В нашей семье ожидалось радостное событие. Сын оканчивал Военно-морской институт. На выпуск, в праздничном ожидании праздника, отправились всей семьей: муж, я и дочка. Сын окончил институт с Красным дипломом, и мы были приглашены в Константиновский дворец в Стрельну на вручение ему Константиновского знака отличия.
Ехали в Питер гордые за сына, своей радостью хотелось поделиться с каждым встречным. И мы без устали рассказывали соседям по вагону, как наш мальчик, никогда в жизни не видевший моря, после гибели «Курска» решил пойти учиться в морской институт на подводника. И в 16 лет первый раз в жизни уехал один в огромный город, и поступил!
Питер встретил нас холодом, проливным дождем и ветром. Это только подстегнуло: надо торопиться в Петродворец, сын, наверное, уже заждался. Звонить по прибытии не стали, потому что уже шел роуминг, а он и так знает, когда мы должны приехать, и потому прямиком отправились в Петродворец, где находился его институт. Но на главной проходной, к удивлению, нас никто не ждал, а на территорию института не пустили. Звоним сыну. Спросонья он долго не мог сообразить, кто это и почему так рано. Еле достучались! А уж когда наш курсант вышел к нам, мы все трое чуть не попадали в обмороки! Небритый, лохматый, в помятых джинсах, нестиранном свитере. Сразу видно, что с жутчайшего похмелья. Такое впечатление, что он всю ночь провалялся где-то под кустами. Ну, чем не бомж!
- Это что такое?! – естественно, возмутилась я. – Ты что творишь?!
- Мама, не ругайся. Это святое - обмывали диплом!
- Какой диплом?! Ты его пять дней назад защитил!
- Я ведь не один в роте. – Искренне удивился он. - И мы не можем все в один день защищаться. Вчера защищались последние четыре курсанта.
- И что, вы все эти дни так и обмываете каждый диплом? – поинтересовался муж.
- А как же? Сначала все радовались за первых. Потом первые – за последних. Надо за каждого порадоваться. У нас закон: один - за всех, все – за одного.
- Боже мой, - схватилась я за голову, - у тебя завтра выпуск, а ты посмотри, на кого ты похож? Как есть гопник! Ну, порадовал, сынок! Зачем я только вообще отпустила тебя учиться? Непонятно, чему…
- Мам, ну что ты шумишь? Все будет ровно!
Мы отдали ему пустые сумки, чтобы собрать пожитки, которыми он оброс за пять лет учебы, и отправились устраиваться к родственникам в Вырицу.
Все трое были настолько обескуражены встречей с нашим курсантом – отличником учебной и боевой подготовки, что не хотелось ни о чем разговаривать. Так и ехали всю дорогу в угнетенном молчании. И только подъезжая к Вырице, я вдруг подумала, что где-то в этих местах, в Гатчинском районе, сразу после войны дислоцировался полк, в котором мой отец заканчивал войну. После Победы армию не сразу расформировывали, а частями. И именно в этих краях мой отец ожидал, приказа о расформировании полка! «Бог мой, - неожиданно подумалось мне, - да ведь в 45-ом году ему было столько же лет, сколько нашему оболтусу сейчас – всего 21 год! А он к этому времени уже почти всю войну прошел! С 42 до самой Победы воевал».
Я не знаю, как отцу удалось попасть на фронт в 17 лет. Тогда многие мальчишки рвались на войну раньше времени, обманывали военкомов, приставали, упрашивали. Отца тоже взяли в 41-ом, когда ему было 17. Наверное, из-за того, что у него было 9 классов образования. В те времена это приравнивалось, чуть ли не к высшему образованию. Его отправили на ускоренные курсы подготовки офицеров, и через 2 месяца отец отправился на фронт младшим лейтенантом. А закончил войну капитаном в 21 год! Какой же силой духа должен обладать народ страны, где непобедимы вот такие пацаны?
Отца уже двадцать пять лет нет с нами. Да и когда еще был жив, он почти ничего не рассказывал о войне, словно навсегда вычеркнул эти годы из своей памяти. А мы с братом, если честно признаться, не очень интересовались, вечно занятые какими-то своими, более важными делами. Для нас, послевоенных детей, жизнь отца была не особо значима, потому что фронтовики были, если не в каждой, то уж в каждой второй семье точно. И ничего особенного в этом никто не видел. Все немногое, что было с отцом в то время, я знаю, в основном из рассказов мамы, но и ее уже нет, чтобы расспросить подробнее. Помню, только однажды я спросила его:
- Пап, а ты убивал фашистов?
Он тогда только вздохнул и сказал:
- А ты дочка думаешь, это легко – убить человека? Ведь это не муху прихлопнуть.
- Какого человека? – не поняла я.
- Немцы – они ведь тоже люди. Точно такие же, как и мы.
Я так и не поняла тогда, убивал или не убивал он фашистов. Скорее всего, нет, раз так загадочно говорит. И была разочарована, что он у меня не такой герой, как другие.
Отец воевал в инженерных войсках. Это были страшные войска. Все равно, что штрафбаты. Они первые, под прицельным огнем прокладывали дороги, наводили мосты, готовили переправы. Это был первый эшелон фронта. За долгие годы войны отец трижды был ранен, контужен. А еще - до самых последних дней носил в себе осколок, как частицу войны. Так и унес его с собой, чтобы на эту малую частицу стало меньше войн на земле.
Много позже, когда в Интернете по поисковику можно было найти Наградные листы фронтовиков, отыскали и мы Наградной лист отца. И только из него мы узнали, что «В наступательном бою в районе Мз.Лэстене Тукумской волости Латвийской ССР с 24.03.1945 года непосредственно на поле боя производил ремонт стрелкового вооружения, чем обеспечил успешное выполнение боевого приказа стрелковыми подразделениями.
Достоин представления к Правительственной награде Орденом «Красная Звезда».
Командир 1247 стрелкового полка майор Паничев.
6 апреля 45 года.
Сейчас мы себе можем только представить, что именно скрывалось за этими сухими и скудными фразами, что происходило на самом деле тогда в эти пять дней там, в самом конце войны, когда уже веяло ветром победы, когда уже никому не хотелось умирать, когда уже главное было – дожить любой ценой. Но воинский долг был превыше всего.
А уже в конце 45 года их полк в ожидании расформирования стоял на Гатчине. И отец очень боялся, как бы его не оставили в армии. Ему, неженатому, молодому парню, страшно хотелось домой, к маме. И кто-то надоумил его:
- Чего проще: побей фонари на Невском, в армии тебя тогда точно не оставят. И домой поскорее отпустят, чтобы дело не открывать, все равно не сегодня-завтра полк расформируют.
Отец засомневался.
- Точно говорю. В 10 роте так одного лейтенанта отпустили.
И отец решил тоже попробовать, но, естественно не один. Все устали от войны, победители рвались к домашнему теплу и уюту. Собралось их человек пять в увольнительную. Для храбрости, как полагается, приняли на грудь, и отправились в Питер. Там, естественно, еще добавили. Когда уже совсем осмелели, а заодно и дождались темноты, принялись «за дело». Успели разбить три фонаря, когда возник патруль, что и требовалось. Да только не стерпели, когда их – победителей, фронтовых офицеров, обвешанных орденами и медалями, тыловая крыса, как последних салаг отчитывать начала! Завязалась драка. Ну, немного не рассчитали силы: наваляли лишнего майору комендантской службы, и вообще всему патрулю хорошо досталось.
На всех пятерых завели дело. По тем временам они еще легко отделались: всех разжаловали в рядовые и каждому - по 2 года дисбата. Но награды оставили.
В нашем старом альбоме сохранилась одна фотография, где среди пяти молодых офицеров, почти пацанов – и мой отец. С Орденом Красной Звезды и медалью «За боевые заслуги». На обратной стороне его рукой помечено 1945г. Наверное, тогда же, в Питере и сфотографировались на память о фронтовой дружбе.
С младенческих лет отец казался мне строгим, и даже немного суровым. Была у него одна «странность», как нам, детям, тогда казалось: он запрещал брату играть в войнушку. Хотя для нашего детства это была самая распространенная игра. «Это плохая игра», - коротко и ясно пояснял он брату. Всю жизнь для нас с братом он был непререкаемым авторитетом. А сейчас, с высоты прожитых лет, я думаю, какой же он был серьезный, если мог совершить такую глупость? Просто мальчишество какое-то!
По нашим хмурым лицам, Ирина – сестра мужа сразу поняла: что-то произошло. Но мы ничего не стали ей рассказывать – уж очень больно разочарование ударило по нашей уверенной гордости за сына. И только вечером, когда я зашла на кухню, услышала конец разговора. Видно муж не выдержал, жаловался сестре:
- Знал же, что родители едут, хоть мать бы не расстраивал. И вообще, зря мы послушали его, отпустили в военный институт. Какой из него офицер? Пацан безбашенный!
- Между прочим, такие вот пацаны войну выиграли, - сказала я.
На следующий день в Петергофе, на фонтанах, сыну вручали Диплом. И все курсанты были как огурчики: постриженные, бритые, наглаженные, с новыми гюйсами, в начищенных до зеркального блеска лодочках! От обмывания дипломов – ни следа! А потом была традиционная «пьяная ночь», когда курсантам до утра разрешено делать все, что взбредет в голову! Громить кубрики, отремонтированные ими же после таких же выпускников, выбрасывать телевизоры из окон, пить сколько хочешь шампанского, открыто, на плацу и до утра орать песни! Кроме одного – наряжать памятник Попову, именем которого гордится институт, в тельняшку. Для этого на всю ночь около него даже выставляются посты. И сколько радости и восторга на следующий день было в голосе сына, когда он рассказывал, как они, вопреки всему, все-таки надели тельняшку на Попова!
- Мам, а знаешь, чью тельняшку одели? – в радостном возбуждении спрашивал он.
- Твою, что ли? – догадалась я.
- Ну да! - обрадовался он. – А знаешь, какую? С первого курса! Помнишь, ты еще смеялась, что в меня, наверное, дробью стреляли, вся в мелких дырочках…
- Да ты что, - поразилась я, - она еще живая?
- Так я ее специально для этого дня берег!
Ну, пацан, что тут еще скажешь?
На следующий день, на плацу нашим мальчишкам вручали погоны и кортики. После вручения, они строем ушли переодеваться. А нас – родителей, родственников, девушек, жен развлекали концертом. Но всем нам было не до него. Мы с нетерпением ждали наших офицеров.
И вот, наконец, грянул традиционный марш «Прощание славянки», волнуя и тревожа души! И вот своим последним маршем по институтскому плацу пошли наши мальчишки. Уже не курсантами – красавцами-офицерами, сверкая золотом погон, кортиками, шевронами и дубовыми листьями на парадной форме! Слезы гордости за наших мальчишек непрошено наворачивались на глазах…
Все отыскивали в ровных шеренгах своих мальчишек в парадных сверкающих золотом шеренгах и не находили! Так неузнаваемо они изменились в один миг! Серьезные, суровые, и какие-то отчужденные. Глядя на них, мы понимали, что за их спинами незримо лежит вся наша огромная страна! Эти мальчишки выбрали для себя суровую профессию – защищать Родину, взяли огромную ответственность за наш покой.
А ведь в душе они так и остались мальчишками: бесшабашными и хулиганистыми. Так не будем же строго судить их, если иногда они и совершают глупости, ведь впереди у них долгая и суровая жизнь. И когда будет нужно, они сумеют собраться в один мощный кулак и постоять за свою землю.