— Ах, ты, стрекоза!
Танечка и сейчас, став Татьяной Васильевной, словно слышит теплый бабушкин голос и свой детский смех.
Ножкой, ручкой, шажок, прыжок... Ей кажется, что точь-в-точь, как у балерины в телевизоре. Бабушка вяжет и поверх очков наблюдает дуэт белого лебедя и рыженькой Тани. Как сказать внучечке, что ручки попрямее надо, а ножки повыше? Вдруг обидится. Пусть в свое удовольствие пляшет.
А Танечка кружится... Даже, когда бабулечкино лицо сменилось на серьезную приемную комиссию, она не боялась. А зря... Подошла строгая худая дама, задрала ей ногу так, что Таня от боли присела, и отвернулась, отрицательно покачав головой. Мир балета рухнул, накрыл декорациями и перьями от пачек. Мечта умерла!
Вышла Таня, в коридоре отревелась, а к бабушке вниз уже спокойная спустилась. Ей нервничать нельзя, болеет. «Я, — говорит, — сама передумала».
Бабушка теплую ладошку поймала, сжала ее тихонечко и конфетку вложила.
И не знала Таня, что бабушка свое детство вспоминает:
«— Аннушка, ну так же нельзя! Ты не стараешься!
Строгое лицо, поджатые губы, брови недовольно сдвинуты. Что бы я ни делала, все не так. Не хлюпай, не подпирай голову, не смотри в окно, когда старшие к тебе обращаются... Не, не... не... А так хочется схватить аккуратную стопочку книг и об пол! И пусть их умные страницы помнутся, помучаются так, как Аня. «Вот стану бабушкой, я никогда-никогда так делать не буду!»
Растаявшую в детской руке бабушкину карамельку Татьяна вспоминала при каждой неудаче. Плохо все, а она ладонь сожмет и снова в строю.
Вот сейчас после болезненного расставания в горы махнула. Весь полет барбариску держала, выходить пора, а ладонь зеленая. Хорошо, таможня не обратила внимания, как объясняться...
Лыжи освоила недавно, а тут захотелось оторваться, на самую сложную трассу и вниз. Летит, с трудом правой лыжей притомаживает, а там дальше за ногой обрыв. Ну вот, наконец, на простор! Вокруг Татьяны разноцветные фигуры ловко проносятся, ей не догнать, ну и ладно...
Завертелось все: ноги, лыжи, палки. Толчок и тьма. Холодно и нога как-то неудобно. Пошевелилась, бок болит. Темнота светлеет и резко белым в глаза. Спасатель вколол что-то, до подъемника довел и вниз отправил. Ну что, Танечка, накаталась? А впереди еще целая неделя.
Перед самым отъездом, все еще чуть прихрамывая, набрела на старую кофейню. На ней приглашение на поэтический вечер «Экспромт». Решила зайти. Молодой человек, смутно напоминающий Пушкина кудрявостью, спросил ее имя и тут же прочел:
Я вниз смотрю в траву с балкона,
Как вы изменчивы, Татьяна,
И только правый берег Дона
На левый смотрит постоянно.
Вы шаловливо-непреклонны,
То маните, то прочь так рьяно,
Красивые глаза Мадонны,
И в сердце колотая рана...
Зал аплодирует, «Пушкин» кланяется, а Таню словно обожгло что-то в полумраке зала. Глаза... Как жалко, что завтра домой!