С приходом февраля погода совсем поменялась, и ещё больше запахло весной. Теплее стало греть солнце, мороз ощущался лишь по ночам, запели весенние песни птицы и дворовые коты.
Ранним утром я направлялся к храму, нужно было отслужить молебен для Марии Фёдоровны, решившей отправиться проведать сына в Большом городе. На пустынной дороге, заметил одинокую, несуразную фигуру, ковылявшую мне навстречу. Я без труда узнал Свету Рогову, жившую сразу за сельмагом, располагавшимся напротив храма. Света Рогова – это женщина средних лет, с восковым, одутловатым лицом, сутулая, слегка перекошенная, оттого издалека, казалось, что она горбатая. Свете как-то не очень посчастливилось в жизни. Жила она с матерью и старшим братом. С самого детства её обижали сверстники в школе и здесь, в селе, обзывая Феей Морганой. Её не любили учителя, не обращали внимания мальчики, скорей всего за несуразный внешний вид. Поначалу, Света росла очень добрым и любящим ребёнком, но сплошные неудачи, ощущение неприязни от окружающих, откладывало в ней злобу и ненависть ко всему окружающему. Училась она хорошо, даже могла быть отличницей. Это скорей всего, чтоб доказать всем и каждому, что она многого стоит. Но, отношение к ней, по-прежнему, не менялось.
После смерти матери, единственного искренне любящего её человека, Света осталась со старшим братом Олегом, успевшим, к тому времени, подсесть на наркотики, и сильно злоупотреблявшим спиртными напитками. Олег без зазрения совести выносил практически всё из дома, меняя хорошие вещи на выпивку и траву. Вероятней всего, парень мог бы пропить и жильё, только внезапно пропал, до сих пор, неизвестно куда.
Света стала жить одна. Она ещё больше озлобилась на весь мир, буквально проклиная всё вокруг, сетуя, как несправедливо обошлась с ней жизнь. Работала женщина кассиром на железнодорожной станции в Покровском. Денег ни на что не хватало, и она приняла на квартиру семью приезжих, весьма странных людей. Никто не знал толком, откуда они приехали. Это были мать с двумя взрослыми детьми – старшей дочерью лет шестнадцати и мальчиком, младшим сестры на пару лет. Женщину звали Раиса – высокая, стройная, с большими глазами, напоминавшими ягоды черники. Её дочь Лина, хоть и невзрачная, среднего роста, с очень печальным взглядом, могла запросто сойти за привлекательную красавицу, таившую в себе какую-то загадку. Ходила Лина в любую погоду, круглый год без головного убора, с неизменной причёской – заколотой копной тёмно-русых волос, чуть выше затылка. Её брат Вовка, совершенно не схожий с сестрой, наоборот отличался статным видом, крепким телосложением, и походил на представителя кавказкой национальности. Но, объединяло эту семейку одно – некая скрытность, замкнутость, не желание общаться с окружающими их людьми.
Раиса, в последнее время, иногда захаживала в храм. Я знал, что она никак не может устроиться на работу. Аля рассказывала, как женщина несколько раз, настойчиво пыталась устроиться работать в школу, и что она имеет диплом об окончании педагогического ВУЗа. Но, ей почему-то отказали. Ездила Раиса, несколько раз, с той же целью в райцентр, опять же безрезультатно. Из небольшого опыта общения с ней, я заметил, что женщина она, мягко говоря, странная. Скорей всего, имела проблемы с головой. Вовка, бывало, также прибегал на службы. Я как-то предложил ему помогать мне в алтаре, за это позволял брать продукты с панихидного стола. Он, вроде бы и согласился, только являлся, когда ему вздумается, и то не каждый раз. Разговаривал Вовка сильно заикаясь, на вопросы отвечал неохотно, слишком долго думая, складывалось впечатление, что мальчик немного отставал в развитии. Самая адекватная из них, казалась Лина. Девушка живо отзывалась на просьбы помочь, общалась хоть и без особой охоты, зато всегда в запасе имела доброе слово, а месяц назад изъявила желание петь на клиросе. И всё-таки что-то странное, я бы сказал необъяснимое, скрывалось во всей этой семейке.
Поравнявшись с магазином, Света Рогова остановилась и перекинулась несколькими словами с топтавшимися там любителями горячительных напитков. Я даже за несколько десятков метров услышал её гугнивый голос. Алкоголики принялись зазывать разделить с ними бутылку, но женщина лишь отмахнулась, пошагав дальше по дороге, мне навстречу.
Уже за несколько шагов от меня, Света остановилась, презрительно выпучив на меня злобные глазки. Она ненавидела меня, равно как и церковь и кто в неё ходит, больше всех, считая нас гнусными людишками, зациклившимися в своём мракобесии. Её мама, когда-то, ходила к нам в храм, исполняла послушание казначея. Все её любили за внимательное отношение и кроткий характер. Но, однажды она перестала посещать богослужения, затем и вовсе отказалась от Бога, говоря: «а что мне дала эта ваша церковь?» Позже выяснилось, тётя Оля, так звали мать Светы, посещала храм, в надежде, что это поможет её сыну избавиться от пагубных привычек. Когда такое не произошло, женщина разочаровалась, озлобилась и о вере не желала ничего слушать. Ну, а Света подхватила такую идею, как лишний повод кого-то, или что-то ненавидеть.
- Мамины бусы, - промымрила Света, зыркая на меня презрительным взглядом.
Она вытянула ко мне руку с распростёртой пустой ладонью, проговорив то же самое:
- Мамины бусы, - сказав это, Света неожиданно плюнула на меня.
Плевок пришёлся против ветра, так что слюна обляпал её ветхое пальто и часть лица. Злобно выругавшись, женщина небрежно утёрлась и пошагала дальше, бормоча всё те же два слова: «Мамины бусы».
- Что это с ней? - спросил я у забулдыг, показывая на удаляющуюся Свету, приблизившись к магазину.
- Кто её знает, - пожал плечами один из них. - На вид, вроде, не выпившая. Твердит одно и то же: «мамины бусы, мамины бусы», будто пластинка заела.
- Видно же, не в себе она, - заговорил второй. - Хотя бы рассудка не лишилась. Жалко бабу будет. И так судьба у неё тяжкая.
- А чего за бусы то? - продолжал спрашивать я.
- Красные, огромные такие горошины. Светка их на шее носила, в последнее время. Говорила, от матери достались. Ничего особенного. Не знаю, чего ото её так переклинило, - сказал первый.
- Ну, как же, - махнул на товарища рукой первый, - память всё-таки. Мать уж как третий год преставилась.
Попрощавшись с мужиками, я отправился к храму, где уже ожидала Мария Фёдоровна, напоследок оглянувшись на дорогу. Светлана, одинокой фигуркой ковыляла в сторону мостка, изредка останавливаясь, поправляя постоянно сползающий платок.
дальше будет...