1. Подарок
На седьмой день рождения Ваня хотел щеночка, но мама подарила ему гробик. Мальчик тут же попытался влезть в него, но не получилось. Не поместился.
– Я так не играю, – обиделся Ваня. – Он слишком маленький!
– Это пока, – печально ответила мама. – Он будет расти немного медленнее, но рано или поздно догонит тебя. И съест.
– А чем же его кормить, пока он растёт?
– Дощечками и опилками, – ответила мама. – Только немного, а то быстро вырастет.
И заплакала.
2. Друг
Ваня был добрым мальчиком, поэтому он тайком от мамы кормил свой гроб на убой – щепками, карандашами и тетрадями. Иногда он уходил на разорившуюся лесопилку за городом в поисках обломков горбыля, а однажды скормил гробу свой дневник, в котором за неделю скопилось слишком много «двоек». Мама хваталась за голову.
Вскоре гроб настолько привык к мальчугану, что начал следовать за ним буквально повсюду и в школе возникли проблемы – всё-таки учебный процесс идёт со скрипом, если рядом с учеником возле парты стоит гроб. К тому же хулиганы из старших классов так и норовили вырезать на гробу нехорошее слово, но Ваня всегда заступался за него и смело лез в драку. Его маму регулярно вызывали в школу и твердили ей, что с гробами в школу нельзя. Она прекрасно понимала это, однако при любой попытке разлучить сына с гробом Ваня начинал реветь, отказывался есть и разговаривать, грозился уйти из дому.
Что характерно, сопротивлялся и гроб: стоило матери отправить Ваню куда-нибудь одного, он выламывал дверь и бежал за мальчиком. Однажды он пробежал за автобусом весь путь от остановки до самой школы под смех прильнувшей к заднему окну ребятни. Когда же мама попробовала забаррикадировать дверь шкафом, гроб высадил окно и всё равно убежал за Ваней.
В общем, бывает, что друг становится гробом, но в случае с Ваней другом стал гроб. Зимой мальчик катался на нём с горки, летом плавал с ним в пруду – они были не разлей вода – а на десятый день рождения он попросил маму сфотографировать его с гробом в обнимку. И как та ни отпиралась, сын всё-таки добился своего.
3. Проблемы продолжаются
Однако чем крепче становилась их дружба, тем печальнее становилась мама, и это противоречие разрывало мальчику сердце. К пятнадцати годам, когда мама совершенно поседела, а гроб уже доставал парню до виска, Ваня стал замечать, что в темноте деревянной утробы начинает проглядывать что-то светлое. Пусть иногда, и только во время кормёжки – но всё же.
Как-то вечером, скармливая гробу очередную порцию макулатуры, Иван приподнял крышку выше обычного и увидел.
Это созревала подушка.
Тут Иван отчётливо понял, к чему всё идёт, и ему стало тревожно. Жизнь как раз приобрела неповторимый, устойчивый вкус, ему начали нравиться девочки, да и весна как-то странно кружила голову – в общем, умирать не хотелось. Но что поделать, как писал один великий поэт – мы в природе: отбор естественный пройдя, мы долг свой отдадим природе.
Иван потерял сон. Ночи были наполнены тихим хрустом подрастающего гроба и почти неразличимым шелестом, от которого ныло сердце – это из-под подушки по деревянным внутренностям расползалась атласная подкладка. Часы на стене тикали всё громче, отравляя душу непреодолимым страхом, юноша метался в горячем бреду, и когда утром заплаканная мать принесла ему воды, он уже знал, что от гроба придётся избавиться.
4. Эксперимент
Поначалу он хотел оставить его под дверью детского дома, как поступают нерадивые родители, но быстро отказался от этой идеи – во-первых, сотрудники детдома расценят это как угрозу или издевательство, а во-вторых, гроб там никак не удержишь, всё равно вернётся. Не гвоздями же прибивать.
Хотя…
Нет.
Иван не хотел причинять ему боль.
И умирать не хотел, поэтому продолжал думать.
В какой-то момент ему пришла в голову мысль, которую, впрочем, он тут же отбросил и обозвал себя трусом. Мыслишка ушла, но гроб-то здесь, рядом, чёрный и непостижимый, как монолит из «Космической одиссеи-2001», и потому Иван нехотя вернулся к ней, внутренне съёжившись от ужаса, смешанного с отвращением.
В пятницу, сразу после занятий, Иван подошёл к Наде – девушке с чёрными бантиками – и позвал её покурить за школой. Только не у стадиона, как все остальные школьники, а в кармане за спортзалом. Надя, не раз помогавшая Ивану с алгеброй и, в целом, питавшая к нему некоторый интерес, согласилась.
Они вышли и закурили. Между ними стоял гроб.
Надя смотрела на Ивана. Иван смотрел на Надю. Она была чуть пониже ростом и вполне укладывалась в строгую идею.
– Хочешь примерить? – спросил он.
– С чего вдруг? Обычно даже дотронуться до него не разрешаешь.
– Ну… – затянулся Иван, – ты ему нравишься. Он так странно посматривает на тебя… Не помнишь, вчера?
Парень выдавил из себя смешок и добавил:
– Иногда я даже ревную.
Надя хмыкнула, поставил рюкзак на останки мёрзлого снега и полезла в гроб.
– А здесь удо… – начала было она, но крышка с жадностью захлопнулась. Этот хищный, костяной звук потом преследовал Ивана до конца жизни, как, собственно, и дальнейшие события.
Гроб задрожал от удовольствия и начала раскачиваться, вбирая в себя добычу, а девушка закричала так жутко, что Иван изменился в лице и попятился назад. Под крышкой кипела яростная борьба.
«Вырвется!» – подумал Иван, но ошибся.
Гроб как-то странно крякнул и дёрнулся. По нему прошла судорога.
«Да что происходит?»
Гроб загудел, как трансформаторная будка, замер на мгновение и его стошнило девушкой. Мокрая, жёваная Надя шлёпнулась в грязь и торопливо отползла подальше.
– Ну ты и гад, – прошептала она, нетвёрдо поднялась на ноги и бросилась прочь от школы.
– Рюкзак! – крикнул ей вслед Иван, но девушка даже не оглянулась.
5. Вина
Несмотря на приближающиеся выпускные экзамены, Иван перестал ходить в школу, так что одиннадцатый класс он заканчивал в своей комнате. Надя с ним больше не разговаривала. Мучимый чувством вины перед ней и страхом за собственную жизнь – гроб уже почти созрел – Иван решился на крайние меры: он перестал его кормить.
Решение далось парню страшно тяжело. Слушая, как гроб ворчит пустым нутром и беспокойно бродит по комнате, он чувствовал себя последней сволочью и предателем. Через несколько дней гроб затих и улёгся посреди комнаты. Мама как будто просветлела лицом, но Ивану, само собой, всё равно было паршиво.
А среди ночи раздался грохот, и сразу следом – треск.
Не помня себя, Иван выскочил из постели, включил свет и увидел, что гроб повалил на пол книжный шкаф и одну за другой пожирает полки вместе с книгами. Глаза Ивана округлились от ужаса – гроб вырастал прямо на глазах.
– Хватай его! – крикнула мама. Она прибежала на шум.
Иван бросился на гроб и еле вырвал из-под крышки разодранный том Солженицына. Мама метнулась куда-то в темноту, вернулась с бельевой верёвкой и сунула её сыну. Тот принялся обматывать верёвку вокруг отчаянно сопротивлявшегося гроба.
– Порвёт, ещё неси! – крикнул Иван. Пот заливал глаза и щекотал кожу.
Наконец, Иван поднялся на ноги и прислонился к дверному косяку. Гроб тоже встал, напоминая запелёнутого в смирительную рубашку пациента психушки.
– Прогуляться надо, – сказал Иван. – Где у нас лопата?
– Зачем? – спросила мать, хотя уже догадалась. – В кладовке.
– Я скоро приду.
Иван вышел в майскую ночь и отправился на городское кладбище. Гроб последовал за ним.
Пробираясь среди могил с лопатой в руках и тяжёлым сердцем, парень слышал, как гробы пережёвывают под землёй своих мертвецов. Гроб тоже слышал – и глухо скулил.
Выбрав незанятый участок на самом краю кладбища, Иван принялся рыть могилу. Гроб безмолвно стоял рядом, заслоняя собой луну.
Копать было совсем непросто: почва сырая, тяжёлая – сплошной суглинок – да и местные ели дотянулись сюда своими корнями. Иван ушёл вглубь на метр и совсем выбился из сил. Опираясь на лопату, он выбрался из могилы и посмотрел на гроб. Тот стоял, не шевелясь, и по-прежнему молчал.
«Скоро утро», – подумал Иван, глубоко вдохнул, выдохнул и столкнул гроб в могилу, чувствуя, как осколки разбитого сердца царапают внутренности.
Тот упал слегка наискосок, проехался углом по стенке могилы и плашмя лёг в неё.
Не теряя времени даром, парень начал забрасывать его землёй.
Однако гроб поднялся.
– Лежи! – крикнул Иван и ударил его лопатой, как бьют опасную змею. Гроб качнулся, но не упал, а двинулся наверх.
– Лежи! – Иван ударил его снова.
Гроб непоколебимо лез из могилы.
– Лежи! Лежи! Падай, чтоб тебя!
Иван наносил один удар за другим, по щекам его бежали слёзы, но гроб упорно поднимался. С ним нельзя договориться. Ему нельзя ничего объяснить. Он не чувствует ни жалости, ни сострадания, ни страха. Его никак не остановишь, никак – пока не умрёшь.
И когда очередной удар перебил верёвку сразу в нескольких местах, а жалость сменилась острым ужасом, Иван понял, что совсем не дружба гнала гроб вслед за автобусом.
Гроб распахнулся, проглотил Ивана и лёг в могилу.