Через неделю Йен схватил Матвея за грудки:
- Я долго терпел. Ради тебя, сукин ты сын. Чтобы ты мог выполнять конфиденциальные поручения этого ублюдка. Теперь слушай меня, тупой. У меня кулаки ещё не атрофировались и шибко чешутся, и я готов почесать их об твою рожу!
- Эй, ты, поосторожнее, не тряси, последнее вытрясешь! Ладно, ладно, да уймись же!
Матвей легко вырвался и в два приёма отбросил Йена – он был выше и вдвое шире в плечах, да вдобавок не забыл солдатские приёмы рукопашной.
- Я не тупой. Я всё время думаю, напрягаюсь.
- Ты напрягаешься, а время идёт без напряга.
- Время, увы, необратимо, - согласился Матвей. – Я пытался общаться с ней через комп, потом залезал в Базу. Знаешь, что меня поразило, солдат Йен Бьёргенссен?
- Не солдат. Куда мне до тебя. Всего лишь штабной инженер…
- Ладно, не прибедняйся. Слушай сюда. Она могла бы вырваться отсюда. Могла бы – с помощью ультразвука. Куб – вдребезги, окна – тоже, все вокруг – в отрубе, она – на свободе. Но она не сделала этого, предпочитая умереть. Почему?
- Не хватает сил? Вы её замучили…
- Не хватает желания, Йен. И ты лишь укрепил её в желании уйти.
- Но почему? – Йен в отчаянии обхватил голову руками. – Я честно старался. Я взывал к её памяти, рассказывал об истории Земли…
- Вот-вот. Потому что она никогда не станет такой, как мы. Как ты, Йен. Останется одинокой. У неё нет будущего, и никогда не было, как не было будущего у её народа. У вас с ней тоже нет будущего. Да, Йен, я не слеп, я вижу, какие взгляды вы бросаете друг на друга.
- Ты хорошо напрягался. Это всё, что сумела породить твоя патлатая голова?
- Нет, не всё. Узнаешь чуть позже. А пока посиди-ка взаперти. Не бойся, совсем недолго. До скорого.
И Матвей вышел, оставив Йена в «карцере». Охранник закрыл за ним дверь.
…Среди ночи в тупое забытьё, пронизанное бесконечным и неизбывным отчаянием, ворвался шорох и громкий шёпот: «Прости, друг!»
Охранник быстро и оперативно был связан Доком и Матвеем, в его рот засунули увесистый кляп. Док ввёл в глазок какую-то штуковину, покряхтел, повертел, выковырял и с отвращением отбросил «наблюдателя» в сторону. Затем маленьким лазерным ножичком расковырял и расплавил пластик – дверь распахнулась. Пока Док стоял на часах, Матвей скользнул в «камеру».
- Где Блайс? – хмуро спросил Йен, ожидая очередного подвоха.
- На этот раз обойдёмся без его участия. Он спит очень крепко - а ты говорил, что я тупой. Идём. Я расскажу, какая у нас Доком идея!
- Освоение планеты надо прекратить немедленно, насосы остановить, заводы эвакуировать. Это вся нехитрая идея. Я готов поговорить с бригадами. Тем более – Док, доверие к нему неоспоримо. И как можно быстрее, пока Арчи не подкупил Комиссию.
- Но это будет прямой саботаж. Помнится, ты его боялся.
- Именно так. Саботаж. Теперь я его приветствую.
- Поздно, Йен. Арчи прибывает уже завтра, почти одновременно с Комиссией. Она интересует всех. Её никто не отпустит и не позволит спрятать.
- И в чём же твоя идея?
- Не просто идея, а конгениальная идея. Увезти её на астероид – челнок уже в наших руках, вездеходы наготове. Она выдержит перелёт в анабиозе. А там…
Йен встал, как вкопанный, и расхохотался.
- … а там – попробовать клонировать… - неуверенно закончил Матвей. - Скажешь, бредовая идея? Но у Дока друзья-нелегалы на К-3354. Там есть всё. Они могут клонировать чёрта. И Веремона поможет. Гарантирую.
Йен продолжал смеяться, пока на глазах не выступили слёзы.
- Ты был скрытым авантюристом, им и остался, Матвей. Но мне нравится твоя бредовая идея. Действительно, конгениально. Но сначала я поговорю с ней. Она сама должна решать свою судьбу. Она не кукла, которую можно дёргать за верёвочки или таскать туда-сюда за полуоторванную ногу.
- Ну да, я для этого и веду тебя, - сник Матвей. – Ради ещё одной попытки.
Они быстро шагали по плотному песку к мед-отсеку.
У блока дежурил часовой с лазерным оружием, запрещённым на планетах класса Ангулеи. На этот раз это был кто-то из подводников – с другого конца планеты. Пока Йен и Матвей демонстрировали навыки бесшумного нападения, Док снова продемонстрировал чудеса взлома. Они затащили охранника внутрь, скользнули внутрь и осторожно закрыли за собой дверь...
Йен сразу же подбежал к аквариуму. Обессиленная Амуна дремала, покачиваясь на восходящем водном потоке. С помощью Дока Йен разрядил силовую защиту, отключил фонаторы, датчики и следящие камеры.
- Док, прости, я хочу остаться с ней наедине. Посторожите нас снаружи.
- Не волнуйся, всё будет сделано. Только поторопитесь – времени в обрез. Иначе мы даже не успеем добраться до челнока.
Амуна с трудом разлепила веки прекрасных огромных глаз.
- Ты тоже собираешься меня уговаривать отбыть на астероид, как и Матвей?
- Матвей искренне верит в то, что говорит. Не держи на него зла. Знаешь, я иногда и сам начинаю верить в его безумные идеи.
- Йен, я хочу в реку. В свою родную Воду. Здесь я не могу даже умереть достойно, как Ангулейка. Здесь я ни жива и ни мертва.
- Прости меня, Амуна, но Ангулея изменилась бесповоротно и никогда не станет прежней. Природным фильтрам не справиться с чужеродными элементами. Видишь – я стою перед тобой на коленях. Да, я тоже собираюсь тебя уговаривать. Потому что хочу, чтобы ты осталась живой. Ты… ты стала для меня большим, чем инопланетянка. Много больше, чем друг. Увы, я слишком поздно сказал тебе об этом. И нет мне за это прощения.
- Ты сделаешь для меня то, о чём я попрошу?
- Да, да, Амуна, да. Если это спасёт тебя, а не убьёт.
- Я постараюсь, - впервые улыбнулась Амуна.
Йен вскрыл аквариум, затем, с трудом распаяв суперпрочный сплав, снял с её щиколотки радиомаяк. Теперь их не обнаружат. Ступая босыми ногами, Амуна, с трудом передвигая ноги, ступала следом за Йеном, пока Док и Матвей отслеживали возможную опасность. Они шли на самый дальний конец песчаной косы, где ждала бесшумная эко-лодка, сокращённо – ЭЛ, ласкательно – Элка. Элка быстро вынесла их на середину протоки, и они молча помчались вдоль цепочки озер, к самой Аникарской плотине, рукотворному сооружению – как и все Озёра на планете. Только этого не смог до сих пор уловить и самый подкованный эколог.
Там, перед первым порогом, элка встала. Наступила тягостная тишина, лишь подчёркиваемая журчанием воды. Йен с замиранием ждал, что скажет Амуна теперь, при прощании, после того, как он признался ей в своих чувствах.
- Йен, у меня приготовлен для тебя сюрприз. Я хочу показать тебе то, что не могли увидеть ваши зонды и никогда не увидят ваши глаза. Не бойся, это недалеко, в Подземном Океане.
Йен невесело усмехнулся: - В океане? Я никогда в жизни не нырял. Даже с аквалангом. И как же я туда попаду?
- Предоставь это мне. Доверься. Всё будет отлично.
Амуна обняла его и выдохнула – словно тончайший дрожащий мыльный пузырь окружил их прозрачной плёнкой. Тело Йена стало лёгким и невесомым. Амуна нырнула вместе с ним. Ледяной ужас сковал Йена, душа ушла в пятки. Но ничего не произошло. Пузырь, словно батискаф, погружался все глубже и глубже. Амуна дышала глубоко и ровно, жабры на её спине раздувались, и она выдыхала воздух внутрь пузыря, прямо Йену в лицо – воздух для дыхания, свежий и чистый.
Они плыли, а вокруг колыхались глубинные водоросли, на кончиках длинных, точно полоски вуали, листьев вспыхивали радужные огоньки-светлячки – шарики светящихся микроорганизмов. Рассекаемая вода меняла цвет, подсвеченные струи обегали пузырь. Светлячки то рассеивались вокруг, то собирались облачками, то стремительно летели следом за ними и впереди, будто оберегая и указывая дорогу. Ленивые глубоководные рыбины – тоже с удивительными светящимися глазами, кажущимися осмысленными, задумчиво глядели им вслед.
«Мы – в космосе!» - подумал Йен. Он на мгновение увидел мир глазами Амуны. Затем он услышал орган. Сначала тише, затем звуки стали нарастать, становились всё более торжественными, сплетались, образуя сложную вязь полифонии. Звучал гимн планеты Ангулея.
- Что это за музыка? – мысленно спросил изумлённый Йен. Он уже привык к пузырю, и ощущал себя внутри покойно и комфортно.
- Это музыка воды, - ответила Амуна. – Она теперь в тебе, Йен. Каждый слышит мир по-своему. Для нас эта музыка была не просто средоточием красоты и гармонии, она несла информацию, хранила предания истории, живую речь, характеры и чувства тысяч моих соплеменников и их личные воспоминания. Если бы ты пожил здесь дольше, чаще погружался на глубину, то, возможно, понемногу научился бы слышать отдельные составляющие, отдельные голоса, ноты, мелодии, видеть картины нашей жизни…
Постепенно, совсем незаметно, они вошли в широкий тоннель и плыли в нём не менее получаса, уходя, как подозревал Йен, всё глубже и глубже вниз. Путь стал тёмнее, музыка воды – глуше и печальнее. Яркий свет, бьющий из выхода, создал поначалу ложное представление о том, что они выбрались на поверхность, но это оказалось иллюзией.
Они оказались в огромной, невероятно огромной пещере, освещённой так, словно сюда проникало дневное светило. Похоже, она не всегда находилась под водой, а была однажды затоплена – случайно или умышленно. Застывшая Вода здесь была удивительно безмятежна, и Йен мог рассмотреть всё великолепие пещеры.
Торцевые стены украшали изваяния ангулейцев в полный рост. Потолок представлял собою мозаичное панно, изображавшее соплеменников Амуны на суше и в воде, и Йен ещё раз убедился в том, насколько красив народ Ангулеи. На стенах тоже были фрески – на них представала вся цепочка превращений людей сухопутных в обитателей бескрайних водных пространств. Вся эволюция людей – первопоселенцев Ангулеи.
Потрясённый Йен долго не мог вымолвить ни слова. Он смотрел во все глаза. Музыка здесь звучала строго и приглушённо. Амбиент время от времени перебивался гулкими всплесками, стеклянными звоном, протяжными стонами и вскриками, невнятным бормотанием, обрывками мелодий. Эхо множилось и множилось до тех пор, пока снова не сливалось в белый шум, затем снова разделялось на отдельные звуки и элементы речи.
- Это – наш Храм. Изваяния и изображения на фресках и мозаиках – наши предки. Как видишь, они не слишком отличаются от вас, Йен. Они такие же непластичные, телесные и неизменяемые. И знаешь, почему? Потому что наши предки были землянами, заблудившимися в Космосе, которым пришлось обживать совсем не ту планету, что была им предназначена. Мы – ваши далёкие потомки, в совершенстве освоившие водную среду. Разве вы сами никогда не мечтали об этом? Смотри, Йен, вот наш Отец-создатель, наш Бог. Здесь его усыпальница, – благоговейно сказала Амуна.
Посреди залы на каменном постаменте находился прозрачный саркофаг. Они подплыли ближе. В тонком саркофаге, невероятно плотном и прочном, хотя и представляющим собою всего лишь воду, всё ту же воду, лежал очень старый, седой человек. Обыкновенный человек – такой, как землянин прежде и сейчас. Благородный облик, полный достоинства, полуулыбка – словно умерший был даже сейчас, спустя множество столетий, счастлив своими свершениями. С трудом верилось, что он мёртв, а не забылся кратким сном, прервав ненадолго любимую работу.
Черты лица были удивительно знакомы. Ну же, Йен, покопайся в своей памяти, вспомни уроки истории. Ты должен вспомнить!
- О Боги! Это же Гор Ардин! – прошептал поражённый Йен. – Вот где, оказывается, он уединился, чтобы закончить свои эксперименты.
- Отец изучал планету и понял, что Вода её переполнена энергией и жаждой жизни, дремлющей на информационном уровне. Он писал в своем труде, что, возможно, эта программа предназначалась для иных жителей Вселенной, или осталась после их ухода, или была создана специально и ждала своего часа, чтобы заработать и родить новую расу. Его мысли и гипотезы Вода тоже приняла. И проводя эксперименты, он день и ночь умолял её принять его детей, его создания. И Вода приняла. И они стали единым. И мы, их потомки, рождались уже иными.
Пока Йен разглядывал фрески, Амуна шептала молитвы, вплетая голос в общую музыку, и просила прощения у планеты и своего Бога.
- Йен, мне тяжело находиться с тобою на глубине так долго, - наконец, тихо вздохнула Амуна. – Нам пора возвращаться на поверхность.
Они тем же путём выбрались наружу, Амуна стремительно ускорялась – пузырь с трудом разрезал воду. Если бы Амуна была одна, она приняла бы обтекаемую форму, и вода вокруг со свистом бурлила бы, облекая её тело пеной и шлейфом разноцветных пузырьков.
- Амуна, а как же вы строили эти пещеры и эти протоки? Разве у первых колонистов не было машин, механизмов, строительных роботов? Разве тогда вы их не боялись?
- Этим каналам и каньонам сотни лет, - улыбнулась Амуна. – Мы просто позволили Воде творить самой. Для этого надо не так уж много – изучить микропотоки, разницу давления и химического состава и – её личное желание. Но не спрашивай, каким образом мы это определяем: это происходит в нас естественно и непроизвольно. А механизмы… Мы просто не давали им поработить себя, не зависели от них. Наш Создатель в чём-то оказался мудрее Вашего, но и наивнее. Он не учёл, что нам придётся столкнуться с потомками. Видимо, в азарте творения он просто не успел об этом подумать.
Затем Амуна пошла вертикально вверх, постепенно уплотняясь. Они оказались на поверхности вблизи мест, Йену знакомых: ну да, вблизи того самого укромного островка, где произошло их первое соприкосновение.
- Йен, идём со мной, я хочу сделать тебе прощальный подарок, чтобы ты видел во мне не инопланетянку, а истинно земную женщину. Ты ведь хотел этого?
Амуна вышла на отмель, затем – на зелёный луг, и, счастливая, понеслась легко и мягко, почти не касаясь травы ступнями. Маленькая грудь колыхалась, серебристая кожа, обсыхая на солнце, становилась золотистой, глаза сияли и переливались, жабры на спине закрылись, оставив на её поверхности лишь два узких шрамика. Затем обернулась, раскинула руки, взметнув шёлковое покрывало волос, нагая и прекрасная, Богиня Воды и Земли, совершенство, не переносящее фальши и грязи.
- Йен, иди ко мне, - прозвучал её хрустальный голос в сознании Йена. – Иди ко мне. Я хочу тебя любить…
И Йен, забыв обо всём, шагнул ей навстречу.