ВТОРАЯ ГЛАВА
Стучат колеса. Идет этап на север. Тоска. Холод плохо помнил все, что произошло за последнее время. Следствие шло энергично. Судья вынес приговор через неделю с момента задержания. И вот едет он в далекую Читинскую область. Едет в том самом «Столыпине», в котором вот уже больше двух веков возят каторжан. «Клетка» целиком забита, воздух спертый и душный. У каждого мысли свои. На «красную» или на «черную» зону попадут, кто смотрящий «в доме». Легенды о побегах с этапа перебирают. «За волю» треплются. У всех одно осталось – надежда. У одного на пересуд скорый, другой о свиданке с девчонкой мечтает. Постоянные сидельцы вспоминают, кто у них из корешей где… А Холоду не о чем думать. 17 лет… И надежда… Да ну ее в задницу…
* * *
- Быстро выходим с вещами, - орал старший конвоя.
Бегом по вагонному тамбуру через цепь караула, пинок под зад и Холод оказался на заснеженном перроне.
- На колени, зэчара позорный. Фамилия? Статья?
- Сиволобов. Статья 105, часть 1 УК РФ.
- А… Еще один «мокрушник». Следующий.
Холод уже полчаса стоял на коленях на промерзшем насквозь насте. Лай собак. Заведенные под парами автозаки – «черные воронки»… Шел «шмон».
- Сидор на распашку. Оружие, деньги, наркотики?
- Нет ничего.
Сержант переворошил все дулом автомата.
- Закончил, товарищ сержант. Последний.
- Морды вверх, уроды, - вдоль шеренги ходил капитан в хромовых сапогах.
- Добро пожаловать в благословенный край, Великое Забайкалье. Вы прибыли в колонию строгого режима ИУ 410/32. Жалобы и предложения не принимаются. Для особо хитровы***х сообщаю – зона «красная». Работаем хорошо, с администрацией сотрудничаем – на свободу с чистой совестью. Упираемся, в отказ идем, «воров лепим» – есть карцер и Бур. Запомнили? Во время следования к месту отбытия наказания запрещается: разговаривать, курить. При попытке к бегству сразу открывается огонь на поражение. Усекли, бедолаги? Тогда, конвой, по машинам их!
- Ну все, попали…- сказал сосед Холода, по виду отбывший уже не один срок.
- А что такое? – спросил Холод.
- Кум на этой зоне – Молчанов – сука такая… Его весь край колымский боялся. А ты че, первоходок?
- Да не приходилось как-то раньше…
- Ну тогда держись, паря. В бараний рог тебя скрутят. Статья-то какая?
- Сто пятая.
- «Мокрая»? Да… Хреновы твои дела.
- Да я никого не убивал.
- Все мы никого не убивали, а так, жертвы тоталитарного режима.
- МОЛЧАТЬ! – и конвоир прервал их разговор, ударив Холода прикладом автомата в спину, - вперед!
* * *
Блатная романтика. Сколько ребят велось на разговоры старых бывалых зэков и садилось… Одни по глупости, другие по жадности, третьи по стечению обстоятельств. Но все мечты о тюремной лирике разбивались с того момента, как они надевали жесткую тюремную робу. Тюрьма – это не то… Здесь есть надежда на суд, на адвоката. Зона - это совсем иначе. Мир за колючей проволокой, обусловленный узкими рамками режима. Подъем по команде, передвижение по территории только строевым шагом, прием пищи по распорядку, одинаково выбритые головы, вышки с часовыми, построения, проверки-шмоны. Это все. Ты понимаешь, что ты попал…
Вначале весь этап загнали в душ. Три соска душа на тридцать человек. Время на помывку тридцать минут. Холод терпеливо ждал своей очереди. Три минуты на каждого… Серый обмылок в руке. Быстро ополоснуться чуть теплой водой – полотенца нет. Бегом в предбанник. Старик-парикмахер с пустыми глазами безжалостного убийцы механически выполняет свою работу. Прическу долой. Далее под крики конвойных в каптерку на переодевание. Трусы, майка х/б, колючая жесткая роба и тяжелые кирзовые сапоги. Две минуты, чтобы одеться. Сидр, прошедший санобработку дустом, в руки и бегом наверх на построение.
- Ильич, начальник этой колонии. «Кум». Для новоприбывших сообщаю. Здравствуйте, товарищи заключенные. Я полковник Молчанов Игорь мои правила пребывания в моей колонии. Итак, работают у меня все. Болезнь, отказ не принимаются. Только смерть – оправдание невыхода на работу. Мои приказы выполняются беспрекословно и без рассуждений. Для особо непонятливых существует БУР – барак усиленного режима. День жизни там равен семи нормальным дням. Воров, мужиков и пи***сов для меня не существует, работают все. Сотрудничество с администрацией поощряется. Карантина не будет, работы много. Помощники командиров отряда, разбирайте людей. Ведите их в казарму, показывайте койки и на ужин. Вопросов, как я понимаю, нет.
* * *
Холод устало бросил вещмешок на указанную ему койку и присел рядом.
- Эй, крыса! Кости подними, - к нему подошел помощник командира отряда, зэк-активист, Зубр. – Разбросался тут маслами, падаль. Сидеть только на табуретке, кровать для того, чтобы спать. Забирай свою хурду и бегом в столовую строиться, жрать пора.
- Я не хочу.
- Хочешь - не хочешь. Есть такое слово – надо. Не трепыхайся, сказано идти – иди. Ты че, до сих пор не понял, куда ты попал? Это кича, а не детский санаторий.
- Это я и без тебя знаю.
- Знаешь, ты меня херово знаешь. Я много чего могу, я сейчас твой царь и бог, не кум, а я. Ты мне в задницу должен заглядывать. Понял.
- Понял.
- Чего ты понял?
- Что ты никто и звать тебя никак, подпевала сучий.
- Ну, козел, ты за этот базар ответишь, скоро ответишь.
- Перед тобой что ли, п***р гнойный?
- Перед кем надо, перед кем надо…
* * *
После ужина Холод зашел в умывальник, сполоснул лицо и уже собирался было выходить…
- Ну что, красавчик, - перед ним стоял Зубр в окружении пятерых крепких парней, - неувязочка у нас вышла. На жопу ты за свой базар гнилой попал. Ребята до утех с такими, как та милашками уж очень горазды. Портки скидай и постарайся расслабиться, приятно будет, - все шестеро громко и глумливо заржали.
- Ага, сейчас, разбежался, вафельник позорный.
Один из них схватил Холода за воротник робы. Бросок через бедро, а после кулак Холода воткнулся в пах растянувшемуся на клетчатом полу герою и тот надрывно заревел. Стремительный выпад вперед и боковой удар в висок второму, теперь ребром ладони в горло. Все. Отдыхай. Третьего Холод поймал нижним ударом в челюсть, клацнули зубы, верхняя губа прокушена и напоследок за уши и головой об коленку. Спокойной ночи, малыши. Осталось трое. Один из них поигрывал остро заточенной арматурой. Выпад – Холод поймал его руку и взял на излом. Раздался хруст поломанной кости и страшный вопль. А напоследок удар ногой в живот – опаньки! – домахался ручками. Пятый со всего размаха получил удар лбом в лоб. Что такое? Ноги не держат? Поскользнулся? Остался только Зубр.
- Ну вот я и готов. Отвечаю за свой базар, Зубр…
- Ты это… Чего… Тебе не жить…
- Поживем – увидим.
Холод ударил Зубра двумя руками по ушам. Потом кулаком в нос, кровь брызнула на кафельные стены. Зубр лежал в ауте.
- Опустить меня хотел, гнида, - сказал Холод, расстегивая ширинку.
- Нет! Нет!
- Ну ладно, - и струя мочи полилась на окровавленную голову Зубра.
Дверь в ванную комнату распахнулась и вошло несколько охранников. Холода сбили с ног и начали дубасить резиновыми палками и избивать ногами в кирзовых сапогах. Тьма…
* * *
Окровавленного Холода втащили в кабинет ДПНК.
- Откуда такой боец? – спросил Молчанов, - весь в крови…
- С этапа, новенький, товарищ полковник, - ответил дежурный по колонии, - драку в туалете устроил, напал на шестерых осужденный и зверски их избил. Ну мы его немного помяли, товарищ полковник…
- Ладно, свободны, идите.
- Есть!
- Ну что же, осужденный, присаживайтесь, - Молчанов обратился к Холоду, - зачем помощника командира избил? В карцер хочешь?
- Какая тебе разница, мусор?
- Одна е**т, другая дразнится. Парень, смотрю, ты с гонором, ну ничего, обломаем. Как кстати твоя фамилия?
- В деле написано.
- Ах ты тварь, - Молчанов наотмашь ударил Холода по лицу, - фамилию быстро!
- Сиволобов.
- А… Ну в общем семь суток карцера для начала. На хлеб и на воду! Конвой! Увести.
Холода увели. Молчанов набрал номер телефона.
- Здоровенько, Седой. У меня этот паренек, Сиволобов. Крепкий орешек. Сегодня шестерых моих под шелуху один разломал. Я его пока на карцер определил, пущай подумает. Да, хорошо. Все понял, - сказал Молчанов и положил трубку, - ну здравствуй, Холод…
* * *
Карцер… Железобетонная коробка два на три. Жесткие нары, которые поднимали в шесть утра и опускали в двадцать два ноль ноль. Весь день на ногах, окон нет. Каждые полчаса поднималась решетка и в камеру заглядывал любопытный глаз надзирателя. С утра кусок черствого хлеба и миска теплой, пахнущей машинным маслом воды. В семь тридцать – оправка. После шмон. Хотя что можно спрятать в этом ограниченном пространстве?
Холод ходил по давно измеренной сотнями ног плоскости камеры и думал. Он знал все обстоятельства и нюансы своего дела. Кто-то там, на воле, хотел, чтобы он сидел, сильно хотел. Кто-то знал его правду, всю до конца. Но он не нужен как Холод, гноить его здесь будут как Сиволобова. Этот «кто-то» убил Василича и бывшего следака Иванова, но не убил его, Холода. Почему? Что говорил это металлический голос о каком-то шансе? Холод знал, что здесь ему не жить. На «красной» зоне не шибко людей из братвы жалуют, тем более «мокрушников», а он по чьей-то легенде мента замочил. Эх, Иванов, зачем ты помог тогда Холоду? И ты, Василич… Холод нервно сжимал и разжимал кулаки… Василич…
* * *
- Ну, все свободны. Руки за спину. Сержант, отведи на промзону, его отряд уже работает. Неделю посачковал парень и хватит, пора ударным трудом завоевывать право на освобождение, - резюмировал дежурный по ШИЗО, выпуская Холода на свободу.
* * *
Двадцать пар глаз уставились на Холода в столярке, куда его привели сколачивать табуретки. Холод почувствовал на себе пожирающие взгляды перебинтованного Зубра и его товарищей. Чувствовалось – быть беде. Все чего-то выжидали. До обеда Холод тупо отбирал заготовки и таскал готовую продукцию на склад.
- Ну, держись, вахлак, амба тебе, - сказал работающий с ним в одной паре заключенный.
Прозвенел звонок, оповещающий всех об обеденном перерыве. «Ну, сейчас начнется», - подумал Холод. И началось.
Холода окружили плотным кольцом, охрана, до этого следившая за работой, куда-то испарилась. Тупые безмозглые лица, злые глаза… Держись, Холод.
Он дрался на смерть, ломал пальцы, выкалывал глаза. Первого Холод сбил с ног тяжелой табуреткой. Второго перетянул вдоль спины деревянным крючком. Еще одному воткнул в глаз штангенциркуль. Он отбивался как раненный зверь, но их было чересчур много. Еще один упал, срубленный ударом в висок рубанком. Холода гоняли по всему цеху, жали и давили. Треск – это он бросил одного из нападавших на кучу досок. Удар ногой в горло – сдохните, твари! С молотком в руках Холод был прижат к стене цеха. Ледяная бетонная стена и дальше уже бежать некуда. Он еще крепче сжал в руке молоток. Безжалостная толпа наступала на него… Амба… Холод замер, как перед последним прыжком. Сейчас его просто разорвут на части. И все.
- Стоять на месте, козлы вонючие! – в проходе появилось несколько ребят крепкого телосложения, - кому тут кадык вырвать? Тебе что ли, Зубр? – от толпы отделился огромный небритый детина в новом ладно подогнанном ватнике, - ты че, типа, в натуре, нюх потерял, пес шелудивый? Окстись! Дерьмо собачье! – сказал он все ближе подходя к загнанному в угол Холоду, - ну здорово, дружбан. Ну и где типа моя «Поджера», а?
Холод поднял влажные глаза. Перед ним стоял Вован.
* * *
- Вот так, Холод, не убили меня тогда. Пуля через грудь навылет прошла. Месяц в больнице провалялся, думал, ну, типа, загнусь на фиг блин… Ну ничего, выжил. Узнал, что тебя где-то в Тамбове завалили. А тут суд, типа того. Прокурор, не мудрствуя лукаво, десятку мне влепил, ну, типа, организованная преступная группа, по касатке два года скинули и вот, типа того, здесь я сейчас, срок свой, типа, отбываю.
- Это же сучья зона, «красная», Вован. Как же ты здесь кантуешься?
- А помнишь, Холод, ты типа сам учил, слейся, приспособься, прими эти… как их… условия окружающей среды и все такое… Вот так вот и живу… Помаленьку…
- Странно, ведь братву здесь ох как не жалуют, Вовик?
- А я в активе, типа, Холод. Приспособился. Стучать не стучу. Порядок «красный» на зоне поддерживаю, с администрацией договорился, я с ними типа сотрудничаю, а они мне типа срок половинят. И не жалею, и не перед кем оправдываться не собираюсь, хватит, баста. Я тут в свою соображалку вот что взял. Я тут кто? – солдат. А ты – братан по жизни. Таких как я убивают, а ты всегда жив будешь. Нюх у тебя на опасность собачий, Холод. А с меня харэ. Типа все, хватит. Досижу свой срок и уеду к мамке в деревню. Спасибо тебе, конечно, жизни меня научил.
- Как же так, Вован?
- А вот так вот. Догадываюсь, как Холод умер, не дурак совсем, типа. Извини, по-человечьи жить хочу, если получится, конечно. Раз уж бог миловал, завязал я со всей этой лабудой, Холод. И тебе совет напоследок дам: сольют тебя здесь, в курсе они кто ты такой. Не знаю, но слушок по зоне «кумовской» пошел… жизнь тебе такую здесь устроят, что сказкой не покажется. Здесь они, братишка, типа музыку заказывают. На вот. На прощание, - сказал Вован и протянул Холоду финку, - держись и бывай. Покеда.
- Спасибо и на этом, Вован.
* * *
Холод сидел на груде деревянных обрезков и играл финкой… Разговор с Вованом оставил неприятный осадок в душе. Ну ладно… Пускай прав Вован. Здесь он никто, букашка, это там, на воле он сильный. А теперь какой смысл ему, Вовану, идти за Холодом? Два раза Вован спасал его жизнь, тогда и сейчас. Он такой же, как ты, Холод, он тоже хочет жить и имеет на это право. Это его выбор. А вот как тебе дальше быть, Холод?
* * *
Остаток дня прошел вполне спокойно. Холод отработал, поужинал и вернулся в барак. Казалось, его никто не замечал. Но в казарме чувствовалось внутреннее напряжение, оно окружало и обволакивало Холода. Опасность сочилась изо всех углов барака. Он чувствовал, что ему никто ничего не собирался прощать. Все только поджидали удобного момента для расплаты. И после отбоя он наступил.
Холод вскочил со шконки, лишь только увидев, как несколько фигур двинулось в его сторону. Трое. В руке каждого матово блестели железные пруты. Удар. Холод увернулся. Возле левого уха просвистел металлический прут. Еще удар. Холод перехватил руку нападавшего и локтем ударил его в челюсть. Еще один прут со всего размаха опустился на голову Холода. Глаза застлала кровавая пелена. Неизвестно откуда возникла финка Вована и Холод со всего размаха ударил нападавшего в живот. Холодная сталь намертво засела под ребром, из уголка рта бугая потекла струйка крови. Готов. Третий махал прутом, не подпуская Холода к себе ни на шаг. Холод уже почти терял сознание, перед глазами плыли огромные фиолетовые круги. И дальше как в замедленной съемке -–выпад, свист прута, еще выпад. Холод увернулся и уже падая, метнул нож. Стальной клинок аккуратно вошел в гортань нападавшего, фонтанами брызнула кровь, и его тело, как мешок, рухнуло на Холода. В это время в казарме зажегся свет…
* * *
- Ну что, Сиволобов, решили добавить свой срок? Еще два трупа, - полковник Молчанов ходил взад-вперед по своему кабинету, - ну и что скажете?
- А что говорить? Сам все знаешь…
- Интересно, что же я знаю, Сиоволобов? А знаю, что вы только пришли, нарушаете режим, совершили аналогичное преступление, за которое были осуждены, исправляться не желаете, на контакт с администрацией не идете, ведете себя агрессивно. Вот это я знаю. Как знаю и то, что за совершенное здесь преступление буду просить для вас пожизненного срока заключения.
- Не надо «горбатого лепить», начальник. Попался – отвечу. Я знаю, ты здесь, в этой игре, пешка. Есть кто за тебя все решает. Да и они уже все решили, нечего понос лить.
- Ты с кем это разговариваешь, забыл?
- Да ладно, успокойся.
- Я тебя сейчас в порошок сотру!
- Успокойтесь, Молчанов, - прозвучал знакомый металлический голос и в кабинет вошел седой представительный мужчина, - оставьте нас.
- Ну что же. Вот мы и снова встретились, Холод. Дела твои еще дохлее чем были. Снова убиваешь. Я тебе обещал ад. Это только начало. Судить тебя здесь в колонии будут и впустят в эту же зону. Убил ты людей здесь не последних. Срок у тебя будет огромный. Но до конца ты точно не досидишь, к гадалке не ходи. Или опустят или прирежут на хрен. Корешей у тебя здесь нет… Хотя, Вован, кажется. Но он на путь исправления встал. А если дернется по старой памяти и поднимется за боевого друга… Мы поможем. Ты, кстати и о нем подумай. Этот пацан тебе жизнь спас, а ты к нему с черной неблагодарностью, не в глаз, а в жопу. Вот такие дела наши скорбные. Думай.
- А о чем думать?
- О том, как дальше жить будем!
- Я понял все. Вляпался я здорово, от этого дерьма уже не отмоешься.
- Правильно мыслишь, а дальше что?
- Помнится, про шанс ты мне говорил. Вот и сейчас шепни об этом шансе тихонечко.
- Ну вот это другое дело, Холод. Знал, что не дурак ты, договоримся. Слушай… Здесь фамилии семи человек. Ты должен узнать о них все – чем живут, чем дышат… А потом убить. Срок на каждого - десять дней. Умирает последний – о тебе забывают, Холод.
- А какие гарантии?
- Никаких гарантий. Люди, ты, наверное, сам понял, какие. И с моей стороны и с твоей известные. Где я работаю, ты, наверное, уже догадался.
* * *
Снова свободен. Зимы уже как не бывало. Холод спиной почувствовал, как за ним закрываются тяжелые железные ворота. Прошлое выплюнуло его.
«Ввиду не доказанности улик, освободить из-под стражи Сиволобова М.А., пересмотрев возбужденное против него уголовное дело и признав его полностью невиновным, приостановить его уголовное преследование».
Семь человек. Трудно, но можно. Пока в Москву, а там будет видно. Холод поднялся в салон разбитого рейсового «Пазика» и протянул кондуктору 5 рублей за проезд.