Тонкая грань

               
               
         «Влекут ли мечты небывалые, цветут ли цветы запоздалые, все также рыдает шарманка, в Париже она чужестранка…», - заполняли комнату знакомые звуки, и сердце Ларисы сжималось, словно они касались его.
       Женщина села на диван, дослушала песню и выключила телевизор. Посидев еще немного, она подошла к столу и достала из ящичка письма, которые перечитывала много лет.
       Была молодость, статная поступь, красота. Гордость не позволяла ей сказать, что у нее в жизни что-то не удалось или не сложилось. Так отчего же она чувствует себя чужестранкой в этой успешной удавшейся жизни?
       Война когда-то прервала ее учебу в школе, и, закончив в сентябре 1944 года восемь классов в возрасте 18-ти лет, она поступила в Политехнический техникум. Лариса была старшей дочерью уважаемых людей: учительницы и директора сельской школы, и то, что она умница и красавица, знала с юных лет. Соседи сочли бы за честь принять ее в свою семью, но мать считала ее достойной лучшей партии, чем кавалеры из местного окружения. Среди них были добрые и работящие парни, но что могло ожидать девушку из многодетной бедной семьи в таких же, как и ее семьях. Сама женщина вышла из купеческой, проживала нелегкую жизнь и не желала подобной для своей любимой дочери.
      В один из февральских дней 1945 года Лариса приехала из города, где училась, в родную деревню на свадьбу бывшей одноклассницы и школьной подруги в роли старшей шаферки. После освобождения от фашистской оккупации через их деревню часто проезжали крытые грузовики с солдатами, которые после коротких остановок отправлялись в сторону Западного фронта. Под звуки гармони они знакомились с девушками и обещали вернуться. Жених подруги Ларисы был из такой же военной части, временно остановившейся в лесном, обустроенном партизанами массиве.
         Когда Лариса вошла в ее дом, то узнала, что собравшиеся здесь гости ждали не только ее, но и друга жениха, старшего шафера, по словам девушек черноволосого статного красавца. Но будучи военнообязанным человеком, он по объективным причинам прибыть не смог. Лариса огорчилась, среди толпившихся у входа парней в военной форме она не увидела достойной для себя кандидатуры и не обратила внимания на молодого капитана, который сел за столом рядом с ней. К этому времени настроение у нее испортилось настолько, что даже хотелось уйти, однако, она была разумной девушкой и не могла себе этого позволить.
       Гости пили самогон и закусывали винегретом, деликатесом, который хозяева смогли приготовить в это бедное послевоенное время. Заменивший старшего шафера молодой капитан, расположившись рядом с Ларисой, закурил. Повернув к нему возмущенное лицо, она увидела его ясные голубые глаза и волну пшеничных, словно тронутых ветерком волос. Улыбнувшись в ответ на ее красноречивый жест и смущение, он сказал: «А, что мне остается делать, если девушка, которая сидит рядом, не удостоила меня даже взглядом», но папиросу погасил. Завязался разговор. Молодого капитана звали Петром.
         Лариса не возражала, когда он говорил приглашавшим ее на танец парням: «Это моя девушка», и весь вечер протанцевала с ним. В завершение невеста попросила ее, чтобы она организовала для старшего шафера ночлег у своих родителей. По обыкновению гостей размещали в домах сельчан. Лариса пояснила молодому капитану, что хата, в которой проживает ее семья, маленькая: в одной комнате спят все, вторая еще не достроена, но на улице был сильный мороз, путь до военной части - 5 километров, и отказать ему она не могла. Петр все понял, расставаться с ней ему не хотелось, и он с оптимизмом заявил, что не обязательно занимать спальные места, можно просто где-нибудь посидеть и поговорить. Лариса шла по заснеженной улице, еще не сознавая, что желание устроить его на ночлег явилось чем-то большим, чем простая житейская ситуация. Мороз пощипывал щеки, на душе было легко и хотелось кружиться в танце с летающими снежинками. Однако, сгустившаяся темнота, освещаемая лишь искрящимися вдоль заснеженной улицы сугробами, напоминала, что активное время суток ушло.
       Когда она привела постояльца домой и, стараясь не шуметь, решила перенести с кровати одну из младших сестер к другой, ее мама возмущенно сказала: «Доченька, я от тебя такого не ожидала. Как ты могла?» Молодой капитан поддержал хозяйку и извинился. «Можно где-нибудь просто посидеть», - снова сказал он, повернувшись к Ларисе. «А я хочу спать», - капризно ответила она с обидой на то, что при нем ее отчитали, и, открыв дверь в сени, захлопнула ее за ним. Утром соседка с улыбкой сказала ее маме: «Почему это твой зять должен у меня ночевать?»
       Встав с кровати, Лариса привела себя в порядок и снова пошла в дом подруги. Пары уже кружили в танце, а старший шафер сидел за столом один. Когда она вошла в дом, ее сразу пригласил молодой человек, потом другой. Пользуясь успехом, она танцевала, а молодой капитан продолжал, молча, наблюдать за ней. В перерыве он попросил ее выйти с ним на улицу. Но как только они открыли дверь, к нему подбежал солдат и доложил, что ему нужно срочно прибыть в часть. И не сказав ни слова, он ушел.
       Лариса уехала в город, где продолжила учебу и уже почти перестала думать о нем, когда неожиданно получила письмо, из которого узнала, что, проезжая через их деревню, он оставил у ее родных записку для нее и, как только смогла, вернулась домой. Мама молчала, она осторожно спросила о его весточке у сестры, но та уклончиво ответила, что ничего не знает.
          По прошествии лет, перечитывая письма Петра, Лариса задавала себе вопрос: «Что ты скрыла от меня, мамочка, почему не отдала мне ту записку? Тебя уже нет, и ты не можешь мне этого сказать». Лариса была послушной дочерью и вела себя достойно, но мама почему-то не доверяла ей. Может, потому, что они были знакомы с Петром всего несколько часов. А может, с материнской заботой решила, что ей нужно учиться, а не думать о далекой любви.
          После окончания техникума Ларису направили работать на завод, и она вышла замуж за парня из своего окружения.
Возвращаясь в годы, когда раскаты войны переместились далеко на Запад, Лариса, бережно разворачивала потускневшие от времени листки. Раньше она хранила их, как реликвию, а сейчас они лежали на расстоянии вытянутой руки. И все начинались словами: «Привет с фронта!» Но писал ей Петр не о войне, а о любви…
    «…И, вот, Дорогая, несмотря на то, что сегодня только написал Вам письмо, решил снова написать, время 24 часа, темная ночь, идет дождь, а сердце болит о Вас…»
    «…Не дождусь того дня, когда мы с Борисом приедем к Вам, выпьем за встречу, победу и свадьбу, о которой я мечтаю…»
   «…война заканчивается, сейчас нужно думать о жизни и самое главное о нашей встрече. И это в скором времени будет, если только, моя Дорогая пожелает продолжить нашу жизнь рука об руку до конца…»
   «…очень хочется, Дорогая, повстречаться с Вами, поговорить обо всем на свете и подышать душистым воздухом вольным…»
           «…Поверь, люблю тебя, моя голубка…»
       В конце каждого письма он передавал привет ее маме и сестре.
       Письма, которые приходили к ней из Польши и Берлина, завершались волнующими словами: «Целую», «Крепко целую», и как он мечтает пожать ей при встрече руку. Они согревали ее в холодные послевоенные вечера и, отвечая на них, она наделась на скорую встречу.
       Но переписка неожиданно прервалась. Следующее письмо от Петра Лариса получила только через год, в январе 1947-го из Томска, откуда он был родом. И ее всколыхнувшаяся гордость оказалась сильнее надежды и любви – он уехал домой, не к ней. Не вникая в причины долгого молчания, которых в послевоенное время могло быть больше, чем о них можно написать, она коротко ответила, что уже забыла о нем. Не признаваясь себе, Лариса ждала, но писем от Петра с тех пор не приходило.
      Ее с мужем уважали и ценили на производстве. У них подрастали сыновья, родителям под стать, и Лариса открыто гордилась ими. Муж иногда выпивал, и это огорчало, но он был добрым человеком. Ее сильный и гордый характер помогал и мешал ей жить, но она этого не замечала и выглядела вполне успешной и уверенной в себе женщиной, не склонной к жалобам и  сентиментальным откровениям. Беда не обошла ее стороной. В 48 лет умер муж, он был только на год старше ее, трагически погиб младший сын. Утешение она находила на кладбище, которое посещала так часто, словно второй дом. И каждый год, 9 мая, ходила на Площадь Победы, чтобы возложить цветы к памятнику погибшим в годы Великой Отечественной воинам, незнакомым и знакомым ей людям -  родственникам, учителям, школьным друзьям, некоторые из них, она знала, были влюблены в нее, и кто-то нравился ей, но об этом они уже никогда не узнают.
      В молодости время казалось бесконечным, в среднем возрасте ускорило ход и, когда перешло в бег, захотелось остановиться и оглянуться. Когда-то у нее было много подруг, но постепенно близкие люди и все, кто ей был интересен, уходили по ту сторону жизни, а оставшиеся начали тяготить расхождением взглядов. Возможно от одиночества, а может оттого, что никто и никогда не дарил ей таких теплых слов, она все чаще возвращалась к письмам Петра. Близкие люди не могли и заподозрить, что такая сильная и  гордая женщина нуждается в душевном подъеме.
        Погружаясь в то голодное и холодное, но казалось, самое счастливое для нее  время, она словно заново проживала жизнь, полную надежд и ожиданий.  Молодой капитан, с которым когда-то кружила в танце и шла по искрящейся сугробами улице, приходил в сознание, но работа и семейная жизнь не оставляли времени для романтических воспоминаний. И, возможно, на заслуженном отдыхе жизнь продолжилась бы в тихих воспоминаниях, если бы, однажды, навестив в родной деревне подругу, она не услышала от нее новость, которую та узнала от своего мужа.
Это случилось, когда от Петра перестали приходить письма. В конце войны, однажды не справившись с усталостью, он уснул на лесной поляне, и в тот роковой момент у него похитили личное оружие. Такой проступок влек тяжелые последствия, самым безобидным могло быть разжалование. Подруга Ларисы не знала, как после этого сложилась его жизнь. Однако, на нее могло повлиять не только то трагичное обстоятельство, но и ответ на его запоздалое письмо, как полагала Лариса. Вероятно, он не хотел и не мог раскрыть ей всю правду и не столько нуждался в ее любви, сколько в душевном отзыве, а она повела себя, как гордая и капризная девчонка. Время ушло, и ничего уже нельзя изменить, но эта навязчивая мысль не отпускала ее и словно мешала  жить.
       Лариса отправила письмо в редакцию передачи «Жди меня», заранее отказавшись приехать, если его примут во внимание, по состоянию здоровья. И это было правдой, как и то, что она хотела найти Петра только для того, чтобы получить от него весточку и написать ему свое письмо, другое. Надеясь, что в том ином мире, в который не очень верила, он простит ее за их несбывшееся счастье, Лариса ждала. В своем обращении в редакцию она утаила лишь компрометирующий его факт с личным оружием и попросила ничего не отвечать ей, если его уже нет в живых.
      Прошел месяц, второй, ответа не было.
      Лариса купила небольшой альбом для старых фотографий мамы. Она знала их наизусть и давно не просматривала, но решила привести в порядок. Из потертого конверта со снимками выпал листок бумаги: «Дорогая, скоро отправляемся на фронт. Если сможешь, приезжай, так хочется увидеть тебя. Где и когда для меня закончится война, не знаю, но обещаю, что вернусь с Победой. Целую, не обижайся, это не я, это сердце мое говорит. Будь счастлива. Навсегда твой, Петр».
      Была ли Лариса счастлива, и желала ли она другого счастья?.. А может счастье – и есть мечта, нераскрытая, неизведанная?..«Поверь, люблю тебя, моя голубка», - говорил ей в тревожном сне молодой капитан, и она, молодая, красивая, статная, верила, глядя в его большие голубые глаза…