- Кажется, ты становишься мизантропом, - заметил Хутецкий. – Куда это ты удаляешься так регулярно?
- Ты интересуешься как друг или как дежурный биолог?
- И так, и эдак. Доволен?
- Отвечаю. Любоваться закатом и восходом.
- Ага. В зарослях камыша. Твоя удочка, не иначе, тоже любуется закатом, потому что ты ни разу ничего не поймал, даже малявки, хотя рыба тут жирная и непуганая, бери руками. Что-то с тобой происходит. Фильмы не смотришь, в игры с ребятами не играешь.
Йен пожал плечами: - Что-то не хочется.
- Не вздумай впасть в депрессию. Ты объявление видел?
- Какое?
- Док решил устроить соревнование по плаванию вдоль проток – на лодках и без.
Йен похолодел, во рту пересохло.
- Когда?
- Через недельку, когда прибудут моторы. Просит записываться заранее. Думаю, это как раз то, что тебе нужно, чтобы развеяться. Мурза и Луис решили начать тренировки немедленно – Док собирается выставить нехилый приз – виртуалку с девочками и ящик Мугобского крепкого. Надо и нам своё урвать, пока туристы не нахлынули. Ты чего загрустил? Йен, с тобой всё в порядке? – Матвей посмотрел укоризненно, его карие глаза из-под чёрных ресниц казались входами в тёмные тоннели.
- Кажется, да.
- Так кажется или точно?
- Точно, всё в порядке.
- Слава Богу. Так будешь участвовать? Составишь пару? Я на тебя рассчитываю, друг.
- Участвовать? Я плаваю немногим изящнее топора.
- Зато в моторах – специалист.
- Матвей, - решился, наконец, Йен. – А эти соревнования можно отменить? Или, хотя бы, отложить?
- Ты у меня спрашиваешь? Ты с катушек съехал? Ребят надо развлечь и отвлечь, иначе сопьются. И с чего это вдруг? Что может стать причиной для отмены небольшого шумного праздника на такой весёлой и гостеприимной планетке? Что, ты знаешь такую причину? – Матвей взял приятеля за грудки и отвёл в сторону, под навес обеденного отсека, встряхнув пару раз, весьма ощутимо. – От меня не укроешься, я тебя насквозь вижу.
Йен разозлился: - Это ты с катушек съехал! А я в порядке, отцепись от меня. Но тебе не приходило в голову, что мы и так слишком вольно обращаемся с планетой? Что шумные праздники могут кого-то… потревожить?
- Ну, если только она населена духами. А ты никак углядел местного жителя? Али с рыбой по душам побеседовал? Нет, это точно глюки. Или тебе противопоказано спиртное, или… или, блин, - он с подозрением оглядел Йена с ног до головы. – Ты воруешь у Дока колёса!
- Полная чепуха!
- Полная блажь, – возразил Матвей. – Ты поосторожней с везипамом, говорят, от него после пяти лет употребления не только глюки, но и мужское достоинство того… отсыхает.
- Это точно, – Подтвердил неслышно подошедший Гоша Хворостинкин, бригадир группы инженеров. – У меня приятель на протез налетел после десяти лет полётов. Потом завязал – с полётами, значит, да инструмент восстановлению не подлежит. А что, ребята, уже есть трудности?
- У меня всё в порядке, - буркнул Йен. – Просто мне не нравится то, что мы делаем. Неэтично это. Чувствуешь себя преступником, нелегалом – я буквально задыхаюсь от этого ощущения с первых дней.
- Так и не нанимался бы.
- Ты же знаешь мою ситуацию, после трёх лет безработицы схватишься за любую возможность.
- Мы тут все в таком положении. Ничего, установим буры – и переберёмся повыше, в холмы. Меньше влажных испарений, легче дышать будет. А пока, ребята, пошли, что ли, сразимся в шашки.
Йен с нетерпением дождался конца смены и, улучив момент, после ужина сбежал вновь на песчаную полоску. Полоска с валуном затерялась среди водных зарослей, и сегодня Йен пробирался к ней окольными путями, путая следы, как заяц, в слабой надежде, что за ним никто не увяжется.
Амуна ждала его. Что гнало её наверх, из спасительной глубины? Может быть, одиночество заставляло её приноравливаться, изыскивать лазейки для привыкания? Или что-то другое?
- Зачем ты… пришла сюда?
- Не знаю. Наверное, от одиночества. А ты?
- Не знаю… Я надеялся увидеть тебя снова.
- Я так нравлюсь тебе? Или это просто любопытство?
- Ты очень красивая. Ты – удивительная. Ты – совершенство.
- Нас было 50 тысяч, и многие были не хуже.
- Я… О, Боги, что мне сделать для тебя?
- Ничего. Их нет. Они ушли в Великие Воды. Они уже не вернутся.
- Ушли в воду… Ты хочешь сказать, что вода стала их могилой? Но наши приборы ничего не обнаружили в ваших водах.
- Мы сливаемся с той стихией, что нас породила, Йен. Разве у вас не так?
- Пожалуй, так… - растерянно пробормотал Йен. – Выходит, вы как бы растворяетесь в воде? И мы увозим эту воду?
- Ты видишь, это больше чем вода. Это наша плоть, наши гены, наша история, наша память, наши чувства.
- Больше чем вода… Она такой невероятной чистоты, Амуна. Во всей Вселенной нет такой. Наш хозяин собирается стать миллиардером, экспортируя пресную воду на Землю, где чистой воды осталось совсем мало. Вот дела…
Амуна пожала плечами.
- Я уже испила всю горечь от утраты близких, Йен. Теперь уходит память. С каждой каплей воды её остаётся всё меньше. Что же, теперь часть её рассеется среди твоих соплеменников. Йен, сделай мне одолжение.
- Да, Амуна, всё, что ты пожелаешь! – пылко воскликнул Йен, и тут же понял глупость и бестактность сказанного. Амуна улыбнулась ему, словно несмышлёнышу-ребёнку, прощая хвастовство и заносчивость.
- Йен, протяни руку, я хочу попробовать коснуться тебя. Я хочу знать, каково это – трогать земное существо.
Йен вытянул дрожащую руку, боясь шевельнуться, чтобы не испугать вторично, и замирая от предчувствия. Амуна приблизилась, так плавно, словно летела над песком. Кончиков его пальцев коснулась тёплая, нежная рука, он увидел рядом вздымающуюся нагую грудь, радужные глаза, меняющие цвет, волны сине-лиловых волос, густых – и воздушных, окутывающих её тело, подобно тончайшей вуали, голубоватую, гладкую кожу…
Амуна тихо вскрикнула и отшатнулась. Её прекрасное лицо исказила мука.
- Неужели мы настолько безобразны? – растерянно пробормотал Йен, но Амуна уже взлетела и стрелой вошла в воды заводи…
Следующей встречи Йен ожидал с нетерпением влюблённого юнца, которому обещано свидание. Он старался вести себя как обычно, ничем не показывая возбуждения. Но теперь он смотрел на окружающий мир и своих друзей иначе. Каждый глоток воды, выпитой ими, казалось, должен был яростно сопротивляться и гневно вопить о несправедливости и невосполнимых утратах.
Матвей поглядывал на Йена подозрительно и всячески пытался веселить и отвлекать от хандры болтовнёй, а Йен, изо всех сил растягивая кончики губ, изображал безмятежную и лучезарную улыбку, которая, однако, мало обманывала ушлого и дошлого друга.
Кроме того, его терзал страх. Амуна сказала о генах. Как это может сказаться на земных поколениях? Какие чужие воспоминания проснутся в них однажды, какие чуждые и непонятные сны приснятся, какие желания, какая жажда станет мучить? Вода… А ведь и для землян вода – стихия не чуждая. Жизнь земная тоже вышла из великого океана. Только насколько отличаются моря земные - и моря Ангулеи! Здесь кроется удивительная загадка, требующая тщательного исследования учёными и философами, а не варварский грабёж.
И вот он снова на берегу. На этот раз Йену пришлось дожидаться Амуну. Он нервно прохаживался по песчаной полоске, до одурения вглядывался в зеленовато-голубые переливы речных зарослей и нежную рябь на поверхности воды. И всё равно прозевал появление Амуны. Она бесшумно раздвинула заросли Ангулейского «камыша» в том месте, где Йен совсем не ожидал, и застыла, пока он не перевёл взгляд в ту сторону и не обомлел…
Но Амуна не улыбнулась. Она совсем не наслаждалась его замешательством и не собиралась пугать или удивлять. И Йен невольно подумал, что её грусть и одиночество неизбывны, и он тоже никогда не сможет их скрасить, ибо с точки зрения такого водного жителя он груб, резок, скучен, он просто – варвар, вонючий, шумный, холодный варвар-завоеватель, и она никогда не сможет испытать к нему даже нечто подобное мимолётной симпатии или дружбе. И уж тем более он никогда не сможет загладить вину соплеменников, обманувших Галактическое Экологическое сообщество и самих себя.
- Спасибо, что пришла, - сказал он ей просто. Амуна чуть улыбнулась. Невозможно было вообразить, что она – это просто вода, что она способна раствориться в воде, исчезнуть бесследно, что она даже и не соплеменница Йена, и даже не «родственница» земным морским или речным существам.
Она была сейчас так похожа на обыкновенную женщину, землянку. Такие же черты лица, такая же кожа, тело, волосы, взгляд. Но Йен уже знал, что это – совершенная мимикрия. А такая догадка уже способна была испугать, насторожить кого угодно - если бы не странная беспомощность и беззащитность «водяных» перед нашествием ей подобных «сухопутных» существ только потому, что они – сухопутные.
- Спасибо и тебе, что пришёл, - сказала она. – Мне было сиротливо. Прежде я хотела умереть, как мои близкие. Теперь, когда вы захватили мою планету, мне хочется жить.
- Я рад.
- Мне хочется жить, чтобы отомстить, - продолжила Амуна. – Только я не знаю, как именно это сделать лучше. Ныне, когда Память и опыт Хранилища сосредоточились в моих руках и моей плоти, когда прибыли новые Знания и энергия моих умерших сородичей, я могу заставить воду течь вспять. Возникнут ураганы, водяные смерчи и водовороты, конфигурация озёр и рек, морей и проток изменится, разверзнутся новые омуты и впадины, выплывут новые острова и мели. Только меня в этом новом мире уже не будет – я отдам себя целиком. А я хочу жить, Йен!
- Так живи, Амуна!
- А вы мне позволите? – она взглянула ему прямо в лицо, и её глаза сверкнули радужным калейдоскопом.
Йен не успел ответить. В этот момент из-за холмика послышался шум непонятной возни, сдавленное чихание в рукав и отчаянные, приглушённые ругательства, выданные знакомым голосом. Амуна взмыла в воздух и, постепенно обесцвечиваясь, вытянутыми руками вошла в воду, слилась с ней и ушла в глубину. Йен рванулся в направлении звуков, выволок упирающегося Матвея из-за валуна и саданул его коленом под зад, одновременно пытаясь скрутить руки.
- Пусти, придурок! – Матвей отчаянно рвался из его рук, уклоняясь от тычков.
- Ты… ты решил шпионить? Предатель!
- Обижаешь. Когда я тебя предавал?
- Сейчас! Сию минуту! Воровал, как последний сукин сын, моё личное время!
- Йеша, друг, прости, я решил, что ты свихнулся. Теперь вижу, что свихнулся я. Блин, да угомонись ты! – И Матвей, до сих пор только защищавшийся, развернувшись, несильно врезал другу в ответ. – Очухайся, наконец. Что за рыбина тебя укусила?
Они стояли друг против друга, запыхавшиеся, настороженные.
- Тебя Гуд Блайс прислал? Гоша? Отвечай?
- Никто меня не присылал, – с досадой отмахнулся Матвей. – Ладно, считай, проехали, если для тебя это так серьёзно. Я-то переживу, сделаю вид, а другие? Не боишься, что ещё кто-то узнает – дойдёт до Блайса или Дока?
- Ну, если ты донесёшь…
- В том то и дело, что твоё тихое помешательство у тебя на лице написано. И доносить не надо. Сегодня ты болтаешь сам с собой на укромном бережку, завтра станешь нетрудоспособен по причине ухода в себя. А ты не желаешь ни лечиться, ни делиться. Между прочим, пострадает твой бригадир, если дойдёт до Профсоюза, что тебя вывезли на работы в неустойчивом психическом состоянии.
Йен расслабился, внезапно улыбнулся, потом рассмеялся: - Дружище, я в полном уме и здравом рассудке. А вот кто безумен – это Арчибальди с его патологической страстью к наживе любой ценой. Матвей, планета была населена.
- Что, её уже колонизировали до нас?
- Нет. Планета была населена собственными жителями. Здесь была цивилизация.
- Бред. Почему была? Где они все? Вымерли? Мы не обнаружили никого! Ни-ко-го!
- Именно так. Не спрашивай, я пока ещё не знаю, почему. И я разговаривал не сам с собой, и даже не с тенью отца Гамлета. Я разговаривал с одной из тех, кто прежде населял Ангулею… то есть, Гольду.
- Йен, голубчик, и ты будешь утверждать, что психически нормален? – устало вздохнул Матвей.
- Вы с Доком можете протестировать меня. Я абсолютно нормален, и никогда не был склонен к галлюцинациям. Впрочем, не хочешь верить – не верь. Идём назад, наше рандеву прервано, мне больше нечего здесь делать.