Зима отступала быстро, уступая место весне. Также быстро отступали фашисты, с той только разницей, что вместо цветущих садов, аккуратных домов, оставляли после себя около 500 километров израненной, с вывороченными корнями деревьев, черными трубами сгоревших хат русской земли.
Взвод минеров лейтенанта Фёдора Крошкина осторожно работал разминированием широкой дороги. Война заканчивалась, но еще слышны были отголоски орудий разных калибров, сверкали огнями зенитки.
И вдруг среди этого хаоса из одной разрушенной избы послышался слабый жалобный плач.
- Сатин, - сходи, узнай, что там?
Солдат, осторожно ступая, дошел до двери, державшейся на одной пЕтле, заглянул вовнутрь и позвал товарищей.
На земляном полу лежала мертвая женщина, руки были сложены на груди, прижимая какую-то тряпку. Рядом сидела девочка лет пяти. Увидев военных, она упала на тело, закрыв его ручонками, сколько могла.
- Не бойся, малышка, мы свои, - ласково сказал Крошкин. - Что случилось? Это твоя мама?
Девочка подняла голову, несколько минут смотрела до боли взрослыми глазами и молчала, а по грязным щекам текли, как дождь по стеклу, крупные слезы, оставляя белые полоски.
- Подожди, Федя, - вдруг заговорил один из пришедших с густой щетиной на лице мужчина, - я слышал, дня два назад откуда-то сюда залетел сумасшедший немец и стал сбрасывать бомбы…
Девочка закричала, как раненый зверь, закрыла лицо руками и перед ней ожила страшная картина.
...Две машины перевозили детей из детдома. В первую кабину попал снаряд. Из разваливающегося кузова, как лавина с гор посыпались взрослые и дети, а на земле разбегались в разные стороны. Кто во вторую машину побежал, кто в ближайшие кусты, кто остался окровавленный на месте.
Надежда, раненная в грудь, схватила Милу и потащила в ближайшую избу, но упала, потеряв силы. Девочка с огромным напряжением подняла ее и, поддерживая, завела в эту тёмную, закопченную избу.
Надежда упала и попросила Милу принести лопух: кровь хлестала из раны, не переставая, образовав красный, тут же превращающийся в черный ручей, медленно растекающийся по полу.
Мила знала, что такое лопух, нашла его, бегом вернулась в своё убежище, опустилась на колени, приложила лист к ране и прижала его руками мамы Нади. Потом обрадованно вздохнула: кровь больше не текла. Но взглянув в лицо единственно близкого человека, вдруг поняла, что она мертва. Это зрелище заставило сначала окаменеть сердечко, а потом оно забилось так, что биение пульса отдавалось в кончиках пальцев. Мила смотрела и смотрела на застывшие черты. Иногда ей казалось, что Надя спит и вот-вот откроет глаза. Поняв, что этого не случится, решила последовать за любимым человеком. Свернувшись калачиком, она прильнула к холодному телу и так пролежала двое суток. Смерть не шла. Зато послышались шаги солдатских сапог, заставившие её восстановить страшную картину.
Она отняла руки от лица и жалобно прошептала:
- Дяденьки, что делать?
Фёдор задумался, опустив голову и похлопывая себя по затылку. Наконец как старший, обратился к девчушке:
- Как зовут тебя?
- Брошенка, - тихо ответила она.
-Ка-а-к? - взволнованно, на низких нотах переспросил лейтенант.
Мила испуганно захлопала глазёнками и, вновь заплакав, пролепетала:
- Так меня старшие дети звали. А мама Надя называла Милочкой или Людочкой.
- А, значит, в детдом тебя подбросили. Бедное дитя, послушай меня. Сейчас мы предадим земле твою названную маму…
Мила вцепилась в покойницу руками и закричала:
-Н-е-е-ет!
- Успокойся, - приобнял Фёдор девочку, - маму надо похоронить. Ты же знаешь, что мёртвых хоронят?
- Да, - прошептала Мила.
- Ну вот. Не оставим же мы её здесь на съедение зверям. Это не по-человечески. Понимаешь?
- Да, - горько сказала девчушка.
Предав земле тело, Крошкин распорядился продолжить работу, предварительно спросив, есть ли у кого в ранце что-нибудь съестное. Молодой парень поднял руку:
- У меня есть кусок хлеба и сало.
- А у меня конфета затерялась в кармане, - полез доставать её другой солдат.
Фёдор поблагодарил ребят и передал гостинцы два дня не евшей девочке. Мила поспешно взяла хлеб и сало, давясь, проглотила их и развернула обёртку конфеты.
- Подождите, - громко сказал ещё один солдат, - у меня яблоко есть.
- Ну что, подкрепилась? - улыбнулся Крошкин.
Мила благодарно покивала головой и улыбнулась печальной, жалкой улыбкой, заставившей суровых мужчин прятать глаза.
- Ну, а теперь, - продолжал командир, - я доставлю Люду к себе домой. Здесь километрах в десяти моё село, мой дом, где ждёт жена Анастасия, женщина сердечная. Я оставлю её с ней, а сам вернусь к вам. Мне ротный обещал: когда закончим эту работу, начнется расформирование части. Так что все будем дома.
Мужчины радостно загалдели, заулыбались и пошли доделывать свое благородное, но опасное дело. А Фёдор взял за руку Милу и свернул на дорогу чуть влево и на восток, куда немцы не добрались. Пыльная, извилистая, она уходила в даль, петляя между небольшими берёзовыми колками, уже набравшими почки-малышки, готовые встретить весну красивыми жёлтыми серёжками.
Поняв, что малышка устала, он посадил её на плечи, и так они прошли километра три, за которые Фёдор успел вспомнить довоенную жизнь и любимую Настю.
Продолжение следует…