Александр Сергеевич Суворов
О службе на флоте. Легендарный БПК «Свирепый».
2-е опубликование, исправленное, отредактированное и дополненное автором.
542. Третий день войны «Судного дня». 8 октября 1973 года.
Сводка погоды: Понедельник 8 октября 1973 года. Атлантический океан. Северо-Восточная Атлантика. Северное море.
Британская метеостанция «Леруик» на Шетландских островах (остров Мейленд, город Леруик, Шетланд–Айлендс, Великобритания, координаты: 60.158999, –1.157389), географические координаты: 60.133,–1.183, первое наблюдение: 01.10.1929 г., последнее наблюдение: 31.12.2018 г. сообщила в своём извещении, что в Северном море сейчас: максимальная температура воздуха – 11.0°C, минимальная – 7.0°C, средняя температура воздуха – 8.7°C. Без осадков, но скорость ветра увеличилась до 8 м/с. Это уже «свежий ветер» (5 баллов по шкале Бофорта) и «неспокойное море» (5 баллов ветрового волнения по шкале Бофорта). Эффективная температура воздуха на севере Северного моря - 3°C.
Далеко-далеко на юге, где-то в центральной субтропической части Атлантического океана, формировалась область атмосферной депрессии, развивался субтропический шторм «Браво», усиливаясь до тропического шторма, а здесь, на северо-востоке Атлантики в Северном море погода хмурилась очередным циклоном и за туманом появилась сплошная хмарь – ненастная мгла, темнота, пелена тумана. Влажность в атмосфере вокруг БПК «Свирепый» была такая, что по лицу, по одежде, по приборам, фотоаппарату в моих руках, по любой металлической поверхности мачт, ферм обслуживания, антенных постов и переборок корабельных надстроек струились капли конденсата. Причём эта влага была холодная, липкая, мерзкая, пронырливая…
Уже днём в понедельник 8 октября 1973 года в том районе Северного моря, в котором БПК «Свирепый» ожидал прихода американского крейсера «Ньюпорт Ньюс», долго находиться на верхней палубе было невозможно, потому что одежда тут же пропитывалась влагой; тело начинало дрожать от пронизывающего влажного холода и мерзкого осеннего настроения. С чувством исполненного долга я свернул свою деятельность фоторепортёра боевых тренировок экипажа БПК «Свирепый», уединился в ленкаюте, включил все свои электрические обогреватели: электрообогреватель, все лампы накаливания, какие были и даже фото-электро-глянцеватель. Через полчаса усиленной крупной дрожи, беготни по помещениям ленкаюты и занятий оздоровительной физкультуры, ко мне, одетому в старую военно-морскую шинель, обёрнутому матросским синим байковым одеялом и переодетым в чистую и сухую новую матросскую робу, вернулась бодрость, нормальное состояние духа и желание что-то делать, творить.
Вместе с ощущением почти домашнего тепла и относительной бодрости, пришло чувство голода, но я уже затеял проявку только что отснятой фотоплёнки о боевых тренировках личного состава и идти на камбуз с просьбой «дать мне чего-нибудь вкусненького» не хотелось. Выручила, как всегда в подобных случаях, знаменитая астраханская вобла или таранька, которая имелась у меня «по случаю» в относительно «небольшом» количестве (5 трёхлитровых жестяных больших консервных банок с плотно упакованными вертикально вялеными рыбками). Это был мой «гостевой», «призовой», «личный» фонд воблы-тараньки, который «презентовал» мне, как неформальному комсоргу, помощник командира корабля по снабжению лейтенант Миша Казаченко. Правда, Миша Казаченко любил приходить ко мне в ленкаюту и поболтать о том, о сём и «со значением» поделиться своими мыслями, мнениями и суждениями «под воблу» и кое-что «покрепче». Так что эта вобла была в какой-то мере «нашей» с ним воблой; Миша говорил: «У тебя, Суворов, вобла не такая, как у нас, – вкуснее!».
Зарядив фотоплёнку в бачки для проявки, накрывшись с головой одеялом, греясь из-под рабочего стола потоком горячего воздуха электронагревателя, а с двух боков потоком горячего света от двух настольных ламп «сталинского типа» (эти массивные настольные лампы с полукруглыми абажурами и овальными высокими стойками я использовал для освещения книг, газет и картинок, когда их фотографировал), я с вожделением отщипывал ароматные кусочки вяленой воблы и со смаком их поглощал, практически не жуя, а рассасывая.
Форштевень БПК «Свирепый» на малом ходу мерно поднимался и опускался в гребни волн Северного моря: эти движения вверх-вниз были привычными, нормальными, естественными; тело и организм давно к ним привыкли и воспринимали как должное, поэтому я был в тёплом, уютном, комфортном блаженстве и только какая-то тревога не отпускала меня, заставляла вибрировать во мне жилочку не страха, нет! а чувства ожидания чего-то неприятного, чужого, грозного; такого, как ожидание сигнала «Боевая тревога!».
(Цитатное изложение из книги «Война Судного дня (октябрьская война). 1973 г.;
Там, далеко на Ближнем Востоке, шёл третий день арабо-израильской войны «Судного дня» 1973 года. В жаркой, сухой, пыльной пустыне Синайского полуострова и на Голанских высотах взрывались бомбы и снаряды, разрывались танки и бронемашины, стреляли автоматчики и гранатомётчики, гибли люди. Велась странная и непонятная война за что-то, против кого-то и зачем-то…
С начала войны 6 октября 1973 года, через 3,5 часа после артподготовки укреплений на Голанских высотах в районе Эль-Кунейтры соединения и части сирийской армии, силами трёх пехотных и двух танковых дивизий и отдельной танковой бригады, с тяжелыми потерями прорвали оборону израильтян на Голанских высотах, преодолели сильно укрепленный противотанковый ров и продвинулись на 5-6 километров вглубь Голанских высот. Ночью с 6 на 7 октября 1973 года отдельная танковая бригада совершила марш и с утра 7 октября вступила в бой.
На поле боя горели танки, БТРы, автомобили (впоследствии поле, на котором происходило сражение, будет названо израильтянами «Долиной слез»). В воздухе постоянно находилась авиация израильских и сирийских ВВС, прикрывали поле боя, штурмовали противника, вели воздушные бои. КП танковой бригады подвергся удару пары «фантомов», один из них был сбит сирийской ракетой, пилот выбросился и спустился на парашюте, его захватили и доставили в штаб бригады» (воспоминания советского военного специалиста по артиллерийскому вооружению И.М. Максакова).
К утру 7 октября 1973 года сирийская армия вклинилась в оборону израильтян на Голанских высотах севернее и южнее Эль-Кунейтры на глубину 10 км. «Успех» сирийцев обеспечило техническое преимущество сирийских танков советского производства Т-62 и Т-55, снабженных приборами ночного видения. Ожесточенные бои здесь были и сегодня, 8 октября, на третий день войны. «За это время было уничтожено 26 израильских самолётов» (И.М. Максаков). К исходу дня 8 октября части 1-й танковой дивизии сирийской армии вышли к реке Иордан и Тибериадскому озеру, то есть к границам Сирии и Израиля 1967 года. Однако подошедшее к израильтянам подкрепление (три израильские танковые бригады генерала Дэна Ланера) остановило наступающих сирийцев.
После прорыва линии Бар-Лева и организации переправ на восточный берег Синая вступила передовая группировка египетской армии, насчитывавшая 72 000 – 75 000 солдат и более 700 танков. Ей противостояли только 5 бригад армии Израиля («ЦАХАЛА»), вынужденных сражаться без своего обычного преобладания в технике и людях, без превосходства в воздухе и с ограниченной мобильностью. Выиграть время до подхода резервов израильтянам удалось лишь ценой значительных потерь.
(Цитатное изложение из книги А. Розина «Война «Судного дня» 1973 г. Противостояние флотов СССР и США на море»; http://alerozin.narod.ru/oktovr.htm).
В боевых действиях рабских вооружённых сил принимали участие марокканские военнослужащие. По воспоминаниям одного из командиров советского БДК (большого десантного корабля), его поразила дисциплина марокканских военнослужащих: офицеры «командуют» преимущественно жестами и обращаются только к сержантам, которые заправляют всем, приказания солдатами исполняются беспрекословно и бегом. В боевых действиях арабо-израильской войны 6-20 октября 1973 г., как рассказывали наши советники в ВС Сирии, марокканцы продемонстрировали высочайшие боевые качества и выучку по сравнению с войсками Сирии и Ирака.
Египетские передовые части полностью форсировали Суэцкий канал, в районе 2-й армии мосты были готовы к полуночи 7 октября, а в районе 3-й армии - к 8 октября. По наведенным мостам переправилось около 500 танков. В результате линия Бар-Лева, на которую израильтяне возлагали большие надежды, была захвачена египетскими войсками, хотя на отдельных участках сопротивление не прекращалось. Из израильского резерва на Синай срочно были подтянуты две бронетанковые дивизии: генерала Ариэля Шарона около Таса и Авраама Адана в районе Румани, 7-8 октября израильские 162-я (командир А. Адан) и 252-я (командир А. Мандлер) бронетанковые дивизии нанесли египтянам неудачный контрудар. В полосе 18-й пехотной дивизии египтянами была устроена засада, в которую попала 401-я израильская танковая бригада, потерявшая большое количество танков. К исходу 8 октября египетским войскам удалось объединить дивизионные плацдармы в два армейских, глубиной до 15 км.
7-8 октября 1973 года, после введения в бой на Голанах израильских резервов, продвижение сирийцев замедлилось. Выдвинув в первый эшелон 7-ю и 188-ю бронетанковые бригады, израильское командование сдерживало сирийское наступление. Для развития успеха в направлении Кафр-Нафах сирийское командование ввело в сражение 3-ю бронетанковую дивизию. В результате ожесточенных боев 7 октября сирийское командование приняло решение остановить наступление и перейти к обороне. Тяжелые потери понесли как сирийские, так и израильские части.
На сирийском фронте 8 октября 1973 года израильтяне подтянули 14-ю, 17-ю, 19-ю, 20-ю и 79-ю бронетанковые и 1-ю пехотные бригады и перешли в контрнаступление, сильно потеснив сирийскую армию. Вместе с сирийцами против Израиля сражались 3-я бронетанковая иракская дивизия, 3-я бронетанковая иорданская дивизия, марокканская дивизия. Однако, несмотря на отчаянное сопротивление, сирийские войска и союзные части вынуждены были отступить, практически вернувшись на исходные позиции перед Голанскими высотами.
Пока на Ближнем Востоке между арабами и израильтянами шли ожесточённые бои с применением самого современного вооружения с обоих сторон, я в это время сидел в тепле и уюте «ленинской каюты» (ленкаюты) БПК «Свирепый», укутавшись в шинель и байковое одеяло, сушил проявленную фотоплёнку с сегодняшними снимками боевых тренировок личного состава экипажа корабля и писал «большое письмо» моим родителям о всех наших приключениях, начиная с 1 сентября 1973 года. Вот что я тогда писал маме и папе:
- Начну с самого начала, с 1 сентября. Отправили вам почту с танкером, потом ждали другое судно, получили письма, за которые огромное, огромное вам спасибо. Ещё написали мне Юли (Славка Юницын), Корнеев, Движков и было ещё одно письмо, о котором скажу особо и вообще – когда-нибудь. От Юрки (старшего брата) ничего не было.
- Эх! Знает ведь, что ухожу в море, а мне его Валя ответила, что «он напишет, когда время будет». Наверно, это он меня так наказал за всякое…
- Получил письма от ребят (школьных товарищей). Рад был ужасно, а теперь мы ждём почту, что придёт, где-то 9 октября. Это письмо, если ничего не случится, уйдёт уже из базы (ВМБ Балтийск) в середине октября, ну, а если прикажут уйти куда-то, то уйдёт с этим транспортом отсюда.
Писать письмо родителям было трудно, потому что нельзя было сообщать о местонахождении корабля, о названиях приходящих к нам судов снабжения, название военно-морской базы Балтийск, даже упоминать, что БПК «Свирепый» в это время находился в Северном море, тоже было нельзя, запрещено. Поэтому приходилось писать максимально просто: «такер», «судно», «база», «транспорт», то есть транспортное судно.
- Ну, я обещал написать всё по порядку. Почитали мы ваши письма, помылись и продолжили кружиться по Атлантике. Выполняли задачу и выполнили. А раз выполнили, то пора домой. Радостные, вернулись из ада Северной Атлантики под солнце и прозрачный воздух Северного моря возле Дании.
- По пути попали в сильный шторм. У меня здесь, в «носу» корабля, всё летало, как в кабине «Союз-12»: то невесомость, то перегрузка.
- Пока всё крепил и укладывал, позвонили с ходового (мостика). Приказ командира корабля: бросить всё и уходить в кубрик спать. Даже удивился. Помнят, что здесь я нахожусь. Заделал всё и ушёл спать.
Мне очень хотелось подробно рассказать моим родителям о том, что я пережил во время сильной штормовой качки, о том, как летали, кидались и швырялись книги, журналы, пачки газет и мои вещи из матросского аттестата по помещению корабельной библиотеке; о том, как «повылетали» из коробки баночки с гуашью и разлетелись по ленкаюте; о том, как опрокинулась баночка с олифой и залила мне рабочий стол, под стеклом которого были мои самые ценные фотографии; о том, как меня самого швыряло, толкало и било обо все острые углы в библиотеке и ленкаюте; о том, как вдруг потекла холодная морская вода сквозь неплотно закрытую створку небольшого и единственного иллюминатора в ленкаюте и мне пришлось в перерывы между взлётами и падениями форштевня корабля на гребнях штормовых волн, на свой страх и риск, на мгновение приоткрыть иллюминатор, поправить штормовую круглую заглушку-броняшку и вновь закрутить барашки, закрепить створку иллюминатора.
Я тогда совсем отрешился от восприятия качки, взлётов и падений вместе с носом корабля на гребнях и впадинах между огромными волнами сильнейшего шторма, порождённого тропическим ураганом Эллен. Я долго приноравливался к этим перегрузочным взлётам и невесомым падениям в бездну, чтобы «поймать» тот самый «девятый вал», который позволит мне быстро открутить «барашки» иллюминатора, поднять створку, поправить за ручку «броняшку», захлопнуть створку и быстро-быстро закрутить хотя бы один «барашек». Я сделал это! Правда, часть воды на гребне волны всё же хлынула сквозь неплотность створки иллюминатора и обдала меня холодным водопадом, но я всё же преодолел давление воды и завинтил «барашки» до упора. Я даже для верности опустил стальную сплошную створку-крышку противоатомной защиты и наглухо закрыл на время буйства урагана Эллен иллюминатор ленкаюты.
- На другой день качало сильней. Волны взлетали на уровень ходового мостика. Когда корабль внизу в выемке волн, то горизонта не видно, а вода кругом холмами стоит. Весело. Дух захватывает. Приказ: на верхнюю палубу не выходить.
- Полез на крышу (ГКП) с фотоаппаратами. Надо ведь снять для истории всё вокруг. В общем, всё нормально. Сделал отличные снимки, потом увидите.
- Промок, конечно, но жив и здоров. Даже удивляюсь сам. Столько вокруг разных случаев, а ко мне никакая зараза не липнет.
Меня так и подмывало рассказать родителям, как облако морской пены, брызг и взвеси морской воды от удара громадного гребня волны в нос БПК «Свирепый» догнала меня на крыше ГКП и швырнула сквозь сигнальные фалы вниз на палубу шкафута в слой перекатывающейся морской воды и вместе с её потоком вынесло за борт под леера фальшборта у торпедного аппарата. Подмывало, но я хорошо понимал, что такое им рассказывать в письме нельзя, потому что живое материнское или отцовское воображение может напридумывать бог знает что…
- Однажды нас взвесили. Оказалось, что я вешу 66 кг (при росте 182 см - автор). 1 килограмм где-то потерял с момента последнего взвешивания.
Я обманул родителей ровно на 10 килограмм «живого веса». На самом деле я весил в начале октября 1973 года всего-навсего 55 кг, при этом в июле 1973 года мой вес составлял аж! 56 кг. Усилиями весёлых добровольцев под командой нашего корабельного доктора старшего лейтенанта медицинской службы Л.Н. Кукурузы обычные больничные весы были установлены в столовой личного состава и все желающие могли узнать, насколько они поправились или похудели за время БС (боевой службы). Оказалось, что все моряки экипажа БПК «Свирепый» сильно «похудали», сбросили «лишние» килограммы и наш корабельный доктор был этим чрезвычайно озабочен.
Командир БПК «Свирепый» капитан 3 ранга Е.П. Назаров, замполит капитан 3 ранга Д.В. Бородавкин и старший лейтенант медицинской службы Л.Н. Кукуруза ничего нам не объясняли и не рассказывали в связи с массовым измерением веса моряков. Однако после компании «взвешивания» наши порции гречневой каши с мясной тушёнкой и наваристых щей и супов из концентратов резко увеличились. Особенно много стало свежеиспечённого хлеба, булочек и пирожков с яблочным джемом или повидлом. За ужином всему личному составу экипажа БПК «Свирепый» начали давать по половинке кружки кисло-сладкого вина каждому. Увы, привыкнув к великолепным крымским винам, я почти не мог глотать этот «кисленький винно-фруктовый сок».
При росте в 182 см, весе 55 кг, в возрасте 20 лет, мужчины, мой индекс массы тела (ИМТ) был равен 16 единицам, и согласно таблицам корабельного доктора старшего лейтенанта медицинской службы Л.Н. Кукурузы, я должен был иметь живой вес тела в диапазоне: 61-82 кг, в идеале - 66.5 кг. Жирность моего тела составляла всего 1.091 единиц. Я не знал значения этих параметров, но разница моей фактического веса живого тела с идеальным весом сильно встревожила. Особенно запали мне в душу слова и огорчение Леонида Никитича: «Суворов! Как же вы с такой массой тела будете воевать врукопашную в абордажной команде?! Вас же пальцем перешибить можно!».
Я вернулся тогда в ленкаюту и внимательно осмотрел себя в зеркало. Я действительно, реально и фактически был худой, не просто худой, а катастрофически худой! Прямо «дистрофик». Сразу на память пришли детские анекдоты про дистрофиков…
- Вань, а Вань! На танцы пойдём?
- Пойдём, если ветра не будет.
- Вань, по тебе муха ползает.
- Кыш! Птица!
- Вань, а Вань! Ты за сегодня насколько поправился?
- На два грамма, а ты?
- А я на три.
- Ну, ты и жирный!
Конечно, на то, как мы кушали в боевом походе в Северо-Восточной Атлантике, существенное влияние оказывали три фактора: режим походных и боевых вахт, качество опреснённой морской воды и стрессы. Особенно «выматывали душу» и забирали все жизненные силы из организма напряжённые переживания во время учебно-боевых воздушных атак «вражеских» самолётов: палубных штурмовиков и истребителей-бомбардировщиков с АУ «Джон Ф. Кеннеди». Они пикировали на нас с высоты или подлетали на бреющем полёте и «отстрелявшись» по нашему кораблю, неизменно включали свои двигатели на форсаж и с жутким рёвом проносились мимо. Кто их, чертей, знает, понарошку они нас атакуют, или вот сейчас реально пустят свои ракеты, торпеды или бомбы…
Тем, кто находился в ходовой рубке и на сигнальном мостике, кто видел своими глазами эти атаки самолётов, было несоизмеримо легче, потому что сидеть внутри тесных, жарких, душных боевых постов внутри корабля и слышать, ощущать, чувствовать эти жуткие вибрирующие звуки атак реактивных самолётов очень страшно. Мне не раз приходилось слышать не только сетования «маслопупов» БЧ-5 на жуть, охватывающую их во время боевых тревог, но и некоторое превосходство в их описаниях своих стрессовых переживаний.
- Тебе хорошо, Суворов, - говорили мне «маслопупы» БЧ-5 или радиометристы-наблюдатели РТС с ГКП. – Ты там вместе с командиром смотришь на всё вокруг, любуешься, тебе не страшно. А ты попробуй посидеть четыре часа в гирокомпасном отсеке или в ПЭЖе на вахте, когда от жары и духоты взорваться хочется, а тут ещё всё вибрирует и ревёт, потому что кто-то на тебя пикирует…
Так что мы худели на БС (боевой службе) не просто так, а по причине. Хотя, с чего бы нам худеть, если мы реально кушали в море по «морской норме питания», как говорится, «на убой»?
- Кушаем мы здесь преотлично, - продолжал я писать в письме моим родителям. – Хотите попишу, как мы едим? Чтобы не волновались.
- Завтрак: кофе, какао, чай, хлеб, масло и каша с тушёнкой. Обед: первое, второе, третье. Ужин: первое, второе, третье, таранька. Да! Забыл! После обеда один час отдыха, а после него стакан фруктового сока. Вечером «вечерний чай» с ветчиной или консервами. Всё мясное, питательное. Хлеб сами делаем. Свой. Каждую пятницу – баня. Три раза в сутки – фильмы. Радио (по КГС), да я ещё работаю, книги выдаю.
- Короче, живём нормально. Новости, правда, приходят с опозданием на сутки и не всегда, но срочные новости передаются по радио.
- Ну, так вот. Собирались мы домой и вдруг: «Срочно в море!», к берегам Англии. Найти и сопровождать американский крейсер «Ньюпорт Ньюс». В чём дело? Оказывается, начинаются учения НАТО «Быстрое движение», а мы – единственный корабль в это время ходим в этом районе. Так нам продлили БС на месяц. Ввиду того, что у нас ничего не поломалось и мы сами полны решимости и стойкости.
Вот тут-то я для самого себя, для памяти на будущее, намекнул на то обстоятельство, что на БПК «Бойкий» КСФ произошло ЧП и этот боевой корабль, сменивший нас в надзоре за эскадрой ВМС США-НАТО, вынужден был вернуться к себе в Североморск, а мы опять продолжили слежение за «вероятным противником».
- Нашли мы этот крейсер, а вместе с ним авианосец «Джон Ф. Кеннеди», а с ними ещё дюжину эсминцев. Сопровождаем. Тут уж я от перископа не отходил. Исписал журнал, разрисовал. Короче, это моя работа. А они, чего только не вытворяли! Ну, это вам не интересно.
- Одно только скажу, для тебя, папка: «Мы находимся на «боевой службе» (эти слова я несколько раз выделил жирным шрифтом). Лётчики у них хорошие, но и наши не плохие. Видели.
- Ну, вот. Ходили, ходили они вокруг, и мы за ними. Подходили к самому Северному Полярному кругу. Дохнуло оттуда однажды холодом. Северное сияние видел. Неописуемое зрелище. Скажу только, что чувствовал себя счастливым. Это было прекрасно! Разноцветные, бесшумные, словно невесомые сполохи по небу…
- Однако ходим. И вот, совсем недавно, пришло «радио» с «Большой земли». 5 октября в Польшу на праздник отправился отряд наших кораблей: крейсер «Свердлов» и два БПК. Черти! Придём (в базу) смеяться будут: «Вот мы сидели в базе, а в Польшу сходили!». «Ведь это мы должны были идти в Польшу! Мы это заслужили. Ведь это мы – боевой корабль, а они дальше Балтики никуда не совались» (из высказывания моряков-свиреповцев – автор).
- Короче, обидно. Но злость не на них, а на этих «империалистов». Всю «музыку» нам перебили! Ну, это ладно. Зато мы успешно выполнили порученное нам дело. И опять себе на голову…
- Раз у вас всё в строю, значит, ещё месяц (БС). Короче, ходим (по Северному морю - автор). И вдруг «радио» с земли: Израиль напал на Египет и Сирию.
- Вот мы и стоим сейчас «ощетинившись» (слово подчёркнуто – автор) по приказу и ждём указаний. А они (американо-натовская АУГ – автор) всё ещё крутятся здесь (в Северном море – автор). Однако скоро домой. По всему видать – скоро домой.
- Сами посудите. Уже 3 месяца в море. Ребята, которые уходят осенью (в запас - автор) волнуются, как же им быть. Приказ (о ДМБ – автор) министра обороны есть…
На этом письмо родителям прервалось, потому что звонок с ходового мостика и тревожный голос вахтенного офицера вернул меня в реальную действительность. Командир БПК «Свирепый», старпом и командир БЧ-5, каким-то образом используя цистерны и танки в корпусе корабля, сумели так накренить наш корабль, что радиометристы РТС на пределе «видимости» РЛС МР-310 «Ангара-А», наконец-то, «увидели» его на экране индикатора кругового обзора. Американский крейсер «Ньюпорт Ньюс», несмотря на почти сплошной туман и непогоду в Северном море, на приличном среднем крейсерском ходу в 17 узлов (31,46 км/ч) «буром пёрся точно в нашу сторону и через несколько часов должен был быть на дистанции зрительной видимости» (слова вахтенного офицера).
Письма письмами, а война ждать не будет. Кстати, с придумкой об искусственном крене корпуса корабля и в результате большей дальности кругового обзора РЛС МР-310 «Ангара-А» опять отличились два капитан-лейтенанта – начальник РТС капитан Лейтенант К.Д. Васильев и старший помощник командира корабля капитан-лейтенант Н.В. Протопопов. Помогали им и командиру БЧ-5 капитан-лейтенанту В.Н. Силкину своими консультациями и советами старшие офицеры-специалисты, загостившиеся у нас на корабле.
Фотоиллюстрация из ДМБовского фотоальбома автора: Вырезка из газеты «Красная звезда» №33 от 8 февраля 1975 года. «Штормовые мили БПК «Бодрый». На снимке командир корабля капитан-лейтенант Николай Валерианович Протопопов. Эту газету я совершенно случайно увидел в красном уголке энергоцеха №24 ПО «Севастопольский морской завод» имени Серго Орджоникидзе, куда после ДМБ 12 ноября 1974 года я поступил на работу слесарем КИПиА (контрольно-измерительных приборов и автоматики). Увидев эту статью и фотографию в газете, на меня сразу же нахлынули жгучие воспоминания о БПК «Бодрый». На этом корабле я начинал свою флотскую корабельную службу 27 декабря 1971 года. Я вспомнил о моём родном БПК «Свирепый», на котором Н.В. Протопопов был старшим помощником командира корабля. Вспомнил я и о старпоме, с которым у меня складывались нелёгкие отношения, но о котором в 1975 году я уже вспоминал с юмором и душевной теплотой. Тогда, 8 октября 1973 года в Северном море, Николай Валерианович Протопопов и его товарищи-офицеры сумели и «исхитрились» на запредельной дальности видимости РЛС кругового обзора МР-310 «Ангара-А» обнаружить американский крейсер «Ньюпорт Ньюс», который чуть ли не полным ходом в туман и непогоду спешил, якобы, с визитом в норвежскую столицу Осло. Напомню, что это был третий и самый яростный день арабо-израильской войны «Судного дня» 1973 года на Ближнем Востоке.