Автобусный тет-беш
Тет-беш – две марки с перевёрнутыми
один по отношению к другому рисунками,
не отделённые друг от друга.
В утреннем автобусе едет молчаливая сосредоточенная толпа, с редкими, быстро затухающими перебранками. Плотно прижатые друг к другу пассажиры сонно пошатываются и дружно подпрыгивают вместе с машиной. Посадка, похожая на паническую эвакуацию, быстро сменяется мирным посапыванием и терпимостью к неудобствам.
Вечером та же толчея, та же спешка, иной раз тот же самый автобус, но люди как будто с другой планеты. Они поддерживают разгоравшиеся споры и охотно позволяют втянуть себя в перебранку. Бывает так, что пассажиры автобуса по какому-либо поводу разделяются на два враждебных лагеря, и каждый горячо отстаивает своё мнение до тех пор, пока конечная остановка не предъявит свой примиряющий аргумент.
В один из осенних вечеров беременный доброй сотней уставших людей автобус, с тяжёлым уханьем приседая на рытвинах, ехал от центра к новому микрорайону, расположенному на окраине города. На задней площадке у бокового окна стояли два паренька лет шестнадцати, умеренно подвыпившие, высокие и костлявые, как и полагается акселератам, с длинными до плеч волосами.
Тот, кто повыше, находился в самом превосходном настроении: постоянно оглядывался по сторонам и, обращаясь к своему приятелю, жизнерадостно матерился, не понижая, как того требуют неписанные правила общественного транспорта, голоса. Он ежеминутно по поводу и без повторял, видимо, понравившуюся ему фразу:
- Ты посмотри, Колюнь! Уже стемнело, а нас ещё куда-то везут. – И довольный своим пьяным остроумием радостно смеялся. Ему было явно недостаточно чувствовать себя весёлым в одиночку и хотелось заразить своим пьяным счастьем окружающих.
Второй бессильно облокотился на кассовый аппарат, гулко икал и тоскливо смотрел в окно, периодически ударяясь о него лбом, и на все разглагольствования товарища отвечал одним коротким выдохом:
- А, похабень!..
По закону отрицательной индукции вокруг них создалась зона напряжённого молчания, которое поздно или рано неминуемо должно было разрядиться, так как при всей терпимости пассажиров задней площадки до конечной остановки было ещё далеко. Через несколько минут представился и случай. Лежавший на кассовом полуавтомате парень икнул громче обычного и сплюнул на стенку автобуса.
Стоящие рядом пассажиры брезгливо отшатнулись, а один раздражённо бросил:
- Поаккуратнее! Пить, салаги, не умеют, а туда же…
- Это кто «салаги»? Тебе что надо? Сам салага! – взвился петухом весельчак. При всей своей глуповатой безусости ещё детского лица, благодаря своему высокому росту выглядел он всё-таки внушительно. – Не видишь, плохо человеку! Он же не на тебя плюёт, а в стенку… Ещё – «салаааги»… Сам салага!
Возмутившийся мужчина, не ожидая такого бурного отпора, быстро сник и отвернулся. Однако начало реакции разрядки уже было положено и теперь её течение мало зависело от самих зачинщиков.
От двери раздался громкий и уверенный голос:
- Володька, это ты? Чего они к тебе лезут, салажата? – Атлетически сложённый мужчина, уцепившись за поручень, приподнялся над головами и отыскал глазами своего знакомого.
Тот кивнул в сторону ребят и раздражённо произнёс:
- Да вон, нажрутся… молокососы, а потом их тошнит!
- Кто «нажрались»? – Снова огрызнулся весёлый, но уже без прежнего запала в голосе.
Его пассивный товарищ в очередной раз громко икнул и снова плюнул куда-то за кассу. И произнёс привязавшееся:
- А, похабень!..
И пассажирская плотина прорвалась. Все одновременно загалдели, завозмущались, обрушив на парней вполне заслуженные упрёки. Стоявший у двери «атлет» рвался в бой, но сдавленный со всех сторон людскими телами мог только, подтягиваясь за поручень до самой крыши, кричать:
- У-у-у, салаги! Шеи им намылить надо! Щенки! Ещё молоко на губах не обсохло, а матерятся… Салаги!
Чувствовалось, что присутствие посторонних и собственное трезвое состояние мешает ему выразиться ярче и разнообразнее, и он снова выкрикивал всё то же прилипшее к языку слово «салаги». Стоящая рядом с ним женщина дёргала его за рукав и тихо говорила:
- Да угомонись, ты. Без тебя разберутся…
Постепенно, выплеснув накопившееся возмущение, все стали успокаиваться, так как справедливость оказалась восстановленной довольно легко: виновных обругали и заставили замолчать, а пострадавшего мужчину не дали в обиду.
Но тут икавший паренёк, закрыв рот рукавом плаща, замычал и стал проталкиваться к выходу. Все дружно потеснились, чтобы поскорее пропустить его, и даже стоявший у дверей и только что рвавшийся в бой «атлет» дружелюбно заметил:
- Эх, пацан, пить ещё не умеешь…
Двери открылись и парень неуклюже спрыгнул на мокрый от дождя асфальт. За ним вышел тот самый Володя, на защиту которого встали все пассажиры. Вышел с умыслом. Это стало ясно сразу после того, как стоявшая у заднего окна девушка вскрикнула:
- Он, смотрите!
Автобус, натужно погудев закрывающимися дверьми, поплыл по сверкающей в свете фонарей дороге, оставив на пустынной улице худого паренька, скрюченного в приступе тошноты, и Володю. Последний держался на ногах с завидной уверенностью и поглядывал вслед удалявшейся машине. Левой рукой он держал мальца за плечо, и вся его поза была настолько недвусмысленной, что тот-то девичий голос жалостливо произнёс:
- Чего он не убегает, дурачок? Чего ждёт?
Все, кто мог, прильнули к окнам, даже «атлет» забеспокоился:
- А зачем Володька вышел? Ему же дальше ехать?
- С пьяным, небось, сладит, - вставил кто-то.
Володя не стал дожидаться пока автобус отойдёт достаточно далеко. А может быть ему льстило наличие зрителей: всегда приятно побеждать, когда на тебя смотрят. Он широко размахнулся правой рукой и ударил парня в живот.
Тот быстро и послушно согнулся, как треснувшая соломинка. Противник отпустил его, сделал шаг назад и, примерившись, ударил ногой в лицо.
Парнишка вскинул голову, но разогнуться не смог и беспомощно повалился в лужу.
Автобус завернул за угол и прибавил скорость. Пассажиры задней площадки возмущённо загудели:
- Зачем он его ногами бьёт?
- Ведь мальчишка совсем. Ещё убьёт его.
- А ты чего стоишь? Друг называется… Что же ты его одного отпустил?
- Беги быстрее к нему!
Растерявшийся, а может быть и струсивший, ещё так недавно отчаянно хамивший акселерат молчаливо стал проталкиваться к двери.
- Не бойся, малый, я с тобой! – подбодрил его «атлет». Ты один с Вовкой не справишься… Ногами он, конечно, зря. Дал бы пару разу по морде – и все дела.
- А я тебе сказала – стой! – раздался громкий женский шёпот. – Без тебя разберутся. Попробуй только выйди…
«Атлет» присмирел и начал советовать:
- Ты к нему близко не подходи. Он, чертяка, здоровый. Руки вот так вытяни, вроде схватить хочешь, а сам ногой ему в пах. У тебя ноги длинные, так ты ему в пах, понял? Это самое верное дело. Только, смотри, не промахнись. А то и тебя уроет…
Окружающие поддержали:
- Ты быстрее-то беги. Он там его наверное измордовал всего…
- Может автобус остановить?.. – неуверенно заметил кто-то.
- Ты знаешь, что попробуй, - снова подал голос «атлет», решивший изменить намеченную им же самим ранее тактику драки. – Ты его здесь подкарауль. Если он пешком пойдёт, то сбоку на него выскочил и – в пах! А?!
- Чего караулить? Надо тому помочь…
- Он пешком и не пойдёт. Будет ждать следующего автобуса.
- Он же не будет стоять рядом с человеком, который лежит весь в крови. И может уже убитый. Непременно пойдёт сразу к следующей остановке. Можно и подкараулить…
Автобус наконец остановился, хлопнул дверьми и длинноногий парнишка побежал по пустой улице. Эти несколько остановок обычно были малолюдными и автобусы зачастую даже не останавливались на них.
За окнами в ядовитом свете люминесцентных ламп по обе стороны дороги тянулись низкие одноэтажные домики удивительно похожие друг на друга. Но через полтора километра покажутся светло-серые громады построенных или только строящихся многоэтажек, украшенных, как корабли в праздники, длинными гирляндами лампочек и освещённых прожекторами со стрел подъёмных кранов.
***
1975 год.