Работа в биологическом институте подразумевает ежегодные экспедиции. Поскольку объект нашей лаборатории был Тихоокеанские лососи, то экспедиция собиралась на о. Сахалин, куда большинство лососей, обходя Японский архипелаг, приходят на нерест. Мы поехали на остров всей семьей, прихватив мою маму, дочку, тогда 6-и лет, и племянника 10-и лет. Плыли на корабле из Владивостока, попали в шторм, и вместо 1,5 суток нас болтало 3. От порта Холмск еще три часа на неприспособленном к бездорожью такси, и в глубоких сумерках мы прибыли на место. Биостанция находилась в центре острова точно между двух нерестовых речек. Жить предстояло в экспедиционном двухэтажном домике, к которому и побежали дети, едва оказавшись в пределах его видимости. Когда мы, взрослые, дошли до порога с серо-желтой дверью, уже что-то произошло, и девочка стояла в полуобмороке с неподвижным лицом мелового цвета. Разбираться было некогда, очень хотелось куда-то поставить три чемодана и 10-литровый галлон спирта – стратегический запас экспедиции.
Взрослые остались внизу «открывать» дом – отмывать за зиму накопившиеся пыль и прочее, например, следы недавних родов и пребывания семьи мышей прямо в одной из подушек, а дети с наборами постельного белья и пижамами отправлены «наверх» - срочно спать.
Посреди энергичной ночной приборки со второго этажа через деревянное перекрытие донесся явный детский вопль о помощи. Все бросив прямо посередине, я в считанные секунды обежала дом и взлетела на второй этаж. Дети немедленно были эвакуированы на первый, и за чашкой горячего чая с медом я услышала такой рассказ.
Когда дети подбежали к порогу, брат-джентльмен пропустил сестру вперед, она схватилась за ручку двери. В это мгновение дверь ожила: сначала покрылась крупными волнами, потом по углам как-то расслоилась, всей поверхностью захлопала крыльями, сорвалась с петель и улетела за угол. А в руке девочки, которая испуганно сжимала ручку двери, осталась склизкая каша тел и шесть помятых крыльев. Оказалось, вся дверь сверху до низу была покрыта… ночными бабочками.
На втором этаже детей ждала отдельная комнатка под треугольной крышей и с двумя широкими кроватями, гостевая, отделанная отличным деревом внутри, и плюс множество чердачных закоулков. Матрасы были быстро развернуты из рулона, простыни кое-как постелены, пижамки переодеты, и дети «срочно» улеглись, продолжая шептаться в темноте, - слишком много впечатлений за последние дни не давали быстро уснуть. И вдруг с потолка стало что-то падать. Понятно, дом, получив обратно хозяев, ожил и зашевелился. То, что упало было стряхнуто на пол до утреннего разбирательства. Дети снова устроились в кроватках, но «это» продолжало падать с частотой самого медленного дождя. Аккуратная моя дочка сгребла все это на простынке в кучку, кучку взяла в руку, желая выбросить за пределы комнаты, в потемках споткнулась, кулачок сжался, и она получила такое же ощущение, как и от ручки улетевшей входной двери, - каша тел… но без крыльев. Хичхок прямо.
Заброшенный на 9 месяцев дом привлекал насекомых, и они с удовольствием размножились между потолком и крышей, и как раз в этот день настало время личинкам «выкукливаться», и все эти не сильно уважаемые ихтиологами «твари» достались моей впечатлительной девочке!
Биолог внутри меня все-таки силен, и по крыльям, оставшимся в потной ладошке дочки, я определила, что «эти ужасные бабочки» были Deilephila elpenor, винный бражник.
Ну, ночные бабочки себе, но гусеницы у них просто с человеческим лицом с четырьмя глазами и ужасно толстые, еще и с рогом вместо хвоста, хорошо, что хоть их дети не видели...
Экспедиционный сезон через 3 месяца закончился, а дочка навсегда сохранила лепидоптерофобию – боязнь бабочек. И если в комнату залетала какая-то шальная бабочка, все близкие люди бросались ее ловить, иначе девочка не могла жить дальше. Но пойманную бабочку категорически нельзя было убивать (что порой было невыполнимо, если ты бегал за бабочкой, размахивая полотенцем и победил, пристукнув ее к стене). Поймав, ее следовало реанимировать и «отпустить к маме», что от всех присутствующих, нередко биологов, требовала моя дочка. Часто это было так – вся комната в сбитой известке, взмыленные домочадцы носятся среди перевернутых стульев и разлетевшихся бумаг (ученые производят огромное количество исписанной макулатуры), самый удачливый охотник осторожно разворачивает охотничье полотенце или футболку и, «не повредив» пыльцы крыльев, буквально, делая на ходу искусственное дыхание бабочке, выпускает ее на волю – «к маме».
Последнее упоминание об этом синдроме пришло от моей уже очень взрослой девочки совсем недавно. Она жила со своим будущим мужем в квартирке с балконом, который временно использовался как склад. И вот, ночью, молодая пара, подскакивает от вопля опасности. Мужчина, приземлившись обратно на кровать, спрашивает: «Что случилось?» Моя девочка сдавленным голосом отвечает: «Там на балконе что-то шуршит, вдруг это бабочка?!» Мужчине хватило самообладания выйти на балкон и до утра хватать уворачивающееся чешуекрылое, попутно наводя порядок на балконе. Ночь удалась, серенький питерский рассвет отправил обоих невыспавшихся молодых людей на работу, но пойманный нарушитель ночного спокойствия был заботливо расправлен и отпущен «к маме».