- А вот еще мезальянсы, - внезапно сказал Федор Владимирович, - закуривая очередную сигарету. Мы стояли перед входом в цех, обеденный перерыв еще не закончился, погода была прекрасная, и мы решили подышать свежим воздухом. Понятие о свежем воздухе у каждого из нас было свое. Федор Владимирович успел в темпе выкурить одну сигарету и сейчас без паузы начал вторую. Говорили мы о разном. Последней темой была безобразная работа механика в цехе: давление СОЖ на станке глубокого сверления упало ниже допустимого, стружку вымывает плохо, поверхность отверстий никакому чертежу не соответствует, а ему все до подоконника, сидит в своем новом телефоне и в ус не дует.
Я еще не успел повернуть на новую дорожку рассуждений своего коллеги, а он уже азартно размахивал рукой с сигаретой так, что красный огонек угрожающе разгорался на ее конце.
- Не совмещаются некоторые вещи, - говорил Федор Владимирович, - а, может, совмещаются, да мне невдомек. Вот, представь, Елена Ивановна селедку халвой стала закусывать. Я как в первый раз увидел, думал, все – кончилась моя семейная жизнь. Ку-ку, думал, подруге моей. И то сказать, седьмой десяток. А ей, оказывается, присоветовал кто-то. Дескать, не только полезно, но и вкусно. Типа форшмака получается – халва-то маслянистая, а в форшмак некоторые яблоко кладут для сладости. Так на так и выходит. А Елена-то моя Ивановна не только за мной, она еще за холестерином следит. В сливочном масле для нее холестерин, а в растительном – нет. Короче, по науке все.
Ну, это ладно, селедка. Вчера что у нас, масленица была? Вот. Не совмещается. Елена Ивановна в церковь решила съездить. Ну, что значит решила и что значит съездить? На трамвае ж не поедет. На чем, на чем… На мне. Мне ж ничего не стоит в гараж смотаться, машину завести, к подъезду подать. Гараж-то всего ничего – пять остановок на маршрутке. Через дорогу на присядку…
Приехали в церковь, все честь по чести. Свечей купили пачку, подошла она к каждой иконе, помолилась, свечи расставила. Все, как надо. На улицу выходим, слышу, музыка откуда-то. И не так, чтоб музыка, а вперемешку с какими-то объявлениями. Ну, пока Елена Ивановна с нищими общалась, я пошел глянуть. За угол завернул, матушки мои! Вытащили прямо на снег динамики здоровые, микрофон стоит, мужик молодой в черной рясе, с ним рядом еще один в гражданском. Гиря на снегу лежит. Тот, который в рясе народ сбивает гирю эту подымать. Соглашаются некоторые, подходят, тягают, а этот считает в микрофон. Я ничего понять не могу. К чему вся эта олимпиада возле церкви?
Прошел подальше, там столы. Удлинитель электрический в подвал куда-то уходит, в удлинитель два термопота воткнуты – чайники китайские, ты у меня такой видел дома. Только у них белые, дурацкие, а у меня хороший, черный, немаркий. Чай бесплатно разливают, блинов две тарелки, конфеты насыпаны. Подходи, празднуй. Подсунулся поближе. Смотрю, одежда обычная, не монашки.
- Скажи, - говорю, - не знаю, как тебя назвать, в честь чего сабантуй?
А она мне:
- Как в честь чего? Праздник, дедушка, наш исконно православный, масленица. Ты чего, забыл что ли? Бери блины-то.
Взял я блин, чая стаканчик пластиковый взял да отошел от греха подальше, чтоб голодным не мешать. А голодные все мордатые, что ты! Затопчут и не заметят. Отошел и думаю себе: чего-то не клеится. Не в рифму чего-то. Помню сызмальства, масленица – в честь славянского бога Ярилы. И блин-то – типа символ его. При чем здесь православие? Князь Владимир, поди, в гробу ерзает от таких праздников.
Вернулись домой, Елена Ивановна к телевизору пошла, а я обратно в гараж машину отогнал. Из гаража в «Скарабей» зашел. Взял соточку и пломбир на закуску. Сел у окошка, думу думаю. Вспоминаю, как в этом самом «Скарабее» в девяностые посуды не было. Куда вся посуда в те времена девалась, до сих пор не знаю. И в заводской столовой из майонезных баночек компот пили, и тут тоже, кроме этих мерзких баночек ничего не было. А еще помню, в таких баночках мочу сдавал в поликлинику. Так и шло по кругу: компот – соточка – моча и обратно. В промежутках еще майонез наливали туда. Так-то мне все едино. Я откудова только не пил в своей жизни и куда только не мочился. Мне главное, чтоб посуду мыли между процедурами. Другой вопрос, что какой бы майонез ни был, не сильно-то он с анализами совмещается.
Пошел, вторую соточку взял, все равно пломбир оставался. Мне за здоровьем следить надо, мороженного много не есть, с этими простудами потом замучаешься. Сижу, дальше думаю. Церковь эта. Елена Ивановна сегодня полутра юбку выбирала – в штанах-то молиться нельзя! Косынку тоже надо. Без косынки никак, это понятно. Слава Богу, я не шотландец. Заявился бы туда в юбке, забыл, как она у них называется. Хорошо, у нас климат не шотландский, обморозишь запросто все, что выше валенок. Да, так вот юбка, косынка – все это принципиально. А языческие праздники уже можно. И олимпиада еще. Что-то не припомню, надо внука спросить, ходили апостолы в спортзал или в чем в другом у них сила была. Взял еще сто, чтоб мороженое доесть.
Пришел домой, в голове шумит. Погода, видать, меняется. Меня бы к сердцу прижать и пожалеть, посокрушаться вместе от сложной жизни и плохой погоды, а спутник мой многолетний давай словами кидаться: мезальянс, говорит, Федор, моя жизнь с тобой. Я, говорит, о высоком, о духовном забочусь, а ты, говорит, опять выпимши после церкви и в церкви зевал, и в машине бухтел. Не совмещаемся, говорит. Ну, и так далее. То ли халвы своей объелась, то ли селедка несвежая была.
Не стал я подруге жизни мотивированно возражать. Махнул рукой и пошел тихо и печально. Настроение – сам понимаешь. И с утра сегодня тоже самое. Не совмещается твой механик с цехом ни в какую. Так же, как твой мат-перемат с тобой не совмещается. И не потому, что ты хороший. Никто не хороший. Просто, есть альянсы, а есть мезальянсы – вчера в словаре специально почитал. Жаль только, альянсы редко встречаются, а мезальянсы – плюнуть некуда.