Амуна недолго гневалась на чужака, который посягнул на её любимое место. Она размышляла. Чужак издавал запахи, от которых кружилась голова и тошнило, нарушалась ориентация. Налицо отравление. Но вот прошло несколько часов – и она в полном порядке. Значит ли это, что она снова может повторить попытку изучения? Не погубит ли её повторное приближение? Среда её обитания и так уже сократилась с прибытием на Ангулею чуждых организмов в летательных аппаратах, состоящих из токсических веществ. Но чужаки спокойно сосуществуют с ними в одном жизненном пространстве, а Амуна внешне – и абрисом тела, и чертами лица – схожа с ними. Значит ли это, что она тоже, рано или поздно, сможет сосуществовать с захватчиками родной планеты?
Но сколько её сородичей уже не выдержали присутствия в воде информационных токсинов. Сколько сошло с ума от страха и предпочло уйти навсегда в первородную стихию! Она выжила лишь благодаря тому, что после смерти близких почти не покидала Озёрного Хранилища.
Ты, Большой Бог, создавший из Воды детей своих, почему ты покинул их так рано, намного раньше, чем убедился, что они поистине свободны и неуязвимы? Ангулейцы оказались слишком беспечны, чтобы защищаться способами, сравнимыми со способами пришельцев, а информационной изоляции оказалось недостаточно. Бог на то и Бог, чтобы предвидеть, что рано или поздно на планету наткнутся новые космические путешественники, и будут они экипированы совсем иначе, нежели самая первая экспедиция. Бог собирался создать Новый Эдем, но где-то просчитался. Почему, почему он сам не захотел слиться с ними? Может быть, Амуна теперь услышала бы его голос, прочитала его мудрый совет на струях Усыпальницы… Теперь же ей самой придётся разгадывать загадки и бороться за своё существование. Чтобы мстить, надо знать врага в лицо, дабы бить наверняка и не ошибиться.
Амуна больше не показывалась на глаза чужаку. Только наблюдала тайком и привыкала. Привыкала к его тяжёлому запаху, долго и тягостно. Она сама не знала, почему это делает. Она ненавидела чужаков всей душой - они губили её мир. Но этот казался ей совсем глупым и нерасторопным. Она вспоминала его взгляд – и смеялась: глупый младенец! Взрослый ребёнок! Наверное, Амуна просто устала быть одна.
А потом он перестал приходить на песчаную косу, а на Аникарские Озёра обрушилось очередное несчастье: в районе Антореи на воду спустили понтоны, включили громоздкую, оглушительно шумную и зловонную машину, разящую концентрированным металлом, от которого останавливалось сердце и дыхание, мутилось сознание. Это чужаки начали строительство переправы и пристани невдалеке от небольшой электростанции. И Амуна уплыла подальше от родных мест, к холодным и бесплодным протокам Ак-орды. Она плыла два дня. Машина осталась на юге и далеко позади.
Но испытания на этом не закончились. Рано или поздно, куда бы Амуна не уплывала, приходило время вернуться к Храму. Во что бы то ни стало. Ведь она – его единственная хранительница.
Она возвращалась потаёнными лесными протоками, где вода была ворчливая и неспокойная из-за понижения уровня, чтобы выплыть как раз между Храмом и любимой заводью. Перед выходом на Озеро Амуна нырнула почти к самому дну и вышла свечкой к поверхности на самой середине Озера. И тут же пожалела об этом.
По Озеру, её прекрасному, чистому Озеру, прямо на неё плыло зловонное, тарахтящее чудище…
Амуна заметалась в панике. Сзади работал насос, впереди плыл паром. И страх готовился её убить, как убил уже всю её семью. Но ведь она смогла перенести запах и ауру живого чужака – неужели она сдастся тупому, мёртвому монстру?
«Это ещё не конец. Расслабься!» - приказала она себе. – «Сосредоточься. Ты должна уйти в Тоннель. Тоннель между двух врагов – значит, я должна заставить себя миновать одного из них!»
Амуна глубоко вздохнула, впустила воду в себя, стала бегущей радужной волной, летящим потоком. Она снова нырнула глубоко, на самое дно, и принудила себя проскользнуть по самой кромке испарений, почти чиркнув спиной о запах и водоворот чужеродных частиц искалеченной воды. Нащупала взглядом вход, прорезанный в скальном основании берега. Она ввинтилась в Тоннель, а там сквозное течение подхватило её и через несколько минут вынесло в пещеру, под Остров, к Храму, откуда начинались все пути Ангулеи.
Всего несколько дней пути – и она выплыла бы прямо в Великое Пресноводное Море Ангулеи - Ангу-Ти-Кар. Но внутреннее чутьё не обманывало её никогда: на Ангу-Ти-Каре настали совсем худые времена. Оттуда несёт ужасом и безысходной скорбью, смертью и разрушением, и огромное пространство её не спасёт. К тому же, она так привыкла к родным Аникарским лугам и протокам… Она не сможет, как ангутикарцы, безостановочно бороздить толщи воды и отдыхать на самом дне или – качаясь на поверхности, впитывая колючий солнечный свет.
И Храм. Оставить Храм – есть ли большее преступление? И горшая боль…
Амуна отсиживалась в Пещере три дня, приводя в порядок душу и вознося молитвы, пока голод не погнал её назад: без солнечной энергии она совсем ослабеет.
Амуна с трудом выбралась назад, на Озеро. Было раннее утро. Паром ночным кошмаром застыл в километре от Тоннеля. Амуна скользнула против течения в быструю протоку, выплыла в горловину Озера, уплотнилась и вышла на берег, преодолевая отвращение. Нашла куст со спелыми водяными орехами чанусси, бодрящими и сочными. Затем встала, раскинув руки, лицом к восходящему солнцу Ангулеи.
Золотая луна Танну быстро бледнела, от розовой Фа остался лишь узкий серпик. Сюда, на эту полоску цветущих трав, часто выходили они с Тину. Ещё почти дети, обнявшись, они вместе наслаждались солнечным теплом, или любовались лунными бликами, которые по-своему перекрашивали мир. Губы Тину были нежны и робки, зеленоватые волосы шелковисты и густы, - руки – настойчивы и жадны, душа – чиста и наполнена безмятежной радостью. Это их мир, это их вода. Тонкие пальцы Тину скользнули по её груди, ладони вобрали её, покачивая и баюкая…
Амуна вздрогнула. От её мира и от Тину остались лишь воспоминания. Прочь их! Она позволила воде пройти сквозь неё, унося лишние воспоминания. Последние воспоминания каплями росы стекли по гладкой, точно стекло, коже и снова ушли в память воды.
Её мать из рода Герона, из лесных проток, тёмных и прохладных, говорила ей: «Если воспоминания не согревают, покопайся, как следует, в памяти - и отыщи другие». Но как быть, если боль причиняют самые прекрасные воспоминания? И нечем заполнить пустоту и одиночество?
…Знакомый запах пробудил Амуну к действительности вернее, чем желание забыть. Она почувствовала его каждой клеточкой, каждым рецептором. Её кожу тут же начали покалывать тысячи иголочек. Но она не обернулась.
Планету Арчибальди, или Арчи, как фамильярно называли его между собой рабочие, назвал «Гольда» - в честь умершей любимой жены и в честь будущих доходов. И, конечно, выплачивая кредит за бессрочную аренду, он обошёл великое множество как бюрократических препон, так и законов. Например, на планету до сих пор не явилась экологическая инспекция, и половина отчётов была высосана из пальца. Но в результате, расходы на освоение пришлось всячески урезать, обходясь самым необходимым и самым дешёвым.
Количество рабочих тоже диктовалось жёстким лимитом наличных средств. Зато после получения первых прибылей барыши обещали быть баснословными.
Итак, вместе с бригадой Йен на неделю уехал к северным рекам – устанавливать насосы и строить мост. Когда автоматы были налажены и ждали пробного включения, Йена обуяла тоска. Он понял, что с нетерпением ждёт возвращения на большой остров, где располагалось их поселение, и знает, почему. Где-то там жила своей жизнью его тайна, его чудное чудо.
«Как же так случилось, что Гуд Блайс для Арчи обошёл законы и прибрал к рукам населённую планету по всем правилам юридического крючкотворства, и даже представил оформленную по всем правилам экологическую и гидрологическую экспертизу? А вдруг?..»
В голову закралось смутное подозрение: что, если планету уже кто-то колонизировал до них? Йен хотел бы поговорить об этом с друзьями. Как бы там ни было, городок рабочих разрастается. Начато строительство плавучего моста, поставлены маяки связи, мобильный химический завод, смонтирован первый мусоросжигающий комбинат. Оборудование работало безотказно, ребята - с энтузиазмом. Не успеешь оглянуться – на холмах вырастут первые коттеджи для семейных. А там и рукой подать до плавучих городов.
Но что-то мешало Йену радоваться этому как прежде. Вернувшись из поездки назад, в старый лагерь, который не захотел покидать, к старым друзьям и ещё к кое-чему, что притягивало и манило, бестрепетной рукой затягивая на его шее петлю внезапной веры в чудо, Йен почувствовал облегчение. Первым делом он поспешил на далёкую песчаную полоску, спрятавшуюся между высокой болотной травой и зарослями кустарника с гроздьями удлинённых розоватых ягод, которые он не рискнул до сих пор отведать, несмотря на уверения анализатора в их съедобности. Он раздвинул руками ветви и стебли с розовыми метёлками…
…Женщина стояла, точно изваяние, воздев руки к небу. Она словно молилась ему – как дикари-рипильцы на Рипиле молятся на рассвете своим богам. Она не была прозрачна, и была так прекрасна, что вызывала мистический трепет. Йен не посмел подойти близко, а, едва удержав желание встать на колени, просто тихо осел на песок между ней и пригорком, не отрывая зачарованного взгляда. Только шумно выдохнул. Русалка его услышала. Она медленно, очень медленно повернулась, и они вновь встретились глазами.
- Кто ты? Откуда? – заикаясь, выдавил он хрипло.
Русалка шевельнула губами – Йен не услышал её голоса, слова возникали в сознании сами собой, подобно тягучему музыкальному аккорду, в сравнении с которым его собственный голос показался ему скрежетом несмазанного механизма.
- Я здесь живу.
- Здесь – это где?
- Здесь, в этих водах.
- Ты одна? Где остальные жители?
- Они погибли.
- Все?
- Все. Я осталась одна.
- Почему… почему они погибли? – холодея от ужаса, спросил Йен, прозревая ответ.
- Они не перенесли прибытия чужаков, - просто ответила русалка.
- Значит, ты – уроженка Гольды…
- Не знаю никакой Гольды. Я – Ангулея, - возразила она. – И моя планета носит имя «Ангулея».
- Прости, - пробормотал Йен. – Это была не моя затея. Но я знал Гольду – она была замечательной, достойной женщиной и заслужила такой памяти, в отличие от мужа. Она была экологом и погибла на одном из астероидов Большого Кольца. Если бы она была здесь, наверное, всё было бы иначе…
- Охотно верю. Но её здесь нет, и я осталась одна. Только потому, что проводила почти всё время в Храме после гибели Тину.
- Тину?
- Да, моего жениха Тину.
- Прости, - ещё раз пробормотал Йен. Что ещё он мог сказать ей в оправдание?
- Как тебя зовут? – спросил Йен, помолчав.
- Амуна, дочь Героны. А тебя?
- Йен. Давай знакомиться. – И Йен шагнул вперёд, протягивая руку. По глазам Амуны пробежала рябь.
- Не подходи! – вскрикнула она.
- Почему? – тупо переспросил Йен, отшатнувшись, точно от удара.
- Потому что я плохо переношу ваш запах. И вряд ли перенесу прикосновение.
- Почему?
- Слишком много металла. И зла.
- Прости. Ещё раз прости. Мы не хотели нести зло. Далеко не все из нас злодеи. Мы – просто рабочие, нанятые для наладки оборудования, - Йен говорил, оправдываясь, но жгучий стыд терзал жаром его лицо.
- Я никого не обвиняю, - тихо сказала Амуна. – Конечно, не все злодеи. Однако, когда прибыли первые, мы были ещё живы. Прощай, мне пора.
- Куда?
Амуна пожала плечами, затрепетала, легко взлетела – и нырнула. Входя в воду, она становилась полупрозрачной, сливаясь с водой, пока не исчезла совсем.