Лето в России самая дивная пора. В каждой области свои красоты: леса и перелески, горы и хребты, поля и луга, моря и озёра, реки и родники. И песни поют в каждой местности на свой лад.
Иной раз соберутся люди где-нибудь в санатории из разных областей матушки России и принимаются спорить, какой мотив правильнее у той или иной песни, их или соседний? Где-то окают, где-то акают, но одно несомненно - пока жива ещё песня народная, значит и мы ещё поживём.
Юрий Антипенко успешно сдал вступительные экзамены и поступил на заочное отделение. Из Пензы он возвращался в приподнятом настроении. Дома его ждала любимая жена на сносях.
Глафире примерно недели черед полторы рожать, поэтому он летел домой, как на крыльях. Юра купил билет на автостанции. До отправления автобуса в Нечаевку оставалось каких-то полчаса и он сидел среди остальных желающих отправиться в путь.
Неподалёку шнырял инвалид - колясочник, который вплотную подъезжал ко всем на своём транспорте и требовал у каждого деньги себе на бутылку. Кто-то, из ожидающих автобуса, подавал ему из жалости, кто-то брезгливо морщился и отходил в сторону.
- Да я за вас в Афгане кровь проливал, а вы вот значит как со мной, да? Чего глаза отводишь? Не нравится? Смотри как мне их оттяпали, по самое не балуй, - приговаривал инвалид и демонстрировал всем свои культи, оголяя их, насколько это было возможно.
Юрка ничего этого не видел и не слышал. Он сидел, погруженный в свои мысли и тихо улыбался, думая о Глаше и о предстоящем рождении их малыша.
Коляска инвалида проехалась чуть ли не по его ногам и придвинулась к нему вплотную. На Юрку пахнуло стойким перегаром и грязным телом того, кто сидел в инвалидном кресле.
- Ты чего лыбишься, надо мной смеёшься? Я за тебя кровь проливал, а ты значит, хлыщ лощёный, посмеяться надо мной вздумал?
Когда Юрка поднял глаза, то встретился взглядом со своим сослуживцем, Саней Безродным, с которым виделся последний раз перед своей отправкой в госпиталь. Тогда обе его ноги были ещё целы. Видимо не повезло Саньку, хоть и хвастался он неизменно, что заговорённый.
Два раза возвращался он с Афгана целёхоньким. Немного покуражившись на гражданке, Саня снова просился назад, закидывая военкомат рапортами. На третий раз не повезло парню и вернулась домой лишь половина от некогда красивого и бравого воина - интернационалиста.
Санёк тоже сразу узнал Юрку. Взгляд его сразу же стал более осмысленным. Судя по всему ему стало стыдно перед армейским другом за свой неприглядный внешний вид. Саня сказал, что живёт здесь, неподалёку от вокзала и пригласил друга к себе.
Автобус в Нечаевку уже давно ушёл. Юрка сидел в заброшенной квартире своего сослуживца. Они вначале долго вспоминали всех своих погибших товарищей и тех, кому удалось вернуться с этой проклятой войны.
Потом Саня достал гитару и запел своим бархатистым баритоном, который некогда сводил с ума всех девчонок на гражданке. Да и в Афгане барышни из медсанчасти в упоении закатывали глаза, вслушиваясь в дивный тембр Александра Безродного, который пел, как Бог:
Когда мы были на войне,
Когда мы были на войне,
Там каждый думал о своей
Любимой или о жене.
И я, конечно, думать мог,
И я, конечно, думать мог,
Когда на трубочку глядел,
На голубой ее дымок.
Как ты когда-то мне лгала,
Как ты когда-то мне лгала,
Что сердце девичье свое
Давно другому отдала.
Но я не думал ни о чем,
Но я не думал ни о чем,
Я только трубочку курил
С турецким горьким табачком.
Я только верной пули жду,
Я только верной пули жду,
Чтоб усмирить печаль свою
И чтоб пресечь нашу вражду.
Когда мы будем на войне,
Когда мы будем на войне,
Навстречу пулям полечу
На вороном своем коне.
Но видно смерть не для меня,
Но видно смерть не для меня.
И снова конь мой вороной
Меня выносит из огня.
Хмельной Санёк допел песню и бросил гитару в угол. Верная подруга жалобно зарыдала задетой струной и умолкла до следующего раза. А Саня продолжил хлыстать водку стаканами, после чего, дико вращая глазами, принялся убеждать Юрку застрелить его ко всем чертям.
- Понимаешь теперь, Юрок, как я живу? Раньше и бабы меня любили, и друзей было полно, деньжата опять же у меня водились. А теперь что? Мать я недавно схоронил и нет у меня больше никого. Один, как перст, один. Поэтому застрели меня, как друга, прошу.
- Саня, ну нельзя же так. Ты посмотри на себя, как ты мог так опуститься? Поехали со мной в Нечаевку. Там мы тебе и работу найдём, и бабу себе присмотришь. Знаешь у нас сколько молодух в селе?
- А поехали, я согласен. Только за это дело надо выпить. Иначе я с тобой никуда не поеду.
- Нет, Саня. Нельзя мне пить и тебе не советую. Ты давай, завязывай с этим и спать ложись. Завтра с утра и отправимся.
Насилу уговорив армейского друга лечь спать, Юрка долго ворочался без сна. Он вспоминал всех своих погибших друзей. Едва задремав, чуть ли не под утро, он в ужасе подскочил от громких криков Санька, который во сне всё звал кого-то в атаку и, судя по всему, отстреливался от духов.
"Нельзя оставлять его тут одного, армейское братство не позволяет. Совсем сопьётся тут Саня. Надо уговорить его поехать в Нечаевку. Поживёт пока у нас с Глашей, она согласится, она добрая", - думал Юрка, так больше и не сомкнув глаз. Он боялся, что уснёт и тоже станет воевать.
Едва рассвело, Юра насилу растолкал Санька, который смотрел на него ничего непонимающими, осоловелыми глазами. Мрачный сослуживец наотрез отказался покидать пределы Пензы и попросил у него денег себе на опохмелку.
Он поехал с Юркой на вокзал только для того, чтобы проводить его. На лавках автовокзала уже сидели люди, которые тоже пришли ни свет, ни заря, чтобы успеть на первый автобус до родного села.
На одной из лавок расположилась вечная невеста, разбитная Василиса. Женщина была старше обоих ребят минимум лет на 20, а то и больше, но в свои года довольно таки неплохо сохранилась.
Во всяком случае, при взгляде на неё, глаза у Сани нешуточно загорелись. Да и она нараспев принялась выспрашивать их обоих, незаметно выпячивая большую грудь. Юрка сразу почувствовал, что дело сделано, раз Саня тут же согласился поехать в Нечаевку.
Всю дорогу он балагурил, а Василиса закатывалась над его шутками, хлопая себя по полным ногам. Казалось, что разбитную разведёнку вовсе не смущает инвалидность парня.
Бывалая женщина сразу же смекнула, что всё остальное у Сани действует отменно, вон как глазами завращал, так и норовит прыгнуть ей в декольте. С остановки автобуса он намеревался покатиться вовсе не за Юркой. Махнув рукой, Саня показал другу глазами, что намерен остановиться у Василисы.
Пока Санёк с шумом садился в своё кресло, которое ему вытащил из багажника водитель автобуса, Юрка счёл своим долгом предупредить селянку, чтобы она ни в коем случае не подпаивала Саню, иначе дело пахнет керосином.
- Не переживай ты так, Юра. Нам допинг без надобности. Мы и без выпивки найдём, чем заняться. Одно скажу, вряд ли он теперь захочет назад в свою Пензу. От Васи ещё никто просто так не уходил. Разве что я сама его отпущу, да и то вряд ли, - со смехом отвечала она Юрке.
Опасливо оглядываясь на Василису, рядом с которой катился на своём инвалидном кресле его армейский дружок, Юра со вздохом отправился домой, где его уже вторые сутки дожидалась верная жена Глафира.