Сибирь, 6. Ольга и Феликс

Эмма Могилко
         В Варшаве шла подготовка к свадьбе. По желанию невесты свадьба должна была происходить в домашнем кругу в доме родителей невесты. Приглашались только родственники. Было разослано порядка шестидесяти приглашений. Не успел Феликс появиться в доме и поговорить с Ольгой его повезли к портному. Срочно шили костюм к свадьбе. В доме была суета. Зала украшалась, в большой столовой ставились столы, развешивались гирлянды, ставили большие подсвечники, столовые приборы. Везде сновала занятая чем-то прислуга. Ольга сосредоточенно раскладывала гостевые карточки у приборов, выбирая места для гостей. Феликс, не привыкший к такому обилию людей, чувствовал себя потерянным. Он остановился рядом с Ольгой, наблюдая за ее работой. «Извини, дорогой. У меня важное поручение. Я должна так рассадить наших дорогих родственников, чтобы ни рядом, ни напротив они не видели несимпатичных им членов нашего клана, - она засмеялась, - у тебя есть большая толпа родственников, познакомишься со всеми» Только дважды за эту неделю Феликсу и Ольге удалось посидеть вечером в маленькой гостиной, поговорить, помолчать, прикоснуться друг к другу. «Я вижу, как ты себя чувствуешь, - Ольга положила голову ему на плечо и Феликс обнял ее за плечи, - но это ритуал, он нужен папе и маме, - она вздохнула, - нужно пройти через это» Феликс опустил лицо в ее волосы, с наслаждением вдохнул их аромат: «Ради тебя я готов пройти через что угодно» Где-то среди недели будущий тесть пригласил его в кабинет. Они сели в удобные, покойные кресла. Франтишек предложил выпить по рюмке хереса: «Чудесное вино, двадцатилетней выдержки, - он с наслаждением сделал глоток, - я хотел поговорить с тобой о важной вещи, приданом Ольги» «Это совсем не обязательно, - Феликс посмотрел на тестя. «Нет, дорогой мой, Ольга, как и все мои дети, получит свою долю. И должен тебе сказать, она моя любимая дочь. Это не значит, что я меньше люблю остальных. Но она с детства была своенравной, умела настоять на своем и совсем не капризами, - он улыбнулся своим воспоминаниям, - и шалуньей тоже была. Могла с мальчишками забраться на дерево. Однажды полезла высоко спасать котёнка, который плакал где-то в листве. И спасла. В ней есть решимость, а, в то же время, она нежное и ранимое создание. Ну, ты, я надеюсь, уже немножко понял её» Феликс кивнул. «Так вот, сумму, которая ей причитается я вручу тебе после свадьбы. Нужно будет открыть счет на твоё и ее имя и вложить их в банк. Я надеюсь, что вы ими распорядитесь здраво и, будем надеяться, приумножите» «Спасибо, Франтишек, дядя Франтишек» Они встали и Франтишек протянул руку Феликсу: «Я буду беспокоиться об Ольге, - голос его дрогнул, он сжал руку Феликса, - надеюсь ты будешь ей хорошим мужем» Когда Феликс уже выходил из кабинета, Франтишек с улыбкой заметил: «К стати, я теряю не только дочь, но и прекрасного секретаря. Никто не будет так вести все дела, переписку, счета, как это делала она. У неё просто талант, имей это в виду»

Свадьба для Феликса прошла, как в тумане. В костёле на словах клятвы «и буду заботиться о тебе до конца дней моих» голос его дрогнул. Он посмотрел на Ольгу и с невероятной ясностью осознал, что у него есть человек, которого он будет любить всю жизнь. Ольга поняла его, он вложил в эту фразу весь её первозданный смысл. После обмена кольцами, причастия, когда они вышли из костела, начались поздравления многочисленных родственников, дядьёв, тетушек, двоюродных братьев и сестер, трех-четырех-юродные маленькие племянники и племянницы, несшие фату невесты, получили по золотому и сладости. Феликс устал целовать и пожимать руки, раскланиваться, целовать в щечки, говорить комплименты. Потом Ольга со смехом сказала, что он очаровал всех родственников, они все единодушно решили, что он так же галантен, как его отец.

Дома всех ждал прекрасно сервированный легкий ужин. Гости наслаждались салатом из морских продуктов с соусом на белом вине, красиво поданным осётром, нежным кроликом в соусе с труфелями и лиможским красным вином, соусом бешамель и другими изысканными блюдами, на десерт были поданы печеные яблоки, нашпигованные орехами, корицей и мёдом, свежайшие трюфели и нежнейший коктейль из взбитых сливок, коньяка, корицы и ароматной карамели. Были поданы лучшие французские, венгерские и тальянские вина. За ужином было произнесено множество тостов  с пожеланиями вечной любви, радости и многочисленных детей, благополучия и удачи. Все избегали произносить слово «Сибирь» и желали почаще посещать Варшаву.

Бал открыли молодожены. Они прошли несколько туров вальса, потом к ним присоединились гости. Молодые протанцевали еще несколько танцев.  Ольга танцевала с отцом, а Феликс пригласил на тур свою тещу. Когда танцевальное веселье набрало силу, молодые незаметно удалились.

Они тихонько притворили двери залы и взявшись за руки, смеясь побежали вверх по лестнице, как шаловливые дети. Но по мере приближения к спальне бег замедлялся и к её двери они подошли в растерянности. Феликс открыл дверь, пропустил Ольгу и тихо её затворил. Ольга вошла в большом смущении. Она беспомощно посмотрела на него: «Я не знаю, что делать» Он обнял ее и шепнул: «Я тоже не знаю, что делать, но я люблю тебя и думаю, мы с этим справимся. Давай я помогу тебе раздеться» Стараясь унять дрожь в руках он расстегнул колье на ее шее, она сняла серьги: «Застежка на платье сзади, - пробормотала она. Он помог ей освободиться от платья. «Я пойду в ванную» «Хорошо, любовь моя» Феликс погасил верхний свет, оставил небольшой светильник и стал быстро раздеваться. В голове у него стучало: «Как, наверное, отвратительно выглядит раздевающийся мужчина» Он сбросил туфли, носки, сунул их под кресло, потом фрак, манишка, галстук никак не развязывался, манжеты не снимались. Наконец, освободившись от всего этого, он быстро залез под одеяло и облегченно вздохнул. Дверь ванны отворилась, медленно вышла Ольга, он услышал ее тихий смех: «Я не могу всё это снять» «Иди ко мне, я помогу тебе, - он сел на краю кровати, укрыв ноги одеялом. «Это нужно расшнуровать, - в ее голосе слышались веселые нотки. «Боже, кто это придумал, -Феликс расшнуровывал корсет, - и как это можно носить, это издевательство какое-то» «Что не сделаешь ради красоты, - её начало всё это веселить. Когда последние шнурки были вынуты и корсет упал, Ольга не поворачиваясь: «Я снова пойду в ванную» «Нет, уж. Больше я тебя не отпущу, нечего прятаться в ванной, - он схватил её и повлек в постель, они стали смеясь бороться. Наконец, Феликс нашел ее рот, она затихла и обняла его за шею. «Боже мой, как я люблю тебя, - он восторженно смотрел на её лицо, - давай снимем эту рубашку, я хочу видеть тебя всю, я люблю каждую частичку тебя» Они заснули только к утру. Они не только любили друг друга,  они и много разговаривали, переходя на шёпот, они мечтали, говорили о своей будущей жизни, детях... Они проснулись около одиннадцати. Ольга побежала в ванную. Когда она вышла Феликс дремал. Она обошла кровать и села рядом с ним. Она с нежностью смотрела на его лицо, которое после этой ночи стало совсем родным, самым близким на свете. Она наклонилась и поцеловала его глаза, веки дрогнули, но он не открыл их. Потом она стала целовать брови, лоб, щеки, шею, грудь, живот, она восхищенно изучала его. Он притянул её к себе: «Любовь моя, - дыхание его прерывалось.

 Когда они вышли к завтраку, их уже ждали. Опять посыпались поздравления и пожелания. Всем было видно, что они очень счастливы.
На пути из столовой их встретила огромная корзина цветов, лилий, роз, настурций, прибывшая с посыльным, к ней была прикреплена поздравительная открытка от Петра, Надежды Андреевны и Аннушки с пожеланиями счастливой и долгой жизни в любви и радости.

На следующий день они должны были отправиться Норд Экспрессом в Париж. Ольга была в Париже дважды и ей очень хотелось показать мужу самые интересные и любимые ею уголки города. Гостиницу они заказали на Елисейских полях.

Дни и ночи пролетали очень быстро. Они посетили Лувр, Инвалиды, долго гуляли по Монмартру, посмотрели на раскинувшийся перед ними  город с паперти Сакра Керр, поужинали и потанцевали в Мулен де-Ла-Галет. Они просто бродили по городу, наслаждаясь его особенной атмосферой. В Латинском квартале в небольшом салоне они купили на память два небольших этюда, «Яблоки» Сезанна и «Кувшинка» Моне. Они много разговаривали, рассказывали о своих семьях, родителях, детстве, они знакомились ближе друг с другом. И каждый открывал в другом качества, достойные уважения, и движения души, вызывающие сострадание. Ольга рассказывала, какое сопротивление семьи ей пришлось преодолеть, когда она пошла учиться на медицинские курсы, когда она отказала нескольким искателям её руки. Мать её была испугана: «Девочка моя, ты хочешь остаться старой девой? Молодость пролетает быстро» Но ей не интересны были эти молодые люди, ей хотелось учиться, работать, узнавать мир. Феликс поделился своими не простыми отношениями с матерью, переживаниями детства, недостатком материнской ласки, дружескими и близкими отношениями с отцом. Они были соратниками, во многом похожими друг на друга.

Дней через десять пришла телеграмма Феликсу от отца. Он писал, что мать очень слаба и просил сына, если это возможно, приехать раньше. Феликс был в замешательстве. Ольга обняла его: «Нужно ехать, дорогой» Вечером они выехали в Варшаву.
Сборы заняли три дня. Франтишек беспокоясь о дочери, приказал собрать несколько баулов необходимых в быту вещей. Это была и посуда севрского завода и французское постельное бельё, отделанное кружевами ручной работы, столовое серебро, безделушки, шкатулки, подсвечники, которыми Ольга пользовалась, ковры, которые лежали в её комнате...  Она протестовала, но он твердил: «Это всё пригодится тебе, будет напоминать о доме, создаст комфорт, - он старался скрыть своё волнение. Через три дня всей семьёй молодых провожали на вокзале. Приехали её братья и сестры с детьми, что постарше. У сестер были слёзы на глазах. У всех было чувство, что они теряют Ольгу навсегда и вряд ли когда-нибудь её увидят снова. Прощание было тяжелым. Ольга старалась держаться весело и радостно, но, когда поезд тронулся, она остро осознала, что прошлая жизнь безвозвратно закончилась и начинается новая, неизвестная, требующая от нее больших душевных и физических сил.

 Они ехали в первом классе и до Питербурга поездка была очень комфортной – просторное купе с мягкими диванами, обеденным и письменным столами, ванной и туалетной комнатами. В поезде было только несколько спальных вагонов,  багажный вагон и вагон-ресторан. Они сидели рядом и невидящими глазами смотрели в окно. Наконец, Феликс тихо взял руку жены и поднес ее к губам. Она посмотрела на него и ласково улыбнулась: «А теперь расскажи, милый, что нас ждёт, - она слегка сжала его руку. Они проговорили до вечера. Феликс был откровенен, он ничего не приукрашивал, а иногда даже сгущал краски. Ольга слушала серьёзно, задавала вопросы. Солнце скрылось за горизонтом, бросив последние лучи им в окно. Начали быстро сгущаться сумерки. Феликс поднялся: «Пойдём поужинаем, Оленька. У тебя сегодня был очень тяжелый день»

 Ресторан сиял. Свет от свечей в бронзовых канделябрах отражался и играл на хрустальных бокалах, тонкой, почти прозрачной посуде, на благородных, красного дерева, панелях, рассыпался мягкими бликами на белоснежных скатертях. Дамы были в вечерних туалетах, сияли белоснежные манишки и манжеты, слышались тихие разговоры  и изредка стук приборов. Метрдотель встретил их у входа и подвёл к столу, где уже сидела пожилая пара. Подошедшие обменялись несколькими любезными словами с  сидящими за столом и заняли свои места. «Вы возвращаетесь из свадебного путешествия по Европе домой, - пожилой господин доброжелательно улыбался, глядя на молодых людей, - я угадал?» Он говорил на прекрасном французском. «Почти так, - улыбнулся Феликс, - я был в деловой поездке по поручению отца и имел счастье познакомиться со своими родственниками в Варшаве и моя кузина согласилась стать моей женой» «О, поздравляем вас, - почти одновременно сказали супруги, - будьте счастливы, вы прекрасная пара» Феликс и Ольга поблагодарили их. «А откуда вы родом, позвольте полюбопытствовать? - господин посмотрел на Феликса. «Мы не представились, прошу прощения. Наша фамилия Журавские, у моего отца, Петра Феликсовича, деревообрабатывающая фирма в Тобольске и моя поездка в Европу имела целью моё образование, а также завязывание деловых связей и, разумеется, знакомство с родственниками, - Феликс поцеловал руку жене. «Очень интересно, - пожилой господин оживился, - позвольте и мне представиться, - он полез в боковой карман сюртука и протянул визитную карточку Феликсу, - Эхард Райхенбах, ответственный представитель   фирмы «Яков и Иосиф Кон» в России. Наша встреча просто поразительна.» «Да, действительно, - Феликс улыбнулся, - Я провел почти год в Вене, закончил курсы в вашей фирме и даже работал в ней. К стати, в правлении мне дали ваш адрес в Петербурге и очень рекомендовали установить с вами связь. Не думал, что это произойдёт так быстро.» «Ну, что ж, после этого замечательного ужина мы можем с вами побеседовать в одном из наших купе, чтобы не мешать нашим милым дамам провести его в другом, если они не возражают. Иначе я боюсь наскучить им нашими деловыми разговорами.» «Мадам Райхенбах, я приглашаю вас на чашку чая к нам в купе после ужина, - обратилась Ольга с улыбкой к пожилой даме. Та благосклонно наклонила голову: «С удовольствием, моя милая» «Всё замечательно устроилось. По этому поводу предлагаю выпить шампанское. Гарсон!»

Когда мужчины постучали в дверь купе дамы оживленно разговаривали и играли в бридж. «О, вы прекрасно коротали время, - г. Райхенбах протянул руку жене, - но уже поздно, дорогая, нужно дать молодым отдохнуть» Когда за ними закрылась дверь, Ольга вопросительно посмотрела на мужа: «Как дела? Удачно?» «Более чем. Они заинтересованы в поставках древесины, но самое главное, может быть удастся сделать совместное предприятие по изготовлению мебели и продажи её в Сибири, а это мечта моего отца.»

В Петербурге они остановились наночь в гостинице «Москва» на Невском проспекте. Это было великолепное здание с фасадом, украшенным лепниной и кариатидами. Гостиница славилась комфортабельными номерами и обслуживанием на высоком уровне.  Их номер действительно оказался очень удобным с просторной спальней и небольшой элегантной гостиной. Поезд в Москву уходил на следующий день вечером. Феликсу хотелось, что бы Ольга хотя бы мельком увидела город. Он попросил портье на следующий день нанять для них легкую пролетку на пол дня с тем, что бы они могли посмотреть город.
На следующий день, после вкусного завтрака в изысканной обстановке ресторана с белоснежными скатертями, свежими цветами на столах и предупредительными официантами, они отправились на прогулку. По Загородному проспекту, мимо слобод к Троицкой площади с ее великолепным Троицким собором  Измаилского полка, построенном в стиле неоклассицизма с античными портиками и коринфскими колонами. Голубые звездные купола собора сияли на фоне белых пушистых облаков. Они повернули в сторону Невы и проехали по Измайловскому и Вознесенскому проспектам мимо Исаакиевского собора к Адмиралтейству и Александровскому саду. День был замечательный, проглядывало солнце, по небу плыли облака. Луч солнца то и дело выхватывал то купол собора, то шпили Адмиралтейства, золотя их и оживляя. Они прошли по Александровскому саду и вышли на Адмиралтейскую набережную. Плещущаяся у гранитных стен Нева непрерывно меняла свой цвет от почти черной в набегающих облаках до нестерпимо синей с ослепляющими солнечными бликами на повехности беспокойной воды. Порывы свежего ветра, простор водной глади, великолепные здания на набережной, всё создавало ощущение счастья и полёта. Феликс и Ольга, держась за руки, смеясь, преодолевали порывы ветра. Оля, одной рукой держась за руку Феликса, второй, с болтающейся на ней сумочкой, удерживала шляпу: «Мне кажется, я оторвусь сейчас от земли и улечу, - смеялась она. «Я тебя ни за что не отпущу, полетим вместе» Мимо Троицкого моста они вышли, наконец, к Зимнему дворцу, повернули направо и по недавно разбитому скверу с фонтаном вышли на Дворцовую площадь. От ветра здесь защищало великолепное, теплого песчаного цвета, здание Зимнего дворца, богато украшенное по карнизу многочисленными скульптурами, растительными барельефами над оконными проемами. Они подошли к Александровской колонне, высившейся в центре площадии и стали рассматривать великолепные барельефы на постаменте с античными фигурами и декором из оружия и щитов. Оля подняла голову и, придерживая шляпу, устремила глаза к ангелу, венчавшему колонну: «Она, кажется, шатается. Посмотри вверх, - воскликнула она. Феликс обнял ее за плечи и поднял голову: «Да, полная иллюзия. Пошли, не будем искушать судьбу» Они обошли дворец и вышли на Дворцовую набережную, дошли до Летнего сада и повернули в сторону Невского проспекта.  Вернулись они в гостиницу к обеду усталые и перепоненные впечатлениями. Ольга была в восторге от города. Пока они сидели в ресторане она снова и снова возвращалась к его красотам. Феликс положил свою руку на ее: «Оленька, Москва тоже хороша, иначе, по-своему. Но дальше..., - он вздохнул, - боюсь твоих разочарований» «Если дальше будет хуже, это не причина не радоваться тому, что есть сейчас. Давай пока не будем об этом. Ты же мне рассказывал, и не раз"

В Москве у них не было времени осматривать город. Поезд в Екатеринбург отходил через несколько часов. Обремененные солидным багажем, они прибыли на Ярославский вокзал за час до отхода поезда. Феликс оформил отправку вещей в багажном отделении. Они ехали в желтом, т.е. второго класса, вагоне. Первые двенадцать часов пролетели незаметно между сном, разговорами за ужином и завтраком в купе. Феликс позаботился о запасе еды, который, он не очень понимал, будет ли достаточным для всего путешествия. Он старался быть спокойным и беззаботным, чтобы не пугать Ольгу, но его очень беспокоило их путешествие из Москвы в Тобольск. Этот путь должен был занять больше двух недель и быть настоящим испытанием для его молодой жены. Транссибирская магистраль к тому времени только начинала строиться, поезд шел очень медленно, в нем не было вагона первого класса и не было вагона- ресторана. Периодически он останавливался в некоторых городах на час и в некоторых из них уже начали работать трактиры на строящихся станциях. На каждой станции Феликс ходил за кипятком, чтобы заварить свежий чай или выпить чашку кофе. Ольгу все это и его серьезность, когда он занимался обустройством их быта, немного забавляли. Она понимала причины этой серьезности, но знала и другое – что бы там ни было впереди, она готова это принять, если он будет рядом. Иногда, уже лежа в постели, перед сном, она вспоминала, как увидела его в первый раз, его ищущий и серьезный взгляд, когда он спросил, может ли он ей писать и как озарилось его лицо, когда она дала утвердительный ответ.  Она вспоминала их первый поцелуй, который стал для ее нескушенности откровением и впервые она поняла, что хочет близости с этим робеющим юношей, что она скучает по нему не только потому, что с ним интересно и приятно, но что ей хочется его ласк, прикосновений. Когда в разговоре, она случайно положила свою руку на его, буря чувств нахлынула на нее, и родство, и нежность, и желание. И вот теперь она связана с ним навсегда и готова идти за ним куда угодно.
Они много времени проводили стоя у окна и глядя на проплывающую Россию. Леса, леса, леса. Между ними затерялись деревеньки, реки, озера, города. «Какая огромная страна,- не уставала повторять Ольга,- и она очень красива. Столько леса...» «Теперь ты понимаешь, почему отец занялся и хочет заниматься всем, что связано с древесиной? Он рассказывал, что пока его по тракту довезли до Тобольска, у него уже не было сомнений, чем он займется и куда вложит деньги» «По тракту, это как?» «Это на лошадях, запряженных в почтовые кареты. Да, вот же на дороге, посмотри. Это почтовая карета. Она едет один перегон, сколько-то километров, потом лошадей меняют. Ночью останавливаются на постоялых дворах. Условия, конечно, не европейские. Мы тоже поедем на тарантасе или почтовых от Екатеринбурга до Тюмени, ну а потом по воде. Отец добирался больше месяца. И хорошо, что ему позволили добираться самому. Были участники восстания, которые шли пешком и в кандалах» «Ужас» «Тебе должен отец понравиться. Он добрый человек и с дамами очень обходителен. Меня он всегда поддерживал. А мама... -, Феликс посмотрел на Ольгу, - она меня не любила, - он отвернулся к окну, - никогда не целовала в детстве, мало со мной разговаривала. Отец говорил, что причина – её болезнь. С сестрой она была нежна...» «Ты сердишься на нее? – Ольга взяла его за руку. «Нет, я все равно люблю ее, мне ее жалко. Папа говорит, что когда-то она была веселой. Очень много читает и до сих пор, выписывает журналы, книги, но как-то всё в себе. Аннушкин уход в монастырь ухудшил ее состояние. Она совсем замкнулась, а сейчас отец пишет, что она очень слаба...» «Не переживай, наш приезд  даст ей силы»

Настоящие российские тяготы пути начались при переезде от Екатеринбурга в Тюмень. Разные перегоны они ехали то на почтовых, то в тарантасе. Багаж везли в телеге. Мелкие и более ценные вещи из багажа они забрали с собой, а телега отстала еще на первом перегоне. До Тюмени путь занял шесть дней. Они выезжали из очередного перегона  до рассвета и ехали до полных сумерек, завтракая и обедая на перегонах, пока запрягали новых лошадей. Особенно мучительными были ночи. Они не решались лечь на перины и матрасы, набитые сеном, которые предлагали им хозяева, подозрительно относились к воде и квасу, которым угощали на перегонах, и просили только кипяток, заваривая в своих чашках чай. Бедность быта удручала Ольгу, но она безропотно все сносила, чтобы не огорчать мужа. Сон на лавках, невозможность принять ванну, скудное питание измучили их совершенно, в каретах они постоянно дремали. До Тобольска они продолжили путь на лошадях, так как в это время года и без дождей уровень воды в реках был низкий и пароход по рекам не ходил. Возле Тобольска через Иртыш переправлялись на большой лодке-плоскодонке.

Когда на извозчике подъехали к дому, уже вечерело. Из двора выскочили три собаки и стали радостно лая прыгать вокруг Феликса: «Ну, будет,будет, - он погладил их и помог Ольге сойти с пролетки. Кучер заткнул кнут за пояс  и начал носить прикрепленные к задней части повозки чемоданы и баулы. Феликс с Ольгой вошли во двор и направились к крыльцу. Дверь распахнулась и на крыльцо поспешно вышел Петр Феликсович. Радостное ожидание Феликса, как волной, омрачилось сознанием, как постарел отец за эти два года. Они обнялись и он снова почувствовал, теперь уже ощутимо, как ослабел и телесно, прежде всегда сильный и энергичный, его отец. Петр Феликсович отпустил сына и направился к Ольге: «Позвольте, я вас обниму, свою не только племяницу, но и дорогую невестку, - он обнял ее и поцеловал в лоб, - я очень хочу, чтобы вы были сдесь счастливы, дорогая, - у него блеснули слезы на глазах. «Пойдемте в дом. Твоя мама очень, очень слаба. Я даже не уверен, сможет ли она с тобой разговаривать»

В доме было тихо и как-то сумрачно. У комнаты матери сидела женщина, она поклонилась Феликсу: «У вашей матушки доктор» Петр Феликсович проводил невестку в комнату, которая была подготовлена для молодых и подошел к сыну. «Мы ничем не можем помочь твоей матери. Врачи не находят в ней какого-то определенного недуга. Она просто слабеет и у неё пропала воля к жизни.» У отца были слезы на глазах: «Мне ее бесконечно жаль, но..., - он беспомощно развел руками. К ним подошла Ольга. Отец повернулся к ней: «Дорогая моя, мне бы хотелось, чтобы мы вас встретили не только с радостью в сердце, но и более гостеприимно, но есть вещи не в нашей власти»  «Петр Феликсович, - она мягко положила свою руку на изгиб его руки, - мне очень хочется быть полезной вам и Надежде Андреевне  и я с радостью буду за нею ухаживать» «Папа, Оленька – сестра милосердия. Она два года работала в госпитале» «Дайте я поцелую вам руку, дорогая» «Ну, что вы , Петер Феликсович» Вышел доктор, вид у него был удрученный: «Я не знаю, что вам сказать.  Я не вижу в ней какой-либо физической паталогии. Я выписал общеукрепляющую микстуру. Ей необходимо усиленное питание. Давайте ей крепкий куриный бульон, красное мясо через день, чай с лимоном и ложкой кагора. Может быть, селедку, чтобы появился аппетит. Она почти истощена» «Да, она ничего не ест» «Господа, проявите твердость. Может быть прислать моего коллегу-психиатра? Мне кажется, её гложет какое-то чувство вины»

Когда доктор ушел, Петр Феликсович пошел к жене, чтобы сказать, что Феликс вернулся. Когда Феликс с Олей вошли, Надежда Андреевна протянула руку к Феликсу: «Мой мальчик, я ждала тебя, - она тихо продолжила, - я боялась умереть, не увидев тебя и не сказав того, что я хочу сказать. Прости меня, - прошептала она. Феликс опустился на пол рядом с её креслом: «Мама, не надо. Ты не в чем не виновата» «Нет, милый, бесконечно виновата. Мне трудно тебе всё объяснить, но ты лишен был многого, а лучше, чем ты я не могла пожелать себе сына. Я много думала о тебе и... о себе. Прости» «Мама, оставим это, - он поцеловал ее руку, - познакомься. Это Оля, моя жена» Надежда Андреевна подняла глаза и улыбнулась: «Подойдите ко мне, дорогая, - она протянула руку Оле, - я так счастлива, что Феликс женился на такой чудесной девушке. Теперь я спокойна за него, - она устало закрыла глаза. Было заметно, что она ослабела от этого разговора. Феликс наклонился к ней: «Мама, тебе нужно отдохнуть и мы поговорим еще после обеда» Она откинулась на спинку кресла: «Ты прав, дорогой»
Когда они вышли из комнаты Надежды Андреевны, Ольга взяла Феликса под руку, прижавшись к нему: «Мне очень хочется помочь твоей маме. И, мне кажется, у меня получится» Феликс поцеловал её.
К обеду приехала Аннушка, глаза её сияли: «Как я рада тебя видеть, - она поцеловала Феликса и обняла Ольгу, - теперь у меня будет сестра и подруга» Обед сопровождался рассказами Феликса о его поездке. Глаза Аннушки горели, когда он рассказывал об Италии. Она прекрасно разбиралась в искусстве, до своего пострижения в монастырь рисовала и вообще была большой искусстницей, лепила, вышивала. "Как бы я хотела там побывать, - сказала она мечтательно в конце рассказа Феликса. «Поезжай, Аннушка, найди себе напарницу и поезжай, - Петр Феликсович оживился, - расходы я возьму на себя» «Спасибо, отец, пока это только мечты. Может быть, на следующий год, летом. Всё мое время, кроме службы и молитв, ты знаешь, посвящено школе. Сейчас мы начали брать в школу и татарских детей. Они не все знают русский. Я сделала подготовительные классы для них. Так что, работы прибавилось. Но интересно. Ввожу новые методики обучения, придумываю все время что-нибудь, - Анна улыбнулась, - приходите на урок»

Петр Феликсович распрашивал  о брате и его большой семье Ольга и Феликс оживленно рассказывали. Феликс преподнес подарки матери и Аннушке, настроение у всех было приподнятое. Он успел вкратце рассказать отцу о своих успехах и возможном сотрудничестве с «Яков и Иосиф Кон». Петр Феликсович заметно оживился и воодушевился. Молодые люди, их разговоры, улыбки, казалось, влили новые силы в его душу. Надежда Андреевнв тоже участвовала в разговоре, хоть порой, это давалось ей через силу. Муж давно не видел ее такой.

Почти всю неделю, не считая кратких ежедневных утренних и вечерних визитов к матери, Феликс провел с отцом. Большая часть времени была посвящена делам. Он рассказывал отцу обо всем, что он почерпнул в Европе. Передал ему адреса всех людей, с которыми он договаривался о совместной работе или поставках, показал элементы изделий, которые он взял в фирме «Яков и Иосиф Кон», свои зарисовки и записи. Отец был очень доволен, в глазах его  появилась заинтересованность и даже азарт. «Как ты думаешь, мы сможем организовать здесь производство мебели?» Феликс посмотрел на него серьезно: «Я думаю да, но не самосоятельное, а как дочернее «Конов». Они стремятся к расширению рынка, а перевозка в такую даль обходится дорого и для покупателя, и для продавца. В любом случае, она существенно повышает стоимость изделия. Если её производить здесь, вся Сибирь – наши покупатели. Кон поможет со специалистами и, может быть, даже с квалифицированными рабочими, на первых порах. Это очень важно в начале, а потом вырастим, обучим своих.» «Ну, что ж, давай составим план действий и начнем этим заниматься. На фирме дела сейчас идут хорошо. Строим два дома, идет заготовка леса. Заключен большой договор на шпалы для железной дороги и на товарные вагоны. Можем заняться мебельной фабрикой»
Они почти целый день проводили в фирме, но и дома продолжали обсуждение. Через три недели интенсивной работы, к которой были подключены юрист, архитектор и экономист, стали вырисовываться конкретные условия предполагаемого договора с Конами. Параллельно была послана телеграмма в Питербург главному представителю фирмы в России Эрхарду Райхенбаху о том, что они работают над составлением договора. Через три дня пришел ответ, что фирма заинтересована в этом договоре и в течение ближайшего месяца пришлет своего представителя для его обсуждения. «Несомненно они хотят изучить наши возможности на месте, - Петер Феликсович потирал руки, - немцы – люди деловые»

Молодые пока поместились в комнате Феликса. Он уже успел сказать отцу, что хотел бы построить дом для своей семьи недалеко от отцовского.
Тем временем Ольга серьёзно занялась здоровьем Надежды Андреевны. На следующее после приезда утро она проснулась рано и заглянула в её комнату. Та уже не спала и поманила Ольгу: "Входи Олечка. Тебе не спится?" "Я привыкла рано вставать. Как вы себя чувствуете?" "Как обычно. Нет сил" "Я принесу вам горячее питье" "Спасибо, дорогая. Там должна быть уже Дуня, спроси ее, где что лежит" Ольга отправилась в кухню. Они с Дуней поставили варить бульон,принесли из огорода овощи и Ольга приготовила салат для свекрови. Когда она с чашками чая с лимоном  и медом появилась в её комнате, та уже сидела в кресле. "Надежда Андреевна, давайте сегодня после завтрака выйдем на небольшую прогулку. Может быть, вы мне покажете ваш знаменитый сад?" "Не уверена, что смогу, милая. Сад – это детище Петра Феликсовича, он бы мог рассказать тебе много интересного, я думаю" "Нужно выйти на воздух, Н.А. Для выздоровления это просто необходимо". "Может быть, выйдем"

 Незадолго перед Покровом они решили посетить Аннушку. Надежда Андреевна хотела помолиться в церкви и исповедаться. Благодаря неусыпным заботам и настойчивости Ольги она заметно окрепла, у нее появился интерес не только к чтению, но и к прогулкам и долгим беседам с Ольгой. Обычно они гуляли в саду, но иногда шли и в сторону леса  и Надежда Андреевна вспоминала, как в первые годы после женитьбы, самые счастливые в её жизни, они с мужем, держась за руки, иногда часами там бродили. В этих воспоминаниях становилось всё больше света и меньше горечи, которую она испытывала все эти годы. С Ольгой было интересно, не смотря на ее молодость. Она была хорошо образована, отличалась широким кругозором, самостоятельностью и удивительным для ее возраста, опытом и знаниями.

Иоанно-Введенский женский монастырь уютно расположился между холмами, поросшими густыми лесами, золотистым обрамлением окружавшими белые стены и строения обители с темно синими и зелеными крышами. День выдался солнечный. Они подъехали к воротам монастыря и постучали в металлическую дверь, обшитую деревом. Тотчас открылось небольшое оконце и показалось лицо монахини. «Добрый день. Мы Журавские и настоятельница ждет нас» «Проходите, пожалуйста, - заскрипели засовы и калитка открылась, - сейчас отворят ворота и поставят вашу лошадь в стойло» Аннушка и еще две монахини торопливо шли через двор им навстречу, улыбаясь. «Мамочка, - Анна обняла и поцеловала Надежду Андреевну, как я рада, что вы все приехали. Это сестры Ефросинья и Варвара, они покажут вам ваши комнаты. Отдохните, потом матушка исповедует маму, а в шесть будет ужин с настоятельницей. Оленька, - Анна обняла свояченицу,- ты совершила чудо, - и шепотом на ухо добавила,- мама приехала в монастырь первый раз с момента отъезда Феликса за границу, т.е почти три года. Ты её просто возродила. Спасибо тебе, дорогая, - Анна поцеловала её.

Настоятельница поднялась с кресла навстречу Надежде Андреевне: «Дорогая Hадежда Андреевна, я очень рада видеть вас снова.» Они сели на диван. Настоятельница положила свою большую  теплую руку на руку гостьи: «Я вижу вы себя чуствуете значительно лучше, слава Господу. Сестра Анна сказала, что вы хотите исповедаться. Очень похвально. Всегда хорошо освободиться от вериг грехов наших и от призраков, над нами тяготеющих.» «Да, матушка, я исповедовалась мало и редко и теперь сожалею об этом, - в её глазах была боль и грусть, -я грешна» Настоятельница предупреждающе подняла руку. «Да, да. Грешна тем, что обделила теплом и любовью самых мне близких людей – моего мужа и моего сына» «Надежда Андреевна, не судите себя, не наше это с вами дело. Расскажите, что вас беспокоит» «Вы помните, как я венчалась в вашей церкви?» «Помню, дорогая, конечно помню» «Я была так счастлива. Мать моя, светлой памяти, не чаяла уже, что я выйду замуж. Предложения были, но я смотрела на этих старых вдовцов или молодых, неинтересных, а порой, никчемных людей и знала, что лучше я останусь старой девой, чем выйду за них. Мама моя очень переживала. Отец оставил нам небольшое наследство и оно таяло на глазах. Мы редко бывали в нашем тобольском свете, иногда посещали концерты, бывали в театре, реже на балах, - она на секунду задумалась, вздохнула, - Когда Петр Феликсович появился в городе, он стал заметной фигурой. Было известно, что он достаточно состоятельный человек, кроме того, он был элегатен и галантен. Дамы очень оживлялись в его присутствии. Иногда мы слышали сплетни о его многочисленных победах. Не смотря на свою внешнюю привлекательность, он во мне не возбуждал ни малейшей симпатии. Покоритель дамских сердец – вот и всё. Поэтому, когда при редких встречах он стал мне оказывать знаки внимания, мне было даже неприятно – попала в его поле зрения. Потом он вдруг появился у нас и сделал мне предложение. Это было неожиданно и неприятно. Он поставил меня и себя в неловкое положение. Я, конечно, ему отказала. Потом он начал присылать мне цветы и в них были вложены записки. Когда я увидела первый раз, я решила любовные и рассердилась. Но оказалось, нет, в записках, а потом это стали почти письма, он писал о своих делах, своих родителях, своей жизни. У него был прекрасный слог, образный язык и в какой-то момент я поймала себя на том, что жду эти письма и с интересом читаю. Я всё недоумевала, откуда он так хорошо знает русский. Оказалось, он выучил его еще в юности, а потом по делам семьи проводил много времени в Москве и Питербурге. Он писал мне обо всем, даже свои мысли о литературе и искусстве. Он совершенно не пытался навязать мне своё общество. Так прошло почти полгода и однажды мы случайно встретились. Он спросил, если он снова задаст тот же вопрос, приму ли я его предложение и я сказала «Да». Мы были очень счастливы четыре года, а потом... Потом я получила записку, что муж мне изменяет. Это было как раз перед рождением Феликса. Мир для меня рухнул. Это был такой удар, что мне не хотелось жить. А бедный Феликс был мне постоянным напоминанием об этой катастрофе» «Надежда Андреевна, успокойтесь. Я вижу вы и сейчас все это переживаете. Вам не приходило в голову, что письмо написал недоброжелатель, завистник, может быть, у которого была цель разрушить ваше счастье» «Эта мысль пришла мне много много позже и в этом ужас этой ситуации. Я так виню себя последние годы, - слёзы навернулись у неё на глаза. «Дорогая моя Надежда Андреевна, постарайтесь посмотреть на ситуацию трезвыми глазами. Вы очень эмоциональны. Когда-то вы были оскорблены поступком мужа и действие этого было разрушительным для вашей семьи. Пострадали все, в том числе и вы. Теперь много лет спустя вы раскаиваетесь в этом и страдаете не меньше, нанося вред себе и, следовательно, вашим близким тоже. Как человек, я могу вам посоветовать подлечить нервную систему, не возвращаться мыслями к тому, что вы сделали и быть доброй к вашим близким, но без сентиментальности и видимого раскаяния . Просто любите их и заботьтесь о них. Как лицо духовное, я вам первый грех отпускаю. Он был сделан по молодости, неопытности, наивности и, я бы сказала, и по чистоте натуры. Но, дорогая моя, если сейчас, будучи зрелым человеком, вы начнете изливать ваше раскаяние на свою семью, это будет непростительно. Постарайтесь их просто любить, ценить и старайтесь светло смотреть на мир. Ежедневная утренняя и вечерняя благодарственные молитвы помогут вам в этом. Почитайте Книгу Песни Песней Соломона, чтобы привнести в свою душу любовь и благодарность к супругу. И благослови вас Б-г. Всевышний дал вам многое. У вас прекрасная семья, преданный муж и добрые любящие дети. Просто любите их всех и всё» «Спасибо, матушка, -Надежда Андреевна взяла руку настоятельницы и поцеловала, - мне стало легче. Я никогда, никому этого не рассказывала, всё держала в себе... Я постараюсь следовать вашим наставлениям. Спасибо» «Надежда Андреевна, приезжайте почаще, помолиться в нашей церкви, исповедаться и, конечно, повидать сестру Анну. Мы вас всгда ждем» Надежда Андреевна после совета с мужем пожертвовала монастырю сумму, достаточную для внешней отделки храма.

Два дня в монастыре пролетели быстро. Мужчины днем бродили по окрестностям, в лесу, женщины были на службах. Ольга, будучи католичкой, в Варшаве никогда не заходила в православную церковь. Сейчас она с интересом наблюдала за службой. Её многое удивляло и смущало. Роскошные, в золоченых окладах иконы, икотостас с обилием живописи и позолоты, убогость большинства верующих, то, что всю службу они провели стоя, периодически опускаясь на колени. Было ощущение какой-то униженности верующих. Надежда Андреевна была поглощена службой и чувствовала, как боль, горечь раскаяния покидают ее и дают место свету и приподнятости в душе. Когда на следующий день они оставляли монастырь Аннушка, видя свет в глазах матери и улыбку на её лице, была счастлива, именно на это она надеялась, уговаривая мать приехать.

Жизнь вошла в спокойное размеренное русло в семье Журавских. Феликс с отцом, который переступил семидесятилетний рубеж, были заняты в фирме. Феликс хотел начать постойку своего дома, но Петр Феликсович всё оттягивал начало строительства. Ему не хотелось терять физическую близость с сыном и невесткой, на которую он не мог нарадоваться. Она была тактична и приветлива, помогала незаметно и деликатно. К тому же стала незаменима для Надежды Андреевны. Не только прогулки и разговоры их сближали. Ольга стала водить Надежду Андреевну в концерты, на благотворительные базары. Петр Феликсович гордился своей невесткой. Она была всегда хорошо одета, со светской легкостью общалась с людьми. Её медицинские способности и знания тоже получили всеобщее признание. Все понимали, что появлением поздоровевшей домашней затворницы Надежды Андреевны обязаны Ольге. Но когда при посещении с мужем лесопилки она стала невольным свидетелем несчастного случая – скатилось бревно из сложенной штабелями кучи и поломало ногу рабочему, Ольга не растерялась, давала дельные распоряжения рабочим, наложила пострадавшему шины из подручных материалов и отправила  его на подводе к врачу. Впоследствии врач сделал ей массу комплиментов, т.к ее присутствие при происшествии и решительные действия, спасли рабочему ногу.

В середине зимы Петр Феликсович наконец услышал долгожданную новость - Ольга ждет ребенка. Он был несказанно рад и думал только об одном – чтобы молодые не решили начать все-таки строить себе отдельный дом весной. Состояние жены его радовало. Она чаще обращалась к нему, с благодарностью говорила об Ольге, начала больше интересоваться делами семьи и говорить о них с Петром. Она была в хорошем настроении, правда, иногда жаловалась на боль в груди. Тогда её одолевала слабость, она покрывалась испариной. Потом это проходило. Ольга предлагала пригласить врача, но Надежда Андреевна неизменно отвечала, что нет надобности и она себя прекрасно чувствует. Ольга все-таки его пригласила. Он послушал Надежду Андреевну и сказал, что действительно, не о чем беспокоиться, попить валерьянку и если приступы повторятся, отдыхать. Ольге же он сказал нечто другое: «У Надежды Андреевны быстро прогрессирующая ишемическая болезнь сердца. Практически я ничем не могу помочь. Всё в руках Божьих и всё может случится в любой момент» «Боже мой, неужели это от того, что после стольких лет бездействия, она начала довольно активную жизнь, - Ольга умоляюще посмотрела на врача. «Я не думаю. Она давно страдала этой болезнью в вялотекущей форме. Со временем она переходит в активную. Но состояние её душевное улучшилось несравненно и это работает против болезни. Подождем, позовите меня, когда понадоблюсь, - он слегка поклонился, - всего хорошего»

Ольга была на восьмом месяце беременности, когда, как всегда, зайдя утром в спальню Надежды Андреевны с чайными приборами на подносе, она хотела разделить утреннее чаепитие со свекровью и провести его в беседах и планах на день. Надежда Андреевна спала. Ольга поставила поднос на столик, открыла шторы на окнах и комната наполнилась светом. Было начало лета, она приоткрыла окно и в комнату ворвался птичий гомон и нежный запах черемухи.  Она подошла к кровати и наклонилась над свекровью: «Надежда Андреевна, дорое утро!» Та не пошевелилась. Ольга притронулась к её плечу и почувствовала тревогу.  Она попробовала найти пульс в верхней части шеи, но уже по холоду, которое источала кожа поняла всё. Она поспешила к Петру Феликсовичу.

После отпевания, которое прошло в церкви монастыря, Надежда Андреевна была похоронена на небольшом монастырском кладбище рядом с церковью.Ольга была очень расстроена, хоть и старалась себя сдерживать. После похорон они сидели с Анной в её келье. «Не сокрушайся, - Анна погладила Ольгу по плечу, -всё в руках Господа и ты подарила маме три замечательных года. Она стала намного мягче и с папой и с Феликсом, её радовали прогулки с тобой, выходы в свет. Ты заменила ей меня. Ты дала ей то, что я не могла дать ей, - Аня поцеловала Ольгу, - я так тебе благодарна. А когда уходит человек в мир иной, одному Всевышнему ведомо. Она ушла без тягости в сердце и Б-г дал ей счастье уйти спокойно, во сне, без страданий.Ты же видела, какое лицо у неё было, спокойное и благостное»

«Входи, входи, мой мальчик, - отец лежал на диванчике в кабинете. После смерти матери Феликс видел, как быстро он старел. В нем была какая-то горечь. Он по-прежнему занимался делами фирмы, но все чаще и чаще Феликс видел его сидящем в кресле или, как сегодня, лежащем на диванчике, в задумчивости. «Папа, ты хорошо себя чувствуешь?» «Да, как обычно. Входи, я хочу с тобой поговорить» Феликс сел в кресло. «Я хочу рассказать тебе как недоверие может разрушить жизнь счастливой семьи. Ты помнишь, как ты, маленький мальчик, однажды, отчаянно и безутешно плакал?» Феликс кивнул. «Ты помнишь причину?» «Да» «Я тогда стоял над тобой и не знал, что делать, как утешить. Я не мог отрицать очевидное, я смог только дать тебе надежду, что мама все-таки любит тебя. Теперь я могу рассказать, что произошло» «Папа, может быть не надо. Тебе тяжело, я знаю» «Нет,я хочу рассказать, это объяснит многое и, может быть, это предостережет от чего-то. Я приехал сюда уже далеко не юным и довольно состоятельным человеком. У меня было много проблем. Я думал о том, как влится  в местное общество, раз уж мне приходится здесь жить, как не растратить, а приумножить своё состояние, как создать семью и свой дом. Нужно сказать, что я не был невинным, я любил женщин» Феликс опустил глаза. «У меня было много связей в Варшаве и здесь. Не волнуйся, всё всегда, - он задумался, - почти всегда, было пристойно. Здесь это даже на каком-то этапе, иногда, помогало мне устроить свои деловые отношения. Не думай, что я циник и просто использовал женщин. Я их в определенном смысле любил, не той любовью, которой потом любил твою мать. Такое с мужчинами случается» Феликс сидел, опустив глаза. «Когда я встретил твою мать, она поразила меня всем. Она была не юной девушкой, почти старой девой, по местным понятиям. Даже не пойму, как случилось, что она не вышла замуж. По-видимому, она была чересчур чиста и умна для здешних кавалеров. Увидев её раз, я не мог её забыть и стал искать встречи. Нужно сказать, она была более чем сдержанна. Наше общение было на светском, интеллектуальном уровне. Я понял, что с нею мне интересно. В свете она появлялась редко, появляться у них в доме я остерегался, чтобы её не скомпрометировать. Иногда, я, как мальчишка, испытывал себя, что бы жить, не видя её неделю. Я даже завёл захватывающий адюльтер, но ничто не помогало, я думал о ней постоянно. Наконец, мне стало не хватать случайных встечь, которые я подстерегал и которые были скорее формальными и я решился просить её руки. Она жила с твоей бабушкой, как ты знаешь, а её отец давно умер, оставив ей и матери более чем скромное наследство. Визита они не ожидали, твоя мама музицировала, кстати, она была замечательной пианисткой, а её мама вышивала, когда я пришел. Обе были несколько смущены и твоя бабушка вышла распорядиться относительно чая. Я понимал, что у меня для объяснения есть пять-десять минут и я приступил сразу же. Твоя мать была удивлена и растеряна. Я ей признался в любви, объяснил, что у меня нет возможности ухаживать за нею, так как она почти не появляется в свете и попросил её руки. Она была скорее напугана, чем обрадована и сказала, волнуясь, что она сожалеет, но не может мне дать положительный ответ. Когда пришла твоя бабушка и принесли чай, мы сидели оба расстроенные. Я с трудом выпил пол чашки чая, стараясь быть любезным, говорил что-то её матери и поспешил откланяться. Таких мучений я еще не знал. Неделю я провел дома, я не хотел никого видеть. К счастью, Григорий уже был управляющим в фирме и на него было можно положиться. Потом, я всретился с женщиной, с которой у меня была связь, она, как исключение, была не нашего круга, поблагодарил её, вручил сумму, достаточную, чтобы она смогла купить себе маленький домик и расстался с нею. По-видимому, она рассчитывала на большее, - задумчиво добавил он.
Я стал посылать твоей матери цветы, книги, которые, мне казалось, могли быть интересными ей, ноты, которые я заказывал из Вены, симпатичные мелочи, как шкатулка, которая, как ты знаешь, у неё стояла на бюваре. Когда я её «случайно» встречал, она благодарила меня, но просила себя не утруждать. В короткие встречи мы говорили о музыке, литературе, у нас оказались близкие вкусы. Когда случайно выяснилось, что её любимый цветок левкой, я вместо пышных роз, стал слать ей каждое утро свежие левкои. Их чертовски трудно было достать в то время года и я сделал теплицу и стал выращивать левкои. Вместе с цветами я слал ей небольшие записки, это не были любовные записки. Я рассказывал ей о вчерашнем дне, удачах и неудачах. Мне хотелось, чтобы, хотя бы так, она стала лучше понимать меня. Я ничего не преукрашивал, я почти не подбирал слов. Я решил, будь, что будет, по крайней мере, она будет знать, кому отказала. Мне самому эти «беседы», почти всегда только мои монологи, давали какое-то чувство удовлетворения, как будто я говорил с дорогим, а так оно и было, и хорошо понимающим меня человеком. Так прошло несколько месяцев, настала зима. Я как-то всретил ее, когда она вышла из дома, я был с санями и предложил её подвезти. Она немножко колеблясь села в сани. Это был первый раз, когда мы появились вместе на виду у всех. Когда она вышла из магазина, я предложил отвезти её к дому, она смущаясь сказала, что хочет пройтись, но я распахнул полость и она села.» Феликс посмотрел на отца. Эти последние воспоминания наполнили того счастьем. Он говорил, не глядя на сына, как будто находясь в трансе. «Я спросил её, давно ли она была в лесу, она ответила, что давно. Я предложил ей проехаться по лесу, он был божественно красив в снегу, она неуверенно согласилась... Она была в восторге. Я остановил лошадь среди всей этой сверкающей красоты, взял её руку, снял перчатку, поцеловал, надел перчатку и спросил: «Если я сейчас снова сделаю вам предложение, вы мне снова откажете?» Она опустила глаза и тихо сказала: «Я приму его» Я схватил её в объятья и поцеловал. Потом я снова поцеловал её руку и сказал, что завтра приеду к её матушке. Как я был счастлив говорить тебе нечего. Потом пошли сплошные чудесные месяцы. Мы обручились и свадьбу назначили на начало осени. Я стал заказывать материалы к постройке этого нашего дома, делать его проект, потом появилась идея с садом. Я посещал твою маму почти каждый день. Мои планы, энтузиазм немножко её пугали, но я видел, она восхищается мной. Мы много говорили во время этих встречь, иногда мне удавалось поцеловать её. И что это был за восторг! - Петр вздохнул и посмотрел на сына, а теперь ты можешь спросить: «Так, что же произошло?» «Не надо, папа» «Надо. Когда умерла твоя мама я должен был разобрать её бумаги. В шкатулке у неё было самое ценное: все мои записки, начиная с первой. Они были сложены аккуратно все вместе и перевязаны ленточкой, засушенная роза, по-видимому, первая, что я прислал, засушенные левкои... Но всё это было внутри, а сверху...сверху было письмо и конверт от него, в спешке сунутые в шкатулку. По-видимому, она шкатулку больше никогда не открывала. Я прочел это письмо. Там было написано, что я в охотничьем домике, ты там бывал, встречаюсь постоянно с женщинами. Письмо датировано одним днем до твоего рождения, т.е. днем, когда начались преждевременные роды. Сначала я не мог понять, кому нужно было и зачем написать эту гадость. Потом анализируя и вспоминая все и учитывая полуграмотный язык и почерк, это была та женщина, которую я облагодетельствовал деньгами на покупку дома. Там была единственная правда, что я бывал в этом домике после охоты. Немножко отдохнуть после ходьбы, выпить рюмку вина. Что меня потрясло, это то, что твоя мама, при всем ее уме, понимании меня, её привязанности ко мне, усомнилась во мне, а не в неизвестном ей малограмотном авторе. Я стоял, как перед грудой разрушенных жизней. Четыре года до твоего рождения были абсолютно безоблачными. Мы с нею были не только любовниками, но и друзьям, товарищами. Я тогда не мог опомниться от счастья, что у меня есть не только любимая женщина, но самый верный друг, понимающий меня, казалось, совершенно. И я для твоей матери, ее друзей, родных, готов был сделать всё. И вдруг, развал семейной жизни, страдающая жена, которая отказывается быть и женой и матерью, страдающий ребенок..., - Петр замолчал, размышляя, - я решил, что ты должен это знать, - продолжил он устало, - хотя бы для жизненного опыта. К сожалению, вернуть ничего нельзя» Он встал с дивана: «Знаешь, не надо вам строить дом. Живите здесь, со мной, мне не будет так одиноко» «Хорошо, папа, - Феликс подошел и обнял отца. «Всё, сынок, - Петр не хотел показаться сентиментальным, - мне еще нужно подготовить заказы для фирмы. Спасибо, что выслушал старика, - он улыбнулся.

Ольге было уже двадцать семь лет, но роды у неё были легкие и через три часа после их начала, на свет появился крупный мальчик со светловолосой головкой. Петр Феликсович переживал больше всех и был несказанно рад внуку.

Феликс сидел у постели жены с обожанием глядя на её милое лицо. «Оленька, не знаю, чем я заслужил счастье быть твоим мужем» Ольга устало прикрыла веки и шепотом сказала: «Я люблю тебя, милый, и сразу, с первого взгляда. Я не знаю никого в этом мире лучше тебя, - у неё скатилась слеза по щеке. «Ну, что ты, любовь моя. Тебе нельзя расстраиваться» «Я не расстраиваюсь, я очень счастлива» Он тихонько поцеловал её: «Отдохни, любимая, поспи немного»
Ребенка она решила кормить сама и няня каждые три часа приносила ей маленького. Ольга не могла наглядеться на него и искала в нем черты Феликса.

Дни бежали быстро. Петр Феликсович все меньше времени проводил в фирме. Чаще оставался дома. Писал деловые письма, распоряжения на вырубку леса, договоры на постойку домов и договоры с Трансибом на поставку шпал и вагонов. Мебельная фабрика была почти готова и в ближайшие месяцы должны были получить оборудование, а затем пригласить специалистов «Кон и Ко» по его монтажу. Всё, что связано с производством теперь полностью лежало на Феликсе. Он был очень загружен, но обедал дома с Ольгой и отцом, потом проведывал малыша, которого по традиции назвали Петром. Они стояли у колыбели с Ольгой обнявшись и были очень счастливы. Потом он шел к отцу в кабинет. Тот отдавал ему полученную переписку, показывал ответы, которые готовил. Они беседовали о делах и для Петра Феликсовича это были лучшие часы дня. Дела его детища успешно продвигались.

Прошло семь лет. Семья росла, к ней прибавились две девочки и еще один маленький мальчик. Ольга, слегка пополневшая, но такая же  спокойная, заботливая и энергичная, занимаась не только делами растущей семьи, но все чаще и чаще стала заменять Петра Феликсовича, ведя деловую переписку фирмы, все глубже вникая в ее проблемы. Петр Феликсович постепенно отходил от дел, проводя дни в чтении, прогулках по саду. Часто он сидел в задумчивости в кресле и было не понятно, дремлет ли он или предается размышлениям. Он все так же был окружен заботой и Феликс ежедневно находил время для общения с ним.