Амуна видела сон об Амнар каждую неделю, в канун воссоединения. Но последние недели прекрасные воспоминания о далёкой предшественнице, впервые в истории Ангулеи столкнувшейся с чужаками, взрывались событиями нынешними, и сон превращался в кошмар. Оба видения мешались, и было невозможно отделить одно от другого.
Но Сон всегда уходил, рано или поздно. Одиночество – нет.
Сказок не бывает. Амуна одна. Жители Ангулеи, несмотря на объединение, не выдержали столкновения с Внешним миром. Они ушли, растворились в Воде. Такое абсолютное, глубокое, ненарушимое одиночество не могло бы привидеться Амнар в самом безумном бреду. Амуна, Хранитель Исторического Дворца, выжила чудом. И теперь тоска и любопытство влекли её по любимым местам детства, толкали на берег.
Амуна впервые за много струй Времени заплыла так далеко от Родового Озера. Она и в далёком детстве любила уединение. Ей нравилось воображать себя единственной правительницей Озёрного Края. Но сейчас её одиночество пронзали тоска, страх и безысходность. Что-то было неладно вокруг.
Вот здесь она впервые встретилась со своим женихом из рода Америта. Тину был восторжен, по-детски наивен и прекрасен – во всей округе не было юноши ловчее, быстрее и чувствительней – их слияние было поистине волшебным и всеобъемлющим.
Чувствительность его и погубила. Когда появились чужаки и первые исследовательские аппараты, а Большие Единые Воды стали наполняться воплями ужаса и боли, он не выдержал первым.
А потом по очереди, влившись в цепную реакцию, затягивающую в единый водоворот распада, стали умирать её родичи и близкие. Мать и отец, братья и сёстры, друзья и подруги, а также – соседи по планете из других регионов. Это было как эпидемия, которая разрасталась и разрасталась, охватывая постепенно всю планету, и не было от неё спасения, и негде было укрыться, потому что зонды приземлялись везде, и не осталось уголка, где не было бы взято для исследования образцов живой плоти вод, растений, рыб и земли.
Амуна после гибели жениха была посвящена в Хранительницы и надолго ушла в подводные Хранилища Памяти Великого Храма. Она вместе с другими Хранительницами проводила время в медитации, чтении молитв и считывании Информации, пытаясь предугадать, что будет дальше, пытаясь понять, почему их Бог не сумел наделить их достаточной Силой и Механизмом Сопротивления против вторжения чужаков в Единственную, Дарующую Жизнь, Стихию, и как спасти свой народ от вымирания. Она поняла только то, что эксперименты с генетическим материалом не были закончены, и сам Бог не успел воплотить все свои замыслы и мечты, а главное – не успел сам уйти в Дарующую Жизнь Стихию, и потому теперь не мог дать ни одного ответа на её вопросы. Скоро Амуна стала Верховной Хранительницей, и её помощницы должны были выходить наружу для подзарядки.
Они выходили и потихоньку погибали. Амуна осталась совсем одна.
Шло время. Страх превращался в безнадёжность и безысходность. Затем – в смертную тоску. И вот на Ангулею нахлынули захватчики. Гнев всколыхнул её. Теперь ей больше не хотелось лечь на поверхность воды и медленно уходить в забытьё. Ей хотелось жить!
…Амуна, радостная, что нашла чистую заводь, разрезвилась, как дитя. Ей захотелось побегать по зелёному лугу, ощутить ступнями его колкость и шелковистость, впитать его живые испарения, наесться до отвала спелых ягод ттона, оглядеть родную водную стихию со стороны суши. Солнце давно стало сиренево-багровым, и на растения, на воду ложились нежнейшие лилово-розовые блики.
Амуна вылетела на берег, чтобы на закате впитать солнечную энергию. Но она оказалась здесь не одна. Её угораздило выскочить перед носом странного существа – одного из тех, кто калечил и уродовал её родной мир, кто способствовал гибели родных и друзей.
Его облик и тело излучали тошнотворный запах металла, чужеродных веществ и ещё чего-то, далекого и пугающего. Амуна задохнулась и вскрикнула, спешно выдыхая воздух. Её голос от страха стал таким тонким, что слился со свистящим шёпотом травы. Горло свело судорогой. Она снова обернулась, стала прозрачной и, перевернувшись в воздухе, спиной опять вошла в воду и сразу ушла на глубину. Всё это произошло мгновенно, чужак ничего не успел понять. Он так и остался стоять с разинутым ртом, а Амуна, вне себя от ужаса, стремительно пронзала водное пространство, уносясь всё дальше и дальше от чуждой ауры…
...
… Йен решил предаться древнему, непроизводительному, и потому особенно очаровательному времяпровождению – рыбной ловле с допотопной удочкой. Где же ещё этим заняться, как не на этой идиллической планетке – Земле уже никогда такой не стать.
Ничего не скажешь – Арчибальди отхватил лакомый кусок. Сначала он выкачает отсюда, как минимум, 50% уникальной пресной воды (можно встать на четвереньки и пить прямо из любой протоки или лужи) – всё равно останется с избытком. Зато появятся островки. И он застроит образовавшуюся из островков сплошную сушу коттеджами и отелями. Деньги потекут рекой, Арчибальди быстро восполнит траты и станет ещё богаче. А их артель будет искать нового заказчика.
А пока – можно наслаждаться жизнью. Удивительный, живящий воздух, вечные 80% влажности в этом мокром мире, пряные ароматы – и никаких тебе аллергенов. Мало того – никакого намёка на разумную жизнь. Только рыба и рыбоядные птицы, в морях – свои пресноводные хищники, и океан трав, кустарников, разреженных рощ…
Йен стоял на песчаной полоске, с боков подступали высокие водные растения – вроде тонких, розоватых деревцев с метелочками на концах. С воздуха они были похожи на розовые облака, лежащие на воде. Сзади Йена был небольшой каменистый холмик, поросший пучками жирных голубых растений вроде алоэ, а впереди расстилалась гладь, которую в этот вечер не тревожило ни единой морщинки. Йен залюбовался её перламутровыми переливами, прорезаемыми идеально чётким отражением окрестных трав, и почти совсем забыл об удочке.
Артель инженеров в шутку называла этот водоём «Море Спокойствия». Море Спокойствия было всего лишь одной из жемчужин в ожерелье озёр, соединённых широкими и узкими протоками, идеально ровными. Очень похоже на рукотворную цепочку водоёмов – но гос-экологов сюда даже близко не подпускали. Ничего не попишешь – частное владение. А штатный эколог Арчибальди, Гуд Блайс, которого дружно недолюбливала вся команда работающих на Арчибальди, неприятный, беспринципный и алчный тип, ради босса готов был бы отрицать даже существование человечества на Земле.
Внезапно по воде пробежала рябь, хотя Йен не ощутил никакого движения в неподвижном вечернем воздухе. Рябь образовала на глади дорожку от внутренних сотрясений, словно озеро бороздила некая огромная рыбина, всплывающая из глубины. Очень реально, что так и есть. Однако она не позволит ему поохотиться на более мелкую рыбу. А если клюнет?
Йен ринулся к забытой удочке, воткнутой в песок среди розовых метёлок. И в этот момент мимо него скользнула радужная тень, стрелой пронзила воду, без единого звука – только одинокие пузыри всплыли откуда-то с самой глубины и лопнули, оставив после себя разбегающиеся круги и слабый запах озона.
«Уф!» - Йен утёр пот и сел на песок, почувствовав внезапную дрожь в коленях. – «Что это было? Или – почудилось от усталости? Да ведь и уставать-то пока особо не с чего: насосы отлажены, пробный давно запущен, ждали только космоперевозку, которая запаздывала, и команду «начать загрузку».
Ну и ну. Или хищник пролетел мимо, или Матвей Хутецкий глупо подшучивает над его пристрастием к уединению, пуская световые «зайчики» с геодезического маяка… «Нет, за такие шуточки надо обрывать уши!»
Йен смотал самодельную уду – тонкий пластиковый жгут с лесой и старинным дедовым крючком, и, досадуя на свой испуг, неохотно поплёлся к экомобилю...
Ребята заканчивали ужин и, лениво переговариваясь, собирались разбрестись кто куда. Временное затишье на странной тихой планете, на 4/5 заполненной пресной водой, действовало на кого-то до безобразия расслабляюще, а кого-то нервировало.
- Эй, Йен, где твой улов? Никак золотая рыбка опять откупилась? - Окликнул его Матвей Хутецкий, один из самых бесшабашных членов бригады. Матвей был единственным биологом, и к тому же ходил в подчинении у штатного врача. Йен с подозрением оглядел приятеля, поколебался – и выложил всё, что о нём думал.
Матвей вытаращил глаза: - Йеша, у тебя никак глюки от переутомления бездельем? – ласково осведомился он. – Какой ещё маяк? Какой ещё зайчик? Ну-ка, пошли со мной…
Матвей оттащил упирающегося Йена на дальнее крыльцо бытовки. – Рассказывай!
Йен нехотя выложил свою нехитрую историю, вложив в неё как можно больше сарказма и скепсиса, чтобы не выглядеть дураком. В результате оказалось, что на Йена наехала огромная рыбина, выскочившая из воды, опрокинула его на песок, ослепила яркой вспышкой глаз-прожекторов, обогнула пригорок и снова ушла под воду. Матвей только покрутил пальцем у виска: - А не разбудить ли тебе Дока? Впрочем, Док намедни испытывал на себе лекарство от аллергии. Хорошее, только очень крепкое…
Порешили на том, что надо выпить водки – вместо снотворного – и завалиться спать. Утро вечера мудренее, а мудрость понадобится для работы. Но ранним утром, презрев работу, Йен – благо они пока остались без контроля – вновь уехал на ту узкую песчаную косу, не сумев побороть любопытство. Внимательно обследовал всё вокруг – никаких следов, даже собственных: обильный ночной туман заполнил их влагой и сгладил, остался лишь едва намеченный пунктир мелких бороздок, ведущих к воде.
Эх, хорошо! Свежо, но не холодно – здесь вообще не бывало холодно. Рай для влюблённых. Только излишне сыро – но и к этому можно привыкнуть. К тому же, после осушения части рек и озёр, воздух станет менее волглым.
Одежда Йена быстро отсырела в последних клочьях зеленоватого тумана, по лицу, точно слёзы, катились мелкие щекотные капельки. Чу! Какой-то звук? Йен насторожился. Пожалуй, надо было надеть проф-скафандр или прихватить с собою для профилактики пневматическое оружие. Или, на худой конец, спрятаться за камень…
Но ведь планета совершенно безопасна. Ни следов катаклизмов или сейсмической активности, ни следов ядовитых или хищных животных. Ни один зонд ничего не обнаружил такого, что могло представлять угрозу для человека. Если подумать – странное явление. При таких благоприятных условиях, при наличии разнообразных водных форм жизни – и ни одного разумного существа! Впрочем, Арчибальди на это наплевать, а рабочим и подавно. Это не их проблема, для них главное – работа, а заработают они на этой «нелегалке» уйму денег. Хватит, чтобы купить потом коттедж и участочек на этой же самой идиллической планетке.
Арчибальди пронырливый тип, подумал Йен. Так оно и было. Став монополистом в изготовлении единственно реального лекарства во время пандемии на Земле, он нажился достаточно для того, чтобы подкупить инспекторов, а вернее – купить их со всеми потрохами. И заграбастать в единоличную разработку эту интересную планетку в обход всех законов и установок. Разумеется, чужими руками.
О Боги! Вот опять вспышка и радуга. Может, выброс горючего газа со дна водоёма? Йен внезапно похолодел: он почувствовал за спиной чей-то пристальный взгляд. Медленно, очень медленно Йен обернулся…
…Она вышла из воды, облокотилась о каменистый выступ, любуясь переливами водорослей, причудливо освещённых пурпурными лучами восходящего светила, и не сразу почуяла, что за спиной кто-то есть. Кто-то – тот самый чужак с ужасным металлическим запахом, способным довести до головокружения, запахом, который невозможно выносить. Но – любопытство пересилило страх и тошноту, и Амуна скользнула вперёд.
О, Боги Воды! О, Боги Ангулеи! Какой он… ужасный. Плотный и непроницаемый. И шумный – он дышит почти так же громко, как их отвратительный насос на Ашкарской плотине, ворующий её воду. Амуна хотела бы задушить чужака, свернуть ему шею, пробить взглядом или, ещё проще – утащить на самое дно и любоваться, как он пускает пузыри, не умея справиться с её стихией. Амуна застонала от удовольствия, воображая себе эту чудесную картину. Только… сама мысль о прикосновении к жёсткой, вонючей туше способна была сокрушить.
Амуна обогнула пригорок и, заставляя себя двигаться, встала у чужака за спиной, с наветренной стороны, чтобы запах не бил ей в лицо, всего в двух метрах – неслыханная смелость. Или – безрассудство? Она удивилась себе самой – и запах, казался уже не таким отвратительным, особенно если дольше задерживать дыхание.
Вот чужак медленно обернулся, лицо его побелело, глаза сначала расширились, потом зажмурились. За это краткое мгновение Амуна успела утолить любопытство и разглядеть захватчика её мира.
Да они почти такие же, как она. Только неуклюжие и большие, кожа грубая, глаза маленькие и медленные, и наверняка – полуслепые. Зато уродливые уши торчат в разные стороны, да только толку от этого мало: он даже не слышал её приближения...
… «Глюк!» - подумал инженер. – «Матвей сказал бы - глюк… Значит, так. Крепко зажмуриться, потом поморгать. Ага. Ущипнуть себя. Мираж должен исчезнуть. Или хотя бы побледнеть. Так. Теперь открываем глаза – никакого глюка… Ах ты, чёрт! Сейчас я тебя ущипну!»
Он сделал шаг вперёд, вытянув обе руки, чтобы коснуться гипнотически прекрасной, прозрачной женщины, и развеять морок. Либо – убедиться в его реальности. Он шёл к ней, а она отступала, пятилась вбок. Вот они уже по колено в воде. Его рука тронула её локоть, и Амуну опять пронизала удушливая, тяжёлая волна чужого запаха. Амуна вскрикнула, обернула глаза внутрь, шагнула назад и легла спиной на воду, чтобы погрузиться медленно, постепенно, не теряя чужака из виду. Чужак споткнулся, потерял равновесие и скорее свалился, чем нырнул в воду следом за ней. Он испугался, что женщина уйдёт под воду, возможно, утонет, и виной этому станет он сам, вызвавший явный испуг.
Существо – сухопутный человек – барахтался в воде, захлебываясь, вскидывая ноги и, от полной неожиданности, никак не мог придти в себя и достойно встретить поражение: он не слишком хорошо плавал, но не желал расставаться со своим личным «глюком»; он боялся, что «глюк» улизнет, растворится в воде. И поэтому по инерции всё продолжал делать хватательные движения, пытаясь её достать.
И тогда Амуна поняла: странный пришелец просто пытался её спасти, а теперь сам нуждается в помощи. Она беззвучно засмеялась: спасти от своей родной стихии! Ну же, Амуна, вот твоё долгожданное счастье, топи его. Он в твоих руках, беспомощный и беззащитный.
Инженер тем временем пришёл в себя и начал оглядываться, затем, отплёвываясь, неуклюже поплыл, явно пытаясь её обнаружить. Когда, облазив заросли, но не решаясь заплыть дальше или, тем более, выплыть на открытое пространство – его «купание» и без того было опрометчивым и совершенно шизофреническим – Йен выполз, наконец, на песок, тяжело дыша и покрываясь мурашками под оранжевым мокрым комбинезоном, водяная женщина вновь стояла возле Большого валуна.
Их глаза встретились – четыре пары широко распахнутых окон, изумлённых, испуганных, любопытных. Одна пара – светло-голубые, как небо, и другая пара – прозрачные и радужно-серые, точно капли влаги под солнцем, затеявшие игру в бриллианты. Это продолжалось не более десяти секунд. Затем женщина проделал тот же невероятный маневр, что и до купания, но словно бы замедленно, будто демонстрируя себя.
Она вытянулась в струну, стала прозрачной, её тело пошло волнами, точно плохо отглаженная картинка на экране. Она прыгнула с места вверх, перелетела через зачарованного инженера, и легко, неслышно вошла в воду. Инженер успел крутануться на месте и увидеть, как радужная, вновь обретшая плотность, фигура женщины уходит всё глубже и глубже, к самому дну…
Видение давно исчезло, а он всё стоял в ступоре, глядя на идеально ровную поверхность воды, и вспоминал удивительный взгляд и точёные, обтекаемые формы серебристого нагого тела. «Русалка», - тупо подумал он и побрёл к мобилю…
…Йен приходил к песчаной полоске каждое утро и каждый вечер. Но русалка больше не появлялась.