Замок доктора Липпа
На фото: немецкий ученый-изобретатель Доктор Липп
ЗАМОК ДОКТОРА ЛИППА
Подготовка к вылету
Однажды моему мужу позвонили из Российской инженерной академии (РИА), членом-корреспондентом которой он является, и предложили поехать на научную конференцию в Берлин. Необычным было то, что это мероприятие должно было проходить в старинном замке доктора Липпа.
– Ну что, может, поедем вместе?
Вопрос мужа застал меня врасплох. Как всегда, было немало дел, но поездка в Германию, да ещё в старинный замок, перевесила. И я, закрыв глаза от предстоящего удовольствия, утвердительно закивала головой.
Муж взял на себя хлопоты по оформлению виз, проездных документов, открытию валютных счетов и пр. Купили самоучители и путеводители, чтобы освежить и пополнить мои полузабытые университетские знания немецкого языка. Провели встречу с немкой-переводчицей Лидией Карловной. Продумали гардероб, узнав по Интернету погоду на эти дни в Германии. Перед выходом из дома муж настоял, чтобы я проверила, взяла ли с собой загранпаспорт, билет, деньги-евро, страховку, приглашения и телефоны встречающих.
В аэропорту
И вот мы входим в огромное здание аэропорта Шереметьево, где кишит людской муравейник. И куда они все летят?!
Нас уже ждут Президент РИА Гусев Борис Владимирович, а также наши попутчики – Сергей Солобай, Александр Бычков и их секретарь Ольга. Оказывается, они в Москве являются представителями немецкой фирмы «Штрассенхауз», принадлежащей доктору Липпу. Мне не терпится узнать всё об этом загадочном человеке…
– О, вы не знаете доктора Липпа?! – весело удивляется Солобай. – Это немецкий ученый, изобретатель. Он – генератор передовых идей, настоящий аккумулятор энергии, просто человек-вулкан! Такие люди, как доктор Липп, двигают историю.
Остальные согласно кивают головами, восхищенно разводят руками. Такого рода характеристика ещё больше интригует. Тем более интересно будет познакомиться и проверить информацию через личное восприятие.
Все в хорошем расположении духа, шутят. Особенно выделяется Бычков. Есть же такие люди, которые без причины улыбаются, а их привычное состояние – доброжелательность. С ними просто и легко. Активность проявляет Солобай, он собирает наши паспорта, а дальше всё идет своим чередом: регистрация, проверка, посадка...
В самолете мы все сидим в один ряд. Я занимаю место возле иллюминатора, крепко сжав руку мужа. Не каждый день отрываемся от земли, вручая свою жизнь летчику… и Богу.
Небольшая порция французского коньяка снимает напряжение, самолет берет курс на Берлин.
Война
Отец
О, как давно я мечтала побывать в Германии! Так случилось, что название этой страны вошло в мою жизнь с самого детства и время от времени напоминало о себе. Первые уроки истории мы получаем из уст родителей. Рассказы отца и мамы о войне с фашистской Германией, пленниками которой они оказались, навсегда запали в моё сердце. Было желание прикоснуться к живой истории. Затем передать что-то главное, жизненно важное своим детям, внукам. Если не мы, то кто?!
Мои родители попали в Германию во время войны. Отца взяли в плен в боях под Киевом в 1941 году и отправили в концлагерь Бухенвальд.
В уголках его плотно сжатых губ, казалось, навсегда засела обида. Война оставила в жизни моего отца неизгладимый след. Талантливый от природы, закончивший школу с золотой медалью, после возвращения из концлагеря он был отчислен с 1курса строительного института как изменник родины. Я помню его высокий профиль над обыденностью жизни. О чём он молчал? Что унёс с собой в мир иной?
Всего несколько эпизодов, тяжелых воспоминаний отца, рассказанных нам, детям, дались ему с трудом. Вот один из них.
Бухенвальд, пленные, словно стадо животных, томятся за колючей проволокой, ожидая своей участи. Небо заволокло тучами, непрекращающийся дождь полощет промокшую насквозь одежду. Люди пытаются безуспешно согреться, растирая озябшие ладони, выдыхая остатки человеческого тепла.
– Тебя как зовут, откуда ты? – обращается к моему отцу такой же, как и он сам, дрожащий от холода юноша.
– Петр, из Украины.
– Я Иван, из Белоруссии. Вот что, Петя, давай держаться вместе. Так легче выжить… Поменялся ветер, к утру может быть мороз. У меня спрятана пустая консервная банка, давай рыть яму – в земле теплее.
Жажда жить даёт силу, а работа и надежда согревают. Окружающие их узники, в обреченности похожие на сомнамбул, не понимают, как им кажется, этих бесплодных действий.
Немецкая земля принимает их в свое логово, даруя сон смирен. Утром окрик на непонятном языке заставляет с трудом открыть тяжелые веки. Белым инеем покрыты тут и там неподвижно лежащие тела. В ту ночь выжили единицы пленных, в том числе мой отец.
Воспоминания причиняли муку, он надолго замыкался в себе. Мама всегда жалела отца, брала на себя большую часть тяжелой работы по хозяйству. Говорила с горечью в голосе несколько слов, но таких ёмких, словно они вмещали в себе всю боль нечеловеческих страданий:
– Мой был в концлагере…
Мой отец не любил о войне говорить,
видно, слово «концлагерь» старался забыть.
Радость детских сердец этим он уберег.
Мой любимый отец сделал всё, что он мог.
Война
Мама
Я вижу ее молодой 16-летней девушкой, которую забирают в Германию. Единственный мужчина в селе, комиссованный из-за ранения, предлагает маме заключить брак (семейных не забирали).
– Я не могу без любви, – отвечает гордая девушка. – Что будет, то пусть и будет…
Плач матерей, прижимающих к сердцу ненаглядных дочерей, поднимается до небес и бьётся оземь. Украинское село с поэтическим названием Тарасогригоровка все дальше и дальше. А девичьи руки с белыми платками, как крылья горлиц, машут и машут... Под стук колёс товарного вагона, под эхо взрывов, сидя в полной темноте на полу, девчата безутешно плачут. Моя мама, сильная духом, как может, их утешает. А потом затягивает украинскую песню:
Нич яка мисячна, зоряна ясная,
выдно, хоч голкы збырай…
Как жаль, что, слушая рассказы мамы, мы, дети, не спросили, в какое место Германии их привезли. Что это был за город, где они прожили долгих четыре года в холодных бараках, питаясь, практически, одной брюквой? Непосильный труд в Германии у многих из них отнимет здоровье, радость жизни, а то и саму жизнь.
– Мама, а какая она, Германия? – спрашиваю я.
Надо отдать должное справедливости – мама рассказывала не только о страданиях на чужбине. Она говорила о красоте той, пусть и чужой, природы. Ей нравилась немецкая культура.
– Они держали вас за рабов, а ты ими восхищаешься, – недоумевала моя старшая сестра.
– Это правители виноваты, нацисты, что затеяли войну. Гитлер виноват. А простой немецкий народ – он так же пострадал, сколько людей погибло, – вразумительно, с жалостью в голосе говорила мама. – Нацизм – вот что страшно.
В бараках находились девушки из разных стран. Выделялась грамотностью и духовностью одна полячка. Она читала Библию, часто вслух, собирая тёмными вечерами вокруг себя любознательных девушек. Однажды она позволила себе заговорить с немцами, которые приходили с проверками. О том, что немецкая нация перед Богом будет нести на себе клеймо грехов за мучения и убийства невинных людей. А ночью пришли несколько человек в нацистской форме и увели эту девушку с собой. Больше её не видели.
Фрау
Фрау – по-немецки женщина. Мы так и не знаем её имени, потому что мама называла её просто «фрау». Рассказы о ней были очень теплыми. В наше детское сознание она вошла как добрая фея из сказки. Дело в том, что моя мама отличалась особым трудолюбием и старательностью. Бауэр, охранявший барак, заметил эти её качества. Со временем он стал брать её в свою семью, чтобы она помогала по хозяйству его жене, той самой фрау, натирать кафель, мыть полы. Фрау старалась угостить маму, давала с собой кусочки хлеба и сыра. Иногда маме разрешали присмотреть за детьми. От них она быстро выучила немало немецких слов.
Перелом в войне мама связывала с событиями, когда вдруг пришлось прятаться в убежище от бомб американских самолетов. А вместо обычной, надоевшей брюквы, стали давать американскую тушёнку. Однажды мамина подруга, выглянув из убежища, радостно закричала:
– Ой, смотрите, наши самолеты!!! На крыльях звезды…
Она первой выскочила на улицу, подняв лицо к небу, размахивая белым платком. Неожиданно неподалеку разорвалась бомба. Как скошенный колос, девушка упала навзничь, не выпуская из рук платка. На её лице застыла улыбка. Война – жестокая штука. Но это был её конец…
Бауэр и фрау стали уговаривать маму не уезжать.
– На Украине война все разрушила. Люба, попозже ты сможешь поехать к родным.
– Спасибо, – был ответ мамы. – Нет, я хочу попасть быстрее домой, там мои родные, там моя родина.
Фрау при прощании дала маме целый чемодан одежды. Действительно, это было похоже на волшебную сказку. Вещи лежали в комоде. Мама говорила, что ей некуда их надевать. А я, когда никого не было дома, доставала эти наряды и примеряла их, крутилась перед зеркалом – и так, и этак. То набрасывала на плечи кружевную шаль тонкой работы, то повязывала голову шёлковым розовым платком с желтой бахромой, надевала вышитую батистовую кофточку…
Они цветами радуги оживали в лучах солнца и детской радости, сглаживая рассказы об ужасах войны.
Европейская культура
Мама была неравнодушна к красоте, искусству, хотя условия послевоенной жизни были нищенскими. Мы жили в доме с поврежденной от бомбежки крышей. Когда шёл дождь, постели становились сырыми, по стенам с потолка текли мутные ручьи в подставленные тазики и кастрюли. Но нам, детям, мама хотела дать всё самое лучшее. И образ европейской культуры был вершиной её мечты.
Однажды мама поехала в город и привезла оттуда гитару, хотя в нашем селе негде было учиться играть на ней.
– Я хочу, чтобы мои дети когда-нибудь научились играть, это так красиво, – объяснила она отцу свой непродуманный выбор.
И, предаваясь каким-то своим воспоминаниям, добавила:
– У фрау была дочка, она любила играть на гитаре… У неё были белокурые локоны…
Гитару, увенчанную красным бантом из атласной ленты, повесили на стене. Мы с сестрой иногда безуспешно пытались пробудить душу инструмента. По субботам, когда я протирала пыль, задетые струны издавали жалобный звук.
Пожалуй, самым полезным оказалось внедрение немецкой культуры на бытовом уровне. У всех сельских жителей были одинаковые плиты, сложенные из кирпича одним и тем же печником. Их обмазывали глиной и по субботам белили. Это было «лицо» хозяйки.
Воспоминание о том, как у фрау сияла плита, обложенная кафелем, не давало маме покоя. Однажды отец нашел листы нержавейки и оббил ими плиту. А когда мы с сестрой не надраивали её до блеска, мама с укором говорила:
– Видела бы это фрау…
Мои родители встретились через год после войны. Отмечали день Победы. Отец взял из тарелки большое красное яблоко и передал его через стол моей маме. Это было объяснение в любви. Люди, пережившие глубокие потрясения и страдания, умеют понимать друг друга без слов.
Хороша страна Германия…
Аэропорт Берлина оказался гораздо меньше, чем в Москве. Нас уже встречают на нескольких машинах. Приехал сам Доктор Липп. Большой, жизнерадостный, внешне чем-то похожий на актера Сергея Бондарчука в роли Пьера Безухова из фильма «Война и мир». К тому же, он неплохо говорит по-русски. Оказалось, что с нами прилетели ещё люди на эту же конференцию, человек десять-пятнадцать. Вся группа изъявляет желание посмотреть Берлин.
Водитель автомобиля, на котором мы едем, светловолосый парень с косичкой, очень исправно размещает нас и наши вещи, вместо слов – улыбка. Я попробовала в дороге поговорить с ним на «плохом немецком» и даже выяснила, что у него есть не девушка, а друг…
«Du ferschtein?» – спрашивает он меня. «Ja», – отвечаю.
В Берлине
За окном автомобиля мелькают оградительные сетки, бордюры. Разметки на дорогах сияют свежей краской, как будто их сделали к нашему приезду. Судя по плавности и приятности нашего движения, дороги здесь высокого качества. Все обращают внимание на то, что мелькающие за окном леса – сосновые, смешанные – выглядят ухоженными. Тут и там виднеются аккуратно сложенные стожки брёвен. В некоторых местах молодая поросль очень густая. Коллективно «догадались», что леса высаживают, а потом прореживают, используя дерево в хозяйстве.
Въехали в Берлин. Город меня особо не впечатлил. Он оказался «низкорослым» с неширокими улицами. Зато очень зеленый. Некоторые здания с высокими островерхими крышами строгие, если не сказать, мрачноватые. Готический стиль. Некоторые многоэтажки напоминают наши «хрущёвки». Это та часть Берлина, которая долгое время называлась ГДР. Несмотря на непрекращающийся дождь, на дорогах не видно луж.
– Немцы умеют продумывать детали, – по-деловому замечает Солобай. – Они очень грамотно делают стоки воды. Нам у них стоит поучиться.
Вдоль дороги редко можно увидеть баннеры реклам, у магазинов и аптек скромные вывески, не бросающиеся в глаза.
– Простенько, но со вкусом, – весело замечает Бычков.
– А какой здесь чистый воздух! Это потому, что все машины с хорошими очистителями работают, – со знанием дела говорит Гусев. – С этим в Германии очень строго. Обратите внимание, многие ездят на велосипедах.
Спрашиваю у Косички, есть ли у него квартира в Берлине. Он – нет, зачем, здесь много машин и людей, лучше жить на природе. Природа по-немецки звучит «natur».
Проехали Трептов-парк. Вспоминаю стихотворение из учебника о русском солдате со спасенной девочкой на руках. Но Косичка про памятник в парке ничего не знает. Приехали на Александр-плац, в центр. Времени не так много – 2-3 часа, чтоб осмотреть достопримечательности. Сначала решили зайти в самый большой универмаг.
– До встречи на этом месте, – скомандовал Солобай.
И шопинг начался!
Вещи выбираем хаотично, не всегда понимаем, подходят ли они нам. Путеводитель сводится к нескольким словам. Приходит понимание того, что естественное обучение чужому языку происходит при потребности в общении. Продавщица, улыбаясь, произносит на все наши вопросы одно слово – «шик, шик!», одобрительно показывая большой палец руки. Позже обнаружим, что часть вещей на два-три размера больше или меньше, чем надо. А что-то не подошло совсем.
Фотографируемся у куска разрушенной стены – символа победы над Германией, которая пестрит многоязычными надписями. А сразу за стеной начинается другой Берлин. Спросите, чем можно удивить современного человека? Отвечу: красотой, которая служит благу человека. Красотой качества жизни.
Я увидела красоту Берлина в чистоте тщательно вымощенных улиц и площадей, в ажурности решёток на них, которые, как губки, впитывают влагу. В яркой свежести зеленых лужаек, в медовом запахе пышных цветущих лип. Под огромным стеклянным куполом на площади, украшенной цветами и экзотическими растениями, размеренно прогуливаются люди. Судя по добротной невычурной одежде, это, в основном, немцы. Некоторые сидят в удобных плетеных креслах и на диванчиках, пьют напитки и неторопливо общаются. Их движения лишены суетности, в лицах – осознание собственной значимости.
Здесь немало пожилых людей, которые, по всей вероятности, были очевидцами той страшной войны. Всматриваюсь, пытаясь найти ответ на мучающий меня вопрос: почему?! Но их лица спокойны и непроницаемы.
Возможно, время высушило и испарило воспоминания, которые лишают покоя и сна. Когда сама жизнь была похожа на сон, в котором заблуждаться может не только отдельный человек, но и целый народ.
Подходим к мемориалу "Погибшим евреям Европы". Он необычный – на огромной площади в виде лабиринтов – куски застывшего бетона. И всё! Между ними ходят люди, играют дети, догоняя друг друга.
Жизнь продолжается!..
А нас ожидает ужин в настоящем старинном замке доктора Липпа.
Ужин в старинном замке
Неожиданно дорога, ведущая через лес, заканчивается, и перед нашими взорами открывается живописная картина. На возвышенности, с колоннами и большим подъездом – величественное старинное сооружение. Это и есть замок.
Доктор Липп и его русская жена Наталья приветствуют нас в просторном, с высокими потолками и старинным роялем в углу, парадном. На серебряном подносе фужеры с искрящимся шампанским. Гостеприимные хозяева проводят небольшую экскурсию по замку, в котором органично переплелись германская старина и современность. Доктор Липп и Наталья показывают настенные экспонаты в виде старинной утвари, посуды, одежды. На глазах оживает история Германии. Вид скульптур с пустым взором, летящих купидонов, играющих на арфе, оружия, почерневшего от времени, создают атмосферу таинственности и даже сказочности. Рональд Липп демонстрирует свои увлечения: собранная им коллекция старинных икон, которые он сам реставрирует, коллекция головных уборов в виде цилиндров различных формы и размеров. С полотен картин на нас смотрят незнакомые лица людей в причудливых нарядах, богатых убранствах, с высокими воротниками и жабо. Тёмный фон усугубляет холодную чопорность их лиц.
– А привидения здесь живут? – это Бычков со своими шуточками.
Но, вероятно, подобные вопросы не новость для Липпа. Он так же шутливо отвечает:
– Обязательно живут!
Смеёмся, некоторые немного нервно. Но для себя я отмечаю, что никогда бы не стала оставаться здесь на ночь одна. Проходим мимо зала, где состоится конференция. Там уже все готово к завтрашнему дню – на стулья надеты белоснежные накрахмаленные чехлы, на столах лежат наушники, возвышается трибуна для выступающих. Чуть дальше небольшой бассейн. Комнаты отдыха оформлены в духе нового времени, напоминая, что мы находимся в дне сегодняшнем.
По узкой крутой лестнице следуем за Рональдом и Натальей в нижний этаж. Скрип деревянных ступеней. Светильники горят вполнакала, на стенах отражаются причудливые тени и движутся вместе с нами.
Рассаживаемся за столики, а юные девушки в фламандских нарядах – рукав-фонарик, длинная юбка с фартучком, чепчик – приносят нам разные вкусности. Они подают запеченное мясо дикого кабана, рыбу, холодное белое вино, тающие во рту воздушные пирожные. Из темных пузатых бутылок льется, пенясь, в высокие бокалы настоящее баварское пиво! Приятная беседа, легкая немецкая песенка ненавязчиво звучит из старинного патефона.
Разве можно было бы желать лучшего места, чем это, чтобы воскресить в памяти рассказы о доброй фрау и мысленно поблагодарить её за милость к моей маме.
Конференция
Ночевали мы в гостинице, которая расположена в маленьком поселке неподалеку от замка. Усталость от перелёта и массы впечатлений сморили нас, и мы крепко уснули.
Утром Косичка заблаговременно ждал, пока мы завтракали в ресторанчике. Удивило то, что, несмотря на ранний час, кушать туда приходят целыми семьями с детьми, даже совсем маленькими.
Когда мы подъехали к замку, светило яркое солнце. Большие, мокрые после дождя, деревья оглашались щебетом птиц. Косичка с трудом припарковался среди множества машин и микроавтобусов. Замок принимал гостей. Мелькали уже знакомые лица наших попутчиков. Люди приветствовали друг друга улыбками, рукопожатиями. В основном, звучала речь немецкая, английская, французская и русская.
Нас снова встречали у входа Рональд Липп и Наталья. Показалось, что улыбки их были несколько натянуты. Ещё бы, подумайте, сколько сил потребовалось. Собраны учёные, изобретатели и ведущие специалисты по транспорту со всей Европы и России!
Всё было продумано и отработано до мелочей и шло как по маслу. И только однажды произошла заминка – не сработал перевод в наушниках. Я увидела, как щеки Липпа покрыл густой румянец, он быстро и отрывисто заговорил по-немецки, отдавая указания. Затем несколько раз сам прошёл в зал и проверил качество звука. «Переживательный и очень ответственный», – подумалось мне.
Я присутствовала на научной конференции как гостья и не всё понимала, о чём там говорилось. Но слушала выступления с большим интересом и интуитивно улавливала главное.
Выступающие говорили про современное развитие транспорта и его будущее. Чаще других звучали слова логистика, экология, транспортная усталость, пробки на дорогах. Собравшиеся в зале люди думали и обсуждали, как сделать жизнь человека в городе более комфортной. Говорили о продлении человеческой жизни и о здоровье людей, которое напрямую связано с вредными выбросами в атмосферу.
Сидя в зале, я думала, какими условными являются границы между государствами. Есть столько значимых факторов, которые нас объединяют – солнце, воздух, планета земля, которые даны нам в общее пользование. А наука и культура являются достоянием всего человечества.
Уставши от пути земного,
присядешь отдохнуть.
Дыханье ветерка степного
твою наполнит грудь.
Вкус горького познавши хлеба,
поймешь – земля ничья.
И все твое богатство –
небо, журчание ручья.
Когда выступал мой муж о разработках нового вида электрического транспорта в России, я вышла. Боялась, что моё волнение передастся ему и помешает.
Штрассенхауз
Ключевым было выступление доктора Рональда Липпа об изобретении Штрассенхауз. Говорят, всё гениальное – просто. Но к этой простоте учёный и изобретатель Липп шёл долгим путём. Сутками он вел наблюдение за движением транспорта в городах Германии и России, особенно в Москве. Анализировал, пытаясь разгадать причины возникновения пробок на дорогах, их влияние на здоровье и продолжительность жизни современного человека. Слово Штрассенхауз звучит по-детски. В переводе с немецкого это «улицадом» или «дорогадом». Два в одном – дорога и дом.
Представьте себе длинный-предлинный дом, поднятый на сваях над землей, крыша которого является дорогой с парковками, кафе, магазинами, растущими деревьями и другой инфраструктурой. По ней может ездить любой транспорт, в том числе, электрический. Внизу под домом растет травка и деревья, цветут цветы. На лужайках и пешеходных дорожках ходят, играют взрослые и дети, ездят велосипедисты.
– Разве это не здорово?! – риторически воклицает Липп.
Он демонстрирует макет Штрассенхауза, а также фильм с движением мини электробусов на магнитных подушках по вертикали и горизонтали. Они будут соединять всю новую инфраструктуру. Шоссе и дороги без светофоров должны стать скоростными и современными.
Очевидно, что этот комплексный проект одним махом решает несколько задач – улучшает экологию, снимает проблему пробок на дорогах, так как убирает значительное количество транспорта с уровня земли. Создает автономный объект для перемещения и проживания в большом мегаполисе.
С заключительным словом выступил советник мэра Москвы Игорь Ченцов.
– Запомните этот день, 10 июня 2009 года, – обратился он к слушателям. – Произошло знаменательное событие, можно сказать, событие века.
И, выдержав паузу, продолжал:
– Всю свою сознательную жизнь доктор Липп вынашивал идею создания и внедрения в жизнь проекта Штрассенхауз. Его родной брат Андреас Липп, ведущий сотрудник фирмы «Сименс», участвовал во внедрении в России скоростного поезда «Сапсан», курсирующего между Москвой и Санкт-Петербургом. Доктор Рональд Липп тоже взял курс на Москву. Долгих четыре года он пытался донести Правительству Москвы и её чиновникам идею Штрассенхауза. Нередко бился в запертую дверь. И вот… (пауза). Я привез с собой бумагу, которую вчера подписал мэр Москвы Юрий Лужков. Это распоряжение о разработке предпроектных предложений по внедрению проекта Шрассенхауз в районе Варшавского шоссе. Решён вопрос об использовании под новый проект больших территорий, занятых сегодня ЛЭП. Согласно новым технологиям, провода высокого напряжения будут убраны под землю, а на освободившихся территориях разместится Штрассенхауз.
Последние слова заглушают долгие аплодисменты. Липпа окружают, пожимают ему руки, поздравляют. У каждого есть свой час.
Единомышленники
Во время перерыва все выходят на залитую солнцем, покрытую зеленым ковролином, террасу, располагаются за столиками с угощениями. Люди общаются, обмениваются визитками.
На белых лестницах с фигурных перилами красиво смотрятся горшки с петуниями. То тут, то там мелькает сосредоточенное лицо хозяйки замка Натальи. Помогает ей Аня, тоже русская женщина. Крепкого телосложения, она передвигается по замку со скоростью вертолета. Поднос с горой продуктов, бутылками минеральной воды на поднятых руках, кажется невесомым. И только деревянная лестница, по которой Аня просто взлетает, сочувственно скрипит ей вдогонку. Удается перекинуться всего несколькими словами. Аня со знанием дела дает совет:
– Можете смело все кушать. Готовилось в духовых шкафах. Немцы о-очень внимательны к качеству продуктов, всё тщательно проверяется.
К нам подходит Наталья, просит пройти в комнату для беседы. Там нас с мужем ожидает доктор Липп. Он жестом предлагает кресла и сразу начинает о главном.
– Валерий, – Рональд обращается на «ты», – я услышал твое выступление, понимаю твой профессиональный уровень. У меня вопрос. В Дрезденском техническом университете разработаны мини электробусы на магнитном подвесе. Смог бы ты сделать тяговые расчеты для этого транспорта и адаптировать его к российским дорогам?
– Да, конечно смогу.
– Тогда я приглашаю тебя, когда ты сможешь, поехать со мной в Дрезден…
Желая поддержать общение, задаю вопрос Рональду о немецких писателях Гессе, Зюзкинде. Говорю о том, что в театре Москвы «Сатирикон» успешно идёт спектакль по произведению Зюзкинда «Контрабас», а главную роль играет Константин Райкин.
Рональд разводит руками.
– К сожалению, я не знаком… Читаю другую литературу – научную, техническую. Мой Учитель – Эйнштейн, его портрет висит над моим рабочим столом.
Мы с мужем переглядываемся.
– Надо же, у Валерия в кабинете тоже висит портрет Эйнштейна! И он тоже считает его своим Учителем.
Я едва сдерживаю радость от узнавания в незнакомом ещё вчера человеке «своего».
Бал в замке
А вечером в замке состоится настоящий бал. Придут местные жители. Под звуки старого рояля появится Рональд Липп. Он в черном фраке, цилиндре и с тросточкой. Рядом Наталья в длинном платье. С ними маленькая принцесса – их четырехлетняя дочка Каролина.
Добрый сказочник слегка приподнимет над головой цилиндр в приветствии…
На этом месте я прерываю рассказ.
Чиновники обманули доверчивого изобретателя. Использовав все разработки доктора Липпа для выделения средств под проект Штрассенхауз, они в последний момент объявили, что вместо него будут строить дублёр Варшавского шоссе. Говоря проще – обыкновенную параллельную дорогу.
Изобретатель доктор Липп придёт в отчаянье. Выкрикивая немецкие и русские слова, он безуспешно будет пытаться переубедить чиновников…
С того момента его телефон замолчал. Спустя несколько месяцев, ранней весной, пришло известие, что доктор Липп скоропостижно скончался от тяжёлой болезни. В самом расцвете лет и творческих сил.
Впоследствии оказалось, что замок, находившийся в заброшенном состоянии, был взят Липпом в долгосрочную аренду. Рональд и Наталья своими силами превратили его в настоящий сказочный дворец. Дальнейшая судьба этого замка неизвестна.
Рональда Липпа хоронили во фраке. В гроб положили тросточку и цилиндр.
Эпилог
Падают, сворачиваясь в колечки, золотистые невесомые стружки из-под рубанка. Мой отец строит дом. Любимым занятием его становится разведение пчёл. Из медогонки стекает душистая янтарная струйка мёда, мама разливает его по баночкам. Первый мёд идёт на угощение соседям. Я, девочка, весело бегу к ним с очередной порцией.
За окном проливной дождь. Как отец доберётся с работы? Стукнула дверь, знакомое покашливание. Отец отряхивает мокрый плащ, протягивает руку с верёвочной сеткой. В ней ещё теплая буханка хлеба, видно, её несли под плащом.
Из письма отца маме: «Любушка, выздоравливай. То, что случилось с тобой – не случайность. Война закончилась, а проблемы со здоровьем от неё остались. Сегодня днём прилёг и уснул. Приснилась ты, молодая, весёлая. Проснулся от того, что курочка кричала – застряла в заборе. Помнишь, та, рябэнька, несучка? Еле освободил. Без тебя есть не хочется, жить не хочется… Обнимаю. Жду. Твой Петя».
Могилы родителей рядом у села, где они родились. И откуда война увела их в далёкую Германию, круто изменив судьбы, безвозвратно отняв лучшие годы жизни.
Больница номер два,
первая у двери кровать.
Мама ещё жива.
«Только бы не лежать».
Последние слова
дороже всего на свете:
«Умираю сама,
живы мои дети…».