Часть 4. Вечерний гость
Дрожащими от волнения руками Млада вскрыла конверт и, присев на ближайшую койку, принялась за чтение.
Однако оставим ненадолго нашу печальную героиню и перенесёмся в небольшой степной городок Россошь, в типовую двухкомнатную хрущёвку, и подсядем за кухонный столик рядком с Екатериной Осиповной и Иваном Матфеевичем, матерью и отчимом Млады.
– Отправила письмо? – Матфеич оторвал взгляд от газеты и посмотрел на Екатерину.
– Отправила, Вань. В обед сбегала на почту и отправила. Прошлое-то, помнишь, шло, поди, целый месяц. Ка бы это не залежалось.
– Я узнавал, чаще писать нельзя. Раз в месяц – и баста.
– Что так?
Иван Матфеич встал и приоткрыл балконную дверь. Ледяной холодок потянул по ногам, хлопьями полетели снежинки.
– Закрой, Вань, зябко! – взмолилась Екатерина. – Как-то там наша ласточка? У них-то посеверней будет. Пишет, вроде всё есть. А там кто правду знает! Велят отвечать: мол, так и так, всё хорошо, а на самом деле вовсе и не так…
– Не надо, Кать. По весне поедем, как хотели, всё разузнаем.
– Дожить бы.
Прозвенел звонок в дверь. Иван мельком взглянул на часы и пошёл открывать.
– Кого это несёт? Час-то поздний, – проговорила Екатерина Осиповна ему вслед.
В прихожей послышался незнакомый мужской голос.
– Проходите, а мы тут чай распиваем. Вот, присаживайтесь, тесновато, да уж как есть! – Матфеич с почестями усадил незнакомого гостя на своё место, а сам подсел напротив на табурет.
– Кать, налей-ка нам чайку! – с улыбкой добавил он. – Послушаем, с чем гость дорогой пожаловал.
Женщина поставила на стол ещё один стакан в подстаканнике и наполнила его гранёную форму раствором глубокого рубиногого цвета с ароматом суданской розы.
– Вот наш чаёк! – пробасил Иван. – Очень мы этот капиталистический гибискус уважаем.
Сделав ещё пару реверансов в сторону гостя, Иван принял серьёзный вид и приступил к делу.
– Что ж, начнём разговор, пожалуй. Во-первых, познакомимся.
Он встал и с лёгким поклоном представил себя и Екатерину.
– А вас, мил человек, как величать изволите?
– С вашего позволения, Константин Александрович, – серьёзно ответил гость, – отец молодой девушки по имени Валечка (когда гость произнёс имя дочери, его голос дрогнул и на мгновение будто завис в воздухе). Расскажу по порядку.
Константин вынул из кейса фотографию дочери и положил на стол перед собеседниками.
– Нашей Валюше пятнадцать лет. До последнего времени это был идеальный ребёнок, пятёрочница, вожатая младших классов, занималась хоровым пением. Но полгода назад с ней что-то произошло. Девочку как подменили. А в последние два месяца она по неделям стала где-то пропадать. Появится на пару дней, и снова её нет. «Где ты, что с тобой?» – молчит или огрызается, мол, как вы мне все надоели…
Гость достал носовой платок и вытер глазницы. С минуту все сидели молча. Затем, набравшись сил, Константин продолжил:
– У нас с вами есть один общий знакомый. Это Артём Холмогоров…
– А, Артёмка! – перебил гостя Иван. – Знакомая личность и, кстати, весьма неплохая!
– Да, вы правы. Я Артёма я знаю около двух лет. Он здорово помог мне однажды. Когда я поведал ему наше с Настей горе (Настя – это жена моя), он в ответ рассказал, что и вас коснулась крылом эта странная чёрная птица. Артём предположил, что у наших с вами нестроений есть какая-то связь и общая причина. Говорили мы с ним вчера. Я записал ваш адрес и, простите, пришёл без звонка. Подумал – так вернее, вдруг вы не захотите ворошить прошлую боль…
– Какая ж она прошлая! – в один голос выдохнули Екатерина и Иван.
– Вот такие дела, – Константин замолчал и выжидательно посмотрел на хозяина.
Лицо Ивана Матфеича сделалось красным от напряжения и покрылось лёгкой испариной. Он встал и подошёл к балконной двери. Не замечая струящегося по ногам холодка, жадно вдохнул морозный воздух.
– Артёмка прав. Тут наверняка есть связь, и я даже догадываюсь, какая, – задумчиво сказал Иван, – мы с Катей внимательно следили за процессом обвинения Млады и её товарищей, вернее, подельников, – Иван всплеснул руками, – представьте, все её дружки оказались отпетыми негодяями! Особенно этот, как его, Кать?
Екатерина подхватила речь мужа:
– Вроде Николай его звали.
– Ну да, Николай, – продолжил Иван. И опять, не в силах сдержать эмоции, он рявкнул: – Отпетая сволочь! Его судят, а он: «Вернусь, всех порежу, гадом буду!» Прокурор не выдержал и говорит ему в ответ: «Да ты уже гад!» А судья прокурору: «Товарищ прокурор, соблюдайте этику судопроизводства». Вот в какую мерзость вляпалась наша ласточка.
Матфеич вытер платком взмокшую шею.
– Хуже немцев, в самом деле!
Он присел обратно за стол и сложил перед собой руки.
– Прости, Кать, сорвался…
– Ничего, ничего, Ванечка, ведь кто ж гадал о том, что всё так будет. Ты пораскинь, пораскинь-то головой, ты ж разведка! – Екатерина подошла к мужу и обняла его со спины.
– Вот что, – поджав губы, заговорил Иван, – помнится, в деле фигурировал некий загадочный маэстро, якобы наставник этих головорезов. Я даже помню, звали его Давидом. «Экая карикатура на библейского Давида!» – подумал я тогда. Его роль так и не выяснили. В разбое он не участвовал, наговора ни одного на себя не принял. Спросили Младу – та молчит, как рыба. Прокурор девоньку нашу и так расшевелить пытается, и так – нет, молчит и, как кукла-марионетка, отнекивается – не знаю, не видела. У нас с Катей, помнится, прямо в зале суда слёзы потекли. Плачем, ничего с собой поделать не можем. Только прячем лица от Младушки, чтоб не смутить её, голубку. Короче, отвели тогда подозрение от этого Давида, не царапнуло его правосудие. Так и вышел он из зала суда – холёный, наглый. А я-то чую, что не чист он в этом деле. Кулаки сами сжимаются. Катя видит – такое дело, меня в охапку, и домой. А уж дома она меня по первое число встряхнула: «Дурень ты, – говорит, – бестолковый! Ежели нас засадят, кто Младушке пособит, когда надобно будет?!» Короче, распяла, как Христа на кресте.
Иван направился было опять к балкону, но на полпути остановился и сказал:
– Заболтался я паче меры. В общем, не выходит у меня из ума этот Давид. Чует сердце, есть в горести нашей дочери его поганое участие. А там, может статься, и ваша беда неподалёку.
– Так что ж, надо искать этого Давида? – Константин приподнялся над столом.
– Похоже на то, брат, – Иван выпрямился, – надо!
Часть 5. Детективчик
Снегопад обрушился на город с такой силой, что на долгом перегоне от Котельников до Заречной подножка трамвая превратилась в сплошной белый сугроб. Когда раскрылись дверцы, и выходящие пассажиры, поторапливая друг друга, стали покидать трамвай, одна бабка замешкалась, скользнула с обледеневшей ступеньки и неуклюже повалилась на заснеженную мостовую.
Иван и Костя, стоявшие в очереди на посадку, бросились поднимать упавшую женщину. Они помогли ей встать на ноги и собрать вещи, вывалившиеся при падении из открытой сумки.
– Мать честная! – шепнул Костя Ивану на ухо. – Это ж кофточка Валентины!..
– Как так? – тихо, чуть отвернувшись от бабки, проговорил Иван.
– Ну да, чернильное пятно на рукаве. Я сам его закрашивал…
– Молчи! Работаем.
Матфеич любил читать детективы. Все свои деньги, свободные от семейных нужд, он тратил на книги. Покупал в магазинах, заказывал по почте, обменивался с такими же, как сам, любителями поискового жанра. Домашняя библиотека множилась и уже не помещалась на самодельных антресолях, которыми Иван занял всю подпотолочную притолоку их скромного двухкомнатного жилища.
Екатерина и Млада посмеивались над ним и после каждого очередного приобретения брали с Ивана слово: больше не покупать книги. Ведь существуют библиотеки, читай – не хочу! Однако запах свежего, местами недоразрезанного новенького книжного блока, таящего в себе незнакомую историю о смелом похищении, головокружительной погоне и торжествующей в финале справедливости, действовал на Ивана магически и неотвратимо. Когда ему удавалось обнаружить на полках книжного магазина ещё нечитаный детективчик, он воровато оглядывался по сторонам, брал книгу с полки и тотчас покупал её, не листая и даже не прочитав аннотацию.
По возвращении из книжного магазина он старался незаметно вставить своё новое приобретение в плотные ряды домашней библиотеки, и если девушки (так Матфеич величал женскую половину своей семьи) обнаруживали его тайные действия, все долго и весело смеялись. Время от времени «иванов криминал» являлся забавным украшением их дружной семейной жизни.
Это лирическое отступление написано автором с целью предупредить недоумение читателя, если он обнаружит в речи Ивана Матфеевича некоторые специальные слова и выражения, свойственные полицейской профессии. Впрочем, не следует забывать, что на фронте Матфеич был командиром лучшей в полку разведгруппы и профессиональный язык охотника знал, как вы понимаете, в совершенстве.
Наши герои помогли бабке собрать разбросанные на снегу вещи и вызвались проводить её. Старому человеку идти по гололёду, припорошенному только что выпавшим снежком, было довольно опасно. Бабка с радостью согласилась. Втроём, подхватив бабулю под руки, они под дорожные прибаутки тронулись в путь.
«Это ж мои дворы!» – кумекал по пути Иван. Действительно, на соседней улице, в небольшом заваленном снегом дворике, бабка замедлила шаг. Вскоре она остановилась у одного из подъездов.
– Ну, милки, вот и добралися, – сказала она, высвобождая руки от объятий провожатых, – благодарствую, идите с богом.
– Мать, так что ж ты, в прачечную на трамвае ездила? У тебя чего, стиралки что ли нет? – спросил Иван, внимательно оглядывая горевшие в доме окна.
– Есть, есть, милок! Да только хозяин мой больно привередливый. Не велит трогать вещи, неси, мол, в прачечную, да отдай Надюхе, та разберётся. Надюха эта, видать, знакомая его.
– Чудной он, хозяин-то твой, – Иван повел разговор дальше.
– То правда. Выпить, скажу вам по секрету, – бабка сморщилась вроде как в осуждении, но тут же расплылась в скаредной улыбке, – не дурак, ой, не дурак! Но, главное, падок, шельма, до женского полу. Да всё помоложе высматривает. Я уж ему не раз говорила: «Давид Самойлович, не к добру ты девчушек приманиваешь, совесть-то поимей!» А он только смеётся да живот свой сальный поглаживает. «Не твоё, – говорит, – Мироновна, дело мне советы раздавать. Плачу; хорошо, и будь довольна».
Иван заметил, как напрягся Константин, будто весь изготовился к прыжку. Встав между ним и бабкой, он спросил, стараясь придать голосу весёлую небрежность:
– Что ж ты, бабуся, не позвонишь ему, чтоб встретил, сумку помог занести. Поди не на первом этаже живёт-то твой благодетель?
– И-и, куды, милок, хватил! Этот благодельтель с места не сдвинется, хоть помирай рядком. Благодельтель! Да он даже деньги мне в руки брезгует подать. Бросит на пол и ботинком подшвырнёт, хошь бери, а не хошь – ступай прочь. Лифту нет, этаж последний, ковыляй, старуха, как знаешь!
Бабка веселела на глазах. Заметно было, что разговор пришёлся ей по душе. «Эх, бабка, видать, и поговорить-то тебе не с кем», – подумал Иван и вслух прибавил:
– Поднесём мы твой баул на пятый, не развалимся!
Бабка довольно кивнула головой, достала магнитку и приложила к кодовому замку. Отмычка щёлкнула, и все друг за другом шагнули в черноту подъезда.
«Держись!» – шепнул Иван товарищу, стряхивая с бабкиной сумки налипший снег.
Они поднялись на пятый, последний этаж. Под потолком, напротив лестничного марша горела замызганная пятнадцативаттка. На этаже располагалось всего две двери. Старуха подошла к одной из них, обитой новеньким дерматином чёрного смоляного цвета.
– Пришли, милки, вот тута, – выдохнула бабка и потянулась за сумкой.
– Ну пока, Мироновна, – сказал Иван и, повернувшись к бабке спиной, сделал пару шагов вниз по лестнице. Вдруг он присел на ступеньку и стал потирать правую (а может, левую) лодыжку.
– Ты чё, милок? – испугалась бабка.
– Ничего, мать, ничего, – ответил сквозь зубы Иван, – опять вывихнул сустав. Это у меня бывает. Ты иди, иди, не переживай, всё нормально.
Костя понял трюк Ивана, и пока внимание бабки было устремлено на товарища, спрятался за вентиляционный шкаф, выступающий из стены рядом с дверью.
Иван приподнялся и сделал шаг вниз, всем своим видом показывая, что уходит.
– Милок, а где ж твой приятель? – удивилась бабка.
– Да он уже ушёл. Ты иди, иди.
Старуха повернулась к двери и нажала на звонок. Было слышно, как кто-то в квартире вышел в прихожую и подошёл к двери с той стороны. Иван успел сделать ещё несколько шагов вниз по ступеням и выйти из видимости дверного глазка.
Дермантиновое полотно дрогнуло, сноп яркого света брызнул на лестничную площадку. Старуха подняла с кафельного пола сумку и, охая, подала в образовавшуюся щель. Пухлая багровая рука перехватила подношение, дверь поползла обратно. Но тут из укрытия выскочил Костя и изо всех сил рванул полотно на себя. Сноп света размашисто вывалился на лестничную площадку, а с ним и хозяин жилища, толстяк лет сорока пяти с проплешиной на затылке и в пунцовых шёлковых шароварах на восточный манер. Поскользнувшись на кафельном полу, мокром от стаявшей с сумки измороси, он нелепо рухнул на пол. Продолжая (видимо, от страха) сжимать дверную ручку, он был похож на крупного, нагулявшего жир леща, пойманного на кукурузу пополам с варёной перловкой!
Бабка в ужасе отскочила к дальнему повороту площадки и забилась в отсек между крепёжным ригелем и стеной. Она попыталась кричать, но голос не слушался, и испуганная женщина, закрыв лицо руками, стихла.
Иван в два прыжка взлетел по ступеням вверх. По дороге он чуть не сшиб убегающую бабку, чиркнув локтем по её сгорбленной спине.
– Костя, проверь квартиру! – крикнул Иван, бесцеремонно поднимая с пола и вталкивая обратно в жилище перепуганного хозяина.
Когда тот очутился за порогом, Иван обернулся к старухе и строго прикрикнул:
– Бабка, иди отсюда, и чтоб ни-ни!
Сказав это, он спокойно затворил дверь. Зверёк был пойман.