В МАВЗОЛЕЕ
- Господа, - объявляет сидящий во главе стола высокий мужчина, - Магистр в пути. Он застрял в московских пробках…
Сергей узнает голос Кондвита. Через очки гугл-гласс, выданных вместе с сутаной, он слушает компьютерный перевод беседы.
- Как говорят русские, «начальство не опаздывает, оно задерживается»… - шутит сэр Роберт. - В последнее время, господа, я полюбил русские пословицы. Какая у нас поговорка номер один? «День без прибыли – потерянный день». Пословица России: «Пиво без водки деньги на ветер»
- Почему «на ветер»? – не понимает один из капюшонов.
- Нечто вроде «унесенных ветром». Господа! Пока Великий магистр едет,
предлагаю не терять времени и обсудить повестку дня. Итак, наш план сработал, Россия заглотила наживку. Крым вошел в дыхательное горло русского медведя и засел там, как старый добрый крюк для охоты на акул и марлинов.
Вторым гарпуном послужила Сирия, русские втянулись и в эту войну. Наши санкции привели к тому, что славянский колосс оказался на грани нищеты и хаоса, уровень жизни упал, недовольство народа растет. Осталось сделать последний толчок, и нагромождение народностей и этносов, составляющее Российскую федерацию, рассыплется, как пирамида из кубиков. Расчленению России будет предшествовать глобальная провокация, о которой вы уведомлены. Договор «О статусе сил» от 2007 года позволяет НАТО вводить войска на территорию России. Повод для вторжения не определен, то есть остается на усмотрение НАТО.
В случае кризиса мы можем, например, принять решение о защите российских ядерных шахт. При этом российская армия ничего не делает, все совершается, как в дурном сне, иностранные войска занимают важнейшие пункты и парализуют государство. После чего наши военные аккуратно выдернут ядерные клыки у русского медведя, и мы наконец-то приступим к дележу его шкуры.
Позволю себе вкратце суммировать предложения, сформулированные совместной Комиссией «Совета Трехсот». Сахалин, Курилы и Камчатка отдаются под протекторат Японии. Владивосток и Петропавловск-Камчатский переходят под управление Японии. Территория от 65-й параллели с юга на север и от Уэлена на востоке до Архангельска на западе передаются под юрисдикцию США. Далее на северо-запад начинается юрисдикция Британии; на северо-восток - Германии и Норвегии. Все, что южнее 65-й параллели, Восточная Сибирь, а также Монголия отходят Китаю. Великая русская равнина, как и Западная Сибирь, будет поделена между странами Европы. Для облегчения процедуры предлагается сохранить нынешнее деление на области.
Официальным языком будет, естественно, английский. Предлагается, что за каждым этносом сохранится наименование по названию места проживания – тверичи, вятичи, бряничи. Жителей Москвы по просьбе наших галицийский коллег мы переименуем в москалей. Наша политика будет направлена на подавление национального самосознания, на забвение былых культурных и этнических связей. Через двадцать лет на месте России будет то же, что осталось на месте Рима после завоевания его остготами: разрозненные племена и города-государства, говорящие на варварских наречиях.
- Это самый грандиозный бизнес-проект, какой когда-либо попадался мне в руки! – восклицает первый капюшон, и его аплодисментами поддерживают остальные.
Но один из членов Синклита не согласен с такой нарезкой участков.
- А Израиль? – сбрасывает капюшон Эфраим Лейбовиц. - Я не вижу земель, отведенных Израилю! Мы претендуем на Одессу, Днепропетровск, Крым и Ростов с Донбассом! Это земли великой Хазарии, отобранные у нас князем Святославом. Сообщаю об этом для невежд, проваливших выпускной экзамен по истории в колледже!
Раввин победоносно смеется. Думает, уязвил. Да, случилось фиаско со студентом Робертом Эй. Джи. Кондвитом, перезанимался парень, сорвался, вступил в спор с профессором Гольдштейном, опустился до антисемитских оскорблений. Последовал скандал с отчислением, спешный отъезд в Афганистан, похожий скорее на бегство, служба в морпехах, а на деле – тоскливая отсидка в гарнизоне, осажденном дикой страной с враждебным населением и жарким климатом.
- Вы требуете реституции земель Хазарии? – американец смаргивает накатившие
воспоминания. - Но зачем? Вам они больше не понадобятся.
- Не вам решать, что нам может понадобиться, а что нет! Израиль не был посвящен в план раздела России! Мы накладываем на него вето!
Кондвит снисходительно усмехается.
- Ваше вето фейк, Эфраим! Как и ваша Библия. И ваша история. И ваша
богоизбранность. И ваш через черточку «Б-г»!
В кенотафе повисает напряженная тишина.
- Кем вы себя возомнили, Роберт? – раввин изумленно изучает наглеца поверх сползших на кончик носа очков. – Откуда этот пафос?
- Нет, это я хочу спросить, кем ВЫ себя возомнили, Эфраим? Расскажите нам, на каком основании вы высказываете претензии на самые плодородные земли Украины и России?
Еврей привстает, садится, снова вскакивает, паркинсонические руки его мечутся в широких рукавах сутаны, не находя ни секунды покоя.
- Да как вы смеете! Мне напомить вам, кичливым англосаксам, что это мы, евреи, создали современную цивилизацию! Мы написали Книгу книг! Мир живет в еврейском смысловом поле. Мировые религии – дело нашего ума и наших рук. Банки и крупнейшие капиталы созданы нами. Состояния самых богатых англосаксов ничтожны по сравнению с финансовой империей одного только Баруха! Вы нищеброды! Да и вас, англосаксов, также создали мы! Мы сотворили вашу островную цивилизацию, перевезя в Британию финансовый центр мира. Нити цивилизации зажаты вот в этой руке. –
Эфраим потрясает подагрическим кулаком, обсыпанным старческой гречкой. Впрочем, спазма гнева быстро отпускает его, елейным тоном он осведомляется. – Уж не постигла ли вас нервная горячка, друг мой, как после бесславного фиаско на последнем саммите? Обертывания и соли Мертвого моря - вот что вам показано! Удивляюсь, почему вас до сих пор не отозвали из членов Синклита по состоянию здоровья. Ментального. Синклит не место для лузеров! Нам подаст кто-нибудь прохладительные напитки? И включите кондиционеры, черт побери, мы тут спаримся в этих сутанах!
Эмоциональная речь утомила его. Эфраим бледен и влажен, одышка борет его впалую грудь. Дышать под землей тяжело, система воздухоочистки либо устарела, либо вовсе не работает. В голову старику приходит подозрение, что его специально заманили в духоту подземелья и нарочно провоцируют на вспышки гнева, чтобы вызвать сердечный приступ, а только-только очухался после операции на сердце. Что он там говорит еле слышным голосом, громче, Роберт, громче!
- Да, да, Эфраим, вы правы, - кивает понурившийся американец, - меня следовало давно изгнать из Синклита, после того, как вы так безжалостно опозорили меня на саммите в Киеве.
- Что и требовалось доказать! – липко хлопает по столу Лейбовиц. – Спасибо, что сами совершили каминг-аут, Роберт, а-ха-ха-ха!
- И все же позвольте спросить вас напоследок, мой друг, - все тем же смиренным тоном продолжает Кондвит, - знаете ли вы, каким был вопрос на проваленном мною экзамене? Я скажу вам. «Исход евреев из Египта». Меня взбесило то, что профессор Гольдштейн имел наглость спорить с очевидцем и организатором той давней эпопеи! Когда я рассказал ему, как все было на самом деле, он поднял меня на смех, назвал антисемитом и поставил вопрос о моем отчислении.
- О чем вы говорите, Роберт? – раввин окидывает американца жалостливым взглядом поверх очков. – Вы были очевидцем Исхода? Все ли в порядке у вас с головой?
- Признаюсь, в последнее время голова моя действительно подвергается
значительным перегрузкам. Сейчас я расскажу вам, чем так оскорбил профессора Гольдштейна. Но глотните для начала ваших сердечных капель, Эфраим, я не хочу, чтобы вы окочурились прежде, чем я сполна наслажусь своим триумфом. Все вы слышали, наверное, легенду об Атлантиде, господа (капюшоны зашевелились).
На Земле существовали две могущественные цивилизации - Гиперборея и Атлантида. В 10600 году до нашей эры между ними разразилась ядерная война, вызвавшая извержение вулканов, в результате чего обе цивилизации погибли, скрывшись под водами океана. Уцелевшие атланты мигрировали в Южную и Центральную Америку, часть жречества во главе с домом Атлан ушла в Африку и основала египетское царство. Мы создали фараонскую династию и замыслили осуществление «Библейского проекта».
Проект заключался в создании ментального вируса, позволяющего управлять людскими стадами. Мы должны были избежать повторения трагедии Атлантиды. Контроль над человечеством должен был стать тотальным и всеобъемлющим. Наши ученые установили, что для лишения людей разума, нужно разрушить диалоговое сотрудничество между правым и левым полушариями мозга. Это подтверждалось лоботомией. Когда связи между лобными долями рассекались, левое полушарие переставало «слышать» правое, и человек превращался в покорное животное. Но нельзя же было всем проделать лоботомию! Мы пошли иным путем.
Мы прибегли к закону, сформулированному Гермесом Трисмегистом: «Что внутри, то и снаружи». Переиначив, получим: «Что снаружи, то и внутри». Если в паре «мужчина-женщина» запретить женщину, то в голове мужчины отключится или, по крайней мере, будет надежно заблокировано правое, женское полушарие. Было избрано одно из семитских племен. Мы избрали его… м-м-м, ну, скажем так, за весьма характерную внешность. Они были легко узнаваемы по сутулости, курчавости, носатости и лупоглазости.
Храмовые рабы, они жили вполне себе счастливо, отличаясь трудолюбием и простодушием. Они поклонялись какому-то своему племенному божку, которого их предки перевозили в переметных сумах на ослах и мулах в виде глиняных статуэток. Кажется, его звали Яхве. Под этого бога нами была состряпана сказочка о первородном грехе, о древе познания добра и зла, о змии, заползшем в райский сад, и о том, что женщина уговорила Адама попробовать предложенное ей искусителем яблоко. На этом основании семиты обвинили женщину в сотрудничестве с сатаной, отвергли ее, стали презирать и ненавидеть.
Переплавка личности происходит так: «разморозка – изменение личности – заморозка». Как разморозить личность? Нужно физически и психически расшатать ее, оторвать от привычных связей (лишить семьи, друзей, обычаев, привычек, поместить в тюрьму, отправить на войну или в пустыню). Мы оторвали иудеев от их корней и изолировали в пустыне, поместив в условия чрезвычайные, - жара, лишения, тяготы пути, войны, голод и страх перед грозным Богом. И вот народ разморожен, дезориентирован и напуган. Начинается процесс индоктринации. При общем сборе колен в торжественной обстановке спустившийся с Синая со свидания с самим Богом Моисей зачитывает скрижали завета.
По инструкциям Бога строится сверхценное сооружение - Скиния Собрания, где проводят ежедневные моления и жертвоприношения. В наказание за малейшие нарушения распорядка на стан напускается голод и мор. Неизбежные в условиях передвижного концлагеря восстания топятся в крови. Да-да, мой друг, иудейский стан Исхода был первым в истории концлагерем. Вы прямо обожаете создавать вокруг себя заборы и колючую проволоку с вышками. Возьмите нынешний Израиль, окруженный враждебными государствами, чем не концлагерь?
Мы наблюдали за вашими мытарствами онлайн, через систему видеонаблюдения. Передатчик находился в ковчеге Завета, через него Моисей выходил на связь со жречеством, оставшимся в Египте. Да-да, Моше был нашим человеком, он обладал огромной харизмой и силой убеждения. Это он убедил вас уйти из плодородного Египта в каменистую пустыню, он водил по ней взад и вперед, пока не умерли поколения, помнившие нормальную жизнь. Сорок лет понадобились для того, чтобы ваше племя превратилось в ополоумевших фанатиков, оторванных от корней и убежденных в том, что истина заключена в доктрине яхвеизма, а все, кто сомневаются, должны уничтожаться, как сорная трава.
Но самое ужасное и непонятное, что вас поражало и психически калечило, был запрет на женщину! Женщина – мать, жена, сестра, самое близкое и родное существо, была объявлена изгоем! Кто мог до такого додуматься? Отвечаю – я. Это я создал сказку о грехопадении и изгнании из рая. Не смотрите на меня так, Эфраим, я не сошел с ума. Я атлант, моя реликтовая память пробуждается в полном объеме при каждом рождении в новых телах. - Кондвит улыбается при виде выражения отвращения, недоверия и гнева, исказившего лицо раввина.
– Да-да, мой друг, я был Куратором библейского проекта. Это я являлся Моисею между крыльями серафимов на крышке ковчега. Я давал указания, куда идти и что делать, как быть и как поступать. Я насылал эпидемии моровой язвы и поражал отступников и врагов. Вы все еще не верите мне? Хотите доказательств? Имейте терпение, я дам их вам. Библейский проект выключил одно из полушарий из слаженной работы головного мозга, после чего иудеям была дана возможность основать свое государство и построить Храм.
Затем было совершено рассеяние «вредоносных спор» – Веспасианы и Флавии последовательно разрушали Израиль и вывозили рабов в Европу. Где… отпускали их на свободу. Чтобы они могли сеять свою религию и свой тип ума среди местного населения. В первом веке нашей эры мы создали новую религию – христианство, основанную на пропаганде любви и покорности. Наступил второй этап нашествия на человечество однополушарного ума. Европа, славяне, а за ними и прочие народности – все подпадали под зомбирующий морок простых, но эффектных сказок о грехопадении и изгнании из рая, под гипнопрограммы десяти заповедей, выглядящих так правильно, так привлекательно! «Не убий, не укради» - что же в этом плохого? И вот уже идут крестовые походы, на кострах инквизиции горят миллионы женщин.. Так им и надо, Евиным дочкам, сосудам греха, пособницам дьявола! Аха-ха-ха!
Вы стали ментальным вирусом, заразившим человечество! «Однополушарный ум», взращенный в среде вашего племени, со скоростью пожара начал свое распространение по миру. По людским меркам инсталляция нового типа ума длилась столетиями, по меркам планеты не прошло и пары часов. Это так похоже на обновление операционной системы. По сети приходит ссылка, вы нажимаете на кнопку и вуаля - на вашем компьютере стоит новая, удобная, с красивыми окошками картинка. А то, что она кишит «червями», позволяющими неведомым администраторам управлять вашим девайсом с удаленного доступа, так что в этом дурного?
Забавно было наблюдать, как, лишенные контроля своих старейшин, вы продолжали так же свято соблюдать обычаи, вдолбленные в ваши головы, закон субботы, шабат и прочие праздники. Это уникальный случай работы гипнопрограммы, длящийся вот уже несколько тысячелетий. Когда вы стали врастать в бюргерскую Европу и превращаться в нормальный народ, что сделали мы, чтобы удержать вас в состоянии однополушарных мракобесов?
- Холокост… – шепчет Эфраим, настолько бледный, что седина его бороды на фоне лица выглядит серой.
- Умница! - хвалит его Кондвит. - Потребовалась новая война, новые жертвы, чтобы загнать вас обратно в концлагерь, где во враждебном окружении будут вырабатываться новые поколения фанатиков. Угадайте, что сделаем мы с Израилем, когда в нем вырастет удовлетворяющее нашим требованиям новое поколение ментальных «спор».
- Новое рассеяние… - бескровными губами едва выговаривает ребе.
- Вы удивительно догадливы, мой вислоносый друг. – Кондвит уничижительно смеется. – Как вы думаете, почему вам удаются ваши козни и аферы? Да потому что мы, иерофанты, опекаем вас, наших любимых марионеток! Вы действуете на первых ролях, вы у всех на виду, вас ненавидит весь мир, а нас не видит никто. Ну, где ваш ветхий лапсердак? Что же вы не раздираете на себе одежды и не посыпаете голову пеплом?
- Вы не посмеете… - хрипит Лейбовиц, - нельзя разрушать Израиль…
- Да бросьте вы, - отмахивается Кондвит, - что в нем такого особенного? И, кстати, одним из шагов по разрушению Израиля является инспирированный нами Майдан в Киеве, который вы с таким пылом раздували. Вы возомнили себя неприкасаемыми. Увы, уроки холокоста забыты. Мы напомним их вам. Мир уже подготовлен к мысли, что зарвавшихся евреев пора поставить на месте. Вас пора рассеивать. Как пепел кремации с крыла самолета.
На Эфраима жалко смотреть. Если вначале он перемежал речь американца репликами типа «Фуй, это просто смешно!» «Вы случайно не пишите фентэзи, Роберт?» то к середине рассказа замолк и только водил расплывшимися глазами. Зрелище униженного врага веселит Кондвита, который со смехом «подбрасывает хворост в огонь».
- Вы посчитали, что на последнем саммите хитроумными уловками опозорили меня и лишили возможности стать Владыкой Копья. Вы ликовали, празднуя победу над «тупым янки», когда присущими вам методами подлога и обмана лишили меня триумфа. Умерьте свое злорадство, Эфраим! Я развлекался, развеивая скуку. Вы спросите, какой был смысл претерпевать позор на глазах почтеннейшей публики? Задачей было заставить Копьеносца доставить Копье в Москву. И это случилось! – Кондвит торжествующе повышает голос.
– Артефакт Судьбы доставлен в столицу врага! Магическая защита Гипербореи прорвана! Ни вы, ни я, никто другой не смог бы пробраться сюда с Копьем, духовная мантия России отторгла бы лазутчика. Но не Владыку Копья, ибо он есть Великий Преодолеватель запретов. Русские гиперборейцы являются носителями хаоса и свободы, всю историю они противостояли нам, атлантам, на пути к мировому господству. Любой ценой мы должны установить контроль над родиной Тьмы, Хаоса и Пустоты.
Наши усилия всегда были направлены на слом их воли. Наносились удары Копьем, трижды, руками Карла, Наполеона и Гитлера. Но Россия вновь и вновь поднималась. И тогда нас осенило! Копье должно быть доставлено в Москву! Изнутри оно скорее разрушит Россию, чем извне. И вот, оно вонзилось в сердце вражеской империи! Эпицентр кармического землетрясения находится здесь, я слышу его гул. – Сделав паузу, Кондвит продолжает насмешливым тоном.
- Самое уморительное - наблюдать за потугами куклы, возомнившей себя актером. Вы не чуете, как свербит у вас в анусе, Эфраим? Я слышал, вы страдаете анальными кровотечениями. Геморрой? Анальный фистинг? Нет, друг мой, - американец отставляет средний палец в скабрезном жесте. - Вот пальчик, на котором вы сидите и сучите ножками, чтобы скрыть зуд в прямой кишке.
Лейбовиц сидит понуро, взгляд его устремлен в одну точку.
- Д-долго ж-ж-ж-же в-вы г-готовились к-к м-мести… - шепчет он и вдруг, ахнув, хватается за сердце и соскальзывает под стол.
Капюшоны подаются вперед, чтобы разглядеть, не хватил ли их коллегу удар, как вдруг тот выныривает с противоположной стороны стола, из рукава его выскальзывает «сика» - кривой короткий нож убийц-сикариев - и перехватывает горло «атланту».
«ВСТАВАЙ, СТРАНА ОГРОМНАЯ!»
Это страшный сон. Он длится и длится.
Пальцев на правой руке не осталось.
Стол залит кровью, занавеска стала кумачовой, как знамя.
Делаю вид, что согласна позвонить. Держу прижатой кнопку айфона. На экране появляется надпись «Введите код разблокировки». Я ввожу не те цифры, система «антивор» начинает выть так, что слышно, наверно, на улице.
Бандиты выхватывают телефон и топчут его ногами. Сирена воет громко и страшно.
Василий Акимович просыпается от завывания сирены воздушной тревоги.
Немцы снова бомбят наши города.
Темная фигура стоит у кровати. Виден отблеск закопченных очков, да щетинка на впалой щеке. На обгорелой бескозырке из надписи «Стерегущий» уцелели только буквы «ег».
- Толя, ты? Что случилось? Почему воет сирена? Кто кричит?
- Раненые.
- Где немцы?
- В лагере уже.
Поворачивается друг военной юности, и Василий Акимович обмирает: нету у Толи лица, обугленная голова щерится черникой закопченных зубов. Изморозь сковывает спину, стискивает сердце ледяной рукой.
- Прости меня, Толя! – рыдает старик без слез, потому что влаги в организме не осталось. – Прости, что кушал я тебя, мертвого, прости!
- Не вини себя, Вася, сам я себя сжег.
- Как же сам… немцы тебя сожгли.
- Немцы тут не причем.
- Немцы! Они во всем виноваты. Фашисты проклятые!
- Да что ты заладил – немцы да немцы! Сам я себя сжег, добровольно! Чтобы вас накормить. Вы же от голода помирали.
- А ты ничего не путаешь, гражданин Колкин?! Они нашего согласия не спрашивали, когда пришли захватить советскую землю, поработить наш народ!
- Не кипятись, Вася, - свет струится из глазниц закоптелого черепа. - Поверь мне. Так все и было.
- А ведь ты легко тогда умер, - «завидует» Василий. – Сгорел и поминай, как звали! А я тут мучаюсь девятое десятилетие, моча из меня выливается, раны болят, ноги отмороженные ноют, ходить не могу. Вот казнь! А мы, дураки, гестапо боялись…
Толя кладет на плечо друга обугленную руку с веточками-пальчиками.
- Ты из породы несдающихся, Вася, вот жизнь тебя так долго и учит. Соберись. Пришла пора последнего испытания.
- Умереть? Так я давно готов…
- Нет, Вася, есть у тебя на земле еще одно дело.
- Да какое у меня может быть еще дело?
- Это в твоей жизни самое важное задание. Ты для него остался жить. Слышишь, твоя внучка кричит?
- Дашка? С матерью, небось, ругается…
- Мучают ее, пытают.
- Кто?
- Каратели.
- Девочку? За что?!
- Вставай, Вася, ты должен ее спасти.
С кухни доносится звон разбитой посуды, грубые мужские голоса, девичьи вскрики и стоны.
«Дашутка! Ах, вы, гады! Зубами буду грызть… а зубов уж не осталось… рвать,
душить буду руками… а пальцы-то не сжимаются. Как отбиться от молодых да здоровых бессильному старику?»
Толя протягивает воспламенившуюся руку.
- Вставай, Вася! Тебе ее спасать, больше некому. Ты тут единственный мужчина.
Изможденный старик хочет подняться, но лишь бессильно возится под одеялом.
- Нету сил, помираю…
- Ты что же это, Василий? Совсем с ума сошел? Его внучка погибает, а он помирает!
Нина плывет на фоне зимнего леса, - строга, молода и красива, прозрачные глаза ледком подернуты, в кирзовых сапогах, в штанах и фуфайке, за спиной сидор солдатский, на голове шапка-ушанка с красной звездой, на горле «синенький скромный платочек». Только не платочек это, а синяки от твоих пальцев. И не простужена Нина, а хрипит сломанными тобой горловыми хрящами.
- Ниночка, - лепечет Василий Акимович, - здравствуй, радость моя… Прости ты
меня, бога ради, что задушил я тебя тогда. Я тебя всю жизнь вспоминал и любил! Прости, ослабел я совсем, не могу подняться. Вот до чего дожил, стыд мне и срам!
Траурные ленты змеятся над мертвой невестой.
- Вставай, Василий! Внучку твою терзают нелюди. Некому ее защитить, кроме тебя.
Порыв ветра распахивает поставленную на вытяжку створку стеклопакета, в комнату врывается черный дым с проспекта, где горят столкнувшиеся автомобили, свивается в фигуру немецкого диверсанта в зимнем камуфляже.
Утирает Гришка Гуськов сажу с губ, усмехается.
- Гляжу, Вася, не обойтись тебе без меня. Али помочь?
- Помоги… - кряхтит старик.
- А ведь ты меня предателем считал.
- А я и сейчас так считаю!
- Ну, и дурак! Ничего-то ты в жизни не понял. Внучку его убивают, а он кобенится.
- Помоги, Григорий, чего болтать зря.
- А ты попроси! Хорошенько попроси. Тогда, может, и придет тебе на помощь
Григорий Пантелеевич.
- Прости меня, Гриша. Помоги, если можешь. Не для себя прошу, внучку помоги
спасти.
- То-то! Гришу Гуськова никто не любит, все презирают, а край приходит, на колени падают: «Хосподи, помоги!» Думаешь, я тебе помогаю? Внучку я твою спасаю. Кто меня от чистого сердца поцелует, для того я все сделаю. Вот за что ты меня ненавидишь? За то, что накормил я тебя человеческим мясом? Так ведь накормил же, от смерти спас! Ты бы там в голодный обморок брякнулся, да и замерз бы к чертовой матери. Кто б за твою внучку вступился, кабы ты тогда в лесу помер? Да и не было бы у тебя никакой внучки. Я тебе все это подарил, а ты, слепой придурок, не видишь, кто твой настоящий благодетель! Ну, Васька, говори, будешь со мной мясо жрать, да не баранину – человечину?!
- Буду, Гришаня!
- Тогда вставай, старый хрыч! Причащайся самой силе Жизни! Жри, не обляпайся!
«ГАВВАХ!» - с беззвучным хлопком одной ладони втянулся Черный дым в умирающего старца.
Глаза Василия Акимовича распахнулись – черные, неподвижные, выколотые под ключицами тюремного смотрящего.
За спинкой кровати вспыхивает партизанский лагерь.
Горят деревни и города. Горят Дома Профсоюзов в Одессе и Киеве.
Горят психоневрологические интернаты, кинотеатры и дома для престарелых.
И гулы, и взрывы, и стоны, и ревущие стада, угоняемые в эвакуацию под душераздирающий вой пикирующих бомбардировщиков, и сирены воздушной тревоги, и крики женщин, и плач детей, и лай овчарок, и автоматные очереди, и лающие команды «Вег! Лог! Шнель!» - захлестывают малую спаленку.
Погибший в авиакатастрофе хор имени Александрова грянул «Священную войну».
«Встава-а-а-ай, страна огромная! Встава-а-ай на смертный бой!»
Девятый вал всенародной ярости вздымает полутруп на смертном одре.
С утробным стенанием, вцепившись в спинку кровати, Василий Акимович потягивается и садится. Если бы у него были вставлены челюсти, они бы хрустнули и раскрошились сейчас.
МАВЗОЛЕЙ. ЯВЛЕНИЕ КОПЬЕНОСЦА
- Кайся, - хрипит Лейбовиц американцу в ухо, - либо я зарежу тебя, как пасхального барана! Всем сидеть! – кричит он вскочившим членам Синклита. - Бо я выцежу с него кровь медленно и по капле, он будет умирать на этой плите в мучительных судорогах, как то и положено козлу отпущения!
Вид Эфраима неистов, налитые кровью глаза выворачиваются из орбит.
Сэр Роберт, напротив, сохраняет хладнокровие. Замерев в боковом наклоне, он осторожно выпрастывает из рукава сутаны свою правую руку.
- Вы не хотите взглянуть, что у меня в кулаке, Эфраим?
- Что у тебя может там быть, жалкий англосаксонский ублюдок?!
- А вот, - сэр Роберт чуточку разгибает пальцы. - Как вы думаете, что это?
- Говори сам. Мне надоело играть с тобой в загадки!
- Это пульт управления от вашего кардиостимулятора. Вам вшита в сердце бомба. БОМБА, Эфраим! Так что не причиняйте мне страданий, чисто конвульсивно я могу нажать на кнопку, и тогда ваше сердце остановится…
Так они застывают, не в силах оторваться друг от друга.
Эфраим понимает, что если он уберет нож, то Кондвит его умертвит. Также и Кондвит понимает, что, если он нажмет на кнопку, Эфраим успеет перерезать ему горло.
Двойной узел может быть развязан только явлением ума высшего порядка.
Таковой является.
Последний из пришедших на заседание «монахов» вынимает из рукава сутаны и со стуком вертикально верх ставит на стол… Копье Судьбы.
Окисленный клинок сливается с черными прожилками на камне и словно пускает корни, нервы, нейронную сеть, захватывающую оцепеневших членов Синклита, как мух, в свою паучью паутину.
- Вау, - с бледной улыбкой выдыхает Кондвит, - Надеюсь, это не подделка!
Из темноты на инвалидном кресле подъезжает к столу Великий Магистр.
- Копье достигло Мавзолея, - говорит он тихим голосом. - Принесший его является претендентом на верховную власть. Прошу вас, снимите капюшон и позвольте нам увидеть ваше лицо!
Помедлив, незнакомец скидывает капюшон.
Нож из руки Лейбовица выпадает на колени Кондвиту. Ребе без сил повисает на недруге. Американец отшвыривает оружие в темную глубину зала.
- Раски! – выдыхает он, подавшись вперед. – Но как ты проник сюда?
- Это предательство! – раздаются голоса. - Заговор!
- Нас хотят погубить!
- Зря мы съехались сюда, в сердце враждебной России!
Во всеобщей сумятице спокойствие сохраняет один лишь Великий Магистр. Сдвинув черную повязку с изувеченной глазницы, он внимательно изучает Копьеносца.
Вначале Сергею кажется, что шрамированная глазница под седыми иглами бровей пустует. Но нет, в ней теплится особое излучение. Скворцов подключает ресурсы кибер-морганного зрения и… фигура фон Штауфенберга меркнет, делается плоской, живыми в ней остаются только выбитый пулей глаз и ампутированная кисть, висящие в
сумраке в виде архетипических образов – ОКА и ДЛАНИ.
Астральным глазом Копьеносец Гитлера изучает нового Владыку, охваченного аурой в виде ветхозаветного пророка, одетого в белоснежные, обагренные кровью одежды.
- Велик Господь и милосерден! – склоняет голову Магистр. - Вижу Великого Потрясателя Копья Судьбы. Встаньте, господа! Перед нами новый Шекспир!
Члены Синклита растерянно поднимаются.
- Приветствуем! – повторяют они вслед за Магистром.
- Можно было и не вставать, - жестко усмехается Скворцов. – Я лишен тщеславия.
- Мы кланяемся не вам, а Копью! – ревниво уточняет Кондвит.
- Довольно же, Роберт! – одергивает его Магистр. – Так или иначе, но вы проиграли. Все помнят правило? «Тот, кто принесет в Мавзолей Копье, становится новым Великим Магистром «Пангеи» и получает абсолютную власть».
- Нет! Раски не может быть нашим главою! – протестует Кондвит.
- Я согласен с ним, я не буду вашим главою! – Скворцов встает и обводит Копьем ряды Капюшонов. - Все вы, кто так самонадеянно планировали расчленение моей Родины, не знаете еще одной русской пословицы: «Не делите шкуру неубитого медведя». Русский медведь не убит, пока жив хотя был один из его медвежат. Я, сын Великого Медведя, пришел сегодня за вашими шкурами!
Копьем он вспарывает на себе сутану и задирает свитер, демонстрируя тяжеловесный в своей смертоносной убедительности «пояс шахида».
ПОСЛЕДНИЙ БОЙ СТАРОГО ПАРТИЗАНА
Из ванной слышится шум воды, кто-то открыл кран.
В дверях кухоньки, как привидение, появляется старик, одетый лишь в майку и голубой памперс. Старость сняла скальп с Васьки Жукова, выбила зубы, обожгла лицо паяльной лампой. Сломала суставы. Иссушила мышцы. Когда Даша была маленькой, дед-партизан казался ей сказочным великаном, с ним ничего не было страшно. Сейчас на пороге кухни маячит дряхлый старичок, в руке у него трясется старая синяя груша.
- Во! – удивляется Верзила. - Покойник встал. Тебе чего, дедуль?
Трясущаяся рука протягивает ему спринцовку.
- Вы же из Общества инвалидов, ребяты? – шамкает старик запавшим без вставных челюстей ртом. - Запоры у меня, неделю как не срамши… Клизму мне это… сделать надо… Помог бы ты мне маненечко, добрый человек. Сил нету это… нажимать, вода в жопу не идет…
Умора! Дедуган выжил из ума и ни в зуб ногой не соображает, что происходит у него на кухне. Верзила кладет нож на стол, вытирает окровавленную руку о передник и берет деда под локоть.
- Пошли, батя, будет тебе клизма.
- Пошли, ага… Только ты это… осторожнее, не обляпайся…
Подагрические пальцы сжимают резиновый бочок, из носика спринцовки прыскает красный фонтанчик - Верзиле в глаза, - тот, ахнув, захлопывает лицо руками.
Старик шаркает к Старшему, этому тоже брызжет в лицо из клизмы.
Верзила испускает дикий вопль. Старший отшатывается, схватившись за полыхнувшие огнем глаза, пытается их прочистить, но лишь сильнее втирает в склеру настойку красного стручкового перца.
У Даши высыхают слезы, настолько лютым делается выражение лица у дедушки! Даже цвет глаз у него изменился - зрачки сделались черными, как тюремный чифир. Заваривать такой «первяк» умел один пахан в Лукьяновском СИЗО.
Скрюченная кисть, похожая на огромную куриную лапу, берет со стола нож, которым только что рубили разбросанные по столу пальчики с обгрызенными заусенцами. Под дряблой кожей натягиваются сыромятные ремни мышц, тетивы сухожилий. Согнутая спина распрямляется, выпинаются мослы и кости, словно сквозь старческое тело проступает экзоскелет.
- Дашка, - шамкает дед, - не шмотри...