Юность мушкетеров Глава XIII Бумаги все таки похит

Марианна Супруненко
Глава XIII
Бумаги все таки похитили

Тем временем посреди просторной залы кабинета Ришелье стоял длинный стол, убранный к утренней трапезе. Стол был накрыт на пять персон. В залу вошли Ришелье и его секретарь Шарпантье.

— Де Бушар не приезжал?  — спросил кардинал.

— Нет еще.

 Ришелье недовольно стиснул зубы, но ничего не сказал.

 В этот миг дворецкий сообщил, что к дверям принесли портшез, из которого появился Жан Ротру с каким-то человеком.

— Хорошо, — кивнул Ришелье, — зови их.

Скажем наперед, что его преосвященство обожал проводить   утренние трапезы в обществе своих друзей: духовника Мюло, со сподвижниками по перу Жаном Ротру, Клодом де Л’Эстуаль и Жаном Шапеленом, – иными словами со всеми теми, с кем бы он мог потягаться в творческой битве мысли.

Тогда как слуга бросился к дверям приемной, Ришелье достал из папки план новой трагедии под названием «Мирам»; она была не чем иным, как местью королеве Анне. Некоторые сцены трагедии были уже готовы.

Надо сказать, что кардинал был никчемным католиком и скверным христианином. Он не умел прощать обид. Тем более обид от женщин.


Скажем прямо ловеласом он не был, но и дамского общества не избегал. Вернее всего, он его попросту презирал. Исключение составляла его мать, которую он всю жизнь считал образцом добродетели, впрочем, в тот век всеобщей развращенности нравов она и в самом деле представляла исключение. По большей части он беззастенчиво использовал женщин в своих политических интересах, как это было с Марией Медичи или супругой маршала д' Анкра. Питал ли он какие-то романтические чувства к жене короля Анне Австрийской или просто под прикрытием дружбы желал уберечь от интриг - мы этого точно не знаем.

За то нам известен случай, который окончательно заставил Ришелье разочароваться во всех женщинах. Однажды, одна из любимых фрейлин королевы, – а если быть точнее герцогиня де Шеврез, – решила подшутить над хмурым нелюдимым кардиналом, к которому сама испытывала неоднозначные чувства. Она шепнула ему, что королева желала бы увидеть его танцующим в наряде Панталоне. Ришелье, ни на минуту не сомневаясь в правдивости желания Анны, и к вечеру пришел в ее покои, где около часа танцевал и пел не только перед ее величеством, но и перед всеми ее приближенными, скрывающимися под  портьерой.    Будучи подвергнутым сарказму, со стороны все тех же придворных, Ришелье вознегодовал от ярости и обещал отомстить, как только представиться случай. Связь Анны с  Бекингемом лишь добавила масло в огонь. Он решил написать «Мирам».

Пьеса была написана так искусно, что не трудно было догадаться кто скрывается под именами короля Бериллии, королевы Мирам и герцогом Ариманом. Со временим Ришелье мечтал ее показать Людовику Тринадцатому.

Тем временим Шарпантье открыл дверь и впустил посетителей.

Ротру, как и говорил дворецкий, был с молодым человеком.

Ришелье с интересом посмотрел на нового гостя. Тот держал шляпу в руке, а его поза выражала уважение, но не покорность.

— Вы пришли, Ротру, — благожелательно улыбнулся кардинал, протягивая ему руку. — счастлив видеть, как вас, так и того, кого вы, как я полагаю, собираетесь мне представить.

—  Это мой друг Пьер Корнель,  — представил его Ротру. — Могу побиться об заклад, что через короткое время он затмит всех нас, и даже меня самого.

— Вот как! — воскликнул кардинал и обратился к другу Ротру:. — Значит вы мой серьезный соперник, не так ли? Ну, прошу вас, господа, проходите. Мы позавтракаем вместе, и если за это время прибудут наши сподвижники, я прочту вам отрывок из пьесы.

Кардинал не обманулся в своих ожиданиях: через час за накрытым столом сидели все те, кого потом прозвали «Пятью авторами»,  то есть  отец Мюло, Клод де Л'Эстуаль , Жан Ротру, Пьер Корнель и   Жан  Шапелен.

Ришелье их потчевал с гостеприимством и добросердечием брата. После завтрака все расселись за круглым столом, и Ришелье, с нетерпением ожидающим возможности познакомить своих сотрудников с сюжетом, который им предстояло разрабатывать, торопливо достал из бюро тетрадь. На обложке его рукой были начертаны буквы: «МИРАМ».

 - Господа, - сказал кардинал, - Из всего того, что я написал до сих пор, пьеса «Мирам» - мое любимейшее детище. Название, которое вы все прочитали - ничего вам не скажем; это, как и само произведение, чистая фантазия автора. Но поскольку человеку не дано изобретать, а лишь воспроизводить общие идеи и свершившиеся факты, вы несомненно угадаете за вымышленными именами настоящие. Я не возражаю против критики, друзья, если, что-то, то смело говорить мне об этом

Слушатели поклонились. Лишь Корнель посмотрел на Ротру, как бы говоря:

«Я ничего не понимаю».

Но Ротру постарался заверить, что тот получит все желаемые объяснения.

Ришелье дал молодым людям время закончить свой немой разговор и продолжал:

— Я предполагаю, что некий король Билинии…

На этой короткой фразе Ришелье был прерван шумом и громкими криками из приемной.

Кардинал, как и все остальные, вскочил со своего места.

В эту минуту дверь в кабинет отворилась. Вбежал покрытый пылю Мезонфор.

— Господин кардинал! Где господин кардинал?

— Я здесь, — отозвался Ришелье. — Почему вы так кричите?

— Считаю долгом доложить, ваше высокопреосвященство, что мой воспитанник, шевалье   де  Бушвар участник подлого заговора.

-- Заговора! — взмутился кардинал. -- Какого еще заговора?

— Против вас, ваше высокопреосвященство, — продолжал Мезонфор, -- Де Бушар подкуплен вашими врагами, которым передал какое-то письмо, способное сгубить вас.

—  Что, что?

 
 -- Да, да, ваше высоко преосвященства, я уже давно я заметил, что из нашего дома выходят подозрительные личности. Однажды возвращаясь со службы, где-то за полночь, я увидел как из нашего дома вышли три темной фигуры плотно закутаны в плащи. Дабы они меня не заметили, я скрылся за кустами и тем не менее продолжал наблюдение. " Ждите нас через неделю в это же самое время", - прозвучал мужской голос, обращаясь непосредственно к де Бушару. После чего он и двое с ним вскочили на коней и ускакали, а я тем временем стал ждать условленного дня. И вот, ровно через неделю, то всю сегодняшнюю  ночь я  стал с беспокойством ждать прибытия злодеев. Но те по какой-то причине никак не появлялись. И только час тому назад, когда я чуть было не бросил их ждать,   я вновь  увидел тех же самых всадников, мчавшихся на белокурых лошадях по улице Отфей. Сравнявшись с нашим домом они вместе с де Бушаром вошли в столовую комнату. Там я увидел как мой воспитанник передает письмо каким-то людям, а они ему - деньги. " Теперь его преосвященство будет в наших руках", - сказал все тот же человек в плаще, после чего он вместе с заговорщиками быстро удалились. А я со всех ног побежал к вам.

— Благодарю вас, Мезонфор, вы оказали мне неоценимую услугу, — задумчиво проговорил кардинал, затем достал из выдвижного ящика увесисты кошелек и бросил его Мезонфору.
Тот на радости облобызал кардинальский подарок и поместил его за пазуху.

— Скажите, Мезонфор, — продолжал допрос кардинал. — Не узнали ли вы среди заговорщиков кого-нибудь знакомого? Ну, скажем, знакомого вам графа или герцога.   

-- Кроме де Бушара никого. Разве, что...

-- Что " разве, что?" -- заинтересованно спросил Ришелье.

-- Разве, что  мне показалось, что один из них переодетая женщина. Но с другой стороны, я не могу поверить в такое... я могу ошибаться...

-- Ну,  отчего же, -- сказал кардинал, вставая с места, -- такое очень даже может быть. Скажите, Мезонфор, а этой женщиной не может оказаться ваша воспитанница? Ведь она и  братом так похожи.

-- Нет, монсеньер, исключено, ибо в тот день Лукреция была весь день в Лувре, это могут подтвердить многие.

-- Этих многих можно также подкупить, как и честность де Бушара, - прервал его разгневанный Ришелье.

-- Нет, монсеньер, это не она, уверяю вас, -- убедительно, возражал Мезонфор. -- Во-первых той женщине, если только это действительно женщина, лет двадцать пять, а во-вторых де Бушар слишком любит сестру, чтобы подвергать ее такому риску.

-- А вы, шевалье, разве меньше любите свою воспитанницу?

-- Нет.

-- Так почему же вы, подвергли ее такому риску, сделав   фрейлиной ее величества. Разве вам не ведома, что двор, зачастую, очень портит порядочных девушек.

-- Я вас услышал, монсеньер, и обещаю, что Лукреции больше там не будет.


 — Ступайте.

Когда тот ушел, Ришелье позвал слугу:

-- Пишите приказ, Гийом: Именем короля повелеваю: арестовать шевалье де Броска де Бушара,  заточить в Бастилию и узнать имена заговорщиков. В случае если обвиняемый будет упираться, применить любое пристрастие...   и вот еще что, пошлите за Рошне; пусть объявляет розыск. Поиск должен проводиться в строжайшей тайне. Письмо должно быть найдено. Все, что касается результатов, должно быть сообщено лично мне и никому другому. Розыск должен проводить неглупый человек и, желательно, честный человек из тайной полиции.

— Полагаю, что такой человек уже найден, ваше высокопреосвященство, — ответил Гийом.

— Очень хорошо… Ступайте!

После ухода слуги Ришелье погрузился в мысли, забыв при этом и о пьесе, лежавшей на столе, и о друзьях, сидевших рядом.  Последние почтительно замерли в креслах.

  — И что, — нарушил тишину отец Мюло,  — важное было письмо?

— Не то чтобы очень. Оно пришло от короля Гюстава Второго Адольфа, который, как известно не сильно жалует Людовика Тринадцатого и частенько его порицает, не стесняясь в выражениях.  Одним словом если хорошо поработать, эта никчёмная бумажка может изменить всю европейскую политику, а вместе с ней и соотношения с Францией; полетит с плеч моя голова.

— Я думаю, что нам пора, — в смещении сказал Ротру, выдержав короткую паузу.

— Не смею вас задерживать, друзья, — проговорил Ришелье, — ибо сегодня я, вероятно, буду рассеянным слушателем. Простите, что так получилось.

— Не стоит извинений, монсеньер, — сказал уходя Л'Эстуаль.

 — И да, господа, — сказал им напоследок кардинал, — я очень вас прошу, сохранить эту новость в тайне.

— Безусловно, монсеньер, — заверили в один голос уходящие гости.




Продолжение: http://proza.ru/2020/03/06/129