Акция Евгении Серенко "Цепочка Надежды"
Меня разбудил детский плач. Где-то близко, совсем рядом, горько и громко плакал ребенок. Я поднял голову и с изумлением увидел, что дверь моей веранды распахнута настежь и прямо на пороге, освещаемый каким-то рассеянным голубоватым светом, стоит плачущий малыш.
Я хорошо разглядел его спутанный чубчик, клетчатую серую рубашонку и нелепые шорты ниже колен с широкой зеленой полосой отделки. Ребенок призывно махал мне рукой, показывая во двор, где стояла просто кромешная тьма. Я рванулся к мальчику, но все тело сковала вдруг непонятная колючая тяжесть, с невероятной силой прижимая к постели и не давая подняться. Но малыш продолжал плакать и я крикнул, что было сил: «Я с тобой, не бойся, я иду, иду!»
Словно упали с меня тяжелые путы, в два прыжка я оказался возле открытой двери, но... мальчика на пороге не было...
Подумав, что он упал, я включил мощный прожектор у крыльца, осветивший двор, и стал звать малыша, успокаивая и обещая помощь, но не было мне ответа и двор был совершенно пуст.
Проснулась и вышла во двор моя жена Света, я рассказал ей о случившемся и мы уже вместе еще раз обыскали все закоулки двора - пусто, Светкины ласковые призывы тоже остались без ответа.
Света призвала меня присесть на крыльцо и подумать, после того случая, когда мои видения спасли жизнь нашему другу Димке, она вполне серьезно относилась к таким вещам. Я еще раз, уже подробно рассказал жене о плакавшем мальчике и она вдруг молча бросилась в дом и вынесла целый пакет старых фотографий, ждавших своей очереди попасть в альбом. Светлана высыпала их на стол, порылась и протянула мне один снимок с какой-то испуганной, но торжествующей улыбкой.
Я невольно вздрогнул - на меня смотрел мальчик в клетчатой рубашке и шортах с широкой зеленой полосой на гачках, не причесанный и спутанный чубчик падает небрежно на высокий лобик - да это же Я!
Помню, как не любил эти дурацкие модные тогда штаны, все помню. Но я ведь отлично видел плачущего пацана у открытой двери веранды. Это был я? Я приходил ко мне? Как это возможно?
- Зачем? - спросила вдруг Светка, словно читая мои мысли, - ЗАЧЕМ? - И сама же ответила - Это мама тебя прислала к тебе, маме твоей плохо, собирайся быстрее, поезжай, маме плохо, маме твоей...
Она повторяла и повторяла эти слова, а меня уже била мелкая дрожь.
Мама моя живет одна в Питере, уезжать не хочет ни в какую, там вся ее жизнь и папина могила, и подруги, и все-все. Там дверь в дверь соседка тетя Люба, которой в случае необходимости мама оставляет ключи и любимого кота. Почему тетя Люба не позвонила, если что-то случилось? Надо лететь к маме, срочно. Мы собирались сделать это к концу отпуска, кое-что поделав на даче, а надо бы сперва к маме, ну как я мог, черт с ней, с дачей этой...
Утро еще не наступило, я не переставал себя упрекать, а Светка собрала мне сумку, накормила и увезла на станцию к первой электричке. Время то тянулось медленно, то мчалось со страшной скоростью, но ни на минуту меня не покидала надежда, что все будет хорошо. Нельзя жить без надежды, никак нельзя, но она такая хрупкая, хрустальная и требует особой заботы, она любит верность и не желает прощать измены, и не покинет, если верен ей навсегда. Она поможет, я уверял себя так. К обеду я был уже в Питере и лучше не описывать горькие чувства, которые я испытывал, стоя на пороге пустой маминой квартиры.
Дверь квартиры напротив открылась без моего звонка, тетя Люба встретила меня с виноватой улыбкой и у меня сразу отлегло от сердца. Для приветствия вышел мамин вальяжный кот Кузя и шмякнулся на бок, требуя ласки и похвалы. Тетя Люба рассказала, что пару дней назад у мамы поднялось давление и врачи «Скорой» ее госпитализировали в больницу, напугав возможным инсультом. Мама не велела нам звонить, сейчас она уже в палате и чувствует себя неплохо.
Я не стал упрекать тетю Любу, хотя и был уверен, что лучше бы она мне позвонила. Но главное, что я уже здесь.
Моя решительная и уверенная в себе мама в больничной палате выглядела растерянной и испуганной, комок подступил к моему горлу, не давая ни слова сказать, я только чуть приподнял маму, прижал к груди и отпустить не мог, покачивая, словно она стала моим ребенком. Ну да, мы поменялись ролями. За моим плечом мама бранила Любу за то, чего она и не сделала, спрашивала меня о домашних, а потом сама потихоньку отвела мои руки. Я успокоился, моя хрустальная надежда меня не обманула, все будет хорошо, хорошо, хорошо...
Мы потихоньку разговаривали с мамой, когда я услышал из соседней кровати тоненький и нежный, почти детский звенящий голосок:
- Сынок...сынок...сынок...
Я привстал, намереваясь подойти, но мамина рука удержала меня и она прошептала:
- Это не тебя, это она сына все зовет. Перевели из реанимации, пока лежачая, не встает и так трудно ей, я помогаю, как могу - попить, покормить и наоборот... не успевают санитарки, мало их. Родные нанимают к таким сиделок, а тут...сынок.
Звенящий голосок попросил:
- Попить бы мне, сынок, попить бы...
- Сейчас, Наденька, я сейчас, - начала тяжело подниматься с постели мама, но я опередил ее, подошел к маминой соседке с бутылочкой воды, да так и замер.
Навстречу мне смущенно улыбалась маленькая и худенькая, почти прозрачная женщина. Безупречно правильные черты личика обрамлял венчик кудрявых седых волос. Какая-то нереальность, сказочность была в ее облике, она напомнила мне ту хрупкую хрустальную надежду, к которой я обращался за утешением и помощью по дороге сюда. Все сегодня было для меня нереальным и сказочным, ну все как есть.
Я еще стоял возле хрустальной Надежды, когда к ней тихонько подошел импозантный, можно сказать, нарядный мужчина, в носки его штиблет можно было смотреться, как в зеркало, положенные бахилы он почему-то игнорировал, как и приветствие. Я отошел и, сидя возле мамы, старался не прислушиваться к звенящему голоску.
Когда сынок встал, намереваясь уйти, мамочка моя незнакомым мне просящим тоном обратилась к нему:
- Вашей маме трудно, ей нужен уход хотя бы на какое-то время, а то...
Он не дал закончить и спокойно ответил:
- Зачем? Она все равно скоро умрет. Мне так сказали.
И он спокойно направился к выходу. Я попытался вскочить, но мамина рука удержала меня. Парой минут позже я вышел, догнал сынка, окликнул и с огромным наслаждением врезал ему так, что он рухнул на газон, только мелькнули в воздухе блестящие штиблеты. Конечно, я добавил еще и словесно мое отношение к нему и ушел, оставив подлеца сидеть с вытаращенными глазами.
В палате мама одобрительно похлопала меня по колену. Она все поняла. Хрустальная Надежда стала отныне моей заботой. И я не хотел, чтобы она умерла, это было бы неправильно.
На следующий день прилетели Света с Катюшкой, жизнь в больничной палате оживилась и о какой-то там смерти даже думать было смешно. Оказалось, что Надежда умела смеяться звонко и красиво, казалось, что маленькие серебряные колокольчики щедро рассыпают волшебные звуки, обещающие, что все будет хорошо, хорошо, хорошо...
Сынок Надежды в палате не показывался, но исправно приносил передачки.
Мы ждали выписки мамы из больницы, анализы были хорошие, лечение заканчивалось. Внезапно и к большой нашей радости встала с постели Надежда и пошла на поправку, вот что значила для Надежды добрая надежда на жизнь. А когда, наконец, настал день маминой выписки, она загрустила, не хотелось ей прощаться с новой подругой.
Прощание действительно вышло слезным и грустным, а мне преподнесло еще один удивительный сюрприз. Диктуя мне адрес соседки, мама сказала:
- НАДЕЖДА Лаврентьевна ХРУСТАЛЬНАЯ.
- Как? - переспросил я и присел на стул.
- Хрустальная, а что? - удивилась мама, - у меня была знакомая с фамилией Роскошная, это еще интереснее.
- Не-е-т, мамочка, ведь это чудо, что во всех этих событиях меня сопровождал образ хрупкой и нежной, доброй хрустальной НАДЕЖДЫ, которая никогда не обманет, если ей верить и не изменять. Она была со мной весь тяжкий путь в неизвестности и материализовалась здесь, в больничной палате, в женщину - Хрустальную Надежду.
Разве так бывает?
Да, неисповедимы пути Господни...
Мы уехали домой в Москву, когда Надежда еще продолжала лечение. Мама продолжала ее навещать и сообщала мне, что Наденька даже набирает вес и скоро, наверное, ее выпишут, поэтому предстоит непонятный разговор с сынком. Я забеспокоился тоже и полетел на выходные в Питер, чтобы поговорить с наглым сынком самому.
Дверь в мамину квартиру я открыл своим ключом, желая порадовать сюрпризом свою мамочку, но настоящий сюрприз был преподнесен мне, едва я вошел на кухню. За обеденным столом, прямо на моем законном месте сидел Сынок, возле него суетились в халатике Надежда и моя нарядная мама Вера.
Немая сцена...
Я молча вышел, за мной выскочила мама и принялась мне шептать, что Надежду она взяла из больницы и вместе им интереснее, она искусствовед из Эрмитажа, ее знает сам Пиотровский, он ей постоянный пропуск выписал и они ходили уже дважды на выставки.
- Наденьку все там уважают, - мамочка говорила быстро и суетливо, потом примолкла и грустно так добавила - сынок, я теперь не одна. Со мной Надежда...
Я обнял маму. Конечно, хорошо, что с нею Надежда. Хрустальная Надежда, без которой невозможно жить.
Продолжение "Цепочки надежды" http://www.proza.ru/2020/03/09/113