновь повылазила вся эта зараза в светлый мир людей?! Кто придумал эту спиральную эволюцию? Только им, любителям пожить безбедно за чужой счёт, могла прийти в голову эта бредовая идея - пустить эволюцию по самому лёгкому пути, вниз, под откосы. Приспустил немного вожжи, снова подтянул, чтоб подольше продержаться в пути к апокалипсису.

   Альфред Скотт принимал гостей на удивление душевно, с интересом выслушал о космическом полёте Андрея Константиновича. Задавал много вопросов, посмеивался над глупостями инопланетян, удивлялся необычными для землян космическими явлениями. Хозяин оказался не только радушным и внимательным, но и прозорливым:
   - Ты, Андрей, плохо ассимилируешься в новых временах, - заметил Скотт. – Принимай их таковыми, каковы они есть. Постарайся понять людей, и всё у тебя сложится хорошо. С диспансеризацией я тебе помогу непременно. Такие, как ты, герои, должны жить вечно.

   Из гостей Андрей Константинович выходил в приподнятом настроении. Он был неправ, конечно, критикуя чужие нравы. Люди остаются людьми в любых ситуациях, время влияет на нравы в мизерных градациях. Просто люди разные – есть плохие, есть хорошие. Каких больше, таково и время. Что это за жизнь получится, если все вокруг друг с другом соглашаться начнут? Поспорить не с кем, скука одна и серость.
   - Так ты собираешься меня со своими детьми знакомить? – спросил сына явно повеселевший Андрей.
   - Обязательно, отец! – заверил Роман. – Вот пройдём курс омоложения, станешь ты у нас классным парнем не последней касты, перезнакомлю со всеми. И жену свою, Марину, представлю во всём цвете. Знакомство с тобой для неё станет не зазорным.
   - Вот и отлично! – обрадовался Андрей. – А я пока к Рахматулло съезжу. У нас с ним много о чём поговорить накопилось. Друзьям нельзя теряться по жизни.

   Роману Андреевичу не был доступен «Ноос», но связываться с ним было возможным. Заслуженному архитектору такая половинчатая льгота была доступна. Скотт связался с ним уже на следующее утро после встречи:
   - Отца положили на обследование? – с явным беспокойством интересовался благодетель.
   - Нет ещё. Он в Средней Азии. Время у нас есть. Успеем ещё на обследование, и курс омоложения пройдём до крайних возрастных сроков.
   - Меня не интересует ваше время, - с раздражением заявил Скотт. – Если на следующей неделе донор не будет обследован, наш договор будет считаться расторгнутым.
   Роман никак не мог торопить отца. Не было у него на то ни желания, не идей каких. Да и чувствовал он себя скверно. Ложь не придаст уверенности и здоровья, расстройства с неё одни. А по другому и не получалось никак. Не подпадал отец под омоложения ни по каким законам.
   Не удалось Роману уговорить деда и мать продлить жизнь. Подарить отцу вторую жизнь он был обязан. Ничего с ним не случится, не заметит Андрей Константинович, как отняли у него печени граммульку, да сердца кусочек. Идеальный донор для Скотта, сам бы он на это вряд ли бы согласился. Зато теперь будет жить столько, сколько захочет.
   Неделя отсрочки ничего не поменяет, а Скотт перебесится. Не найти ему замену Андрею в столь короткие сроки, а сроки его поджимают. Пятое омоложение требует свежего прилива для всех жизненно важных органов.
   Жить хочется всем. Жить хорошо хочется вдвойне. Сегодня ты кому поможешь, завтра помогут тебе. Может быть.

                Глава XX. Заключительная.       

   Рахматулло встречал дорогого гостя на хлопковом поле, на своём рабочем месте – сидя за столом, заставленном аппаратурой. Кабинет оператора был без окон и дверей, открыт всем ветрам, только тентовый навес укрывал его от палящих солнечных лучей.
   - Извини, Андрюша. Бай не нашёл возможности освободить меня сегодня от работы. Самая страда, понимаешь. Надо бы к встрече с тобой достархан накрыть, да вот… Пей чай пока, Андрейка (подал с поклоном дымящуюся пиалу).
   - Работа моя проста: следи за полем, да направляй минироботы куда следует.
   Андрей с интересом наблюдал за металлическими живчиками, которые послушно взрыхляли землю под хлопковыми кустами и удаляли по грядкам сорную траву. «Мультяшки» по телеку приелись скоро, Андрею хотелось смотреть в горизонты, на тутовые деревья по кромке поля, урюковые сады, влекущие прохладой и сладостью. Хотелось любоваться далёкими голубыми горами в белых шапках. Хотелось слушать голос друга, мягкий, успевший обрасти чуть заметным восточным акцентом. Рахматулло не молчал, разговор нисколько не мешал его незаметной работе.
    - Я тут как на корабле за этими приборами, - хвастал бывший капитан «Ласточки». – Всё знакомо, всё послушно. Чистый воздух, родная земля. Что ещё нужно для жизни?
   Наш бай, Рухшонбек, хороший, - не замолкал Рахматулло. – Добрый и справедливый бай.
   - Чем же он так хорош, раз не отпустил тебя на встречу с другом? – усомнился Андрей. – По-моему, справедливостью тут и не пахнет.
   - Ты неправ, Андрюша. Работа сейчас - главное. Хлопок растёт. Он как дитя, за ним присмотр и уход нужен. Приветить тебя я и здесь смогу. Разговору нашему тут ничего не мешает. А Рухшонбек и вправду справедлив. Имя его переводится «добрая душа». Корни его уходят далеко в средневековья, предки нашего бая – эмиры времён Чингисхана.
   - Он тебе сам об этом рассказал? – опять не поверил Андрей. – Как ему удалось отследить свою родословную до столь далёких времён, коли в мире людей так всё намешалось, что национальности своей не определить зачастую, не то что принадлежности к клану какому отследить?
   - Человек становится тем, кем себя чувствует, - просветил неразумного друга Рахматулло. – Рухшонбек обещал испросить для меня разрешение создать семью. Нет большего счастья для мужчины, чем оставить после себя потомство. Не думал я об этом до полёта. Молод был, неразумен. Теперь вот появилась надежда. Я успею, не стар ещё.
   - Невесту тебе под чадрой приведут? – издевался над другом Андрей. – А ты имеешь какое понятие о любви? Тебе разрешают жениться. Себя ты хоть слышишь? Тебе, капитану-дальнобойщику, кто-то жениться разрешает!
   Рахматулло молчал пристыжено (или раздражённо?).
   - Человек, познавший лучшую жизнь, не сможет жить во лжи, - закончил свои упрёки Андрей.
   - Жить можно всюду, - тихо заговорил Рахматулло. – Надо просто не растерять уважение к людям, любовь к родной земле. Нельзя убивать добро ненавистью.
   Пойдём завтра в горы, Андрей? Горы стирают злые мысли. Нет, завтра я не смогу, Рухшонбек не отпустит. Вот послезавтра…
   - Рахмат! Очнись! К тебе друг приехал, а тебя какой-то бай не отпускает. Что сотворили из тебя за столь короткий срок? Ты капитаном был, Рахмат!
   - Знаешь, Андрей, - от Рахмата повеяло грустью. – Так хочется улететь куда-нибудь подальше! Говорят, за пределы Солнечной Системы сегодня не летают.
   - Цивилизации, не победившие войну и ненависть, в Космос не допускаются.