– Почему ты грустный, папыч?
– Скорее, усталый…
– Почему? Расскажи.
– Сходу слов не находится.
– А не сходу?
– Не сходу… Давай ты поиграешь с ребятами на площадке. А я поищу слова.
– Обещаешь? – Настя уже сделала шаг к качелям-каруселям, но оглянулась в сомнении на папу. – Скажи: обещаю.
– Обещаю… – послушно повторил Олег.
…Но как я объясню ей, что такое смерть? Что вот такой-то дядя – Доброжилов – был, а теперь – его нет? Ведь я сам не знаю, что такое «есть». И что такое «нет»… Есть ли граница. Или она только у меня голове? А по смыслу быть и не быть – одно и то же…
Олег стоял на краю детской площадки. Настя вприпрыжку подбежала к колченогим качелькам и стала с сочувствием разглядывать тщетно дрыгающуюся на них ровесницу.
…Какая она? То она приметливая и рассудительная, какими бывают не все «большие», а то пуганётся пролетного кабыздоха и расхнычется, как маленькая, прячась за папиной штаниной. Кто ей подскажет, поможет? Кроме меня, некому. И значит, я должен быть. Не быть мне нельзя…
Олегу вспомнились «до» и «после» смерти Доброжилова. Их последний разговор: пустой охотничий домик, призыв примкнуть к протестникам, отказ от «клоунады». То же было, и когда его уже не было: одни настаивали, что он всегда боролся до конца, другие – что лишь пока борьба не выродится в фарс. А истина, как всегда, была рядом. И она была – смерть.
Олег подошел к кирпичной «Стене счастья», облепленной эмалями вдохновенных кружковцев. Вот золотая ладья скользит к лазурному горизонту. Вот белый небесный кот беззаветно «фазит» на пухлой перине облака. А вот – тайны деревенского лета: трио алых вишен, дощатый зеленый забор и на нем криво, белым мелом – «Паша, я тебя люблю».
Врачи сказали, Доброжилов умер во сне. Ощутил ли, что это уже не сон, а… совсем другое? Успел ли о чем-то подумать в промежутке между «сном» и «не сном»? Да и был ли он, этот промежуток? Врачи этого, конечно, не знали. В сути дела, как обычно, никто не разобрался. Скорбели, тостировали, считали. В ресторане Окоемов горланил «Бродяга к Байкалу подходит…», Ионина рыдала, Нико сидел с костяным мертвым лицом. «Точка Овна», ванговали эксперты, пойдет с молотка. Холдинг Магомедова собирал «ярды» на контрольный пакет.
…Мир не стал другим. Я мечтал вычеркнуть ХХ век, как прожитый день в календаре. Не вышло. Я думал, герой революции-ХХ сумеет опрокинуть империю-ХХI. Куда там…
Но жажда справедливости – осталась! Ведь тысячи людей вышли на Царицынскую, на Марсово, на «Сковородку». И теперь я сам, вечно второй, человека при…, за…, должен стать человеком номер один. Как, почему, готов, не готов – меня не спросили. Не Рогожин, не Молодцов, не Асаинов – я один должен вести толпу против Левиафана, потоптавшего и растерзавшего, наверное, миллионы таких ероев.
Что теперь делать? Для Насти вот я должен длить и длить свою жизнь. За «свободу», какую-то там «справедливость», «народ» – пойти на смерть. Но я же не Божий сын, простой смертный. Меня заколотят в деревянный ящик – его забросают глиной бухие могильщики. И воскресения мне не будет. Я больше никогда не вернусь…
Настя и ее новая подружка с качелек переместились в песочницу. Половину ее заполнял тучный мальчик, к которому вроде и бежали девчонки.
Но что-то у них не заладилось. Вначале качельная девочка и избыточный мальчик стали бороться за крошечный красный совочек. А потом Настя взяла обеими руками ледянку (откуда там взялась ледянка – в середине лета?) и начала методично охаживать ею тучное мальчуковое тело.
Набежали бабки-няньки…
– Ну разве так можно? – Олег вытянул Настю из песочницы. – За что ты его?
– А почему он не отдавал совок? И щипал Варю?!
– Щипал? Такой здоровяк?
– Он – вред…
– Но совок был его?
– Нет, папыч. Ну, как ты не поймешь? Они раньше вместе копались в песочнице. Варя дала ему совок поиграть. А он не отдаёт…
Они уже шагов сто отшагали от площадки: здесь их никто не услышит.
– Так ты, значит, вступилась за Варю?
– Ну да.
– Ну, тогда ты молодец, малышик.
– …А ты нашел подходящие слова, папыч?
– Слова? Где там… А можно, я скажу какими есть?
Настя выразительно кивнула.
– Помнишь, я рассказывал, что работаю с одним дядей – с Доброжиловым?
– Помню. У него репейные брови. Он хороший.
– Ему было много-много лет, котёна…
– Я помню, папыч.
– И вот теперь… знаешь, он… улетел на небо. Он теперь во-о-он там.
Олег и Настя шли некоторое время по аллее, задрав одинаково головы. Над ними в полной тишине стояло огромное июльское облако, обметанные по кромке золотой нитью.
– Там нету дяди, – сообщила, наконец, Настя. – Только ангелы.
– Я тоже его не вижу, – признался Олег. – Он очень далеко.
«А ангелы мне давно не показываются», – хотел было добавить, но тут и правда различил чуть ниже облака словно бы стайку белых мотыльков – уже Настиными глазами, наверное…
– Папыч, а вы с мамой тоже улетите на небо?
– Нет, что ты, Настен?.. Мы всегда будем с тобой.
Продолжение следует…
Полный текст романа-головоломки "мечтатель_солдат_бунтарь" в электронном и бумажном форматах вы найдете по адресу:
https://ridero.ru/books/mechtatel_soldat_buntar/
или через раздел "Ссылки на другие ресурсы" на главной странице моего аккаунта здесь, на "Прозе.ру"