===================33. Сказки старого зеркала
Дни проходили в суете, не сравнимой с библиотечным торжественным покоем, властвовавшим в залах и коридорах, отражённым во взглядах посетителей, в шелестящем тихом шёпоте, в поскрипывании стульев, во вздохах старых каталожных шкафов.
А вечера она проводила вдвоём с зеркалом, наслаждаясь тишиной — после людского многоголосого гомона, утомительного стрёкота роботронов, назойливо лезущих в уши разговоров, маятного ожидания инкассаторской машины… Толпящихся у входа на эскалатор людей, таких же усталых, как она сама.
Зеркало излучало спокойную доброжелательность. Новая хозяйка не так уж плоха — вычистила оправу так, что засверкал каждый завиток, а стекло вымыла жидкостью для автомобильных стёкол, и теперь оно сияло, словно благодарило Нину за заботу и потраченное время.
О зеркале хотелось думать, что оно волшебное и может исполнить мечту — только одну и только искреннюю. Как в «Сталкере» братьев Стругацких. Но в жизни волшебства не бывает. Что касается мечты, с ней предстояло разбираться. Мечта не давалась в руки и была туманно-неопределённой.
Что она попросит у зеркала? Кого ей хочется вернуть? Витьку, который о ней и думать забыл? Детство, о котором любят вспоминать, но никто бы не согласился в него вернуться и начать жизнь сначала... Коммуналку с облезлыми дверями и полутёмным коридором, загромождённым допотопными шкафами и всяким хламом? Их с мамой угловую комнатку с деревянными половицами цвета донникового мёда, с окнами на две стороны света, с золотыми от солнца обоями и детскими мечтами, в которые верилось безоговорочно…
Мечтами Нина делилась с бабушкой Машей. Машико Нугзаровна слушала внучку, улыбалась ласково, кивала головой: «Всё у тебя будет... Вот вырастешь, и…»
Нина выросла, а детские мечты навсегда остались в детстве, и бабушка осталась — навсегда. Она как наяву представила бабушкины глаза — два синих солнца. Разве солнце бывает синим?
Никому не дано вернуться из небытия. Живая материя становится мёртвой, превращается в молекулы и атомы, которые не помнят, что были когда-то Нининой бабушкой. Распад, энтропия. Ничто. В сказки о боге и царстве на небесах Нина не верила, как всякий здравомыслящий человек. А так хотелось — верить, что бабушкина душа живёт в райских садах, которых она достойна. Видит бог, которого нет, — она достойна! Ах, если бы это было так… Если бы!
От воспоминаний стиснуло горло, на глаза навернулись слёзы, отражение в зеркале помутнело и расплылось. Нина вытерла слёзы и ахнула. — Из зеркала на неё смотрела бабушка. Нина крепко зажмурилась, прогоняя морок. Помотала головой, открыла глаза… Отражение её собственное, а глаза синие, в лучиках морщинок. Серебряные нити в чёрных волосах, бабушкин усталый взгляд. Машико коснулась рукой волос… Нина машинально повторила её жест, проведя рукой по волосам. Метнулась в прихожую, вытряхнула из сумочки на столик всё содержимое, извлекла из разноцветного вороха маленькое зеркальце, поднесла к глазам, выдохнула с облегчением.
Нина вернулась в комнату. Наваждение исчезло. Как и полагалось уважающему себя зеркалу, оно отражало полосатые обои, круглый стол и венские бабушкины стулья. Скоро на кухне закипит чайник, они будут пить чай, и Машико выставит на стол клубничное варенье, которое маленькая Нина любила намазывать на хлеб. Натэла досадливо поморщится: могли бы с сахаром попить, варенья всего две банки, если есть каждый день, быстро кончится.
Нина улыбнулась, вспоминая. По зеркалу пробежала рябь. Нина потёрла глаза… и увидела накрытый стол, стеклянную вазочку с вареньем (банка на скатерти — верх неприличия, варенье к столу подают в вазочке), пузатый заварочный чайник, который при переезде пропал, и она его долго оплакивала: чайник был из их с мамой жизни, которой больше нет.
Зеркало бессовестно лгало, отражая потерянный чайник и чашки, разбившиеся при переезде. Комната менялась, изгибалась, колыхалась. На неё смотрела Натэла, протягивала руки. Нина протянула свою, пальцы упёрлись в стекло. Стекло было тёплым и вздрагивало под рукой, будто с тобой стороны кто-то пытался его разбить. Нина отдёрнула руку. Зеркало может вернуть в этот мир из прошлого кого-то одного, только одного.
«Не верь ему! Выбирай себя, иначе не вернёшься, останешься там навсегда».
— Маму! Верни маму! — крикнула Нина в зеркало, ужасаясь собственным словам, предавая бабушку Машико, которая её любила, предавая отца, который её не любил.
…За окнами водянисто бледнел рассвет. Нина вскочила на ноги, и кресло протестующее скрипнуло, словно не хотело её отпускать. Тело пронизывали колючие иголочки, восстанавливая кровообращение, высвобождая из кошмара. В зеркале отразилось её собственное испуганное лицо, губы договорили-добормотали: «Простите меня».
Слава богу, это всего лишь сон. Слава богу, слава богу, повторяла неверующая Нина, крутясь перед зеркалом, поправляя платье, накладывая на веки тени в тон и расчёсывая волосы. Косы заплести уже не успеет, и позавтракать не успеет, потому что проспала, а опаздывать на работу нельзя. Это её не огорчило: Нина была счастлива, оттого что ей не надо никого выбирать, и всё это только сон.
Отрезала от батона кусок хлеба, положила на него толстый ломоть сыра и веточку сельдерея. Подумала и отрезала ещё сыра. Перед началом смены съест в подсобке с чаем, а в обеденный перерыв дойдёт до ближнего кафе и пообедает пончиками с кофе.
На работу она не опоздала, приехала вовремя, а ночные тревоги отступили и ничем о себе не напоминали.
ПРОДОЛЖЕНИЕ http://www.proza.ru/2020/03/02/921