История одного преображения
Любое путешествие – это возможность открытия, познания не только окружающего мира, но себя в первую очередь. Хорошо, когда такие подарки от жизни получаешь не только по прошествии лет на умудрённую голову, но и в ранней юности, когда чистота восприятия ещё не искажена привычками и установками, вера в добро социумом не деформирована, да желания познавать окружающий мир и людей оптимистичны и не нагружены меркантильностью.
Юная особа, неожиданно оказавшаяся не просто далеко от дома, а вообще на другом краю огромной страны, в другой среде, была удивлена и непохожим укладом жизни, и менталитетом, всё ещё неотнивелированным под единую советскую общность. Оказалось, что хорошие знания географии и истории советского государства отнюдь не выходили за рамки учебников, выстраивающих убеждения о братстве народов СССР.
Судьба словно наградила мою героиню за выпавшие на её долю испытания. Трудно принимать первые жизненные уроки с должным пониманием. Особенно, когда реальность вступает в противоречие с привитыми книгами понятиями добра и зла, правда, находчиво подкорректированными атеистическим мировоззрением коммунистической системы. Ну а то, что положения Морального кодекса строителя коммунизма были заимствованы из Книги книг – было невдомёк, потому как Библию обычно и в глаза не видели. Государство надёжно защищало народ от раздумий о божественном мироустроении.
Лидия, успешно воспитанная государственной идеологией, была хорошей ученицей. Школа научила, что Бога нет, а вера в него – это удел тёмных малограмотных бабок, пугающих сектантов и даже более того – дореволюционный пережиток. Подрастающее поколение призывали смело отметать всё старое, воспитывали фильмами про юных строителей социалистического общества, вступивших в борьбу с тёмными силами, с мракобесием верующих. Во время уроков показываемые художественные фильмы, сродни "Тучам над Борском", оказывали очень сильное воздействие на взращиваемую убеждённость. А ещё немалый вклад вносила замечательная советская литература. Потому все были атеистами, верящими только в догмы родной страны.
Настоящая пионерка убеждённо доказывала матери, какая это глупость верить в Бога, которого нет, и которого никто не видел. Как аргумент – уже и космонавты в космос летали, но никого там не обнаружили. Именно тогда проявилось в юной просветительнице одно из харизматических качеств – энергичная сила убеждения. Мать, достаточно побывавшая в жерновах жизненных обстоятельств, чудовищно корёживших жизнь её и родни, с началом войны оказавшихся изгоями в отчизне, депортированными с родных приволжских мест, старалась как можно дольше удержать ребенка в неведении собственной истории семьи, чтобы росла в доверии к идеологии и политике Родины. И потому соглашалась всегда с убеждениями дочери, глубоко упрятав ростки впитанной с молоком матери христианской веры, впрочем, так и не заколосившиеся среди тоталитарного атеизма.
Юность героини пришлась на удивительное время романтиков. Бардовские песни, поездки за туманами, новизна открытий окружающего мира, оптимизм ожидания скорого светлого будущего, отнюдь не омрачённый споро заглушаемой информацией о Пражской весне. А ещё это было время, свободное от нынешних компьютеров, смартфонов, планшетов, когда чтение книг прививалось, культивировалось и, можно сказать, было поголовным. Лидия читала запоем русскую и зарубежную классику, переживала вместе с любимыми героями, постигала науку взаимоотношений. Вознесенский и Асадов оспаривали её внимание у поэтов пушкинской поры. И она, конечно же, не могла не писать лирические стихи.
Студенчество. Первая любовь. Запомнившееся первым поцелуем свидание. Взросление. Выпавшее первое испытание.
Второй институтский год, начавшийся хлопковой эпопеей в их республике, стоил Лидии нервов, здоровья и последовавшего отчисления. Потому как, в первые же дни на уборке хлопка случилось попасть с гастритом в колхозную больницу. Врач там не часто появлялся, особенно трезвым, зато очень назойливые медбратья редко оставляли единственную больную в палате без шпингалетов и занавеси на окнах, в которые постоянно глазели любопытные сельские парни.
О чём в городе знала понаслышке, здесь обернулось уродливой действительностью. Тридцатилетнему медбрату невмоготу было оставаться холостяком, но его зарплата ещё шла в погашение калыма за жену старшего брата, хотя и обременённую уже кучей детишек. А тут с залетевшей городской птичкой, за которую и платить-то не надо её родителям, не признававшим такой обычай, замаячила вероятность долгожданной женитьбы. На счастье приболевшей студентке появились две медсестры-практикантки, сами державшие "оборону". Они стали забирать её к себе на ночёвку. Много позже судьба свела ещё раз с этими девушками, заметно изменившимися пережитым, когда пришлось однажды просидеть всю ночь под столом у окна – единственно укромном месте в просматриваемой как на ладони комнате. К ним тогда ломились пьяные, заехавшие в колхоз наёмные работяги, побившие стекла и истыкавшие ножами дверь и оказавшийся на счастье достаточно прочным для укрытия стол.
Ну а Лидии недельное пребывание в больнице, по правде говоря, мало что дало, если ни добавило нервного напряжения. Институтское начальство, отвечавшее за плановый сбор хлопка, вызвало "на ковер" для объяснения, где это ночами "шляется больная симулянтка". Тут-то впервые и пошатнулись вера в мудрость педагогов, руководителей, уважение к старшим. Пьяные до неприличия декан, парторг, преподаватели и аспиранты были в приятном возбуждении от участия в подобной моральной экзекуции. Растерянность от грязных унизительных слов, липких взглядов, слёзы отчаянной обиды не дали возможности ответить что-нибудь в оправдание. Мужчины же в молчании увидели непристойную женскую гордыню, раздражавшую их. Возможно, будь она титульной национальности, подобного не произошло бы. Где-то за пару десятков лет до развала огромной социалистической страны прозвучали уже слова о том, что места национальных кадров в ВУЗах только занимают ей подобные. Для юной девушки это стало невообразимой шоковой терапией: оказаться беззащитной перед бескультурьем, злом, грубостью, бранными словами в свой адрес. Тяжело было осознавать, насколько чудовищно далека реальность от впитанного книжного разумного, доброго, светлого и надежного.
Вид растерянного, словно потерявшего ориентиры, ребёнка, желание как-то оградить, уберечь от депрессии, убедили мать согласиться на поездку дочери за три девять земель, на другой конец тогда ещё огромной страны, к подруге, знакомой только по переписке.
Там в Литве, в мире, мало похожем на их азиатский, беглянка словно сбросила начавший сдавливать костяной панцирь обстоятельств. Радушная подруга с удовольствием знакомила с Вильнюсом, водила по художественным галереям, выставкам, концертам и костёлам, где гостье открылось ошеломляющее звучание органа, до того знакомого только по записям на пластинках из её коллекции, а тут неожиданно до краёв наполнившего благодатью испуганную трепещущую душу. Днями позже, попав в костел Петра и Павла, знаменитую «жемчужину барокко», Лидия была потрясена великолепием тысячи фигурных композиций, горельефов и статуй из белоснежного мрамора. Ей прежде не доводилось бывать в храмах, если не считать любопытствующего раза, когда заглянула в двери маленькой кладбищенской церкви, единственной на ту пору в их южном городе. А тут среди сотен аллегорических и мифологических персонажей увидела совершенно неведомые библейские образы.
Как вкопанная стояла она один на один с доселе неведомым миром. И маленькие группки туристов, прихожане ничуть не мешали. Когда же приблизилась к статуе Девы Марии, замерла, увидев на её щеке жемчужной слезой блик света. Почувствовала, как внутри что-то затрепетало и изменило дыхание, наполняя неизведанным ранее благоговением, будто воздухом, от избытка которого либо просто лопнет грудная клетка, либо сама воспарит воздушным шаром. И тут вдруг ощутила, словно из затылка пробка какая-то вылетела, и с ней вырвалось молитвенное обращение: «Господи!» Никаких молитв не знала. Но слова полились: «Господи, только, чтобы мама всегда оставалась рядом со мной. Если надо, возьми время для неё из моих лет жизни!»
Неужто к Господу привёл страх? Видимо, как и многих. Страх остаться без матери, незащищённой от столкновений со стрессовыми реалиями жизни. Подобного желания молитвы раньше не возникало. Информация о духовных исканиях, поисках смысла жизни из прочитанной классики, фильмов ещё не находила подобия в непробудившейся душе, добротно укутанной безверием. Теперь же Лидия словно нашла главную точку опоры для своей очнувшейся души. Судя по всему, с освобождением от пут атеизма и началось расширение сознания – процесс, открывший свободу для духа и его развития, для восприятия истинно высших ценностей.
У каждого есть свой опыт переживания Бога, опыт своего религиозного преображения – обращения в веру, когда заученные постулаты из прежней жизни, навязанная атеистическая идеология, осыпаясь, обнажают дремавшую душу, чтобы напомнить ей об особом состоянии – стремлении к связи с духом.
«Не было бы счастья, да несчастье помогло» – понимание этой народной мудрости всегда в помощь. Подумать только, ведь всё могло оставаться прежним: те же идеологический мусор с навязанными стереотипами мышления и юношеский максимализм в отстаивании убеждённости в правоте. В жизненном багаже ещё не накопились знания, что случайных встреч не бывает, что провидение специально сталкивает с теми людьми, которые выказывают по отношению к нам грубость и бессердечие для того, чтобы нам самим обратить внимание на собственное несовершенство. Потому как зацепки за выбранные идеалы и желание, чтобы мир подстраивался под них, создают в душе претензии к другим людям, к жизни. И чем крепче держимся за идеалы красоты, счастья, высоких чувств, за установки неосознаваемого, по сути, великодержавного шовинизма, тем тяжелее потом соглашаться с их разрушением. Такое не может оставаться безнаказанным. И тогда отрывают нас от них для нашей же пользы, очищения, и чтобы мы встали на свой истинный путь развития, духовного роста, меняя прежде всего себя, свой характер, совершенствуя свою душу, принимая на себя ответственность за всё, что в ней происходит. Всё закономерно в этом мире, и происходящее с нами было, есть и будет для научения, во благо.
И Лидия стала меняться. Её идеалы не исчезли, но понимание насколько многое не безупречно в жизни, стало делать её терпимей к несовершенствам других, напоминая и о собственном. Вовсе не значит, что она перестала наступать на уже знакомые «грабли»: перечить, возмущаться творящейся несправедливостью, быть категоричной и требовательной. Однако училась принимать с благодарностью всё происходящее, накапливать энергию любви. И эти старания – действовать по совести – формировали внутренний самоконтроль, нравственность.
В жизни предстояло ещё множество уроков. Надо только понимать их неизбежность и стремиться образовывать свою душу, а не лишь преумножать интеллект. Краеугольным же камнем должно стать пребывание в радости и добром отношении к миру и окружающим, потому что узнан тот, Единственный, – опора и защита.
А люди вокруг тоже стали меняться. Те же, которые не были готовы к совместным изменениям, стали уходить из её жизни. Появились новые друзья позже уже в московском институте.
Много новых храмов – мест для медитации души открыла моя героиня: ставшие любимыми костёл Святой Анны и костёл Ворота Зари в Вильнюсе, Домский Собор в Риге, Храм Спаса на крови в Питере, Троицко-Сергиевская лавра в Сергиевом посаде, Собор Святого Юра во Львове. А когда распалась могучая держава, и Судьба выписала новую путеводную карту в Европу, началась уже другая история…
Сборник "Преображение". Книга по итогам питчинга, Израиль, 2019, Verlag "STELLA",Deutschland