ТРЕТЬЯ ГЛАВА
Москва… Каждый раз Холод испытывал трепет, возвращаясь сюда. Город больших надежд и разбитой мечты. Каждый день на перроны его вокзалов становились тысячи искателей лучшей жизни. Где они сейчас? Одни горбатятся за копейки на стройках, другие бомжуют, собирая пустые бутылки, третьи стоят на панели, и лишь немногие становятся истинными хозяевами этого города.
Холод вышел из плацкартного вагона поезда «Новосибирск – Москва». Все. Конечная остановка. Вначале деньги и оружие… А дальше будет видно.
* * *
К «черному» ходу бильярдной на Красных Воротах припарковалась БМВ пятой модели. Место тихое, тачка новенькая – муха на ней не сидела. Вышел из нее паренек в шикарном кожаном пальто с норковым воротником. «Бандит?! А, впрочем, хрен его знает… Вон сейчас сколько мажоров на папиных тачках разъезжает. Не разберешь, где братва, а где так – ботва. Но этот наглый, уверенный. Телка вон с ним вся рыжьем, как елка обвешана. Ржет как лошадь, б*** смоленская. В бильярдную зашли, паренек вон халдею в мурло пальцами тычет. Точно браток. Только видно сразу – нарисованный, не настоящий, понтов много. Текилу ему принесли. Мексиканец! Ну подожди…»
Холод спрятал в рукав финку, подаренную ему там, на зоне, Вованом и пнул БМВ по колесу. Заревела сигнализация. Ага! Побежал.
- Ты че, козел, охренел в натуре? Ты че мою тачку пинаешь? – браток схватил Холода за грудки, подтянул к себе и тут почувствовал, как ему в брюхо уперлось холодное острие финки, - ты че, козел? Я сейчас пацанам позвоню, я знаешь на кого работаю? Знаешь, что с тобой будет? Я сейчас возьму…
- За щеку ты сейчас возьмешь, - процедил Холод и приставил финку к горлу.
- Ты че, эй, хорош!
- На нож сядешь – будешь хорош. «Лопатник» и ключи от тачки брось на капот, быстро! И не рыпайся, а то горло порежешь!
- Ладно, ладно, - тот полез в карман и неожиданно выбросил вперед кулак. Холод увернулся и чиркнул лезвием по горлу братка.
- Вот видишь, порезался, я тебя предупреждал. – Холод воткнул ему кулак в живот. Тот присвистнул и осел на асфальт, надрывно кашляя и пытаясь вздохнуть, закрывая рукой неглубокий порез на шее. Сквозь пальцы сочилась кровь.
- Бери! – парень швырнул к ногам Холода толстый бумажник и ключи от машины, - документы на тачку в «лопате», я по доверенности езжу. Там еще три штуки баксов. Но смотри, проблемы у тебя будут.
- А проблемы негров шерифа не е***, - и Холод с размаху ударил его ногой в грудь. Тот упал мордой в лужу талого снега. Холод обшмонал его, и неожиданно пальцы наткнулись на что-то холодное, засунутое за ремень. ТТ. В темноте зябко сверкнула вороненая сталь ствола, – вот теперь ты снова сильный, Холод, - он стянул с парня пальто и примерил, - как раз. Фартово выгляжу!
Браток потихоньку приходил в себя. Вот он раскрыл мутные глаза. Перед ним стоял тот козел, в его пальто, с его пистолетом в руках.
- Очнулся, брателло? Тогда до свидания! – и грудь молодого бандита проломила тупая пуля, выплеснув наружу фонтан крови, как будто пришпилив его к асфальту.
Холод оттащил тело к мусорным бакам. Так уж устроена природа и жизнь, что некоторые люди долго не живут, - резюмировал Холод, садясь за руль. Девица уже мертвого бандита так ничего и не заметила, занятая разговором со смазливым барменом. Холод не спеша отъехал.
* * *
Крупный московский бизнесмен Пальцев Кирилл Андреевич расслаблялся в собственном баре «Парис». Стриптизерша Любка специально для него исполняла «танец живота». «Вон как задницей крутит, стерва! Вдуть бы ей по самые гланды». Невысокий, жирненький Пальцев развалился в кресле, попивая «Мартини» и представляя смуглотелую Любку на своей трехспальной кровати. Каждый день новые телки, и все они хотят залезть ему в штаны. Еще бы! У него столько бабла! Вроде невзрачный, а все его хотят! А зачем ему противиться? Его на всех хватит. Крутой он, не только удачливый коммерс, но еще и вор.
А как получилось, что человек, о зоне только из кино знавший, вором стал? Все просто. Любили воры Петеля, Чингиз и Метис у хлебосольного Пальчика поужинать. Тихо, спокойно, жратва «от пуза», о делах спокойно, без напрягов перетереть можно. Да и Пальцев – человек «в доску» свой, молчать будет, да и телок с ногами от жопы всегда подгонит.
И вот однажды случилась у братков проблема с одним из банков в Германии, отказали им в размещении активов. Задумались урки, деньги ляжку жгут, а тут облом. Шумят, а что делать в голову не возьмут. Узнал об их беде Пальцев, подошел и помочь предложил. Те напряглись вначале, но поверили. И через неделю легли деньги через одного из знакомых Пальцева на счет одного Гамбургского банка. Тогда сам Петеля по плечу его похлопал: «Молодец, Андреич! Ушлый ты, помог братве! Теперь проси, о чем хочешь!» Пальцев задумался. Все у него есть. Деньги, дома, охрана своя, баб завались… Все есть, вот только лоска не хватает. Приехал к нему через неделю Петеля, Пальцев к нему подошел, выложил на стол лимон баксов: «Хочу вором в законе стать!» Петеля затопал ногами, хотел Пальцева в задницу послать, да задумался… Сам ведь говорил, проси, мол, что хочешь, за язык не тянули. А Пальцев начнет на всех углах языком звонить, как вор слово свое не держит. Да и нужный человек этот Пальцев, чуть что, по первому свисту поможет. Да и лимон баксов - деньги не малые. Посоветовался с Чингизом и Метисом, разослал братве московской «малявы» и появился в столице новый вор в законе Пальчик. Пускай «апельсин», за то вон его как уважают! Лебезят, в рот заглядывают. Повел Пальчик быстро новую политику. Перезнакомил Петелю, Чингиза и Метиса со своими знакомыми. Нужным он оказался, не промахнулся Петеля. Быстро деньги с общака в официальный бизнес вывел, пристроил в банках под большие проценты, во многие советы директоров предприятий братву ввел, в общем, разумно распорядился. Живи, не тужи, стриги купоны. Не надо теперь Петеле самому разборки чинить - кинул денег, найдутся те, кто все проблемы решат. Появились «в кентах» Петели благодаря Пальчику актеры, депутаты, прокуроры, судьи, менты в погонах. Все на мази. Везде свои люди. Отстегивай бабки и живи не тужи. Ни с кем проблем нет. Захотел – заказал самолет и на Канары пузо греть. Захотел – раз и в Афинах на своей мраморной трехэтажной вилле. Хватит, пожили в черном теле, пора пожить по-человечески. Молодец, Пальчик!
Пальчик отхлебнул «Мартини»: нет, Любке он сегодня точно засадит. Уж больно хороша! Так вот, Пальчик, это все твое! Все ты купишь, денег хватит. Общение с Петелей не прошло даром: у Пальчика появились два новых казино, без того лоснящаяся мордочка вовсю заплыла жиром, оставив две тонкие щелочки осоловевших совиных глаз. Разве мог себе представить в те далекие восьмидесятые секретарь райкома комсомола Таганского района Москвы, что жизнь его так изменится? Да ни за что! Кто бы подумал? А сейчас время другое, надо уметь вертеться и для тех и этих быть хорошим, и с братвой дружить, и с властью ладить. Пальчик снова отхлебнул и продолжал думать о своем: но это еще ерунда. Вот начнет он через год Петелю в депутаты двигать, вот тогда попляшете! Никто до нас не доберется! А что вор? Так это фигня! Кто по молодости ошибок не делал? Но это пока только мечты. Все. Домой пора. Он махнул Любке, продолжающей изгибаться на сцене, и указал на выход. Та угодливо закивала и бросилась собирать разбросанные по помосту вещи.
Пальчик вышел на улицу. Ко входу подогнали новенький «Форд-Мондео», за рулем сидел охранник. Он открыл заднюю дверь и пропустил хозяина и стриптизершу в скрипящий, пахнущий кожей салон. Стеклоподъемник плавно опустил стекло: «Пацаны, вы сегодня свободны. Я за город в Пирогово на дачу махну», - обратился Пальчик к охране, - «Василий меня отвезет. Кайфуйте сегодня!». «Форд» плавно тронулся. Смеющиеся охранники, похлопывая друг друга по плечам, зашли в бар, и никто не заметил, как за машиной Пальчика тенью тронулась темно-синяя БМВ.
Пальчик приказал охраннику включить музыку, тот щелкнул CD и хриплый голос Кучина на весь салон запел о нелегких буднях братвы. Пальчик закурил сигарету и посмотрел на Любку. Вон как напряглась, как будто на прием к президенту едет. А что президент? Пальчик представил и засмеялся. Нет, он не дурак. Чем ближе к солнцу – тем сильнее задницу обжечь можно. Тише будь! Он выпустил струю дыма в лицо Любке, та закашлялась, но, продолжала натянуто улыбаться. Ничего, вон сейчас Медведково проедут, и тогда он ей подол задерет.
- Гони, Василь, менты тормознут – откупимся!
- Есть, шеф! – охранник вдавил в пол педаль газа, машина рванула резко вперед.
Гнали они вдоль пустыря и гаражей в сторону МКАДа. Неожиданно на огромной скорости их подрезала до этого следовавшая за ними БМВ. Резкий удар, Василий не справился с управлением, «Форд» бросило на обочину, надрывно завизжали тормоза и со скрежетом, посыпая асфальт осколками стекол, машина перевернулась и скатилась вниз к насыпи. Пальчик медленно приходил в себя. Гудел сигнал, в который уткнулся окровавленной головой уже мертвый Василий. Пальчик оглядел Любку, та дышала, но была без сознания. Он дотронулся до саднившего дикой болью лица – точно, кровь. Попытался ногами выбить остатки лобового стекла и выбраться наружу. Но в тот момент, когда он был уже почти у цели, сильные руки помогли ему и со всего размаха шлепнули об наст. Пальчик перевернулся на спину и увидел стоявшего над ним человека. Обычный парень в кожаном пальто, вот только у него почему-то пистолет в руках и зачем-то он направлен на него, Пальчика.
- Ты кто такой?
- Один твой незнакомый.
- Это ты в нас врезался?
- Возможно.
- Слушай, отвези меня в больницу, видишь, я ранен.
- А зачем?
- Ну не хочешь везти – тогда вызови скорую. Я денег заплачу.
- А зачем?
- Вот заладил – зачем-зачем? – Пальчик попытался сесть на снег, - видишь, хреново мне. Ты вообще понимаешь, что ты натворил и кто я такой? Ствол вон выхватил, рамсы что ли разводить собрался? Я Пальчик, и давай вези меня по-быстрому в больницу!
Холод, глядя на этого толстозадого окровавленного гнома, засмеялся.
- Ты что ржешь?
- Смешно.
- Что тебе смешно?
- А вот сидит передо мной куча дерьма, и сам никто, да и звать его никак. Пальчик он! Какой пальчик? Двадцать первый что ли? Скорую ему вызови, - Холод снова усмехнулся, - а врач приехал уже! – и передернул затвор, - и констатировал смерть пациента.
В жирное тело Пальчика одна за другой вошли три пули. Первая бросила его на бок, вторая согнула пополам, а третья разворотила лоб, немного расширив заплывшие жиром глаза. «Один есть…» Холод подошел к перевернутому «Форду», вытащил с переднего сиденья барсетку Пальчика и открыл ее. На вскидку тысяч шесть-семь долларов, не дохло! И тут он заметил стонущую Любку. Девчонка во все глаза смотрела на него. Холод помог ей вылезти.
- Ты все видела? – та испуганно закивала, - идти можешь? – опять кивок, - на, - Холод достал из барсетки Пальчика половину денег, - ты уволена. Это пособие по безработице. Бери билет в свой родной Серножопинск и все забудь. Бегом! – и Любка, хромая, стала спешно подниматься на обочину.
Тем временем Холод из заранее приготовленной канистры облил БМВ и, бросив туда пистолет, чиркнул спичкой.
* * *
В подмосковном поселке в сауне парилось четверо мужчин. Седые вальяжные люди в возрасте сидели в жарко натопленной парной. Генерал-майор ЦУ МВД по борьбе с организованной преступностью Пяткин Олег Вадимович, помощник прокурора ЦАО города Москвы Пустовалов Иван Аркадьевич, судья Таганского района города Москвы Красс Герман Борисович и известный предприниматель, господин Петелин Денис Аркадьевич, он же вор в законе Петеля.
- Ну что, генерал, нам по Пальчику скажешь? – Петеля плеснул на камни ковш хлебного кваса.
- Ну, пока ведется следствие. Очевидно только одно – его убили.
- А кто, известно?
- Пока нет. БМВ приобретено по доверенности. Официально оформлено на деда восьмидесяти двух лет. Посылал к нему людей - старый пердун в последней стадии маразма. Как самого себя зовут забыл. Говорит, приехали ребята, дали двести долларов и поставили литр «Анапы», он им паспорт на три часа и отдал. Кто такие не знает, внешность не запомнил, голяк!
- А может Пальцев сам погиб в аварии? – снимая с головы лыжную шапочку, спросил прокурор.
- Ага! – судья усмехнулся, - Аркадич, ты гений! Сам в себя потом три раза выстрелил, поджег БМВ и спокойно умер. Что еще известно, Олег? – он повернулся к генералу.
- Мало. Деньги у него пропали. Тысяч шесть-семь. Это со слов охранников, он кассу в баре снял. Шлюху одну из стриптиза зацепил, их отпустил и рванул в Пирогово.
Петеля поднял палец вверх:
- Вот, по шлюхе зацепку искать надо!
- Пусто! Сам знаешь, что Пальчик своих шмар с Киевского подбирал. Любка ее зовут, и все, концов нет. Откуда-то из-под Харькова. Ищи свищи.
- Да, - Петеля потер морщинистый лоб, - дай мне адрес деда. Я туда Метиса отправлю. У этого все вспомнит. А вы вот что… Не исключаю, что у Пальчика свои замуты могли быть. Ушлый он был. А может про нас кто прознал. Береженного Бог бережет. Поосядем на время. Ты, Генерал, держи нас всех на связи. Как только появится какая-то информация – немедленно звони. А пока пойдем помянем Пальчика. Мир праху его, - Петеля поднялся с полки и вышел из парной. Скинув полотенце со своего дряблого тела в сплошной синеве татуировок, он швырнул его в ледяную воду бассейна. За ним последовали все остальные.
Метис, поговорив, отключил мобильный телефон. Он приехал по адресу, который ему вчера дал Петеля. Старый трясущийся параноик. От страха позабыл обо всем. К Пальчику он никакого отношения не имел, это Метис сразу понял. Но смысл спорить с Петелей? Ведь он всего на всего Метис…
Метис. Он давно позабыл свое настоящее имя, свыкнувшись с этой обидной для него «погонялой». Она шла за ним с самого его рождения. И угораздило же его мамашу, красивую здоровую русоволосую сибирячку сойтись с пленным солдатом-японцем, тщедушным, косоглазым, желтолицым. Но сошлись… И в сорок девятом народился он. Вот тогда отец матери, увидев его впервые, усмехнулся: «Эх, Марья, народила нам метиса». Крепкий белобрысый мальчонка, скуластый с раскосыми глазами – Метис. Так с детства и пошло. Рос он угрюмым и озлобленным, со сверстниками особо не дружил, чуть что – дрался, крепкий был. Школу не любил, сбегал с уроков и шатался по городскому рынку. Ершистый, на ласки матери не отвечал, отца вообще как будто не замечал, пустое место для него он был. Да какой он отец? С трудом русскому языку научился. И за что только мать его полюбила? Дурак… По утрам вон зарядку свою японскую делает, дышит, руки вперед выкидывает, да ногами как в балете машет – бабка Нюра говорит, что «балет» - это где ногами махают мужики с девками, танцуют как будто, балет она давно до войны в Москве видела. Но однажды, когда Метису было лет тринадцать, сидел он в зарослях тростника и покуривал папиросу. Отец возвращался с работы домой. На шахте он тогда работал. Окружили его мужики подвыпившие, а дело было накануне девятого мая, и давай тискать, окружив. Долго бы это продолжалось, но один из них отвесил оплеуху отцу. Бросил японец авоську с грязным бельем… Такого Метис никогда не видел. Отец подпрыгнул и в прыжке ударил ногой того, кто стукнул по лицу. Тот отлетел на несколько метров и ударился с размаху спиной о дощатый забор. Второго, высокого, подбросив коленом, отец сломал пополам. А остальные… Остальные убежали. Вот тогда Метис впервые услышал незнакомое слово «каратэ». Он пришел к отцу и рассказал, что хочет научиться так драться. Отец усадил его напротив и рассказал об этой борьбе самураев. По словам отца, это было оружие, оружие обороны, но не нападения. Метис молча слушал отца и впервые за много лет всему согласно кивал. Уж очень он хотел научиться так драться. Вот тогда он всем покажет! Оборона – плевать! Это у них, япошек. У нас по-другому. И с этого дня он вместе с отцом делал эту странную японскую зарядку. К пятнадцати годам Метис уже крошил красные кирпичи и двухдюймовые доски. На улице его все боялись – знали, стоит задеть – считай калека. Метис… Но теперь этого дворового прозвища все боялись. В шестьдесят шестом отца неожиданно забрали люди из КГБ. Ходили разные слухи: по одним отец сбежал к себе в Японию, на остров Окинава, по другим его просто как бывшего солдата милитаристской Японии просто посадили, дав пятнадцать лет без права переписки. Как это было - оставалось только гадать. Но с тех пор отца никто не видел. Мать с горя заболела и буквально за год стала оплывать как свеча и в конце шестьдесят седьмого умерла от туберкулеза. Так он стал в восемнадцать лет круглым сиротой, оставшись с дедом и бабкой, родителями матери. Те не в силах были справиться с наглым, хамоватым, не ценящим ничего внуком, и сплавили его с глаз подальше к родственникам в Благовещенск. Устроился там Метис на мебельную фабрику, но был уволен, не проработав даже месяца за драку с начальником смены – тот по глупости поинтересовался откуда у Метиса руки растут. В армию его, как круглого сироту, не взяли. И можно только догадываться куда бы вывела, умевшего в жизни только бить морды Метиса, кривая судьба. Много в ту пору жило на Амуре ссыльных вольно поселенцев, зэков. С головой окунулся в незнакомую ему романтику девятнадцатилетний авантюрист и искатель приключений, без гроша в кармане. Вот эти люди уважали Метиса. За силу, за его беспощадность. Пригласили артель зверозаготовки ограбить – согласился. Гладко все прошло – сторожа ломиком по голове тюк – и деньги и пушнина в кармане. Месяц пили да гуляли, пока все до копейки не промотали. А тут новое подвернулось – машину с инкассаторами сбербанковскую взять. Порешили – так и быть. Но тут судьба-то им карты и попутала. Не из пугливых инкассаторы оказались, стрелять начали. Вот тогда один из подельщиков Метиса, рецидивист Медведь, и достал обрез, сунул ему в руку, мол стреляй, малой, ты малолеток, если возьмут – много не дадут. И нажал Метис на курок. А позже взяли их всех в Чите. Медведю и еще двоим «вышку» дали, а ему пятнадцать. Видно и правда пожалели. Так оказался Метис на зоне. И в первый же день выбили ему блатную романтику из головы. В душ их с этапа погнали, вышел Метис, помывшись, и не нашел своего нового ватника. А после на одном зэке на общем построении свой ватник увидел. Подошел: мол, верни, мой. А тот в ответ оскалился железными зубами, типа «гуляй, паря, пока цел». Метис его по этим зубам и щелкнул. Метиса махом скрутили, кум десять дней карцера влепил, тот даже и опомниться не успел. Отсидел молча. В отряд вошел, а там урки его сразу на перо поставили, типа на «ихнего» руку поднял. Одеяло на голову накинули и кирзачами хорошенько отпинали. Месяц Метис в лазарете кантовался, ребра поломанные залечивал. А на следующий день, как вылечился, кирпичем этому железнозубому голову проломил. Тут бы ему и конец. Да «смотрящий» по зоне, вор Тюря за него вступился. И оставили его в покое, на голову психбольной, с ним лучше не связываться, себе дороже. Стал Метис в близких к Тюре, то одному строптивому перо под ребро сунет, то другому шею свернет. Надо Тюре кого наказать – Метиса зовет. Он при Тюре вроде палача штатного. Так всю пятнашку руки в крови мочил. Тюря тот досиживать остался, а Метис в восемьдесят пятом вышел. И офигел сразу. Как страна изменилась. Кооперативы стали появляться, машины иностранные, видеосалоны, а денег вокруг сколько крутится! Мать моя женщина! Покрутился полгода в Благовещенске, парней верных подобрал и в Москву дернул. Вот тут нутро садистское Метиса наружу и выскочило. Что он только с несговорчивыми кооператорами не делал! И по зубам напильником гладил, и брюхо утюгом прижигал, ногти вырывал. А уж если бил, то забивал до смерти. Короче через год на его территории все ему платили. А братва местная не лезла, мазы нет с живодером этим связываться. Много денег у Метиса стало. Тачки крутые, дома, квартиры, дачи. Вот одного не хватало. Бояться-то его все боялись, а вот с уважением… Блатные руки боялись протянуть, чтобы в крови не запачкаться, хотя на сходки приглашали. Так бы и умер Метис заурядным мясником, но вот заехал однажды в его кабак Петеля и заговорил с ним:
- Ну что, Метис, как житуха? Седой, смотрю, весь, стареешь.
- Да, Петеля, время не жалует.
- Я про тоже, Метис. Метис и Метис. И все?
- Это ты к чему?
- Ну ладно, хватит вокруг да около ходить. Короче, Метис, проблемы у общака с воронежской братвой, место уступать не хотят, поможешь со своими ребятами – возьму в общак.
- Чего?
- Того! Вором в законе будешь, - Метис присвистнул и открыл рот, - знаю все, Метис. Крови на тебе много. Но кровь – не грязь. Ее и отмыть можно. Правильно? – Петеля усмехнулся. По рукам? – и протянул Метису руку.
Через неделю Метиса в торжественной обстановке короновали в ресторане «Прага». Когда кого убрать надо, подчистить – снова зовут Метиса. Ну да ладно… Пусть и так. Он включил телефон и набрал номер.
- Алло! Чингиз, это Метис. Давай пересечемся, базар есть.